*
Винсент молча сидел на мягкой траве, вглядываясь в стоящий на горе Кантерлот. Такой близкий, но в то же время словно весящий где-то в поднебесье, недосягаемый для простых смертных. Рядом, рассматривая цветы и окружение, находился Гидеон. Румянец еще не до конца сошел с его лица, и он не решался начать разговор. Единственное, чем он мог себя отвлечь было наблюдение за пчелами, опылявшими цветы, кроликами, скакавшими на границе луга с лесом и за птицами, которые вовсю пели свою красивую и непонятную мелодию, перелитая с ветки на ветку. Один из кроликов, постепенно приблизился к середине луга, и белый единорог, заметив это, легким движение постучал копытом по земле. Животное ничуть не испугалось этого жеста, и даже напротив быстро подскочило к Гидеону, и тот заключил его в объятие своих копыт. Винсент, удивленный увиденным, первый проронил слово: - Ух ты… Я никогда не видел, чтобы кто-то так искусно обращался с зверьми без помощи магии. - Хм… Если честно я с детства легко ладил с животными. Мои родители даже подозревали что на мне лежит проклятье, и проявляется это через мое умение общаться с ними. - Ты умеешь понимать их язык? - Нет, конечно. Я просто умею понимать их, а они меня. На уровне жестов или взгляда. - Хах, значит ты еще и друид? - С чего это? - Ну сам посуди: хорошо колдуешь, многое знаешь про растения и природу в целом, ладишь с животными, небось еще и в зельеварении шаришь. Ну чем не друид? - Но я же не живу в лесу как отшельник. К тому же даже если бы я захотел, никогда бы не стал друидом. - А что тебе мешало? - Моя судьба была расписана по минутам еще до моего рождения. Дети элиты ничем не лучше бревна, которое плотник готовится превратить в нечто прекрасное. Он заранее знает, что он хочет сделать, как он будет это делать и с помощью чего. Конечно, в результате действительно выходит что-то поистине замечательное, но ведь то бревно возможно было создано совсем не для этого. Возможно, ему было суждено быть частью какого-нибудь величественного сооружения, веками поддерживая его стены. А может быть оно превратилось бы магический амулет, и служило бы верой и правдой своему хозяину, защищая того от опасностей и помогая преодолеть все тяготы его бренной жизни. Может быть оно бы стало бортом корабля, и поведало бы далекие земли, прошло бы через сотни штормов и ненастий, повстречало бы пиратов и достойно приняло бой. Может быть оно стало бы ручкой кресла качалки некоторого старого пони, и провело бы свою жизнь в атмосфере домашнего уюта и тепла, близ греющего его и его хозяина очага. А может быть ему и вовсе было суждено сгореть в камине этого пони, прожив короткую, но такую яркую и такую насыщенную жизнь, наполнив все вокруг теплом своего огня. Но оно уже лежит на столе у плотника, и тот вот-вот начнет воплощать задуманное, и пытаться что-либо изменить уже поздно. Ты так или иначе превратишься в то, что он хочет, и поймешь, что стал не тем, кем хотел лишь в конце, когда все уже будет позади… - к концу речи Гидеон уже выглядел грустно и обреченно. - Ну знаешь… - начал Винсент. – Я не думаю, что твои родители планировали, что однажды ваш дом уничтожат, а ты сбежишь вместе с каким-то ворюгой, прихватив собой два величайших сокровища Альтери. Так что у тебя все еще есть возможность. Что-то исправить. В конце концов сгореть можно и будучи чем-нибудь прекрасным. - Хаха, - слегка печально и в то же время вдохновленно посмеялся Гидеон. - Никогда не поздно что-либо менять. Главное не терять цель из виду, а там и путь сам протопчется. - Не знаю почему, но я уверен что ты прав, - ответил Гидеон. Кролик, которого пригрел он пригрел, ютился между его копытами, мирно посапывая и слегка дрожа. Белый мех его сливался с шерсткой Гидеона, и закрывал от взора черные глаза бусинки, и лишь свисавшие уши выдавали его. - Можно? – Винсент протянул копыта к животному. - Да, конечно, - Гидеон поднес кролика к Винсенту и мягко выпустил его из копыт. Кролик соскользнул и упал к Винсенту и единорог обхватил того копытами. Кролик задергался и заметался, жалобно пища. - Ты чего? – Винсент с силой схватил кролика, не давая сбежать. - Зачем ты его пугаешь? Отпусти его, - Винсент ослабил хватку, и кролик быстро выскочил и в два прыжка оказался у груди белого единорога. - Он вырывается! – с обидой воскликнул Винсент. - Не стоит проявлять агрессию. Он боится тебя и убегает. Возьми и погладь его. Он сразу увидит, что ты не желаешь ему зла и успокоится, - Гидеон легко подтолкнул кролика к товарищу, и Винсент слегка погладил кролика. Тот пару раз вздрогнул, и вдруг сам прижался к темному копыту. Винсент повел животное себе и когда то достаточно приблизилось заключил в объятие копыт. - Вот видишь? Теперь вы подружились. - Ну да… Винсент еще с минуту гладил кролика, после чего поставил на землю, и тот, проскочив пару метров, обернулся и посмотрел на него с Гидеоном, после чего быстро достиг леса и скрылся в его чаще. - Чем займемся? - Хм… - Гидеон задумался, осматриваясь. – Мы истратили некоторое количество зелий, чтобы помочь рабочим. Может заполним пустые бутылки чем-нибудь полезным? - Чем? - Я, конечно, не смогу приготовить сильное зелье исцеления, но думаю здесь надуться ингредиенты для отвара ясности. - Отвар ясности? - Не очень сильное, но довольно полезное зелье. Отчищает мозг и помогает привести мысли в порядок. Всего пятьдесят миллилитров и твоей харизме позавидует самый искусный бард. - И почему я о нем раньше не слышал? - Рецепт храниться в довольно большом секрете, да и не многие алхимики верят в его действенность. К тому же передозировка может привести к крайне неприятным последствиям. - Например? - Например галлюцинации и ведения. - Неприятно… Но думаю ради эффекта, о котором ты говорил было бы неплохо. - Я могу приготовить зелье очищения, если вдруг ты не рассчитаешь. Компоненты для него тоже порядком распространены, но тебе придется помочь мне. - Конечно. - Ну если так, то думаю нам стоит отправится на поиски, - сказал Гидеон и поднялся на копыта. - Как скажешь… - Винсент также встал и пошел за другом к лесной опушке.*
Лайт со злостью смотрел на приближающийся Понивилль. Сквозь полупрозрачные облака были видны горящие крыши домов, от которых вверх поднимались столбы черного дыма, кратеры на мощеных улицах, разрушенные здания, обвалившиеся мостики, покрасневшие словно огромные костры деревья. Изувеченный город бился в агонии, рыдал и вопил о помощи, принимая один удар за другим, готовый пасть под натиском врага. Лайт смотрел на это и еле сдерживался, чтобы не начать атаку преждевременно. Но тонкое кольцо траншей неумолимо приближалось и Лайт, оглянувшись, строго крикнул: “Разделяемся!”. Пегасы быстро сформировали группы. По расчетам Лайта оставалось около десяти секунд до достижения оптимальной позиции. Десять, девять, восемь… Черный пегас сглотнул, копыта его немного подрагивали. Семь, шесть, пять… Линия траншей находится строго под его группой, значит расчёты верны: для атакующих отрядов осталось порядка четырех секунд. Четыре, три… Лайт набрал полную грудь воздуха. Два, один… “В атаку!” – закричал он и чуть подлетев вверх, начал вертикальное пикирование. За несколько секунд он набрал огромную скорость, поток воздуха стал настолько сильным, что Лайт не мог даже пошевельнуть копытами. Центральная площадь Кантерлота все приближалась и приближалась, начали отчетливо слышаться крики, плач, взрывы снарядов и выстрелы орудий. До мощенной улицы оставалось около пятьдесят метров, когда Лайт, превозмогая себя, раскрыл крылья. Резкое изменение конфигурации воздушного потока вынудило пегаса сделать дугу с вершиной у самой земли и вновь подлететь на двадцать метров вверх. Перед ним вновь открылся вид оккупированного города, но теперь он мог разглядеть находящихся внизу пони… Некоторые лежали, прижавшись к обломкам каменных стен и заборчиков, в попытках скрыться от взрывов, непрерывно гремевших то на одной улице, то на другой. Некоторые измученно бегали от дома к дому и пытались своими силами потушить пожары, из последних сил пытаясь поддерживать жизнь в умирающем городе. Стражники бегали по стене, старались с помощью луков подавить силы противника, но терпели одну неудачу за другой, и рано или поздно звучал громкий хлопок, после которого один из них замертво падал вниз. Злость вновь овладела Лайтом, и он резко метнулся к земле, где уже стоял его отряд: “Расходимся по городу в разные стороны и собираем всех на площади! Если кто-то не сможет сам добраться, умрите, но доставьте их сюда!” Солдаты синхронно отдали честь с криком: “Так точно!” Убедившись, что все подчиненные направились в разные стороны, Лайт развернулся и в одиночку побежал вдоль широкой улицы к западным воротам. Повсюду дымились остатки зажигательных снарядом не попавших в здания. От закопченных стен тянулись шлейфы каменной крошки, в воздухе летали тлеющие кусочки пепла. С крон не тронутых пожаром деревьев летели словно в одночасье покрасневшие лепестки, пролетали сквозь огонь и сгорали, обращаясь в ничто. С разных сторон слышались различные возгласы, цокот копыт, потрескивание огня, грохот падающих друг на друга камней и вой снарядов. Лайт бежал вперед, бросая быстрые взгляды на боковые улицы. Справа мелькнул неподвижно лежащий у стены желтого цвета пони. Его переднее копыто валялось по другую сторону от кратера, расчленившего тропу на двое. По правую сторону пронеслась юная девушка, горько рыдающая над телом фиолетового единорога, который что-то тихо шептал губами, с которых на землю капала кровь. Поперек улицы пробежала команда единорогов, которую Лайт не успел окликнуть, и та скрылась за соседним домом. Ужас творящийся вокруг заставлял его сердце биться все чаще, и единственное что он твердил себе было: “От края к центру. От края к центру. От края к центру…” Внезапно Лайт уперся копытами в землю и проехал полметра, остановившись прямо у стены. Закопченная, покрытая пеплом и пылью, но почти нетронутая под этими следами войны. Заклятие, наложенное на стену, действовало, являясь последней защитой перед лицом врага. У ворот стояли телеги и различные обломки крыш, вокруг которых толпились несколько пони, старавшиеся поддерживать целостность хлипкой баррикады: - Эй вы! – крикнул Лайт. - Что? – несколько пони молниеносно обернулись, остальные повторили за ними. - Вам нужно срочно уходить! - Куда?! - К площади! Скоро мы пробьем брешь и выведем вас через северо-восточные ворота! Несмотря на столь резкое появление Лайт, его голос и военная форма видимо убедили жителей в правдивости его слов, и те, нисколько не колеблясь последовали за подполковником. Пробежав двадцать метров, Лайт оглянулся на пони позади и закричал: - Стойте! – группа встала как вкопанная. – Соберите раненных с соседних улиц! Времени нам хватит, главное не пропустите никого! Группа разделилась и начала поиски. Медленно вокруг Лайта собирались новые пони, которые после краткого ввода в курс дела присоединялись к исследованию местности. Толпа медленно продвигалась к центральной площади, и в конце пути насчитывала по меньшей мере пятьдесят участников. На самой площади уже стояли остальные группы вместе с остальными членами отрядов. Взлетел вверх и набрал воздуха в грудь: - Внимание всем! Сейчас Вы все организованно следуйте к северо-восточному выходу из города. Четвертый отряд! - Так точно! – раздалось из толпы несколько голосов. - Вы должны предупредить бомбардирующие отряды о начале вывода гражданских! Проконтролируйте чтобы огненный коридор поддерживался пока все до единого пони не достигнут рощи! - Есть! - Третьи и вторые! - Мы! - Вы должны облететь город и собрать всех выживших стражников на этой площади и начинать строить заграждения! - Будет исполнено! - Первый отряд, ваша задача облететь город и проверить не осталось ли гражданских, В случае чего ведите их напрямую к воротам. Я так же обследую город, и после присоединюсь к обороне! С этими словами Лайт взлетел в небо и начал полет. Горячий воздух от горящих под ним домов обжигали кожу, дым заставлял жмуриться. Быстро Лайт облетел почти весь город, и решил передохнуть. Приземлившись в узкую улочку между двумя домами, угол, одного из которых обвалился. Пегас прижался к холодной стене и осел. В его голове до сих пор мелькали те картины: пони без копыта, умирающий единорог… Из ступора его вывел еле слышный детский плач. Глаза Лайта широко открылись, дыхание замерло, сердце словно остановилось. Синхронным прыжком с четырех копыт он оторвался от земли, раскрыл крылья и как стрела пролетел узкий переулок, вылетев к улице идущей вдоль берега речки. Звук слышался справа, полковник сделал вираж и полетел вдоль потока мутной воды, слегка красной от крови лежащих на мокрой земле убитых. Плач был уже отчетливо слышен. Лайт чуть не влетел в землю приземлившись у кучи обломков деревянной крыши, с одной стороны горящей легким пламенем. Ужас пронзил тело пегаса. Не обращая внимания на боль, Лайт разбирал обломки голыми копытами, раня их, а затем обжигая в пламени, сжигавшем его шерсть и перья на крыльях, через минуту, он откинул последнюю балку. Перед ним лежала кобылка, лет двадцати пяти, грива ее была наполовину сожжена, кожа местами покрылась волдырями и местами обуглилась, грудная клетка ввались, обнажая сломанные ребра. Между почти отделившимися от тела копытами лежал сверток ткани, с краев слегка обгоревший, подрагивающий и издающий истошный крик. Словно в тумане Лайт дрожащими копытами взял сверток, и приподнял ткань. Внутри лежал жеребенок не более трех месяцев отроду, с красно-белой белой гривой, как и у матери, но с зеленоватой шерсткой, совсем маленьким рогом на лбу. Стараясь не оглядываться, пегас развернулся, и изо всех сил оттолкнувшись от земли взлетел над городом и направился к северо-восточным воротам. Все вокруг выхода из города было объято пламенем, и лишь деревянный пост через ров разрезал волну огня пополам. Поток пони бежал по нем, поворачивая сильнее на восток, скрываясь в густом хвойном лесу. Лайт подлетел к одному из парящих в небе пегасов: - Солдат! - Я! - Доставь его в лес, к остальным! – Лайт передал сверток белому пегасу. - Так точно! – сказал пегас, после секунды недоумения на лице, сменившегося шоком, когда сверток издал звук. - Отведите их к железной дороге! Когда появиться состав грузите всех и отправляйте в Кантерлот! Пегас метнулся к лесу. Лайт наблюдал за ним около десяти секунд, и, обернувшись на город, полетел к площади. Через секунду острая боль пронзила его заднее копыто. Он хотел закричать, но в то же мгновение новая боль взорвалась в левом крыле, и из глотки вырвался лишь стонущий хрип. Раздался еще один хлопок и Лайт почувствовал, будто в грудь ему воткнули раскаленный штык. Он уже давно не парил, камнем падая на землю. Последнее, что он видел перед тем, как тьма заволокла его взгляд, была стремительно приближающаяся крыша дома и фрагмент городской стены.