О рыжем барде

Маржолайн хватается обеими руками за угол стола и делает несколько глубоких вдохов, словно пытаясь надышаться напоследок. Можно сказать и так: готовится страшный ритуал затягивания барда в узкий и жесткий корсет, в котором сложно дышать и ходить и еще сложнее — есть. Принесенный эльфом-слугой завтрак испускает призывно-аппетитный пар, медленно остывая на столе, и орлесианка не намерена позволить ему превратиться в несъедобное холодное месиво. Лелиана, которой и полагалось затягивать свою наставницу, с постным лицом стоит рядом: ее мнение на этот счет давно известно, и выслушивать его лишний раз Маржолайн не намерена. И без нее она все знает. Да, талия барда оставляет желать лучшего — что виновато в этом больше, природа или чертовски вкусные сладости, выяснить возможным не представлялось — и факт остается фактом: если все оставить, как есть, она будет чрезмерно сильно выделяться среди толпы осиных талий. Маржолайн, конечно, любит и умеет выделяться — но это определенно не то, чем стоит гордиться в Орлее, выставляя напоказ обвисшие бока и живот. И ведь она еще молода, с горечью констатирует бард, разглядывая себя в зеркало. Но, увы, проблема остается на своем месте, и единственным спасением становится тугой корсет, пребольно сдавливающий все тело, но зато приближающий фигуру Маржолайн к идеалу. Несмотря на это, она остается довольно крупной женщиной относительно, например, той же ферелденки. — Затягивай, — командует орлесианка и выдыхает, готовясь к тому, что весь воздух из ее тела просто-напросто вышибет. Рывка не следует, и бард раздраженно косится через плечо. На лице у Лелианы опять то задумчиво-слащавое выражение святоши, а руки рассеянно перебирают шнуры корсета. Маржолайн не сомневается: рыжая готовится читать проповеди и уговаривать ее перестать мучить себя. — Маржолайн, — и впрямь начинает Лелиана, — может, сегодня не стоит? Ты после него едва живая… — Не твое дело! — фыркает орлесианка, передергивая полными плечами. — Может, ты хотя бы поешь сначала? — предпринимает очередную попытку ферелденка, надеясь сыграть на слабости своей наставницы к вкусным трапезам. — Вот затянешь, тогда и поем, — огрызается Маржолайн и, чуть смягчившись, добавляет. — Иначе у тебя ничего не получится, а я съем больше, чем в корсете. Лелиана тяжело вздыхает и кивает, упираясь ногами в пол. Маржолайн выдыхает и только зубами скрипит, когда пластинки корсета медленно выдавливают из нее, кажется, саму жизнь. Этот ежедневный ритуал ей давно противен, хотя бы потому, что он медленно и верно ее губит, но ради своей репутации… Что угодно ради нее. Бард стоит несколько секунд, мелко и осторожно дыша, чтобы не упасть в обморок. В глазах постепенно проясняется, и тело довольно быстро привыкает к давлению заново. Она делает короткий жест рукой, и рыжая поспешно снимает со спинки кресла свободное платье и помогает Маржолайн влезть в него; туфли орлесианка надела заранее, зная, что после ей будет очень трудно склониться к ногам и застегнуть их. Мягкая ткань скрывает все недостатки тела барда — и излишне полные ноги, и руки, и плечи — и ухищрения, чтобы их скрыть. Маржолайн усаживается за стол, кладет на колени узорчатую салфетку, берет вилку в руки и некоторое время смотрит на пищу, не в силах заставить себя проглотить ее. Лелиана безмолвно стоит за ее спиной, перебирает, расчесывает и укладывает темные волосы своей наставницы. Прическа должна быть изысканной и оригинальной, но не за гранью разумного: птичек одной не слишком умной леди отлично помнили они обе, а повторять эту на редкость знаменитую и неприятную историю им не хочется. Рыжая, в конце концов, научилась очень даже сносно укладывать волосы и самостоятельно, а под чутким руководством Маржолайн, наблюдающей за процессом в стоящем перед ней зеркальце, могла создать едва ли не шедевр. — Не думаешь ли ты, что без корсета было бы лучше? — снова заводит свою песню Лелиана, закрепляя шпилькой одну из прядей. — Сейчас в моде быть мягкой… — Ты путаешь мягкость тела с мягкостью стиля, — перебила ее бард, досадливо морщась. — А цветов вокруг и без меня много. Хочу быть чертополохом в этом цветнике! — Но разве кто-то любит чертополох? — неосторожно интересуется девушка. — Ах, милая Лелиана! — насмешливо восклицает орлесианка. — Ты вся как крестьянка! Неужели ты думаешь, что я стала бы тратить время на придумывание идеального цветочного сравнения? Смешно, право слово! Рыжая кротко кивает, не решаясь спорить со своей наставницей, и завершает работу над ее прической. Маржолайн в свою очередь отталкивает от себя тарелку, чувствуя, как ее мутит от одной мысли о еде. Этого, собственно, она и добивается, надеясь таким образом победить свой лишний вес. Получается пока что не очень успешно. Она тянется к стоящей на столе шкатулке с украшениями и выбирает там ожерелье и пару колец, чтобы подчеркнуть свою обеспеченность, но не слишком ее выпячивать. Статус вдовы обязывает, как-никак! Бард смотрится напоследок в зеркало, посылает самой себе обольщающую улыбку и идет к двери, стуча каблуками. За ее спиной Лелиана поспешно приводит в порядок и себя: наскоро приглаживает волосы и одергивает следка помявшуюся одежду. Маржолайн милостиво задерживается у дверей, давая своей ученице чуть больше времени на себя. В конце концов, от внешнего вида рыжей зависит и ее собственный имидж в глазах других придворных и бардов. — Чертополох… Тьфу, цветы! — фыркает она, выходя в ярко освещенный коридор. Идти ей откровенно тяжело: корсет неумолимо давит на тело, не позволяя толком вдохнуть, и от этого малейшее неудобство, вроде чуть узковатых туфель, становится в разы ощутимей. По лестницам ей приходится идти медленно и величаво, чтобы не запыхаться, что совершенно не соответствовало бы ее статусу. Иные завистливые барды перешептываются за ее спиной: дескать, она слишком стара и тяжела, чтобы продолжать вести такую жизнь, но Маржолайн пропускает эти домыслы мимо ушей. У нее есть полезные знакомства — со всем Вал Руайо, если уж быть честной, она знакома весьма близко, а это чего-то, да стоит. У нее остаются ее ниточки — эти маленькие слабости и грешки прочих людей, на которых можно играть, как ей вздумается. А что касается полевой, более грубой работы, для которой она якобы не годится… Маржолайн оглядывается и встречает влюбленный взгляд небесно-голубых глаз. Да, на такой случай у нее есть Лелиана. Молодая, худенькая и ловкая — в самый раз для обольщения, краж и прочей мелкой работы.