Петербургское

мария чайковская – в комнате цветных пелерин

      В комнате душно, окна закрыты настежь, звенящая тишина окутывает все вокруг. Пустым взглядом Игорь смотрит в потолок, наблюдая за ползущей мухой. Не спать несколько суток — вполне обычное для него явление, ведь снотворное принимать он не хочет. Если уснет — кошмары сожрут его изнутри. Уж лучше совсем не спать.       Гром моргает медленно и мотает головой, отгоняя сон. Держится до последнего, на одном крепком чае. Образы прошлого не отпускают, держат крепко, цепко хватают его за горло. И душат, душат, душат. Игорь и рад бы умереть, но почему-то еще держится за эту хрупкую жизнь, не всегда понимая, зачем. Бывший полицейский тянется к тумбочке, к пистолету — подарку от старых коллег. Он почти дотягивается до холодного металла, как руки касается что-то невесомое, будто порыв ветра.       — Не надо, — мягкий, певучий голос разрушает тишину. Глаза Игоря расширяются, и он переводит взгляд с пистолета на девушку рядом. Она тепло, но грустно улыбается, заправляет рыжую прядь за ухо и смотрит. Внимательно, ласково и немного с осуждением. — Я не хочу, чтобы ты вот так просто расстался со своей жизнью.       — А я к тебе хочу, Юль, — хрипит Гром. Он сжимает простынь на кровати и неотрывно смотрит на родное лицо. — Я так не могу. Не могу находиться в нашей квартире, которая все еще пахнет тобой, не могу спать, потому что снова и снова вижу ваши смерти, не могу смотреть в глаза Диме, который пережил из-за меня слишком много. Я устал, Юль.       — Милый мой, — шепчет она и берет его лицо в свои руки. Они теплые, и Игорь, прикрыв глаза, трется о ладони, словно кот. Кладет свою поверх Юлиной и легонько сжимает. Хочется выть от бессилия. Хочется обернуть время вспять.       Но это невозможно, и Гром все же понимает, что это все нереально. Плод воображения, воспаленного мозга, душевной тоски. Сосущая пустота не затянется, раны не залечатся.       — Ты же никогда не сдавался, — усмехается кто-то рядом грустно. Леша стоит около кровати, скрестив руки на груди: недоволен. Игорь слабо приподнимает уголки рта в улыбке, все еще не выпуская руку Юли. Капустин всегда верил в него и никогда бы не простил, если бы Гром нажал на спусковой крючок пистолета. — Если ты намереваешься вот так вот уйти, то ты поступаешь глупо и трусливо. Это не ты.       — Вы погибли из-за моей слабости. Если бы я убил Разумовского…       — Был бы не лучше, чем он, — заканчивает за него Юля, сердито нахмурившись. — Мы, кажется, это обсуждали. Ты не виноват. Так… Получилось. Никто не знал, чем все это закончится.       — Я скучаю… — Гром смотрит в неживые карие глаза и совершенно не хочет, чтобы Пчелкина уходила. Девушка треплет его по волосам и мягко целует в лоб.       — Я знаю. Но я хочу, чтобы ты жил. Двигался дальше, не оглядывался назад. Вспомни о живых. Вспомни о тех, кому нужна помощь, вспомни, кого еще можно спасти. Успеть.       Разжимая пальцы на запястье, Игорь словно принимает ее слова и пытается отпустить. Знает, что никогда не сможет забыть, но знает, что Юля права. Как всегда права. Гром смотрит на любимое лицо, запоминает каждую деталь. Пальцами касается родной щеки и шумно выдыхает. Друг рядом улыбается и хлопает его по плечу. Бывший полицейский прикрывает глаза, чувствуя легкое прикосновение к своим губам.       Открыв глаза, он снова видит перед собой потолок с той же мухой.       Раны почти не кровоточат.