Глава 1. Первые знания.
2 мая 2018 г. в 21:16
Когда Асмодэлэ впервые Прозрел, увидев все, что окружало его, и осознав свое Бытие, он не догадывался ни о чем, с жадностью растущего ребенка изучая мир вокруг себя. Коснулся ярких искр, почувствовав тепло и гудящие от напряжения элементы, взмахнул впервые шестью крыльями, покрытыми сияющим узором — и его потянуло вниз, к крошечному каменному шару, покрытому водой и застывшей лавой, кое-где окутанному туманом, и то там, то здесь вспыхивающему все новыми темно-зелеными островками. Нырнув, словно в воду, в туманы сгущающейся атмосферы, метеоритом пронесясь сквозь первые облака, серафим взмахнул крыльями лишь у самой поверхности — и от ветра по водной глади пошли волны. Сев на скалы, облитые солеными брызгами, ангел с удивлением коснулся руки появившегося в ней существа, сияющего, словно искры огня, изукрашенного звездными узорами, прекрасного и хрупкого, и узнал в нем себя. Время вокруг неслось, словно пришпоренный конь — и на глазах изумленного серафима вставали из черной земли деревья и кустарники. Всплеснула хвостом первая рыба, взлетела первая птица — и понял он, что это хорошо.
— Б… р… а… т?..
Голос, зазвучавший из-за спины, был исполнен тепла, как у странных искр, оставшихся теперь наверху, и Асмодэлэ обернулся, неуклюже переступая с ноги на ногу и стараясь не сломать ни единого доходящего ему до колен деревца.
Напротив него стояло словно бы его отражение — так похож был второй серафим. Лишь цвета узоров и яркость сияния различали их — один был серебряный с золотом, второй — золотым с серебром.
Асмодэлэ протянул ему руку, коснулся пальцев, протянутых в ответ — и улыбка озарила невидимое в свете лицо, окрасив силуэт в багряно-розовый цвет.
— Брат!..
Перед ним стоял тот, кто был создан единым с ним усилием воли Всеначала. Тот, кто позже будет назван Азриэлем.
Руки их сплелись, практически сливаясь воедино. И был свет. И было тепло. И была любовь. И было счастье. За ними серафимы не заметили, как угасло сравнимое с лунным отражением сияние и как тела их обрели плоть, а крылья оделись перьями. Да и тогда еще не знали они разницы — разве что Асмодэлэ в силу природы своего брака догадывался о ней, чувствуя, что тянуться к Силе внутри и извне стало еще сложнее. Но ничто не имело для него значения, кроме брата, неотрывно смотрящего в него с обожанием и заботой.
Всеначало дал им время привыкнуть и узнать друг друга — и только после пришел за ними. Для каждого из Старших была работа — Силы уже метались по Саду, исполняя возложенные Всеначалом обязанности и пламенем своим согревая землю и ускоряя развитие жизни на ней и под ней, Звезды летали в неведомых далях, смещая галактики и направляя их пути так, чтобы Сад оставался в безопасности, а остальные еще дремали.
Двум же новорожденным серафимам Всеначало поручил следить за творением мельчайшего — за тем, как пыльца оседает на липкой поверхности цветочных пестиков, как завязываются ягоды, как танцуют в воздухе тени лепестков и за многим и многим еще, чего сейчас даже не представить человеческому разуму. Подобное не требует внимания высших сил сейчас, но тогда все только начиналось. Мир делал первые шаги под присмотром двадцати пяти пар любопытных и изучающих его глаз — и с самого начала перед глазами Асмодэлэ были таинства единения тел, зачатия, рождения… Он следил за зверями, за птицами, за танцами бабочек и нерестом рыб, за клубками змей и огромными — по самый пояс его истинного облика, хотя в те дни он и менял образы и пропорции по желанию, — ящерами…
Его брат всегда был рядом, плечо к плечу, рука об руку, но пока Асмодэлэ находил счастье в наблюдении, Азриэль робел перед новым — он не умел узнавать о том, что видел, и потому слушал брата, наделенного знаниями Всеначала. Робкий, неловкий и несмелый, послушный, Азриэль словно был младшим. Однако они были счастливы, не ведая ничего иного, кроме окружающего их Сада и друг друга. Лишь иногда Асмодэлэ, по неясному зову поднимая взгляд к небесам, замечал в них пылающий силуэт одного из Сил. Ему было неведомо, кто звал его, смеясь и исчезая, но это внимание согревало, словно и сам серафим был частью непрекращающегося круга жизни, растущего под теплом двух Первых.
Время шло незаметно. И однажды Всеначало призвал своих созданий к себе, дабы вместе с ними создать нечто, превосходящее по красоте все виденное ранее. Объединив свои силы, Старшие влили их в собственные самые сокровенные желания.
Азриэль и Асмодэлэ мечтали о месте, где все могли бы жить вместе, словно в птичьем гнезде или лисьей норе, но это должно было быть место, которое понравилось бы всем остальным… И того же желал каждый из Старших — воспитанное в них Всеначалом стремление к Дому стало основой для великого творения. Песней, блеском, свистом птичьей стаи, теплом и тысячью облаков свилось пространство воедино с Энергией — и из образов, рожденных наделенными Силой неисчислимых измерений созданиями, появился замок, сотканный из звездного света и белого пара — одновременно мираж и материальность. Белоснежные, как чистый лист, башни прошивали иглами небо, словно доставая до звезд. Он изменялся и переливался, не имея формы, как и каждый из них — и тогда Всеначало остановил своих детей.
— Вот наш Дом, — произнес он. — Здесь каждый из вас найдет покой и отдохновение, утешение и совет, если они будут нужны.
И двадцать пять пар глаз, сиявших нездешним светом Энергии, воззрились на обретший единый облик Дом.
И лишь один из Старших не смотрел — ибо его взгляд по вложенной Всеначалом тяге был обращен к Грани. Самхэйн не отрываясь смотрел сквозь измерения на беснующиеся грани Хаоса и тысячеголосый шепот его был обращен к Древним, помогая тем латать прорывы, если те возникали. Иезекиль, брат его, вел его за руку всегда и везде. И когда взгляд сияющих глаз Самхэйна вдруг оторвался от Грани и лег на мир Сада, Порядок содрогнулся от особо сильного удара Хаоса о Грань. Это было не более чем совпадение, что случилось это в момент, когда был завершен Дом — однако небо над Садом заволокло тучами. Извергающие пламя из глубин горы проснулись, а один из камней во вселенной вдруг изменил свое направление. Ни один из Звезд не успел поймать его и вернуть на положенный путь — и раздался взрыв, со столь чудовищной силой ударился метеорит о расцветшую зеленью и жизнью безмятежную поверхность Сада.
Всеначало содрогнулся от боли, а разум его впервые наполнился страхом.
И так Асмодэлэ познал, что такое боль и ужас — и что такое сочувствие и привязанность. Как и каждый из них, он рванулся лишь к своему брату, ведомый желанием сберечь и защитить. Обняв сжавшегося от нахлынувшего ужаса Азриэля и прижав его к самой своей сути, серафим накрыл брата крыльями. оставив свою спину незащищенной. Он не знал, что один поступил так — остальные искали лишь смелости и поддержки, но не пытались закрыть свое отражение собой. Долгие наблюдения за тем, как звери и птицы относятся к младшим, породило в нем нечто новое, чего не было в остальных. И то же было с Азриэлем — будучи всегда с братом, слушая его и вместе с ним глядя за жизнью, текущей у самой земли и среди горных кряжей, он изменился.
Всеначало обратил на них взор и улыбнулся.
Так мир узнал, что такое жертвенность и доверие — а также самонадеянность и наивность.
Когда все стихло, Всеначало заявил:
— Мои величайшие создания — вы, Старшие, но как мне одному невозможно было совладать с Силой, так и сейчас нас мало. Я удаляюсь Домой — а вы возвращайтесь к своим обязанностям, и вскорости вам более не придется заботиться о них.
Он поднялся по воздуху к вратам Дома — и вошел в них, чтобы создать для Старших помощь и замену. Он любил свои создания, и видел, что во Времени нет ничего вечного, кроме него самого. Всему нужен был отдых — и его бессмертным тоже.