Там Высоко. Хроники Вергилия

Вергилий сильно вздрагивает, ощутив крепкую хватку на плече. И рефлекторно, не оборачиваясь, отбрасывает локтем в стену посмевшего коснуться его низшего демона. Тварь с протяжным воем сползает по стене, очевидно, он умудрился приложить ее достаточно сильно. Вергилий упрямо смотрит в одну точку. На дверь, через которую увели брата. В голове пусто, как в пересохшем колодце. Эфир молчит. До близнеца снова не достучишься. ''Вот же паршивец! "Я буду защищать тебя, брат"... А о мыслях и безумном беспокойстве самого брата подумал? О его нервных клетках побеспокоился? Конечно, нет. Мозгов хватает только на одну логическую цепочку! '' Изнутри волнами поднимается раздражение, порожденное страхом и дурными предчувствиями. Вергилий стискивает зубы и встряхивает ставшей внезапно тяжелой головой. Боже, о чем он только думает? Брат телом, а может, и душой своей за него пожертвовал, а он тут о своих нейронах беспокоится! — Неблагодарная тварь, — обругал он самого себя, зажмуриваясь. — Как смею я быть таким эгоистом рядом с ним?! По нервам внезапно ударяет сильная демоническая аура. Кажется, его удостоил своим присутствием кто-то из высших. Он поднимает голову и замечает в дверях несколько расплывчатый, странный, темный силуэт. От него так и несет темной энергией. Демон, убедившись в том, что находится в центре внимания нефилима, делает шаг вперед и входит в полосу неровного света. Вергилий критически оглядывает, безусловно, дорогой костюм и полированную лысину и тихо фыркает, поминая покойного мистера Боба Барбаса (дай Бог гореть ему в Аду до скончания века). Тот отдает какой-то приказ низшим и обращается к нефилиму: — Соблаговолите пройти с нами, господин Вергилий Спарда, — в его слащавом голосе звучит неприкрытая издевка. — Нет! — ему не интересно, зачем. Нет и все. Он будет ждать брата здесь. Но демон, очевидно, уже решил все иначе. Вергилий слышит тихий щелчок и чувствует на запястьях холод металла секундой раньше, чем успевает ощутить приближение низших и уклониться в сторону. Они стали чертовски быстрыми. Руки не скручивают, как обычно, за спиной, а оставляют цепь свободной. Главный демон жестом приглашает их следовать за собой, разворачивается и уходит куда-то в темноту по коридору. Трое младших демонов подхватывают нефилима под руки, даже не очень грубо, и волокут вслед за ним. Его "провожатые" сворачивают в другую сторону, не к камерам, и это настораживает. Да еще и уклон коридора, кажется, идет вверх, а не привычно вниз. Куда его ведут? Наконец, темный коридор превращается в лестницу и упирается в кованую дверь. Высший демон вставляет в замок поблескивающий ключ. Слышно тихий щелчок, и тяжелая дверь распахивается. И, что удивительно, бесшумно. Демоны затаскивают Вергилия в затемненную комнату и небрежно бросают на пол. На ковер. Нефилим сразу подбирается, переворачивается на живот и приподнимается на одно колено, оглядываясь. Комната небольшая, обставлена роскошно, безусловно, но совершенно безвкусно. У «дядюшки» никуда не годный вкус и совсем отсутствует чувство прекрасного. Ну кто ж сочетает синие шторы с зеленой тюлью на окнах? Так, он снова думает не о том. Его сюда притащили, бросили на пол в цепях, а что делать-то будут? Вергилий взглядом вылавливает в полутьме дальнего угла комнаты лысого ублюдка, притащившего его сюда, и замечает там какое-то странное приспособление. Как будто кресло, но очень странной формы. Демон придвигает его к стене, задернутой шторой, оправляет бархатные подлокотники и оборачивается к нему. — Пожалуйте сюда, господин Спарда, — он жестом приглашает нефилима сесть в кресло, но Вергилий отказывается. — Нет, — он незнаком с таким приспособлением, но догадывается, что это далеко не простое кресло. Определенно, в него встроен какой-то механизм, влияющий если не на подсознание, то на сознание точно. И весьма серьезно влияющий. Это работа демонических кузнецов и специалистов, не человеческая ерунда, поэтому он даже не уверен, сумеет ли разобраться в его устройстве. Серебристые глаза внимательно скользят по ножкам, подлокотникам, спинке этого «псевдо-кресла», в надежде выискать малейшую подсказку, хоть какой-то ключ к разгадке тайны невиданной машины. Машинально, Вергилий даже успевает немного ослабить хватку цепей на своих руках раньше, чем его вздергивают с пола те же самые низшие и волокут к адскому приспособлению. И швыряют на сиденье. Он автоматически группируется, но когда уже собирается соскользнуть на пол, благо, руки почти свободны, из ниоткуда возникают цепи и схватывают его, вжимая в спинку кресла. Прочно фиксируют ноги, сжимают грудь, почти не давая вздохнуть. Вергилий дергается, стараясь отвоевать хотя бы свободное дыхание, но цепи, словно живые, реагируют на его движения и стягивают только крепче. Руки фиксируются на подлокотниках, но они, хотя бы, не немеют от пережатых артерий, как ноги. Ими даже немного двинуть можно. Вергилий поднимает голову и впивается взглядом в ухмыляющего демона. — Что это, мать вашу, значит? — он никогда не использует мат. Но сейчас говорить нормально он тоже не в силах. Демон торжествующе скалится в ответ, но отвечать, очевидно, не собирается. Вергилий собирается сказать еще что-то, но рот закрывает эластичная пластина из неизвестного материала на тонкой прочной цепочке. Старший демон жестом отпускает низших, а в комнату, вместо них, один за другим, входят те самые демоны в черных одеяниях. Наверняка, гвардия Мундуса. И становятся полукругом вдоль стен за спиной Вергилия. После очередной попытки возмущенный нефилим узнает, что пластина-кляп гасит собой все звуки, поэтому оставляет попытки до кого-то докричаться, зло сощуривает глаза и впивается взглядом в вожака. Лысый ублюдок извлекает из кармана костюма дорогущие старинные часы-луковицу, сверяясь с временем, и довольно кивает. И отдергивает в сторону штору, закрывающую часть стены. — Смотри! — хрипит мундусовский генерал, но Вергилий лишь крепко зажмуривается, не желая открывать глаза. — Я сказал, смотри туда! Вергилий слышит тихое шуршание и скрежет убираемого стекла и… Сердце с головокружительной скоростью и грохотом падает в пятки. Нервы и разум улавливают знакомую ауру, а в ушах отдается многократно усиленный родной голос… — Новый уровень доверия, дядя? В голосе брата отчетливо слышатся горечь и усталость, уже плохо скрываемые под фальшивой маской нахала и любителя черного юмора. Вергилий широко распахивает глаза и устремляет взгляд вперед, на голос. И каменеет на месте, не в силах осознать увиденное. Перед ним оказывается проем в стене, искусно замаскированный коврами и гардинами. Как будто окно в другую комнату. Та комната большая и светлая и обставлена также безвкусно. Но центральное место в поле зрения и внимания Вергилия сразу же занимает огромная двухспальная кровать, застеленная ослепительно-белыми простынями. И распростертая фигура на ней. — Данте? — Вергилий подается вперед, к брату, и тихо стонет. Даже не от боли, а от разочарования: цепи глубоко впиваются в тело, а на запястьях показывается первая кровь. Близнец раскинулся на кровати, а у Вергилия возникает отчетливое ощущение, что двинуться он просто физически не может. На белых простынях уже появились темные пятна: раны все еще продолжают кровоточить. Вергилий содрогается. Если припомнить все те повреждения и боль, которые Данте так нагло утянул к себе, то он сейчас уже почти труп. Он пытается снова, тянется к близнецу и вновь наталкивается на непробиваемую стену. Боже, насколько же он силен духом, если даже сейчас, разломаный, разбитый и обессиленный, он все еще в состоянии держать планку! В этот миг брат закрывает глаза. Вергилий может только догадываться о том, что творится в душе близнеца. Данте наверняка старательно пытается убедить себя, что ему все равно. Сделать в таком состоянии он явно ничего не сможет. Мундус кладет руку на тело нефилима, и Вергилия передергивает почти одновременно с братом. Широко раскрытыми глазами он смотрит на грубые пальцы, каждым движением все глубже разрывающие тело его единственного родного существа. Мундус наслаждается болью, испытываемой его братом. И не собирается прекращать. Вергилий судорожно выдыхает, гораздо раньше брата замечая в руках у Короля демонов наручники. И глухо рычит, видя как те защелкиваются на запястьях близнеца. Это неправильно! Так не должно быть. Данте не мог, не может и никогда не сможет стать настолько обессиленным, покорным судьбе и беспомощным! Его старший брат не может быть таким! — Твари, чертовы твари, что же вы сделали с ним? — беззвучно стонет он в свой импровизированный кляп. Данте пытается вырваться, и это его движение вызывает в Вергилии новую волну надежды, но она исчезает так же быстро, как и появилась. Близнец бессильно роняет руки на кровать и снова замирает. Только язык торопливо обводит потрескавшиеся губы, не принося с собой ни капли влаги и облегчения. — Подожди, — Вергилий успевает раз двадцать проклясть этот ужасный голос, леденящий кровь своим спокойствием. Мучитель отходит от кровати и поднимает со стола хрустальный графин. Младшему Спарде безумно хочется закричать во весь голос, срывая связки, и выбить из рук дяди прозрачный стакан, быстро наполнявшийся алой жидкостью. Разум мутится, желудок скручивают спазмы и тошнота, голова кружится. Человеческая кровь. И ею хотят напоить его близнеца, который и так уже, медленно, но верно теряет свои ангельские черты, впуская в себя темную половину все дальше и дальше. Вергилий бьется в цепях, стараясь вырваться, но демонический металл вовсю оправдывает своего мастера. Большие пятна крови застывают на белой спинке кресла, а само оно едва слышно поскрипывает, словно издеваясь над потугами нефилима. Мундус приподнимает голову Данте и тыкает ему в губы стаканом. Брат решительно отворачивается, но король Демонов неумолим. После нескольких секунд терзаний близнец наконец вынужден сделать первый глоток. Вергилий почти уверен, что у него самого сейчас на лице изображаются точно такие же эмоции, как у брата. Вот оно, разделение противоположных сущностей. И он даже уже знает, к которой из них прислушается близнец сейчас. И не ошибается. Помедлив, Данте глотает предложенное и жмурится. От удовольствия? Вергилия передергивает. Значит, брат все же превращается в демона: сердце сжимается в груди и нестерпимо болит… Он опускает голову, не в силах смотреть дальше. — Ну и что это, мать твою, сейчас было? Эта короткая фраза в исполнении близнеца словно воскрешает убитое напрочь сознание. Вергилий медлит, ему мучительно хочется вновь взглянуть на близнеца, но подсознание и интуиция в голос приказывают не делать этого. Подозрения вновь тяжелым камнем давят на душу. Он все же поднимает глаза. В самый «подходящий» момент… Увиденное становится для него острым, разрывающим сердце шоком. Мундус сдирает с близнеца штаны, оставляя на бёдрах кровоточащие раны от когтей. Раздергивает ноги в стороны и сразу, без всякой подготовки врывается внутрь. И мгновенно начинает двигаться. Ракурс, с которого Вергилию предоставлена возможность наблюдать, словно специально подобран. Хотя наверное, так оно и есть. Он видит все то, что мучители имеют целью ему показать. Данте глухо вскрикивает, и по ногам начинает тонкими струйками стекать свежая кровь. Тело выдаёт его, выгибаясь и пытаясь уйти от дикой боли. Вергилий до хруста стискивает зубы. Сознание мутится, тело старается вырваться из объятий цепей, боль в сердце становится просто невыносимой. Мундус наваливается на нефилима всем своим немаленьким весом, вжимает в кровать, почти выворачивая ноги из суставов, и вбивается с такой размашистой яростью, что Данте уже не имеет сил даже кричать. Из груди вырываются судорожные хрипы, все тело сотрясается от боли и резких толчков. Вергилий насквозь прокусывает губу, продолжая молча, с ужасом наблюдать, как член Мундуса снова и снова исчезает в истерзанном теле брата. Он хотел бы отвернуться, зажмуриться и не смотреть, но это уже выше его сил. Он не может, не имеет права. На сопровождающие звуки он уже совсем не обращает внимания. Кровь раскрашивает кожу близнеца, на висках выступили капли пота, Вергилий видит судорожно стиснутые зубы и искусанные губы. Боже, как же ему больно… Мундус меняет угол проникновения, словно желая еще улучшить младшему нефилиму обзор. Тот внутренне содрогается и так сильно стискивает кулаки, что ногти впиваются в ладони. Ему больно за брата, ярость затапливает сознание, выжигая изнутри. И захлестывает отчаяние. Данте уже не стонет, только тихо хрипит, стараясь протолкнуть хоть немного воздуха в легкие. Мундус продолжает двигаться резкими толчками, совсем вынимая член из тела брата и снова вгоняя на всю длину. Кровь течет еще сильнее, и Вергилий боится даже подумать о том, во что превратились внутренности близнеца. А с ним такое делали постоянно… — Какая же я сволочь… — беззвучно шепчет Вергилий, снова и снова прокусывая губу и игнорируя струйки крови, стекающие по подбородку. — Он все это время терпел такое, а я даже не мог догадаться… Какой же я идиот! Брат резко приподнимается на кровати, сильно ударяя лбом в переносицу низко наклонившегося демона. Но Вергилий не успевает обрадоваться, что брат не остается покорной жертвой — ответный жестокий удар повелителя демонов вышибает воздух из лёгких, страшные когти насквозь пропарывают грудь, лишь каким-то чудом не задевая сердце, но брат даже не стонет. Кажется, у него просто не осталось сил. Похоже, он совсем не чувствует свое тело, только горящую в каждой клетке невыносимую боль. Он ищет забвения, но оно все не наступает… Черт, зачем он так себя контролирует? Ведь он теперь имеет неслабые шансы сдохнуть прямо под ублюдком, убившим их мать! Ответ один… Потому, что любит… Сердце готово разорваться в груди от боли и безумной, щемящей нежности к любимому близнецу. И несмотря на то, что брат старательно скрывается от него, все его существо все же сковывает острая невыносимая боль, от которой тело немеет, а сознание бьется в предсмертной агонии. Боль от увиденного. Боль откровения. Боль отчаяния. Данте снова выгибается на постели и вскрикивает; Мундус входит еще глубже, тараня его насквозь, и замирает. Невидящий, обезумевший взгляд брата устремлен в потолок, пересохшие губы растрескались, и капельки крови выступили на коже. Вергилий дергает руками в бесполезной попытке потянуться к брату, но цепи не пускают его. — Данте… Данте… — обезумев, молит он беззвучно, снова и снова разбивая грудь в попытке пробиться сквозь бетонную стену, которой отгородился брат. — Данте, пожалуйста… Не сломайся! Ты же не можешь сломаться, брат. Ты выдержишь. Я верю. Пожалуйста, Данте… Не оставляй меня одного… Брат бьется в конвульсиях, придавленный к кровати всем весом короля Демонов. Кажется, тело ему больше не подчиняется. Голова мотается по покрывалу, глаза смотрят в пустоту. Внезапно он замирает, словно прислушиваясь. По лицу пробегает судорога муки и отчаяния. — Хва…тит… прошу… Два слова погребальным колоколом отдаются в мозгу. Из груди младшего нефилима вырывается отчаяный стон. Это должно было стать словом «Нет», но кляп не позволяет ему подать голос. У него самого тело бьется, как в агонии, безумное желание вырваться и сделать хоть что-нибудь перекрывает все. Нет… Это не его голос. Он просто не может звучать настолько жалко и сломленно. Вергилий слышит стоны брата, но может лишь скрежетать зубами, наблюдая, как Данте обессилено откидывает голову на подушку, словно не веря, услышав свой сдавленный стон. У него больше не осталось сил сопротивляться. Совсем. А он все еще себя контролирует. — Боже, Данте, откройся, умоляю тебя! — лихорадочно шепчет Вергилий, стискивая ладони на гладком металле цепей. — Я хочу помочь! Не отвергай меня! Мундус внезапно отпускает брата, но только для того, чтобы грубо перевернуть, поставить на колени и продолжить. Он снова врывается внутрь, заполняя близнеца собой и предоставляя младшему адское «удовольствие» видеть все от начала и до конца. Старший нефилим уже покорно и сломленно прогибается под напором короля Демонов, словно упивается мыслью, что из этой комнаты он уже не выйдет. Вергилий смотрит молча… Он уже даже не дергается, стараясь вырваться. Он бессилен. Он даже не может помочь самому близкому, единственному, родному существу. Он может только смотреть… Тихий треск становится для него последним звуком во вселенной, погибающей в огне гигантского ядерного взрыва. Обезумев от ужаса, он вдруг чувствует, как с этим тихим треском что-то безвозвратно сломалось в душе близнеца. А огромная волна обжигающей, нестерпимой боли коснулась и его души. Вергилий видит, как близнеца снова накрывает пустотой. Его брата поглощает тьма, но уже другая — его личность, его воля ломаются, разлетаясь на осколки под чудовищным давлением. А по щекам все быстрее текут обжигающие соленые капли. — Данте… Как же ты мог?.. Ты же обещал… Кто же теперь будет защищать твоего Вергилия? Он уже просто беззвучно рыдает, глядя на разбитого телом и душой брата. Руки со всей силы сжаты на подлокотниках, костяшки пальцев совсем побелели. А опустошающая боль захлестывает и его самого… Это конец. Конец всему… Тонкие пальцы нащупывают на подлокотнике какую-то выпуклость, отдаленно напоминающую кнопку…