Там Высоко. Хроники Вергилия

Резкий удар в грудь и встречу с полом он вполне предвидел. Так же, как и боль от цепей, выворачивающих кисти из суставов. Нефилим молчит и даже не делает попыток вырваться. Все равно это бесполезно… И припоминает полустертый временем совет отца, данный давным-давно, в детстве. «Когда тебя бьют, максимально расслабь тело, Вергилий. Тогда уровень боли упадет почти вдвое. Натянутые мышцы и нервы острее реагируют на деформирование и внешние повреждения, чем отпущенные и расслабленные.» Этот совет очень кстати, его можно проверить. Вергилий прикрывает глаза и титаническим усилием воли заставляет свое тело, изогнувшееся, как натянутый до предела лук, расслабиться. Сомнительно, что Мундус станет долго заниматься избиением. Ему это неинтересно, слишком простое и примитивное занятие. Скорее всего, это такая своеобразная оценка его качествам и способностям. Его же, как никак, в отличие от брата, неженкой считают. И, слава Спарде, ни Мундус, ни даже Данте не догадываются о той единственной вещи, которая может подломить его позиции и веру в себя… Он поражается самому себе: как и почему он умудряется думать о чем-то постороннем тогда, когда телу наносится весьма ощутимый урон? Что ж, если это еще одно качество, заложенное в него отцом, то уже давно пора вытащить того из Ада и в ножки поклониться… Дядюшка переворачивает его на спину и вцепляется когтями в глотку. Благо, нефилим успевает секундой раньше наполнить легкие до отказа. Пару минут можно не беспокоиться. Вергилий ненавязчиво пробует ослабить хватку на шее, но, видя что это бесполезно, якобы смиряется и безвольной тряпкой повисает в руках дяди. Кажется, Мундус удивлен; Вергилий ясно слышит в его ауре отголоски удивления и недоверия. А еще разочарования. Как же, дядюшка предвидел долгую и интересную игру с непокорным пленником, а получил… Ничего не получил… Разочарованный дядюшка с силой его куда-то отшвыривает. Вергилий несколько удивляется, обнаруживая под собой мягкую поверхность. Он ожидал встречи с полом или с каменной стеной, а швырнули его… Черт… Только этого не хватало. Хотя чего еще можно ожидать от сумасшедшего родственника. Вергилий, с трудом заставляя себя не зажиматься, раскидывается по кровати. Внешне расслаблен, но внутри в десятки витков скрутилась стянутая до предела мощная пружина. Нефилим мрачно взирает на дядю и ловит откровенно блядский взгляд императора Ада, оценивающий его тело. В голову ударяет неожиданная идея, и Вергилий отвечает Мундусу не менее наглым оскалом и взглядом, буквально раздевающим Короля Демонов на месте. Он удовлетворенно ухмыляется, наблюдая за крайней степенью ошарашенности дяди. Конечно, тот ждал чего угодно: криков, мольбы о пощаде, слез, ярости, но никак не не этого… Вергилий и сам в шоке от самого себя. Как и почему он именно так действует, если раньше никогда ни на кого не смотрел и, тем более, не занимался подобным? Может, это и к лучшему. Если дядя намеревался его этим испугать, то его план уже провалился. Возможно, он решит придумать что-то еще. Мундус отходит от шока удивительно быстро и бросается на свою жертву. Вергилий до крови прикусывает губы; очевидно, его ожидания не оправдались. И дядя его все же изнасилует. Император Ада хватает его за ворот изодранной рубашки, приподнимая над кроватью, в другой руке коварным огоньком вспыхивает лезвие ножа, и Вергилий дергается, ощущая холод железа на своей коже. Дядя, особо не заботясь о целостности шкуры племянника, одним взмахом ножа рассекает одежду, и Вергилий мрачно созерцает длинный узкий порез, перечеркнувший его грудь и живот почти до паха. Интересно, останется ли шрам? Грубые руки вытряхивают его из остатков одежды и снова швыряют на кровать. Вергилий инстинктивно сводит колени, закрываясь, но совсем без всего с мучителем особо не поспоришь. Он оценивает количество своей энергии, мысленно прикидывая, сколько мечей успеет призвать прежде, чем потеряет сознание. Слишком мало, чтобы сопротивляться хоть сколько-нибудь серьезно… Вергилий напряженно раздумывает, чем бы еще досадить дядюшке, но особых идей нет. Кроме, разве что… А, была не была. Рискнем… Вергилий изгибается на кровати, принимая наиболее… развратную, на его непросвещенный взгляд, позу. Дядюшка по-любому его изнасилует, так что уж там что-то изображать. А вот позлить его, заинтересовать, отвлечь внимание от израненного брата он вполне сумеет. Внутри все передергивается, он никогда не думал, что будет играть в проститутку перед своим мучителем. Что вообще сумеет так себя вести. Можно подумать, подобные качества берутся из ниоткуда… Как же хорошо, что брат его сейчас не видит. И не узнает никогда о том, во что умудрился превратиться его ангел, его любимый младший братик. Он никогда бы больше не коснулся, даже не посмотрел бы на него. Какой же грязью он стал… А Данте так пытался сохранить, защитить его… Горько. Горько, как никогда в жизни. Он сам предает чаяния любимого брата. И почти что добровольно отдает себя в руки того, кто сломал и уничтожил единственное родное существо. — Данте, прости… — беззвучно шепчет Вергилий, до боли стискивая зубы. И вздрагивает от неожиданности. — Должен заметить, шкурка у тебя что надо. И тронуть, и посмотреть приятно. Белая и мягкая. И разрисовывать ее так интересно, — лезвие ножа касается бедра и вспарывает тонкую кожу, окрашивая ее алым. Вергилий молча следит за кровавым узором, разрисовывающим кожу. И старательно игнорирует боль. Нужно попытаться уйти в себя, отказаться от тела, не думать о нем, не жалеть, отвлечься. Тогда и боли чувствовать не будешь. Кажется, так отец учил, когда развивал их с братом болеустойчивость. Он давно не тренировался, но забытые навыки восстанавливаются почти мгновенно. И, о чудо, мозг повинуется и переключается, переходя с зацикленности на боли в совсем другие районы. Вергилий снова думает о брате. Как же он там, без него? — А ты крепкий орешек. Хоть и не думал я, что Спарда мог воспитать воином такую шлюху, как ты, — Мундус не скупится на подобные словечки, если они могут хоть как-то задеть жертву, и Вергилий дергается, как от удара хлыстом. — Даже твой любимый братец не вел себя так! Что-то он скажет, когда увидит тебя таким? Сам, небось, уже мечтаешь о моем члене в своей похотливой заднице? Вергилий так сильно вцепляется зубами в собственную щеку, что солоноватая кровь мгновенно заполняет весь рот. Он торопливо сглатывает. И заставляет себя молчать. Это не дело, это унижает честь и достоинство — реагировать на подобные заявления. — Гордый? — Мундус улыбается фальшивой понимающей улыбкой, склоняясь над нефилимом все ниже и впиваясь взглядом в его глаза. — Видел бы ты себя сейчас. Красавчик. Слово Дьявола, будь ты попослушней, я б тебя наследником своим сделал. Твой отвратительный братец лишил меня родного сына, так можно было бы тебя усыновить. А, что скажешь, Вергилий? Хочешь стать новым королем Ада? У тебя ведь все способности есть для этого, даже не уникальные, а просто феноменальные. Какого черта тебе нужно дальше тухнуть на этой прогнившей земле? Твой отец — мой младший брат, а на него ты не похож. Данте похож. А ты — нет. Ты чужой в этой семье, Вергилий. Исключительный и индивидуальный. Ты похож на меня. Я тоже когда-то беловолосым был. До того, как полысел, — Повелитель демонов задумчиво трет лысый затылок, на несколько секунд оставляя истекающего кровью пленника в покое. И снова впивается безжизненно-страшным взглядом в глаза нефилима. — Ну же, Вергилий! Решайся. Я дам тебе все, богатство, почет, власть, а главное, я дам тебе Силу. Огромную силу. Силу наследника Ада, — зачарованное слово ласкает слух, сладким ядом пробираясь под кожу. Сила… То, о чем он всегда мечтал. Крик души, который он всегда слышал. Его настоящий крик… — Я согла… — начинает Вергилий, зачарованный гипнотическим взглядом алых глаз Мундуса. Резкий звон в ушах прерывает минутную идиллию, и сквозь дурман, навеянный Королем Ада, проступают знакомые черты. — Верджи, — слово произносится одними губами, но Вергилия оно оглушает как удар грома. Туман, крепко опутавший сознание, теперь стремительно отступает. А силуэт еще колышется в призрачной дымке. — Братик, не оставляй меня, — голос, почти стон, тает в воздухе, и нефилим резко вздрагивает, приходя в себя из полузабытья. Боже, какую чудовищную ошибку он чуть было не совершил… Вергилий резко дергается, отталкивая императора Ада локтем. И порывается встать с постели. — Никогда! — это не голос, и даже не рык. Это шипение смертельно раненного зверя, готового к последнему беспроигрышному прыжку. Мундус отскакивает, спасая свою физиономию от очередного синяка, наученный горьким опытом общения с Данте, и, улучив момент, хватает цепь, стягивающую кисти пленника. И тянет на себя. Вергилий скрипит зубами, чувствуя, как медленно, с хрустом, выворачивается запястье из сустава в неудобной позиции. И так слабое, освещение становится еще слабее, в наступившей полутьме сложно разглядеть что-то определенное. Мундус скидывает его на пол и волочит располосованное глубокими порезами от ножа тело по блестящему паркету на цепи за собой. С огромным усилием приподнимает над полом и швыряет в… Черт… Во имя Рая и Ада, только не это! Крепкие цепи обвиваются вокруг тела Вергилия, стягивая его руки и ноги, фиксируя тело без шансов на малейшее движение. Голова запрокидывается, и нефилим не сдерживает глухой яростный рык, чем вызывает несомненной удовольствие у мучителя. Проклятое «серебрянное кресло», снова оно… Полностью блокирующее все внешние проявления физической силы… Неужели Данте тоже знаком с этим ужасным приспособлением, или же брат, на его счастье, не попал в число избранных? Наверное, нет. Мундусу нравится ломать то, в чем наиболее хороша жертва. У Данте была Сила. Значит и ломать его должны были грубой силой, не блокируя его собственную, наслаждаясь, подавляя его попытки вырваться. С ним, с Вергилием все будет иначе. О да… Сила никогда не была его качеством. Но разум, холодный расчетливый разум компьютерного гения все еще подчиняется ему. И именно разум, именно сознание, именно личность собирается сломить император Ада. Вергилий судорожно ощупывает подлокотник, отыскивая заветную кнопку, хотя было бы глупо надеяться, что мучители настолько глупы, чтобы не исключить эту возможность повторно сбежать. Мундус, заметив его движение, злорадно ухмыляется. — Какая наивность! Думаешь, я не предусмотрел всего, чтобы развлечься с тобой как следует? Разумеется, предусмотрел! — Мундус подходит сзади бесшумно и схватывает нефилима за плечи, раздирая когтями кожу. Тот судорожно дергается не столько от боли, сколько от неожиданности. — Мы дооолго будем играть, птичка, о да… Цепи стягиваются, сильнее сжимая израненное тело. Граненые звенья-колечки, которые на колечки и вовсе не похожи, впиваются в кожу, раздирая только начавшие покрываться корочкой раны от ножа. На девственно-чистом серебре словно из ниоткуда появляются диковинные узоры. Струйки алой крови пачкают благородный металл, с тихим шипением испаряясь. Странное явление. И Вергилий понимает его значение секундой позже… Серебро медленно, но верно нагревается. Этому может быть лишь одно объяснение... Высокое напряжение, большое сопротивление и гигантская сила тока... Мозг весьма некстати выдает очередной физический закон и десяток формул на выбор. Черт, о чем он только думает?! Его заживо поджарить хотят, а он тут вспоминает законы Ома для участка и полной цепи! Либо он окончательно двинулся и в камеру к брату вернется уже буйно-помешанным умалишенным, либо... Либо это еще один трюк, на который способен его холодный логический разум. Вергилий забивается подальше, прижимаясь к спинке кресла, стараясь освободить от быстро нагревающихся цепей наиболее чувствительные участки кожи, просто-напросто ослабив их натяжение. Но цепи, как змеи, стягиваются, снова оплетая обнаженную шею, грудь, живот, бедра. Он прищуривается, сузившимися зрачками наблюдая, как белая кожа зажигается красными пятнами в местах соприкосновения с обжигающим металлом. Волны жара окутывают тело, зажигая кровь, делая ее расплавленной лавой, а температура все растет. Спустя несколько минут гробовой тишины, по комнате уже разносится острый запах паленого мяса. Вергилий просто не в силах оторвать взгляд от своего тела, наблюдая, как пузырится сгорающая кожа, как расходятся края ожогов все шире, а кое-где начинают проглядывать белые кости. Больно. Адски больно. И хочется кричать, срывая голос. А нельзя. Голова раскалывается от нестерпимого жара, кажется, еще немного, и мозг вскипит, как суп в кастрюле. Сосредоточиться на чем-то просто невозможно. Все внимание он уделяет своей шее. Тонкая кожа уже давно прожжена, и теперь начинает мучительно неторопливо гореть трахея. И только лицо избегло этой страшной пытки… И хорошо. Увидев свои искалеченные черты, испорченную копию лица брата в какой-нибудь отражающей поверхности, он бы определенно умер. Сразу. Тело медленно сдает, и нефилим дергается, стараясь вырваться, но лишь сильнее растравливает раны. Из обожженного горла вырывается первый глухой хрип. Мундус, с интересом взирая на все это из своего мягкого кресла с чашкой крепчайшего кофе, непонятно откуда появившейся у него в руках, удовлетворенно хмыкает и тянется к пульту. Жирные пальцы, с трудом попадая, выбивают новую команду. Резкий перепад температур очень болезненно бьет по истерзанным нервам, и на пылающие ожоги обрушивается обжигающий холод. Вергилий не выдерживает и рычит, быстро облизывая пересохшие губы. Мороз охватывает открытые раны, от запредельно-низкой температуры кровь начинает замерзать. Холод пронизывает все тело, острыми иглами впиваясь под ногти, сковывая суставы, вымораживая изнутри. На коже оседает иней, а боль в ожогах не только не уменьшается от холода, но становится еще острее и невыносимее. Вергилий скрипит зубами, изо всех сил сдерживая стоны, и прокусывает губу от досады, когда один из них все же криком вырывается из груди. И краем уха слышит еще одно удовлетворенное «хм» со стороны дяди. О небо, что он еще придумал?! Император Ада, наконец, соизволяет оторвать свою тушу от мягких подушек и шествует через комнату в дальний ее угол. Вытаскивает из ящика странный круглый предмет, чем-то напоминающий мяч, завернутый в белую ткань. И направляется в сторону пленника. Тряпка соскальзывает на пол, и глазам Вергилия является чудо современной техники. Изящно сделанный шлем, состоящий из крученых тонких проволок, хитросплетений проводов и пластин с магнитами, крепившихся кольцом вокруг шеи. Шокированный и не на шутку обеспокоенный, он откидывает голову, не позволяя надеть на себя это чудовище. Но Мундус, особо не церемонясь, бьет его кулаком прямо по искалеченному горлу, отчего нефилим сгибается, рыча от боли и захлебываясь собственной кровью. На шее стальным кольцом смыкаются пластины, а виски, затылок, темя уже туго сжимают проволочные стенки шлема… Нефилим вскидывает расширенные, пронзительно-яркие, полные совсем уже животного, всеобъемлющего ужаса глаза на Мундуса и сталкивается с ухмылкой и злобным торжеством во взгляде дяди. — Я же обещал тебе интересную игру… — повелитель Демонов подбирает с пола штепсель, разматывая провода и медленно, не прерывая зрительного контакта с нефилимом, отходит к розетке. И включает вилку в сеть… Вергилий не отводит взгляда и даже не вздрагивает… Он не имеет права опустить глаза. Но все же слышит и чувствует удар. Слишком резкий, слишком сильный, слишком острый… Электрический шлем превращает его мозг в самый обычный проводник для тока. И болевой шок здесь уже ничто, против режущей боли, прострелившей виски… Мозг, этот мощнейший компьютерный центр, главнейшая часть любого живого существа, отторгает все свои функции, забивает на все остальные нужды организма, ставя перед собой одну-единственную первостепенную задачу. Выжить. Не разрушиться и сохраниться под воздействием сильнейших волн разрядов электричества. Это не идет ни в какое сравнение с банальной пыткой током. Слишком сильно, слишком больно, слишком… жестоко. Медленно, одно за другим, отключаются чувства. Гаснут звуки в ушах. Пропадают запахи. Исчезает свет перед глазами. И само тело медленно, но верно выходит из-под контроля, отказываясь подчиняться, сваливаясь в спасительную кому… Один на один с невыносимой болью и отчаянием остается только разум. Его сознание, из последних сил бьющееся за сохранение личности. И душа, на короткие мгновения освободившаяся от тела. И кардинально изменившаяся реальность перед ее внутренним взором.