Не смей бежать от своих чувств

Неравность брака — только в нелюбви. Ни в статусе, ни в возрасте, ни в расе. Неравность — не снаружи, а внутри — В душе и в мыслях. В этом мезальянсе По сути нет семьи как таковой. Под крышею одной — чужие люди. Неравный брак — чужой души с чужой. И хоть есть штамп, а все живут во блуде…

Золотое кольцо на безымянном пальце с красивым камнем, как еще одна насмешка судьбы. Два года брака, как самый плохой сон на свете. И ему бы проснуться, стряхнуть с себя все плохое, но это было невозможно. Жестокая реальность такова, что ему приходилось быть мужем человека, который находился рядом с ним только лишь потому, что так выгодно его семье, их семьям. Бизнес важнее человеческих судеб. Два года он по вечерам приходил в холодный, неуютный дом, где его никто не ждал и не любил. Днем работал, а после старался занять себя чем-то, лишь бы не сдохнуть от тоски и одиночества в их двухэтажном доме в престижном районе Москвы. Его муж, Арсений Сергеевич Попов, человек уважаемый, работающий в филиале фирмы собственного отца, кажется, также не сильно стремился попасть в семейное гнездо раньше одиннадцати вечера. И если они оба сталкивались в это время в просторном холле, то кроме сухого «привет», не происходило абсолютно ничего. На людях они, не сговариваясь, мастерски играли семейную пару. Арсений тогда держал его за руку, и Антону казалось, что его супруг просто не умел высказывать свои чувства, что, возможно, не все так плохо. Он ведь, в принципе, человек неплохой, его можно даже назвать красавчиком: голубые глаза, красивые черты лица, всегда в идеально стильных костюмах, которые шли ему невероятно. Мастерства стилиста не отнять. Хотя Попов всем при случае говорил, какой у его Антоши потрясающий вкус. Сказка рассеивалась, как только за чужим человеком, гостем, деловым партнером закрывалась дверь, и они оставались наедине. Арсений разжимал пальцы и делал шаг в сторону, словно ему было противно находиться рядом со светловолосым парнем. "Стерпится — слюбится", — говорила мать два года назад, когда Антон стоял на широком крыльце дворца бракосочетания. Антон выдыхал, ослаблял тугой узел галстука, душивший его, и выходил покурить, прокручивая в голове тот день, призванный быть счастливым. Он долго курил, иногда просто мял сигарету в пальцах, дышал дымом, только бы подольше не возвращаться в дом, а после проскальзывал в свою комнату и закрывал дверь на ключ. Впрочем, он мог этого не делать, дорогой супруг не интересовался своим мужем в сексуальном плане от слова "совсем". Как только после пышных празднеств в ресторане они переступили порог этого дома, каждый закрылся в своей комнате. Брачный контракт занял свое место в сейфе, костюмы запылились в шкафу, а кольцо, надетое на палец два года назад, все чаще и чаще мешало Попову, и, кажется, совсем недавно он его снял. Возможно, Арсения можно было любить, если бы тот позволил или дал повод, но холодное безразличие, исходившее от супруга, не давало Антону этого сделать в полной мере, хоть он поначалу и пытался найти в муже что-то хорошее. В его смехе, когда он говорил по телефону со своим заместителем или его движениях, когда он завтракал и пил чай, читая свежую прессу. Или в его глазах — бездонных синих океанах. Или в тех редких жестах, когда они были не одни, и муж на людях приобнимал его за талию или держал за руку. Красивый мужчина, ставший его мужем, но которого нельзя было обнять, поцеловать, нельзя было поговорить и спросить, как прошел день. Видимо, Шастун был мазохистом или ему просто было до жути одиноко и хотелось обычной человеческой любви. Он любил, или ему казалось, что он любит. На часах было почти девять вечера, а в доме — одиноко и холодно. Антон обводил взглядом просторную кухню, сервированный к ужину стол. Еда почти остыла, кажется, снова придется есть в одиночестве, что в последнее время было не редкостью. Короткой трелью зазвучал тонкий гаджет, и парень нажал на зеленую кнопку, едва только замечая имя абонента. — На ужин не жди меня, — вместо "привет" прозвучало в трубке, и парень присел на барный стул. — Почему? — У меня встреча в клубе после работы, — спасибо, что хоть не ответил, что это не его дело. — Может, мне с тобой пойти? — кажется, он не сильно надеялся на положительный ответ, спросил просто, чтобы не молчать. — Оставь свои любезности при себе, я сам разберусь. Лучше сходи куда-нибудь, развейся. — Обязательно, удачи тебе на встрече, — вздохнул Антон и отодвинул подальше тарелку с морепродуктами — никому ненужный ужин. — Ага, спасибо, — буркнула трубка, и связь прервалась короткими протяжными гудками. Вот и вся любовь, ну спасибо, что хоть позвонил. — Дим, он опять не придет, — почему-то после некоторых раздумий пальцы рефлекторно набрали лучшего друга. Он, кажется, понимал его, как никто другой. — Ну, ты же не первый день его знаешь, Шаст. Прости, что снова тебе напоминаю это, но ты — не часть его жизни. Кажется, он дал тебе это понять еще тогда, — прозвучал в трубке суровый диагноз лучшего друга. — Я понимаю, но что мне сделать? Я же не железный, у меня есть чувства. — Шастун, ты мазохист. Забей, тебе нужно развеяться. — Смешно, он посоветовал мне то же самое, — иронично произнес Антон и покрутил на пальце кольцо. — Ну, вот видишь, мы с Серегой в бар идем, ждем тебя через час в «Palazzо». — До встречи, Дим, спасибо. — Потом спасибо скажешь, — фыркнул в трубку лучший друг и отсоединился. Кажется, вечер обещал быть интересным.