Юри стоял посреди квартиры-студии Виктора, рассматривая в окно город с высоты птичьего полёта. Мебели было немного, по крайней мере Юри не запинался ни обо что. Светлая, украшенная парой картин в стиле Моне, комната создавала как раз нужное настроение для того, чтобы в ней творить.
Виктор стоял, облокотившись на барную стойку, наблюдая за японцем. Сегодня Юри впервые за всё время их знакомства снял очки и зачесал волосы назад. Никифоров смотрел на него и не узнавал: вместо тихого и скромного парня в пижаме с пуделями, напротив него стоял уверенный в себе мужчина с ровным прямым взглядом, заглядывающим в душу. Мешковатые джинсы и свитер сменились брюками, светлой рубашкой и тонким джемпером. Юри, увидев его взгляд, просто ответил:
— Ты же хочешь, чтобы я станцевал? В этом танцевать удобнее.
Теперь джемпер аккуратно покоился на спинке высокого стула, а рукава рубашки закатаны до локтей. В неярком дневном свете, проникающим из высоких окон, Юри выглядел божественно, что Виктор успел оценить и даже готов был броситься во все тяжкие. Кацуки отвернулся от окна, приближаясь к барной стойке, за которой стоял Виктор:
— У тебя здесь очень уютно. В самый раз для такого творческого человека, как ты.
Виктор улыбнулся, разглядывая интересную радужку глаз Юри коньячного оттенка:
— Брат помог выбрать картины, остальное я делал сам. Ну, ты всё ещё хочешь услышать мою музыку?
Юри уверенно кивнул, и Виктору пришлось подчиниться. Расчехлив синтезатор и настроив его, Никифоров поднял взгляд на приготовившегося слушать Юри:
— Ты готов?
Увидев кивок, Виктор начал наигрывать… одну из мелодий Энио Морриконе. Кацуки на мгновение замер, потом звонко рассмеялся. Виктор притворно смутился:
— Ты это уже где-то слышал?
— Энио Морриконе, «Взломщики».
— Я её спёр! Вай!
Отсмеявшись вместе с Юри, Виктор уже серьёзнее настроился на игру:
— Я придумал её спустя сорок восемь часов, как познакомился с тобой. Но теперь, хочу добавить в неё кое-что ещё (1). Потом я сыграю что-нибудь ещё и ты мне станцуешь, как и обещал. Просто, я хочу, чтобы ты услышал сначала именно её.
Запустив аранжировку, Виктор начал играть. Пальцы порхали по клавишам, глаза были прикрыты, будто он весь отдавался этой музыке. Юри слушал, прикрыв глаза, начиная медленно двигаться в такт музыке. Румба была его любимым видом танцев, и эта музыка идеально подходила к нему. Стараясь не задеть немногочисленную мебель в комнате, Юри плавно двигался, позволяя себе отпустить себя, всю свою жизнь, забыть обо всех проблемах. Музыка, написанная Виктором для него, задевала за живые струны души. Хотелось плакать от счастья, слушая её, танцуя под неё.
Виктор, словно завороженный, следил за каждым движением грациозного тела, ни на секунду не прекращая играть, пока музыка не подошла к логическому завершению. Вместе с ней остановился и Юри, быстро дыша, замерев в одной позе. Медленно обернувшись, он увидел тяжёлый взгляд Виктора, направленный на себя. Облизав пересохшие губы, парень тихо сказал:
— Виктор… музыка просто божественна. Спасибо тебе за неё.
Блондин медленно сглотнул, пряча лицо в ладонях.
— Юри… чёрт возьми, я же не железный.
Пока японец замер на одном месте, пытаясь сообразить, что сказал ему русский, Никифоров соскочил со стула, в несколько шагов преодолевая разделяющее их расстояние, крепко обнимая Юри:
— Ты танцевал так… Господи, я думал сдохну раньше, чем доиграю. Ты как-будто знал каждую следующую мелодию. Будто жил этими нотами.
Юри осторожно поднял голову, улыбаясь:
— Ну, ты ведь написал эту мелодию с меня.
Виктор провёл ладонью по нежным щекам Юри:
— Мне нестерпимо хочется тебя поцеловать, ты знаешь об этом?
Прежде, чем тонкие губы накрыли чуть припухлые, парень выдохнул:
— Теперь знаю.
Они целовались упоительно долго, сжимая друг друга в объятиях, пока поцелуй не прервал телефонный звонок. Виктор тихо выдохнул, покрывая лёгкими поцелуями скулы Юри:
— Если это твоя бывшая, я разозлюсь, если ты возьмёшь трубку.
Однако вместо фотографии Юко высветилась фотография Отабека, что весьма удивило Кацуки. Ответив на звонок, парень услышал знакомый тёплый баритон друга:
— Юри, привет. Ты сегодня с Юрой случайно не списывался ещё?
— Что? С Юрио? С ним его брат созванивался. А что?
— Как он?
— Разве ты не в Японии?
— Карина попросилась обратно домой, я в Казахстане. У нас рейс завтра утром. Просто, он от меня трубки не берёт, я волнуюсь за его состояние.
Юри тяжело вздохнул. Он как никто другой знал о влюблённости Отабека. Его жена была копией Плисецкого, и Алтын пытался выместить всю нерастраченную любовь на ней. В конечном итоге, не стало и её. Осталась только Карина, которую любящий отец берёг как зеницу ока. Разумеется, когда стало известно, кто едет по обмену, Отабек тотчас воодушевился. И было вполне закономерно, что Юрио поддался чувствам казаха.
Бросив взгляд на Виктора, он произнёс:
— У него всё в порядке. Когда они с Виктором созванивались, Юрио гулял по Национальному центру искусств.
На другом конце провода послышалось молчание и тихий вопрос:
— Ты считаешь, что я идиот, да?
Юри уткнулся лбом в плечо Виктора, который тотчас накрыл губами его макушку:
— Все влюблённые немного идиоты, Отабек. Даже я.
В трубке послышался звонкий голос Карины, после чего Отабек уже громче ответил:
— Спасибо, Юри. Удачного отпуска.
Выключив телефон, Юри закрыл глаза, слушая мерный стук сердца Виктора, пока над головой не раздался его тихий голос:
— Мой брат влюбился в твоего друга. А я, кажется, влюбился в тебя. Ваше решение обменяться домами на время отпуска стало каким-то судьбоносным.
Юри ничего не ответил, только крепче прижавшись к Виктору. До его отъезда оставалось четыре дня.
***
Юра медленно бродил по городу, как обычный турист. Яркие, пёстрые вывески сменялись зелёными парками, стены из бетона и стекла сменялись исторической архитектурой. Юре было всё равно. Главное не в чужом пустом доме, где от себя не спрячешься.
Телефон Плисецкий оставил на кухонном столе, зная, что Отабек будет звонить, несмотря на все просьбы не делать этого. И вернётся он скорее всего завтра, как и планировал. И что тогда делать ему, Юре? Сбежать в город и вернуться поздно ночью? И бегать так до конца отпуска? Юра не знал. И его это бесило.
Вернувшись домой далеко за полночь, Юра стянул с ног конверсы, устало падая на кухонный стул. Разблокировав телефон, он увидел кучу звонков и сообщений от Отабека. Большинство из них были сделаны два часа назад.
Выключив телефон, Юра уронил голову на свои руки. Было страшно нестись друг к другу навстречу, вот так, с распахнутыми настежь глазами, впечатавшись так, что стало не разобрать, где чьё тело и душа. И Юра знал, что отдирать их друг от друга будет очень больно.
Остаток ночи Юра провёл без сна, размышляя над извечным вопросом, который он задал себе впервые в жизни. Что ему со всем этим делать?
***
Отабек сидел рядом с кроваткой дочери, читая ей сказку собственного сочинения. Другие Карина не признавала ни в каком виде. Девочка уже почти засыпала, когда внезапно задала отцу вопрос:
— Папа, а Юра будет моим вторым папой?
Отабек замолчал на полуслове, внимательно глядя на дочь. Как бы ему хотелось знать ответ на её вопрос.
— Карина, спи. Нам завтра рано выезжать.
— А Юра встретит нас в аэропорту?
Отабек поцеловал дочь в тёмные кудри, приглушая свет.
— Спи.
Прикрыв дверь в комнату дочери, Алтын вышел на балкон, доставая из кармана телефон. Ни одного ответа. Одни сплошные вопросы. Раздумывая, стоит или не стоит сейчас писать Плисецкому, он всё же набрал очередное сообщение:
«Карина только что спросила меня, станешь ли ты её вторым папой. Вот бы и мне знать ответ на этот вопрос».
Немного подумав, отправил следом второе:
«Было бы здорово увидеть тебя в аэропорту, встречающим нас. Мы прилетаем в четыре часа вечера по твоему времени. Это на случай, если ты всё же захочешь встретить нас».
Так и не дождавшись ответа, Отабек ушёл в спальню, чтобы забыться тревожным сном до утра.
