Горький персик

Мечты оказались весьма… приукрашенными. Как Изуку и думал, даже в классе Академии Зайцев и Кроликов, близких ему по виду, было мало. Точнее, кроме Очако-чан, больше никого не было. Впрочем, он был не один в, так сказать, ограниченном количестве. Вообще, с животными-тотемами все было порой гораздо сложнее для тех, кто являлся малочисленным представителем. Большинство из людей рождались под знаками Собаки, Кота, разных видов Птиц и домашнего скота. Цивилизация развивалась, социум вместе с ней. И, некогда бывшие дикие представители царства животных, стали появляться все реже. Например, Зайцы, Волки, Змеи, Ящерицы, Лягушки и прочие. Но класс А, куда он смог поступить, собрал большинство именно таких, редких экземпляров. И им, представителям редких видов, искать соулмейтов было во много раз сложнее, чем тем, кто являлся большей частью общества. Распространено, что соулмейт должен быть одного с тобой вида. Мидория на личном примере знает, что это не так. Он не волновался о том, чтобы искать себе пару. Ведь он ее нашел, пусть даже она много рычит и кусается. И совсем другого вида. Его, на самом деле, теперь, после поступления в Академию, теперь больше волновали другие обстоятельства. Первое. При поступлении он указал в графе Причуда – регенерация. О Бессмертии он решил не упоминать, и сокрытие его нервировало. Второе. В разговорах со Всемогущим, как старшим Зайцем, тот сказал одну странную вещь, которая очень Мидорию взволновала. У них была беседа во время перерыва между тренировками, касательно соулмейтов. Ведь у Изуку не было друзей, и Герой его подбодрил, что это ничего, что в Академии он сможет показать себя и завести друзей. Может, даже найдет своего соулмейта. - Но будь осторожнее, юный Мидория. Когда находишь своего соулмейта, твои инстинкты обостряются. Особенно, когда ты пытаешься проявлять свое внимание по отношению к паре. Это касается и так называемых периодов спаривания. И не красней, не маленький уже. На уроках биологии ведь изучали, откуда дети берутся? – Всемогущий поднял указательный палец вверх. – Вот-вот. И у каждого вида тотема этот период протекает по-своему. У нас, Зайцев, он проходит летом, где-то с мая по сентябрь. Тебе будет постоянно хотеть ласки, внимания твоей пары и, в конце концов, любви. И с возрастом, как раз где-то лет с пятнадцати, все желания будут концентрироваться на спаривании. Это все проходят, юный Мидория, так что не пугайся, но имей в виду и будь морально готов к этому, если тебе повезет. Или нет, как ты на это посмотришь. Изуку после этих слов вспоминал периоды жизни летом в прошлые годы, когда он больше обычного плакал и расстраивался, получая от Каччана лишь тумаки и обзывательства. В общем, все сказанное героем сходилось, но… Сейчас он все чувствовал острее. Даже вроде как незаметные взгляды Каччана. Не зря же ему снятся такие странные сны, где уже волк следит за зайцем. Для них переломным моментом стал летний экзамен в Академии. Он состоял из двух этапов, происходящих в течение сорока восьми часов, которые ученики будут находиться в лесной полосе с ограниченными возможностями коммуникации и пропитанием. И при этом выполнять своеобразные задания, которые им поручит преподаватель, что до них доберется. Для Изуку всегда было больной темой переодевание. Он никогда не снимал штаны при постороннем, знакомом человеке (только врачи при осмотрах и мама входили в исключение). Он чувствовал себя весьма неуютно и некомфортно, если его рудиментарный, заячий хвост оказывался вне штанов и на всеобщем обозрении. Он никогда не понимал, как другие вполне естественно и свободно ходят и сверкают частью своего позвоночника. И тем не менее, даже Урарака, будучи Кроликом, умудрялась выставлять хвостик поверх форменной, прямой юбки или спортивных брюк. Что уж там говорить о Каччане, хвост которого словно жил своей жизнью и, особенно в последнее время, грубо говоря, путался в ногах Мидории при каждом удобном случае. И именно на этом проклятом экзамене Изуку пришлось проглатывать нервные комки в горле, стягивая штаны формы Академии в маленьком, тесном для пятнадцати человек класса мужского пола, фанерном помещении с названием раздевалка на свежем воздухе. - Ого, Мидория, какой у тебя хвостик! – воскликнул Каминари, с тотемом Белка, привлекая всеобщее внимание на красного, желающего провалиться сквозь землю Изуку. - Ох ты, и правда. Даже милее, чем у Урараки-чан, кажется… - задумчиво протянул Киришима, единственный Ящер их класса, и наклонился, рассматривая выглядывающую из за резинки трусов двухцветную кисточку. Влажные глаза Изуку бегали из стороны в сторону, как и хвостик, нервно дергающийся словно в попытке сбежать от хозяина в дальний уголок. Одноклассники, один за другим, сыпали комментариями по поводу его хвоста, будто больше ничего интересного у них не было… - Эй, Мидория, а откуда у тебя столько шрамов? Кстати, и ухо порвано. Пусть и почти не видно под волосами, но… - начал рассматривать дрожащее, покрытое веснушками и родинками тело Изуку, Ящер и вздрогнул, когда над плече безжалостно рванула схватившая его ладонь одноклассника. - Завалитесь и переодевайтесь уже! – прорычал появившийся яростный Бакуго, и против него в таком состоянии никто не смог сказать слово против. Только Иида-кун, Барсук, высказал стандартную цитату школьного свода правил, касательно дисциплины на экзаменах. Таким образом Мидория, испытав прилив благодарности перед Каччаном, смог переодеться в надлежащий вид и взять приготовленный и подписанный его именем рюкзак-комплект для выживания в лесу. С этого экзамен начался. Дойти из пункта А в пункт Б. Звучит просто – на деле не очень. Класс, идущий следом за старостой с картой, так и норовил разделиться, что делать было, в принципе, можно, но не желательно. Айзава их предупреждал о наличии ловушек и препятствий. И первым их препятствием стал переход через болотную зону. Как и предполагалось, началось своеобразное соревнование Кто на что горазд. Большинство одноклассников легкомысленно отнеслось к этому испытанию. Ведь прыгать по кочкам так весело… Пока не застрянешь в топи или не поскользнешься на влажном мхе. По началу никакой слаженности не наблюдалось. Если кто-то из одноклассников попадал в беду, Иида, пусть и подавал голос, но его никто не слушал, и спасать сбившегося товарища приходили те, с кем он общался. Изуку порывался спасать, например, упавшую спиной в топь Джиро-чан или споткнувшегося Токоями-куна. Но он чисто физически не смог бы. У него не было полезного навыка для этого и причуды. А пока он что-то мог предпринять, их уже вытаскивали и тащили за собой. Все, что мог Мидория, это кусать губы и корить себя за беспомощность, преодолевая древесную долину по верхним ярусам веток, где мха было в разы меньше, и его ноги не скользили при прыжках. Рюкзак неприятно оттягивал спину назад, но Изуку не терял из виду рвавшегося вперед всех Бакуго. Он упрямо преодолевал болото, с яростным рычанием взрывая преграды. Каччан всегда остается Каччаном. И Деку… все также остался Деку. До точки ночевки, где должен быть оборудованный домик для отдыха, оставалось совсем немного. Вымотались за весь день абсолютно все, зато азарт, бывший в самом начале, угас и заменился нытьем, особенно с женской стороны. Да, пусть у большинства из них тотемами выступали животные лесной части, они все же были людьми, и подобная многочасовая беготня с препятствиями на естественном ландшафте, даже без самих животных-обитателей, напрягал привыкшую к комфорту и чистоте молодежь. Единицы не сказали слова против, смирившись со своим положением. Изуку все это время молчал, задумавшись, насколько же на деле бесполезным героем он является. Он привык выстраивать в уме ситуации с аналогиями, и во время экзамена прекрасно увидел и осознал – в непредсказуемых условиях он более, чем бесполезен. Но, по крайней мере, он стал намного сильнее, чем был в школе. Даже с Каччаном у него нечто вроде перемирия… Они, к слову, в последнее время совсем мало контактировали между собой. Изуку был увлечен тренировками, выходя на все новые и новые уровни, пусть и всего лишь физических данных, которые дала ему природа. А вот Каччан был напряжен и часто смотрел на него – нередко попадаясь и сразу отводя взгляд. Казалось, он иногда хотел что-то сказать, но в итоге молчали оба. - Бакуго! За спиной Изуку раздался треск, грохот и вскрик. Он обернулся и увидел мечущегося Катсуки внутри решеточной клетки. Он был пойман в капкан, о котором Айзава упомянул вскользь как о Заточении неудачников. И среди них этим неудачником оказался рассвирепевший Бакуго, который, как бы ни старался взорвать или сдвинуть металлическую коробку вокруг себя – ничего не выходило. Взрывы будто гасились, в то время как ярость подростка росла. - Что это за херня?! – Бакуго аж клыками впился в один из прутьев. - Можешь даже не пытаться, Бакуго-кун. Впрочем, как и все остальные, - направляющиеся к Катсуки Киришима и Мидория остановились неподалеку от клетки, когда услышали голос их преподавателя, звучавший будто в голове. - Мы наблюдаем за вами, юные герои, круглые сутки здесь. Что каждый из вас и как делает, о чем думает – все видно, как на ладони. Я предупреждал вас, что на пути вам будут препятствия и капканы, в которые попадут самые невезучие из вас. Ваша задача – добраться до пункта назначения, на данный момент – это ночлежка, где вы сможете набраться сил на завтра. Вам предстоит долгий путь, потому чем быстрее вы доберетесь до отдыха, тем больше у вас будет времени на прохождение. - А что будет с теми, кто попал в капкан? – спросил Киришима. - Они только проиграют время, только и всего. У них просто на одно больше препятствие в виде необходимости догонять, когда капкан откроется через двенадцать часов. Так что нет причин для переживаний, - ответил Айзава. - Ах ты ублюдок, - прорычал заключенный, и на равнине повисла напряженная тишина. Иида пытался все это время более-менее сохранить строй, чтобы никого не потерять из одноклассников, и в итоге им придется оставить товарища, чтобы остальные смогли нормально отдохнуть сегодня ночью. Может, некоторые и не на столько устали, чтобы нуждаться в хорошем ночлеге, но не все такие выносливые. К тому же среди них есть девушки. А Бакуго сильный, он и сам справится, как только освободится. - Внимание, все! Мы продолжаем наш маршрут, - объявил Иида. И ему никто не сказал слово против. Киришима, бросив взгляд на Катсуки в клетке, цыкнул. Он успел с ним сдружиться вроде как и не желал тому зла. - Бакуго, только посмей опоздать или застрять где-нибудь еще, - сказал он, повернулся и пошел следом за остальными. В ответ ему был лишь звериный рык. Изуку потоптался на месте в нерешительности. Он не хотел оставлять Каччана здесь в одиночестве, тем более на всю ночь. Пусть у того и был рюкзак с провиантом на первое время, но часть из этого они уже употребили, да и ничем он сейчас не мог бы помочь. Только злить напрасно. - До встречи, Каччан, - прошептал Изуку и припустил вперед. Его Волк не удостоил даже рыком. Он только проглотил зарождающийся вой в глотке от вдруг появившегося ощущения пустоты. Впервые он смог почувствовать подобное. Когда абсолютно все отвернулись и покинули его. Даже Деку, который всегда следовал по пятам вопреки всему. Особенно Деку. Обычно, это он бросает всех и вся, трубя, что никто и ничто ему не нужно. А сейчас ему стало как-то горько от того, что все поступили с ним так. Хотя, если логически помыслить, то они бы все равно ничего не смогли бы сделать, но… Настолько быстро принять решение. Так Бакуго осознал, что такое одиночество. Всего за несколько часов в клетке среди лесных сумерек и ночи, когда вокруг лишь тишина и кое-где стрекочут сверчки и еще какая мелкая живность. Катсуки вскоре проголодался и полез в рюкзак за тем, что у него осталось от провианта. Всего пару сухих пайков и бутыль воды. Он сел на металлическое, холодное дно клетки, очистив его от маскировочного слоя почвы и задумчиво посмотрел вверх, на темный квадрат потолка, теряющийся в тенях времени суток. Паек быстро сжевался. И Катсуки начал думать о том, что не могло выйти из его головы уже долгие месяцы. Деку. Чертов Заяц. Он в последнее время стал много думать о том, что вообще он имеет. Скорее всего, это влияние Айзавы и его нравоучений о том, что, чтобы стать героем, просто быть сильным – не достаточно. Нужно уметь защитить. Что ты сможешь защищать, когда поймешь, что это такое – защищать, что тебе дорого. А что дорого ему? И в ответ была тишина. Друзей в школе у него не было. Те прихвостни, шайка шавок, что ходили везде за ним и в рот заглядывали – не то, что он готов был защищать. Да и дрался он всегда только для того, чтобы победить. Но с одним человеком все было иначе. Когда он увидел Деку в первый раз, еще в садике, ему понравились его уши и хвост, который иногда показывался из-под подола их формы. Такая славная, маленькая кисточка, которую хотелось погладить, но до которой Бакуго так в жизни и не дотянулся. До Деку ему хотелось касаться. И он делал это, своим хвостом, как бы невзначай. Пусть по коленям, иногда он позволял себе это. А потом, когда у того не появилось причуды, и кто-то, уже не помнит, кто, толкнул Деку, и тот заплакал. Маленький Бакуго сначала разозлился, а потом его осенило. Вот так можно касаться его, не боясь, что дадут отпор. Деку просто поплачет и все. И так начались их «развлечения». До хвоста Бакуго так и не добрался, но зато спустя долгое время, в прошлом году, он попробовал кровь этого Кролла и, что важное, его ушко. То самое, что терялось среди волнистых, странных волос. Одно из тех нежных и чувствительных мест. И даже смог оставить метку на нем. Впрочем, как выяснилось в раздевалке, на Деку сплошь и рядом пестрели его метки. Пусть ранки и заживали быстро, видимо, шрамы все равно оставались шрамами. И Бакуго довольствовался тем, что задирает этого Зайца. Это было ему дорого, без того, чтобы не коснуться его кулаком, не увидеть взгляд зеленых глаз, направленных на него, казалась острая нехватка чего-то. До того момента, пока он сгоряча не ляпнул про крышу, а дурак этот послушался. Ночью, бившийся в истерике Волк, переосмыслил свои желания и приоритеты. Да, ему были приятны избиения и присвоение таким образом Деку. Но тот дошел до того, что покончил с собой. А потом, как бы не отказывался признавать он сам, пришел к нему на помощь. Единственный из толпы и героев-зевак. И тогда Бакуго повернул свои взгляды в противоположную сторону. Та шайка, как и он, издевались над безобидным Мидорией, но только подражая ему, Главе, волку. И тот разговор поставил точки над И в их истории. Прикосновения и контакты с Изуку, который тогда увлекся тренировками, свелись на минимум. И Бакуго чувствовал, насколько более нервным становился с каждым днем. Единственное, что его утешало, видневшееся распоротое ухо Зайца. Он догадывался, что этот неуклюжий, кажущийся беспомощным и беспричудным Заяц был его соулмейтом. Если ранее можно было предположить, что его просто тянуло к животной жертве, то не теперь, когда его Волк считает метки на чужом теле и довольно урчит. Он метил территорию. То, что было ему Дорого. То, что волк планировал защищать ото всех. И потому сейчас «условное» предательство Деку было первым, что опечалило Бакуго и заставило произвести глухой скулеж, который никто не услышал. Защищать то, что дорого, верно? Но как же горько, когда ты не дорог в ответ. Это и есть – быть героем? Ночь все больше брала бразды правления, охлаждая воздух все сильнее, несмотря на то, что было лето. Бакуго, обремененный собственными переживаниями, чувствовал опустошенность. И впервые, как никогда, он жалел, что нет рядом того, кто бы смог подарить тепло, когда ему так холодно. Он лег на бок, прижав колени к груди, и уткнулся носом в жесткую шерсть кончика собственного хвоста. Ничего же, если он заснет здесь?.. Открыв глаза, Бакуго оказался в лесу. Но это был не тот лес, противный, с болотами, с буграми и оврагами, холодный. Это был теплый, летний, полный жизни лес. И на поляну прямо перед ним из кустов прыгнул бежевый, ладный волк. Его тонкие, жилистые лапы невесомо проносились по зелени, а нос интенсивно пытался уловить запах в воздухе. Давно он его не видел, своего Волка. Тот вырос, стал каким-то другим. Не таким агрессивным, как Бакуго его помнил. И он всегда искал одного Зайца. Смешного такого, темно-зеленого. Вот темная тень пронеслась мимо них, и волк припустил следом. Бакуго старался от них не отставать, но, если волка он мог видеть, то от зайца он видел лишь смазанную, длинную, темную тень, мелькающую где-то впереди. Бакуго почувствовал усталость, пока бежал за ними, но, когда он все же догнал, то увидел открывшуюся поляну среди деревьев. И волк, наступив лапой на брыкающегося зайца, сомкнул на его тушке клыки. Сначала блондин испугался, но потом он увидел, как волк спокоен. Его вид не говорил о том, что хищник желает полакомиться добычей. Волк, прикрыв глаза, лишь прижимался клыками к темной шерстке тяжело дышащего зверька под ним. А затем повел боком морды, тычась мокрым носом куда-то в грудь замершего зайца. И в тишине поляны раздалось его утробное урчание. - Каччан! Каччан! Бакуго вскочил на месте, не сразу понимая, что его выдернуло из сна. Он проморгался, не сразу понял, открыл он глаза или нет – вокруг было темно, и его слепил луч света. Но, пару мгновений спустя, он смог различить в темноте знакомые очертания за фонарем. - Ой, прости, Каччан. Деку, сидевший перед ним за пределами решетки, выключил фонарик и сел прямо на голую почву рядом, доставая из-за спины рюкзак. - Деку, что ты здесь делаешь? – прохрипел Бакуго, заметив, как внутри он обрадовался появлению его Зайца. - Т-ты замерз, наверное? Конечно, замерз, тут же металл и голая почва. Сейчас, подожди, достану все, - Изуку суетливо вытащил из рюкзака что-то большое и начал пихать это между решеток. - Держи, это плед. Там, в ночевке, я достал самый толстый и теплый. Укройся, пожалуйста. Катсуки не мог видеть лица Мидории, но ему очень бы хотелось. Он взял плед и набросил его себе на плечи, окутываясь слабым шлейфом запаха Изуку. Под материей почти сразу стало намного теплее. Тем временем Деку продолжил копаться в рюкзаке и вытащил что-то длинное и металлическое. Он открутил крышку, судя по звуку, и налил что-то вкусно пахнущее едой. - Это бульон. Его Асуи-чан сварила, и я налил немного в термос, чтобы горячим донести. Держи, - между прутьями просунулась крышка с дивно пахнущим варевом, от которого шел мерный пар. Рот Бакуго быстро наполнился слюной уже от одного запаха. Но он всеми силами сейчас старался унять свое сердцебиение и поток мыслей. В памяти всплыл момент из детства, когда он разозлился на Изуку, протянувшему ему руку помощи. Тогда, полный гордости за свою принадлежность и наслаждавшийся превосходством, этот поступок вызвал в нем злость. Он был глуп и не понимал, чего стоил тот жест Деку, пусть и смотрящего на него без страха, сколько бы его не били и не унижали не заслуженно. Сейчас был похожий жест, несмотря на их пассивное взаимодействие даже как одноклассников. Но на сей раз… - К-каччан? – вздрогнул всем телом Мидория, почувствовав прикосновение к пальцам, держащим едва не выскользнувшую из них крышку термоса с супом. Нечто сухое, теплое коснулось внешней стороны фаланг, а затем между ними скользнул мокрый, горячий… Изуку почувствовал, как гулко забилось его сердце, и покраснело буквально все – особенно щеки, шея и уши. - К-каччан, что ты делаешь? – попробовал снова позвать его Деку и не отрывал взгляда от едва различимых светлых волос и прижатых к голове треугольных ушей. Катсуки еще раз прикоснулся к его пальцам губами и с выдохом прижался к руке Деку носом и щекой. - Спасибо, Деку, - тихо прошептал он. Изуку, услышав слова Катсуки, ощутил прилив облегчения. Он так боялся, когда бежал сюда, что не найдет клетки, что Бакуго снова будет в ярости от его присутствия. Что он не сможет помочь. Мидория с самого начала хотел остаться здесь с Каччаном, но он ничем не мог бы ему помочь с тем, что имелось в наличии. А в ночлежке, как и предполагалось, нашелся и плед, и термос, и кухня, где можно было приготовить еды… Кстати! - Каччан, возьми супа пока, пожалуйста. Я еду достану еще, - дрожащая, неуверенная интонация Мидории исчезла. И Бакуго было приятно слышать такой спокойный, негромкий голос. Он послушно взял в руки импровизированную кружку с супом и отпил из нее. Теперь он мог согреться и изнутри. Мидория снова просунул руку с завернутыми треугольниками онигири, и он смотрел, как в темноте еда исчезает с едва слышимым чавканьем. Изуку впервые за весь экзамен почувствовал себя в нужном месте, в нужное время. Не среди галдящих, радующихся цивилизации подростков, а здесь. На холодной земле, рядом со своим Волком, которые впервые в жизни признал его помощь. Признал Его. И даже мороз ночи казался уже не таким навязчивым.