Горький персик

Бытовые проблемы решены стали только вечером. Пока Каччан собирал кроватку для Акиры, Мидория сидел с ней на диване и покачивал, иногда слушая угуканье и кваканье малышки. Поразительно, ведь ей было всего неделю отроду, а у нее уже открытые эмоциональные реакции и живой, будто осознанный взгляд. Он читал об этом, но счел на то, что у нее оказалась его наследственность, возможно, даже причуда. Но он не хотел бы, чтобы у нее было бессмертие. Если он правильно понял собственное тело, то в ближайшем будущем у него будут большие проблемы, и их нужно было как-то решать. Ко всему прочему у него появилась одна идея, против которой, конечно, Каччан будет против, но… Изуку посмотрел на улыбающуюся Акиру и перевел взгляд на сидящего рядом с ними Бакуго, рассматривающего в инструкции, куда нужно вставлять очередную деталь. У него пока есть время подумать и взвесить, имеет ли он право эгоистично поступить со своим соулмейтом так, как считает верным? Сможет ли он сохранить связь с Каччаном после всего, что, возможно, произойдет? От этих мыслей болела голова и становилось очень тоскливо. Мидория устал, не совсем понимая, от чего конкретно. От бесконечных дилемм, вопросов без ответов, сдерживать все в себе без возможности выговориться хоть одной живой душе, чтобы не он один нес эту ношу. Даже мать он не смел беспокоить. Она и так натерпелась, пока растила его всеми силами. На макушку легла тяжелая ладонь, и Изуку вздрогнул, встретившись с глазами напряженного Волка. - Кроху можешь укладывать. Нам есть о чем поговорить, срочно. Изуку чувствовал даже некоторую апатию, пока вяло размышлял, что мог быть за разговор с Каччаном. В принципе, все предсказуемо. Вряд ли он услышит что-то новое. Хорошо, что младенцы быстро засыпают. Кроватка тоже была весьма удобной, с дугообразными ножками крестом, позволяющие качать в разные стороны по желанию. - На кухню. Изуку погладил дочь по одеяльцу и пошел вслед за Бакуго. Его напряженный хвост покачивался из стороны в сторону, выдавая волнение. Волк остановился, оставшись к нему спиной, натянутой, как струна. - Каччан, о чем конкретно ты хотел поговорить? Я… - начал было Изуку, но его слова были прерваны резким движением Катсуки. Тот рывком стянул с себя через голову толстовку, в которой был до этого момента, оставаясь голым по пояс. Округлившимися глазами Деку словно моментально проснулся от удивления. А Волк прожигал его пронзительным взглядом из-под нахмуренных бровей. Заяц сглотнул, оббегая глазами, почти что ощупывая хорошо знакомые, чувственные рельефы крепкой мускулатуры Бакуго. Краем глаза он отмечал едва заметные на коже, небольшие шрамы разной длины на руках и плечах. Словно от порезов. - Это я получил, когда неудачно сорвался со стены на тренировке, - блондин ткнул в средней длины полоску. – Этот я заработал от Киришимы во время спарринга месяц назад. Эти остались на мне после заварушки с одним из говнюков, умеющим контролировать стекло. Ты не знаешь про все эти шрамы, про эти истории, потому что я не говорил. Никому не говорил, чтобы не волновать – ведь это всего лишь царапины. Волк встал прямо перед ним во всей красе, гордо расправив широкие плечи и взмахнув гибким, пушистым хвостом. - Я могу понять твое нежелание рассказать мне о том, что произошло. Как ты… забеременел и прочее… - Бакуго сжал кулаки и опустил голову. - Но… За что, Деку? Я стараюсь, изо всех сил, стать для тебя кем-то близким, настоящим соулмейтом. А в итоге о тебе моя мать знает больше, мой отец знает больше, чем я. С тобой поехал этот чертов кошак, а мне ты даже не рассказал, никоим образом не намекнул о том, что происходит… Я зол, Деку. Не на пустом месте. Сейчас я не буду слушать твои мямлющие речи, потому что карга мне рассказала все. Но если хоть еще раз ты… Договорить Катсуки не дали – сжали в объятия. Крепкие и жаркие, а в плечо, к голой коже, коснулись сырые капли. Второй раз за день Изуку плакал. - Каччан… Каччан… Мне жаль, что ты зол. Мне жаль, что тебе достался я. Я всегда хочу быть с тобой, и мне так страшно… Даже сама мысль, что ты откажешься от меня – самое ужасное, что я когда-либо чувствовал. Почти как тогда, в школе, когда я прыгал… Мне жаль, Каччан, но есть много вещей, незнание которых хранит наш покой. Я просто хочу быть рядом с тобой, всегда, не смотря ни на что… Я… Рыдающего Зайца оторвали от плеча, схватив того за ухо и потянув в сторону. На щеках Бакуго играли жвалки, но на скулах был румянец. - Деку. Я что тебе сказал. Не собираюсь я слушать твои мямли сейчас. Однако уши отодрать я обещал, верно? Изуку притянули ближе, впиваясь грубым, собственническим, пошлым поцелуем. Бакуго кусал его губы, стукался с ним зубами и клыками и лизал все, чего касался язык. Десна, нёбо, губы, зубы. В ноздри попадал родной, обновленный запах, снося крышу окончательно. Словно в первый раз, самый первый. У них на кухне всегда стоял крепкий стол. Впервые оказавшийся лежащим на нем Мидория был уже не таким уверенным в производителе. Даже если стол сломается, Бакуго, казалось, не прекратит эти восхитительные, дикие рывки, когда он вбивается в выгибающееся тело под собой. Как давно он не погружался в него, не слышал, не чувствовал, насколько гладко и жарко может быть в каждой клеточке тела от того, что они едины в своем естестве. Катсуки сначала огладил это потрясающее гибкое тело, не утратившее форму за годы работы в лаборатории и время расставания. Он наметил пальцами подживающие полосы постродовых шрамов от операций, крупные пятна ожогов в районе груди и на руках, отмечая, что его собственные увечья смотрятся даже как-то убого. А затем с силой провел вдоль ребер и боков ногтями, выдавливая приглушенный скулеж. Когда же Катсуки сможет добраться до души Деку, чтобы не было больше этих тяжелых отметин? Чтобы они оказывались лишь на нем и не трогали его пару? Заяц до крови закусил свою губу и закрыл локтями лицо. Черт, черт, черт… Как же он скучал по этому. Каччан всегда брал его силой, смешанной с лаской, и от этого контраста он всегда терял голову. Изуку выгнулся под этими широкими ладонями и поднялся, сжав ногами бока блондина и обвив руками крепкую шею, он прижался губами в поцелуе, а затем всем телом. Толчки снизу не прекращались, и он отвечал на них, извиваясь в объятиях. Катсуки зарычал в поцелуй, подхватил Деку под ягодицы, удерживая того на весу. И взвыл, когда тот с силой сжал зубы на ключице, разрывая кожу в кровь. А затем языком быстро собирал сочившиеся рубиновые капли. Темные, с новым красным отблеском глаза встретились с алым волчьим взглядом. Два зверя, которые были в данный момент связаны телами. И души, звучавшие в унисон, следующие друг за другом сквозь время. - Я всегда буду с тобой, Каччан, - прошептал Деку, про себя давая клятву. Если его предположения верны, то он сможет выполнить обещание. +++ Так и потекли дни. Квартира обживалась теперь тремя жителями, один из которых требовал крайне много внимания, когда не спал. Неделя ушла на то, чтобы утолить жажду общества друг друга и привыкнуть снова к тому, что теперь спать можно в обнимку, что иногда длинный хвост попадает в лицо (когда Каччану снятся кошмары), а затем все утро уходит на то, чтобы успокаивающе поглаживать лохматую, жесткую макушку и подергивающиеся уши. А порой кошмары посещали Изуку, и уже Катсуки вылизывал мокрые щеки и веки. На детские крики и позывы покушать или сменить пеленки вставали по очереди, и никто из них не ругался друг с другом по этому поводу. Когда их наконец навестили родители, то те были весьма удивлены достаточным уровнем ответственности за быт у относительно юных родителей. Акира оказалась рождена у абсолютно гармонирующей пары. Мидория Инко принесла альбом детских фотографий Изуку, и они, вместе с Мицуки, весьма увлеченно нянчились с детской копией Деку, который только мямлил в смущении и смешил женщин и малышку. Иногда Инко бросала на него грустный взгляд. Он был таким зайкой, милым, невинным. А вырос каким-то… изломанным и даже одиноким. Рядом с ним всегда был Бакуго, а теперь у них есть Акира-чан, но возможно ли будет вернуть ее милого мальчика? Или же это и называют взрослением? Пока все развлекались с новым прибавлением в семье, Масуро, впервые за много лет, общался с сыном именно на тему семьи и ее поддержки. Потому что теперь нужно уметь балансировать между работой и благополучием пары и потомства. Бакуго-старшему было проще, потому что он работал дизайнером и мог брать работу на дом, оставаясь и помогая Мицуки в воспитании волчонка. Административный отпуск подошел к концу, и Бакуго, заметно нервничая, покинул обретенное семейное счастье, отправляясь к коллегам. Как поступит сегодня Деку, ведь о его беременности никто не знал, работа в отделе не останавливалась, и декрет никто не дает за просто так… Его удручение было настолько заметно, что Киришима, увидевший напарника впервые за эти дни, даже старался оказать поддержку кофе с пирожками, рискуя получить от того неслабую оплеуху. Но Катсуки молча принял обед и без инициативно принялся жевать. - Эй, чувак, ты меня пугаешь больше обычного, когда вот так молчишь. Мидория ведь вернулся из поездки, вы пробыли вместе. Все понимают, что вы соскучились… Или что-то случилось между вами? – Киришима проявил любопытство, готовый в любой момент уплотнить кожу от взрыва коллеги. Однако Бакуго вздохнул, отложил в сторону стаканчик и пирожок и взъерошил волосы рукой, явно что-то про себя взвешивая. Катсуки просто распирало. От нервов, что будет дальше. И от счастья, до сих пор, что у него семья. Даже не просто партнер, соулмейт, а уже и маленький щенок, который их общий. Хотелось разделить это счастье, похвастаться, выразить гордость. Но перед кем попало этого делать не хотелось. Впрочем, Киришима был не кем попало, он напарник и, можно сказать, друг. - Я стал отцом, - сказал Бакуго. - Что? Киришима замер. Казалось, он просто ошалел от новости, а голова моментально наполнилась возможными вариантами. - То есть как это? Подожди. У тебя ведь есть Мидория. Как… Бакуго, как ты мог, мужик? Ящер сейчас почувствовал некую горечь разочарования за напарника. Конечно, не ему судить о том, как нужно строить личную жизнь, но Мидория тоже был ему другом и хорошим человеком. И его предали, можно сказать. Теперь зато стала ясна нервозность Бакуго. Блондин удивленно уставился на напарника. - Как мог что? Ты не в курсе, как дети делаются что ли, полудурок? - Да не о том я! У тебя ребенок на стороне от Мидории – нельзя так, мужик. Ты же выбрал себе одну пару, а за его спиной успел уже и обрюхатить и папашей стать. Волк вскочил на ноги от негодования и схватил Киришиму за грудки. В его глазах читалась злость. - Ты думаешь, что говоришь, хвостатый ублюдок? Деку мой, я ни на кого его не менял и не собираюсь. И ребенок от него, дуболом. От этого заявления Киришима опал еще больше. Мидория всегда производил впечатление человека, который может многое, стоит немного постараться. Но чтобы такое… - Погоди, остынь, мужик. Вы, получается, соулмейты, а не просто пара? Блондин и правда остыл и отпустил напарника, все еще глядя на него исподлобья и подергивая напряженным, взъерошенным хвостом. - С прозрением, дебил. Да, мы соулмейты. - И у вас двоих теперь мини-Бакуго… Погоди, а кто его тотем? Вы же… - Ее тотем. Волк, как у меня. Киришима зарылся ладонями в свои колючие волосы, стараясь осмыслить и привести в норму бурлящие эмоции. Все хорошо, его друзья в порядке, вместе, и… - Черт возьми! Поздравляю, засранец ты взрывоопасный! Когда можно будет увидеть милашку Бакуго-чан? Ящер тискал в объятиях Волка, даже когда тот рычал, что откусит хвост и сделает из его клыков ребенку побрякушку. Зато внутреннее напряжение немного спало. Оказалось, делиться радостью с другом приятно. И видеть искреннюю радость в ответ тоже. Осталось только дожить до вечера и ожидать дома благих вестей. +++ Изуку тяжело опустился на скамейку в коридоре и вздохнул. Пристегнутая к нему спереди малышка завозилась и обернулась, смотря на родителя, смешно поведя маленькими треугольниками ушек. Мидория улыбнулся дочке и погладил по пушку темных волосиков. Она такая крошка совсем, а уже многое понимает и совсем не испугалась внешнего мира, таращась и агукая с явным любопытством. Разговор с руководителем отдела дался тяжело, однако это того стоило. Очень оказалась кстати помощь как всегда явившегося из ниоткуда Всемогущего, который почти что растаял от умиления при виде Акиры-чан и твердо заявил, что на работу юного Мидории наличие при нем младенца никоим образом не скажется. И Всемогущий только забеспокоился, а не будет ли ему самому работать в таком темпе, когда нужно успевать и за ребенком ухаживать, и работать в лаборатории. Но Изуку уверен, что все будет хорошо. Его девочка много проблем не доставляла, шума тоже, и Хасуне-сан, с которой он уже работал долгое время, она понравилась. Но было видно, что девушка завидует. Подробности о ее личной жизни Мидория никогда не спрашивал, не тактично, но она явно была огорчена на общем фоне радости за коллегу. Также он посетил Айзаву-сенсея. Хмурого, небритого больше, чем обычно. Верно, ведь Мик-сенсей все еще не приехал домой и наслаждается санаторием. Изуку почувствовал некоторую вину, когда сенсей зыркнул на него с подвязанным младенцем. - О, Мидория. Вижу, у вас все хорошо. - Здравствуйте, Айзава-сенсей. Да, растем по полной программе, - идея повидать учителя уже показалась не такой хорошей. Акира вякнула и воинственно подняла крошечный кулачок в манере Катсуки, когда тот был по младше. Так и сейчас Каччан делает, но только дома, иногда, когда настроение есть… - Сразу видно, чей отпрыск, - фыркнул и закатил глаза Айзава, видимо, тоже узнав жест. - Ладно, бывай, Мидория. Не пропадай и береги себя. Приезжайте скорее, Мик-сенсей и малыш Хак. А то мир скоро замерзнет под этим взглядом.