Я с тобой, Томми

      После того, как они оба вернулись в Глэйд, поднялась жуткая суматоха. Галли затеял собрание, целью которого было наказать Томаса. Какого хрена этот здоровяк докопался до него, Томас никак не мог понять, и эти придирки на пустом месте уже порядком достали его.       Минхо сказал свое веское слово, кратко обрисовав ситуацию со свойственной ему одному скупой лаконичностью. Рассказал, что Томас псих, который спас их, обхитрив и убив гривера, и что он должен быть бегуном. Ньют с этим сразу же согласился, но Галли взбунтовался. А потом лифт снова поднялся, принеся с собой на этот раз одну лишь девчонку.       Сразу после этого Томас и еще несколько бегунов, которых Минхо удалось уговорить, отправились в лабиринт, чтобы посмотреть на убитого гривера и, может быть, найти какие-нибудь зацепки.       И они нашли.       По возвращении Минхо отозвал его в сторонку и попросил пойти с ним.       — Эй, куда мы идем? — спросил Томас, когда Минхо углубился в подлесок.       — Увидишь.       Вскоре показался маленький перекошенный домишко, больше похожий на хлипкий шалаш. Минхо пропустил Томаса внутрь. Здесь была всего одна комната, в центре которой стоял стол. На нем было что-то, накрытое тканью.       Минхо отбросил ее в сторону и кивнул на грубо сколоченный макет.       — Это лабиринт. Целиком.       — В смысле? Я думал, вы еще добавляете, — в замешательстве пробормотал Томас.       — Нечего больше добавлять. Я лично пробежал каждый цикл, каждый поворот… Если бы из лабиринта был выход, мы бы его уже нашли.       — Но почему ты никому об этом не сказал?       — Это было решение Алби, — пожал плечами Минхо. — Не мое. Я не пессимист, но из этого лабиринта реально не выбраться. По крайней мере, я так думал…       Минхо многозначительно приподнял брови, протягивая Томасу ту штуку с таймером, которую они вытащили сегодня из гривера.       — С тобой у нас есть шанс.       Томас взял предмет, задумчиво глядя на красную цифру семь. Он не верил, что из лабиринта нет выхода. Он должен быть где-то внутри. Это загадка, которую надо решить. Быть такого не может, что их просто засунули в чертову коробку под названием Глэйд и забыли про них. Это же не тюрьма. Само существование лабиринта уже подразумевает, что должен быть выход, иначе их пребывание здесь бессмысленно.       Наверное, все это отразилось в его глазах, потому что Минхо, неотрывно наблюдавший за ним, улыбнулся уголком губ.       — Ты не перестаешь удивлять меня, салага, — сказал он. — Что творится в твоей башке?       И хотя это, скорее всего, был риторический вопрос, Томас ответил:       — Я думаю, что выход есть, и мы найдем его. Возможно уже завтра.       — В тебе есть что-то такое, что заставляет меня думать так же.       — И что это?       — Ты любопытный. И пока не докопаешься до сути, не успокоишься.       Томас удивленно хмыкнул.       — Я просто считаю, что это глупо — поместить нас сюда просто так. В этом должен быть какой-то смысл, разве нет?       — Я предпочитаю не задумываться, какой смысл вкладывали те, кто создал этот лабиринт, засунув нас сюда по одному, — почти прорычал Минхо. — Когда я думаю об этом, меня от бешенства колотить начинает. Но, видимо, зря никто из нас об этом не размышлял. Ты первый.       Томас внезапно почувствовал порыв как-то обнадежить бегуна, и положил руку ему на плечо, заглянув в узкие темно-карие глаза.       — Мы найдем выход, Минхо.       — Надеюсь.       Вечером Галли отконвоировал Томаса в смешную нору, в которой глэйдеры держали всех провинившихся. Смешную, потому что вышибить хлипкую решетку, отделяющую от его свободы, было легче легкого.       Томас решил и это стерпеть, все равно он собирался выспаться перед завтрашним днем. И нет никакой разницы — здесь или в гамаке под общим навесом.       Здесь, по крайней мере, было тихо и можно спокойно подумать. Например, о том, почему Минхо заступился за него на собрании? Чувствовал себя виноватым за то, что бросил вчера в лабиринте одного с Алби? А еще, почему он решил рассказать именно Томасу о том, что выхода из лабиринта нет? Почему поддержал его идею, абсурдную с точки зрения других ребят, вернуться в лабиринт и отыскать убитого гривера?       И что значил сегодняшний разговор, когда он сказал, что Томас любопытный?       Томас вздохнул, растянувшись на земляном утоптанном полу и уставившись в потолок.

***

      Время в Глэйде, казалось бы, застыло. Каждый день происходило одно и то же. Здесь действительно не терпели лентяев и лежебок. Все работали и, как ни странно, следовали общим правилам, которые установил Алби. Ребята также слушались странноватого хромого Ньюта, который, несмотря на всю свою тщедушность, будто был облечен аурой власти. Его побаивались и к нему прислушивались, как и к темнокожему главе Глэйда.       Но Томас быстро понял, кто в Приюте, на самом деле принимает решения. Минхо был единственный, к кому остальные глэйдеры относились с ярко выраженным уважением. Даже когда к нему обращались, тон едва уловимо менялся. Минхо редко говорил, но когда открывал рот, чтобы сказать свое слово, все замолкали и слушали. И вместе с тем его как будто опасались и даже слегка сторонились.       А может быть, все дело было в том, что Минхо единственный знал — из лабиринта нет выхода. И это знание словно отделяло его от остальных невидимой стеной.       Томас не провел в Глэйде и больше недели, но уже, так же как и остальные, проникся к нему симпатией и уважением. Только, в отличие от других ребят, он ловил себя на том, что ему не просто нравится Минхо. Ему хотелось проводить с ним больше времени, он сам искал его общества, и вряд ли это укрылось от других. Хотя они не считали такое желание странным, ведь теперь Томас числился в команде бегунов, а Минхо был его куратором.       И только один новичок догадывался, что дело не в этом, но предпочитал не задумываться слишком глубоко о своих желаниях.       В лесу было тихо и темно. Томас ориентировался на тусклый огонек впереди — домик бегунов, в который разрешалось заходить только Минхо и ему с некоторых пор. Откинув ткань, прикрывавшую вход, он осторожно заглянул внутрь и увидел стоявшего к нему спиной азиата, нависшего над столом. Наверное, чтобы, если кто-то любопытный решит сюда заглянуть, не смог увидеть макет.       Он резко оглянулся через плечо, увидел Томаса и расслабился.       — Что ты здесь делаешь? — спросил Томас. — Ты ведь знаешь карту лабиринта наизусть.       — Здесь тихо, — хмыкнул Минхо.       — Тебя не устраивает компания других ребят?       Минхо только пожал плечами и выпрямился, скрестив руки на груди.       — А ты зачем здесь?       — Тебя искал.       — Нашел. Что дальше?       Томас не ответил, опускаясь на единственный табурет. Несколько секунд они смотрели друг на друга, а потом Минхо первый отвел взгляд, снова уставившись на макет.       — Минхо, сколько ты уже здесь? — спросил Томас. Вопрос сорвался с губ раньше, чем он успел подумать.       — Около трех лет. А что?       — И все это время ты бегун?       — Почти с самого начала, да.       — Ты помнишь, как оказался здесь? — Томас наклонился вперед, опершись локтями о свои колени, и сцепил пальцы.       — В моем появлении в Глэйде нет ничего особенного. Так же, как и остальных, меня поднял лифт. В то время здесь было всего три человека. Я, как и ты, захотел узнать, что это за лабиринт. Алби сказал, что туда лучше не соваться, но я уговорил его хотя бы посмотреть, что это за хрень и с чем мы имеем дело. Я бегал туда один снова и снова, пока не выучил каждый поворот.       — Наверное, это трудно каждый день бежать в лабиринт, зная, что это бессмысленно, — вздохнул Томас.       — Это все равно лучше, чем сидеть целый день в этом ящике, — возразил Минхо. — Поверь, здесь куда безнадежнее, чем в коридорах лабиринта. Там ты, по крайней мере, можешь бежать, и только это имеет значение.       Живя в Глэйде уже больше недели и наблюдая за тем, как парни ведут хозяйство и поддерживают быт, Томас невольно все чаще задавался вопросом: как они тут без девчонок? Ведь многие из глэйдеров были довольно взрослыми. Конечно, не было никого старше двадцати, но как справляться с напряжением, когда оно доходит до предела? Одним физическим трудом не отделаешься.       Однажды вечером, когда все как обычно собрались у костра, чтобы подурачиться и потравить байки (Минхо на таких сборищах появлялся редко), Томас сидел рядом с Ньютом на траве возле бревна. Теперь это стало их местом, и они частенько болтали здесь о всяких пустяках.       Томас наблюдал за тем, как Галли, местный задира и заводила, в очередной раз устроил показательное избиение младенцев. Он швырял на землю рискнувших выйти против него в круг мальчишек снова и снова, при этом выкрикивая что-нибудь оскорбительное.       — Эй ты, чмо, может уже соскребешь свою тушку с земли и попытаешься вытолкать меня из круга? Ну же, что ты как слепой гривер?       Томас покачал головой и, не удержавшись, пробормотал:       — Кретин.       Галли ему не нравился. Не только потому, что с самого первого дня цеплялся к новичку. Он подсознательно вызывал у Томаса неприязнь своей недалекостью, жаждой быть в центре внимания и показывать, как он крут.       — Галли не так уж плох, — возразил Ньют, попивая из банки жидкость, похожую цветом на мочу. Лично Томас не мог даже в рот ее взять, не то, что проглотить.       — Он придурок, — сказал Томас.       — Есть такое, — согласился блондин и слегка улыбнулся. — Но не стоит быть к нему таким суровым. Галли просто… Он еще не вырос. Ему надо немного поумнеть. Это пройдет. С возрастом.       — Ты с ним неплохо общаешься, да? — Томас чуть удивленно посмотрел на него, не понимая, почему младший староста так упорно защищает этого дебила.       К его удивлению, Ньют отвел взгляд и прикрылся банкой, делая очередной глоток.       — Галли появился одним из первых. Сразу после меня, — пожал он плечами, как будто это все объясняло.       Томас не стал продолжать этот разговор. В конце концов, его не особенно интересовало отношение Ньюта к Галли. Он сам считал его кретином, и его мнение вряд ли изменится в лучшую сторону.       Как-то вечером Томас забрался на одну из вышек, построенных глэйдерами по всему периметру поселения. Она была не особенно высокой, по сравнению с остальными, всего метра четыре. Наверху валялись какие-то мешки, набитые то ли старой травой, то ли чем-то еще. Томас любил иногда приходить сюда и валяться, потому что эта смотровая площадка находилась дальше всех от навесов, под которыми висели гамаки. Там обычно все и крутились перед сном, а он не очень любил этой ежевечерней суеты.       Он задремал, лежа на спине и заложив руки за голову, когда внезапно услышал знакомые голоса. Один — низкий и слегка хриплый принадлежал Галли, а второй спокойный и рассудительный — конечно же, Ньюту.       — Галли, я же сказал, перестань, — устало попросил староста. — Мы ведь уже, кажется, говорили на эту тему. Давай, ты не будешь опять и опять ездить мне по ушам об одном и том же.       — Ну почему ты не хочешь хоть раз меня послушать? — набычился здоровяк. — Что такого в том, чтобы построить отдельный шалаш?       — Ты издеваешься? И что подумают о нас остальные? И самое главное, зачем? Если мы когда-нибудь выберемся из этого чертового лабиринта…       — Ты сам-то в это веришь? — потеряв терпение, рявкнул Галли. — Мы здесь уже три года. Три долбанных года, Ньют. Смирись, выхода из этого запутанного ящика нет!       — Тебе хочется так думать? — холодно спросил Ньют.       Несколько секунд царила тишина, как будто двое смотрели друг на друга, ведя безмолвный поединок.       Потом послышался какой-то странный звук, то ли шлепок, то ли хлопок, непонятная возня и шуршание одежды.       — Галли… м-м… Галли, перестань, — пробормотал Ньют.       По одному из столбов, что поддерживал хлипкую верхотуру, прошла вибрация, как будто на него что-то кинули, и Томас почувствовал, как вышка слегка дрогнула.       Снизу послышался тихий стон, а потом звуки, которые невозможно было ни с чем перепутать, хоть Томасу ни разу в жизни не доводилось их слышать. Влажные звуки поцелуев.       Он осторожно, стараясь не шуметь, перевернулся на живот и подполз к краю деревянной площадки, выглянув за нее.       Там, внизу здоровяк Галли прижал белокурого старосту Глэйда к одному из столбов вышки своим телом и наклонил голову, очевидно, целуя. Ньют тихо постанывал, вцепившись в его плечи.       Когда он запрокинул голову, чтобы дать Галли доступ к шее, Томас инстинктивно засунулся обратно, опасаясь, что Ньют может его увидеть. Рискнув выглянуть опять через пару минут, он увидел, что блондин все еще стоял, подставляя длинную белую шею жадным нетерпеливым укусам Галли, но его глаза были закрыты и вряд ли он мог что-то сейчас увидеть. Зато Томасу было отчетливо видно, как Галли шарит своими ручищами по его телу, забираясь ладонями под одежду.       Томас отполз от края площадки, не замечая, что его дыхание слегка сбилось, а штаны стали тесными. От этой маленькой сценки он впервые, наверное, в своей жизни возбудился так, что даже вспотел.       Там внизу двое яростно ласкали друг друга и, судя по звукам, дело подходило к концу. Томас испытал постыдное желание запустить руку в собственные штаны и тоже скинуть напряжение, но он не сделал этого.       Вместо этого он постарался успокоиться. Закрыв глаза, Томас заставил себя думать о чем-то, кроме того, что происходило внизу, и первое, что пришло ему в голову, это Минхо.       Подлое богатое воображение тут же подкинуло картинку еще более соблазнительную, чем целующиеся Галли и Ньют. Томас представил на их месте себя и Минхо. Что, если бы это Минхо зажимал его сейчас там, жадно исследуя руками его тело и…       Томас закусил губу почти до крови, впиваясь ногтями в собственные ладони и изо всех сил борясь с порывом все-таки сунуть руку в штаны и отдрочить.       Он был так занят своими переживаниями, что не услышал, как Галли и Ньют закончили и, тихо переговариваясь, ушли в сторону лагеря.       На следующий день, когда они с Минхо бежали по лабиринту, Томас старался не встречаться с ним взглядом и вообще не смотреть на куратора бегунов, опасаясь, что обязательно покраснеет.