Я с тобой, Томми

      После случая с гребанной вышкой эти чертовы видения, где Минхо зажимает его и целует (и не только целует), начали преследовать Томаса все чаще и чаще. Каждый раз сценарий менялся. Иногда это происходило в лабиринте, иногда где-нибудь в укромном местечке неподалеку от лагеря, иногда в домике бегунов.       И каждый раз невозможность уединиться и снять напряжение сводила его с ума. Но, несмотря на то, что ему жутко этого хотелось, Томас ни разу не попытался сделать это.       Порою мысли о Минхо доводили его до ручки, и тогда находиться рядом с ним было тяжелее, чем обычно. Тот, конечно же, заметил изменения в Томасе, хотя и не сразу. От него не укрылось, что Томас отводит взгляд, что в их разговорах все чаще появляется неловкое молчание, что новичок иногда даже избегает его. Не то, чтобы Минхо сам искал его компании, но он уже привык, что Томас постоянно вертится где-то рядом, и, как ни странно, это его не раздражало. Наоборот, когда они бежали по лабиринту, и он слышал мерный топот его ног позади, это успокаивало.       — Слушай, в чем дело?       Не в характере Минхо было ходить вокруг да около. Как-то раз, когда они вышли утром из Глэйда и отбежали достаточно далеко, он вдруг остановился на бегу, круто развернулся, и припечатал новичка к стенке.       У Томаса вышибло дыхание из легких, а в глазах на секунду все потемнело от столкновения совсем не с мягкой бетонной поверхностью. Тряхнув головой, чтобы прогнать мушки перед глазами, он сфокусировал взгляд на Минхо. Темно-карие глаза азиата смотрели на него требовательно и выжидающе.       Томас попытался отлепиться от стены, но Минхо уперся в нее руками по обе стороны от его головы. Парня пробрала едва уловимая дрожь. Ситуация слишком походила на ту, что он частенько проворачивал в своей голове. Только обстоятельства не те…       — Все нормально, — враз охрипшим голосом ответил он, опуская голову, слишком смущенный, чтобы смотреть сейчас на Минхо. Даже скулы ярко вспыхнули.       — Да ну? — Минхо сощурился, слегка склонил голову к плечу, пытаясь поймать его взгляд.       Томас молчал и не знал, что сказать. Он вдруг с ужасом понял, что начинает возбуждаться. Как же, черт побери, не вовремя! Холодная паника захлестнула его с головой, и, не удержавшись, он крепко зажмурился. Минхо был слишком близко, их бедра соприкасались, и он просто не мог не почувствовать того, что происходит с Томасом.       И Минхо действительно это заметил. Томас не решался открыть глаза, но ощутил, что азиат напрягся и совсем чуть-чуть отстранился. Тихий удивленный возглас сорвался с губ Минхо.       Томас инстинктивно вжал голову в плечи, ожидая, что сейчас тот даст ему в морду.       — Кажется, я понял, в чем дело, — пробормотал Минхо.       Прошло несколько секунд, а удара так и не последовало. Томас нерешительно открыл глаза, когда понял, что его не собираются бить. Минхо даже не попытался отстраниться от него. Он все так же стоял, прижимая его к стене своим телом. Их разделяли считанные миллиметры.       — И давно? — только и спросил Минхо тихо.       Томас невольно сглотнул, встречаясь с его напряженным требовательным взглядом. Открыл рот, чтобы начать оправдываться, но сумел лишь кивнуть.       Минхо выпрямился, шагнул назад, растерянно запустил пальцы в свои волосы, взъерошивая их так, что они встали торчком, и облизал пересохшие губы. Взгляд Томаса немедленно зафиксировался на этом жесте, и это не укрылось от стража бегунов.       — Черт, Томас, — выдохнул он, не в состоянии игнорировать этот острый, пошлый и откровенно голодный взгляд новичка.       Томас с трудом перевел взгляд выше, заставляя себя смотреть в глаза Минхо, и сам машинально облизнул губы.       — Минхо, прости, — прошептал он. — Ничего не могу с собой поделать.       Кореец чертыхнулся снова и, отвернувшись от него, отошел на несколько шагов. Какое-то время он просто стоял, опустив голову. Томас видел, как напряжена его спина, а руки, обернутые грязными бинтами вместо перчаток, сжимаются в кулаки и разжимаются.       Томас понял, что Минхо едва борется с отвращением и явно хочет его ударить. В груди похолодело, но не потому, что он боялся быть побитым. От реакции Минхо было почти физически больно.       Когда тот резко развернулся и широко шагнул к нему, Томас невольно вжал голову в плечи и поднял руки, чтобы закрыть лицо от летящего в него кулака.       Но вместо того, чтобы ударить, Минхо грубо схватил его за запястья, дернул вниз и прижал к стене, еще и припечатав своим телом, так что Томас почувствовал холодный камень всей спиной. Широко распахнув глаза, он смотрел, как Минхо наклоняется к нему. Вот его горячее дыхание коснулось приоткрытого от удивления рта Томаса, и он ощутил чужие губы на своих. За мгновение до того, как это произошло, Томас снова зажмурился, не веря тому, что происходит.       Сначала Минхо целовал его очень осторожно. Он просто касался своими губами его, и это так резко контрастировало с тем, как сильно он сжимал его запястья, что Томас потерялся в странных ощущениях. Наверное, на руках теперь останутся синяки от жестких мозолистых пальцев…       Он почувствовал, как язык Минхо очертил контуры его рта и медленно скользнул внутрь. Несколько долгих мучительных мгновений ничего не происходило, но потом чужой язык коснулся его собственного — раз, другой, и задвигался туда-обратно в неторопливом сводящем с ума темпе, словно Минхо хотел распробовать его как следует. Томас хрипло выдохнул, обмяк, и не прижимай азиат его своим телом к стене, обязательно бы сполз по ней на пол.       Чуть наклонив голову вбок, чтобы было удобнее, Томас подался вперед, насколько ему было позволено, и яростно ответил на такой долгожданный поцелуй. И услышал, как ему в рот застонал теперь уже Минхо. И хотя этот звук был заглушен их поцелуем, он все равно пустил по телу Томаса электрическую волну.       Словно кто-то нажал на спусковой крючок, и теперь они целовались как сумасшедшие, кусаясь, неловко сталкиваясь зубами, и пытаясь перехватить друг у друга инициативу. В какой-то момент им пришлось прерваться, чтобы глотнуть хоть немного воздуха, и Томас почувствовал, что Минхо теперь так же возбужден, как он сам.       Они встретились взглядами, и эта пауза ненадолго отрезвила их. Щекам Томаса было горячо от прилившей крови, выражение лица Минхо же нисколько не поменялось. Он просто смотрел на него все тем же нечитаемым темным взглядом.       Минхо пошевелился, и Томасу показалось, что он сейчас отстранится и уйдет. Испугавшись, он схватился за портупею на его груди и рванул к себе, снова впиваясь в чужие губы.       Минхо мгновенно ответил, легко завладев его ртом. Скользнув языком внутрь, он снова задвигал им в резком, почти грубом темпе, вклинил колено меж бедер Томаса, надавливая на член, и тот несдержанно застонал, комкая рубашку на его широких плечах.       Минхо опустил руку вниз, лихорадочно расстегивая ширинку штанов новичка, и почти прорычал в губы:       — Ты этого хочешь, Томми?       Томас смог лишь кивнуть, безмолвно глядя на него и одними глазами произнося «пожалуйста, Минхо». От этого голодного, открыто приглашающего взгляда, азиат окончательно потерял самообладание. Коротко рыкнув, он запустил руку в штаны и обхватил член Томаса. Соприкосновение с грубыми бинтами, обматывающими все запястье и ладонь Минхо до самых пальцев, заставило Томаса дернуться от неожиданности, но он все равно подался навстречу бедрами. Минхо, казалось, понял его неудобство, и заскользил пальцами по мокрому от смазки члену Томаса чуть медленнее.       Волна адреналина накрыла Томаса с головой, застучав в ушах собственным пульсом. Он перестал что-либо видеть, понимая лишь одно: они совершенно одни в бесконечном лабиринте, далеко от Глэйда, Минхо прижимает его к стене и жестко трахает своей рукой, как он представлял себе сотни раз. И при этом смотрит ему в глаза, жадно впитывая любую эмоцию, проступавшую на лице новичка.       Одна только мысль о том, что и где они делают, заставила Томаса коротко обессиленно всхлипнуть и кончить в грубую мозолистую ладонь.       Кажется, Минхо сдавленно застонал вместе с ним, но Томас не был в этом уверен до конца — он ничего не слышал из-за собственного громкого дыхания, закладывающего уши, и сумасшедшего галопа, которое отплясывало сердце. Если бы гриверы не забились в свои норы и не спали, они, наверное, услышали бы его с самых дальних закоулков чертового лабиринта.       Когда он открыл глаза, Минхо разглядывал его с непонятным выражением. Томас чувствовал себя настолько обессилевшим, что не смог даже как следует смутиться под этим взглядом. Только облизнул пересохшие губы и посмотрел вниз, туда, где Минхо вжимался в него своим стояком.       — Минхо..?       Кореец покачал головой и отстранился, стряхивая с руки белесые капли, а потом вытирая пальцы об бинты на другой руке.       — А как же ты? — хрипло спросил Томас.       — Нам нужно идти, — только и сказал Минхо, повернулся к нему спиной и устремился в недра лабиринта.       Они ни разу не заговорили о том, что произошло в лабиринте. И вели себя так, как будто этого не было. Но каждое утро, уходя достаточно далеко от Глэйда, Минхо зажимал его где-нибудь в бесконечном коридоре и целовал так, что Томас мгновенно терял самообладание, а вместе с ним слух и зрение. А потом ласкал рукой, заставляя забывать обо всем на свете, включая собственное имя. В такие моменты Томас вообще помнил только одно единственное имя — Минхо.       Он не знал, что сам Минхо вообще думает обо всем этом, и не рисковал спрашивать. Первый восторг от испытанного и от того, что именно Минхо делает это с ним, поулегся. И теперь Томасу этого было недостаточно. Ему было необходимо знать, что Минхо так же хочет всего, что происходит между ними, как и он сам. Но тот еще ни разу не позволил Томасу дотронуться до себя.       В Глэйде они почти не разговаривали, как, впрочем, и в лабиринте, куда уходили каждый день. Никто не замечал, что их отношения неуловимо изменились, и только Ньют как-то раз вечером, когда они с Томасом сидели возле своего бревна, поинтересовался, что между ними происходит.       Минхо в тот момент как раз прошел мимо них, направляясь к своему гамаку под отдельным навесом для бегунов. Томас проводил его почти тоскливым взглядом, не замечая, что смотрит на высокую подтянутую фигуру куратора бегунов с нескрываемой жадностью.       — Эй, Томас, может, скажешь, что между вами двумя происходит, а? — тихо спросил Ньют.       Томас вздрогнул, резко отвернулся от Минхо, бросив быстрый испуганный взгляд на светловолосого старосту, и тут же, осознав, что выдал себя с головой, закусил губу и покачал головой.       — Томми, — неожиданно мягко произнес Ньют. — Уж мне-то ты можешь сказать.       Томас с сомнением посмотрел на него, неосознанно нервно срывая травинки, росшие рядом, и тут же кидая их в сторону.       — Я знаю, что ты видел меня с Галли тогда, — сказал Ньют настойчиво. — Слушай, ты правда можешь поделиться со мной. Я никому ничего не скажу. Ты же не рассказал.       Томас вздохнул и подтянул колени к груди.       — Я не знаю, Ньют, — сказал он устало. — У меня нервы ни к черту, потому что я ни хрена не смыслю в отношениях. Я просто не понимаю!       — Чего именно?       — Мы… мы… — Томас замялся, пытаясь объяснить, а потом пожал плечами, и, по-прежнему не глядя на собеседника, выпалил, как на духу: — В лабиринте он… Черт, с ума меня сводит, делает такое… И ни разу не дал мне дотронуться до него. А я хочу, понимаешь, хочу?       Несколько секунд Ньют смотрел на него с легким удивлением, а потом улыбнулся и положил руку ему на плечо.       — Минхо — крайне замкнутый тип, — сказал он. — Сколько его знаю, он здесь ни с кем так особенно и не сблизился. То есть, его все уважают, любят, его команда так вообще на него надышаться не может. Он для своих бегунов непререкаемый авторитет. Он может быть весел и шутить в компании сколько угодно, но никогда не позволит никому лезть себе в душу. Вообще, знаешь, ты первый, кого он подпустил так близко. Мне кажется, что ему в принципе трудно открываться другим.       — Что ты имеешь в виду? — пробормотал Томас.       — Просто дай ему время. Сейчас мы здесь, в этом треклятом лабиринте, каждый день пытаемся найти выход, хотя мне уже тоже начинает казаться, что это невозможно, но что будет потом? Через неделю? Месяц? Два месяца? Может быть, мы все еще будем тут, а может, мы найдем путь на свободу. Минхо не тот парень, который будет очертя голову бросаться в омут чувств. Ты должен убедить его в том, что надежен.       Томас невесело рассмеялся и вытянул ноги.       — Ты говоришь так, как будто он непреступная крепость какая-то.       — В каком-то смысле так и есть, — согласился Ньют. — Ты знаешь… Мы с Галли не единственные, кто пытается уединиться, чтобы сбросить напряжение. Есть и другие. Иначе мы бы вряд ли протянули тут больше трех лет без девчонок. И к Минхо… ну подкатывали.       — Хочешь сказать, что я не первый? — выпалил Томас.       — Естественно нет! — фыркнул Ньют. — В том плане, что ты не первый, кто так по нему сохнет. — Тут блондин откровенно заржал. Томас слегка смутился, но Ньют хлопнул его по плечу. — Расслабься. Зато ты первый, к кому он относится так.       — То есть никого до меня он не…       — Не, — Ньют хмыкнул и покачал головой. — Минхо не стал бы ради обыкновенного перепиха так усердствовать. Он лучше потерпит, побегает, чтобы сбросить пар, даром что каждый день так в свой лабиринт бежит, как заяц, чем подпустит к себе кого-нибудь, чтобы только передернуть.       Томас откинулся на бревно и закрыл глаза. Выходит, Минхо все-таки не так бесстрастен, каким хочет казаться. Иначе не было бы всего этого каждый день. Иначе он не набрасывался бы на него с такой яростью, стоит им отойти от Глэйда подальше.       Ньют встал, дружески сжав его плечо, и ободряюще улыбнулся.       — Как бы там ни было, салага, мне кажется, ты на верном пути, — усмехнулся он, прежде чем уйти.       Томас недоуменно моргнул, провожая его взглядом.