Укрощение строптивого

Признаться честно, Джек был полностью уверен в том, что больше не увидит Риза. За пятнадцать лет он повидал стольких родителей, которые жили мечтой поскорее избавиться от своего чада, которое разочаровало их несоответствием их ожиданиям, отказом потакать их капризам или нежеланием быть воплощением их несбывшихся мечт, что знал их наизусть. Нет, Джек не был тем человеком, который был уверен в повинности родителя перед ребенком, если ребенок ведет себя, как неблагодарный паразит. Вот только за всю его жизнь, даже не за пятнадцать лет работы в "Гиперионе", ему встретилось такое ничтожное количество действительно хороших родителей, на которых было стыдно паразитировать, что их можно было пересчитать по пальцам. Все они были робки и печальны, но отчего-то слепо горды каждым успехом своего ребенка: от слепленного куличика на пляже до защищенной диссертации в престижном университете. В своем поведении они были существами словно мифическими: любили с осторожностью, не имели в характере ревности, не шли на уступки, но были мягки в обращении, пытались объяснить каждый свой шаг, чтобы ребенок научился в дальнейшем объяснять свои. Хорошие родители воспитывали хороших детей, которые потом становились хорошими родителями - взаимосвязь проста и понятна. Потому Джек, наверное, и не встречал их почти: положительные семьи никогда не тянулись к таким, как он. Были, конечно, и другие родители, более ревнивые и наглые, которые то душили любовью, то пестрили яростью, но все равно искренне заботились о детях и даже пытались как-то справиться с их проблемами. Таких было большинство. И они были ни хорошими, ни плохими, а просто "нормальными". Входили в золотую середину. Но те родители, которые были недалеки, которые имели, как правило, одного ребенка "по глупости" или целый табор несчастных детишек как олицетворение попыток что-то доказать себе, родителям, свекровям и тещам или обществу, которые никого, кроме себя, не ценили, которые не искали пути решения проблем вместе с ребенком, а хотели, чтобы эти проблемы были решены кем-то кроме них - были плохими. Безоговорочно. И, что уж греха таить, Джек был плохим родителем. В интернате всего четверть детей были уникальны в том плане, что сами пришли на порог и попросили остаться, потому что "они устали ранить самых близких людей своим поведением". Такие дети, как правило, были глубоко больны психически: в списке были тяжелые депрессии, наследственные психозы, неврозы и расстройства, которые они не могли контролировать, но от которых хотели избавиться. Они понимали, что где-то допустили ошибку, совершили нечто ужасное, но не всегда могли заполнить брешь самостоятельно. Их любили, поэтому они любили в ответ. Поэтому уходили из дома "от греха подальше", чтобы излечиться, исправиться, чтобы стать теми, кого заслужили их родители. Такие подростки вызывали у Джека гордость и уважение. Вторая четверть - дети "нормальных" родителей. Они, что показательно, ничем особым не отличались. Были трудными подростками, чего и следует ожидать, но не потому что их воспитание было напрочь заброшено, совсем нет. Скорее наоборот. У одних - были слишком строгие отцы, которые колошматили их за курение в туалете, потому что любили. У других - были слишком мягкотелые матери, которые разрешали им гулять допоздна, и из-за вседозволенности появлялся эгоизм. И те и другие входили в среднюю статистику и составляли большее количество социальных диаграм рождаемости, преступности, безработицы и смертности. Они дрались. Хамили. Отказывались от еды в столовой. По ночам выбирались из комнат и шастали по интернату. Но их даже наказывать было не за что, ведь они понимали, что делают глупости и признавали, что совсем скоро им надоест. Такие подростки не задерживались дольше, чем на год - быстро приходили в чувство, пожимали протянутую руку Джека, целовали в щечку свою любимую учительницу, благодарили всех, кто оказывал им помощь и после убегали во внешний мир. Драться, хамить, отказываться от еды, бродить ночами, но уже во взрослой жизни. Такие подростки вызывали у Джека абсолютное равнодушие. Но целую половину составляли дети тех родителей, к которым относился Джек. Дети плохих родителей. Среди них был самый большой разброс. Среди них были и тяжело больные суицидальные и аутоагрессивные подростки, которые даже не понимали, что резать руки, ноги и живот - это что-то ненормальное, что нужно было пресечь и вылечить. Среди них были агрессивные социопаты, которые были такими не из-за болезней, а из-за того, что их часто били. Их били - и они, примеряя на себя модель поведения некогда авторитетного человека, били других. Среди них были такие, как Риз - обычные, серые, даже скучные подростки, которые всего лишь не были идеальными, от которых по этой причине очень хотели избавиться родители. О таких подростках можно было говорить часами, но чем дольше Джек говорил во время ежегодных отчетов о работе интерната, тем тоскливее ему становилось. Он не славился умением сопереживать и в своем характере не имел большой жалости, но к этим детям испытывал именно ее. Только потому, что Ангел, его маленькая Ангел, была таким ребенком. И все же, Джек был уверен, что видел Риза в первый и последний раз, даже попытался выбросить его из памяти. Мальчишка не был похож на того, кто систематически портит жизнь всем окружающим, он выглядел скорее как мальчик, от которого "никто не ожидал", но который "взял и сделал". Его хотели припугнуть, ему хотели указать на его место, но не более. Наверняка он сделал вид, что у них получилось. Однако на всякий случай Джек все же сменил галстук. Да, увы, "элегантный черный" был безвозвратно утерян (кому он вообще мог понадобиться?), но никто не отменял существования "притягательного желтого"! Джек любил его даже чуть-чуть больше. Это был тот самый желтый цвет, который не режет глаз, не выглядит похабно, да и в целом представляет из себя нечто невероятно прекрасное. Если бы совершенство имело цвет, оно, безусловно, было бы желтым. Увлеченный своими мыслями, Джек не на шутку удивился, когда утром следующего дня вновь столкнулся лицом к лицу с Ризом по пути в кабинет. Из-за спины почти оскорбительно долговязого подростка выскочила тотчас мамаша, везущая за собой небольшой черный чемоданчик на поскрипывающих ржавых колесиках. - Мы как раз Вас искали! - залепетала она, копошась в своей сумке, которую до этого несла подмышкой, любовно прижав локтем к ребрам, - Я Вам тут документы... Документы принесла... Джек осмотрелся в поисках отца семейства и, не обнаружив оного, облегченно вздохнул. Если с матерью Риза еще было можно найти общий язык или заставить ее замолчать, то мужчина ему не понравился. Скорее всего, из-за того, что производил впечатление пропитого недалекого бугая с отмершим чувством сопереживания. Стоило только Джеку задуматься о своей неприязни к отцу Риза, как на него моментально обрушился поток макулатуры, в основном мятой и потрепанной. - Здесь свидетельства о прививках, медицинский полис, паспорт, анализы, страховой, характеристика из школы... - затараторила "мэм", с гордостью загибая пальцы. - Она-то мне на что? Джек, опешив от такого количества бесполезных бумажек в его руках, растерянно посмотрел на Риза. Тот лишь прошептал что-то на манер "самого за-е-ба-ла". - Ну, как же, вдруг он не подойдет по поведению... - У нас здесь содержатся потенциальные сексуальные маньяки, а вы думаете, что мы откажем в содержании мальчику-мазохисту? - Джек мельком пробежался взглядом по бумагам, но, не обнаружив ничего примечательного, направился к кабинету вместе с ними, подозвав за собой кивком Риза. Женщина лишь отмахнулась и, всучив сыну ручку от чемоданчика, маленькими кукольными шажками засеменила к выходу. Джек рассмеялся бы над этой прытью, если бы она не была такой угнетающей. - Погодите-ка, - окликнул он уходящую, - Может, вы хотя бы документы заполните? Или вы от ребенка отказываетесь? С тихим писком и тоненьким "нет, нет, нет" женщина поспешила обратно. Джек никогда так долго не заполнял документы. Во-первых, ему пришлось объяснять, что Гиперион - это не тот дом-интернат, в который можно отдать ребенка с концами, это исправительное учреждение, которое ничьи родительские права без надобности и решения суда не отнимает. Как оказалось, то же самое Риз объяснял своим родителям порядка двадцати раз, но они были так очарованы идеей избавиться от сына даже документально, что не слушали его. Во-вторых, Джек не мог не проверить вещи, которые взял с собой подросток. Хозяин чемодана, конечно, сверлил мужчину умоляющим щенячьим взглядом, но этими взглядами было набито все здание, поэтому от досмотра Риза он не спас. - Чем вы оба меня слушали, когда я говорил "никаких острых предметов"? - процедил сквозь зубы Джек, вытащив из внутреннего кармашка маленький канцелярский ножик. Такими, как правило, вскрывали конверты. Женщина рассмеялась, как ни в чем не бывало. - Так у него же руки нет, как он порежется? Она продолжила смеяться так невинно, словно рядом с ней не скривился от стыда и ощутимой боли мальчишка. Джек громко хлопнул рукой по столу, чтобы прервать этот балаган. - Я сказал "никаких острых предметов". Вы меня слышали? - Д... - запнулась испуганная женщина, - Да, сэр. - Вы собирали вещи для сына? - Нет, сэр, он сам. - Так значит, вам плевать на своего сына? - Как вы могли подумать о таком, сэр... - Я задал вам вопрос. Вы должны мне ответить предельно честно. Вам плевать на своего сына? Она промолчала. - Вы знаете, что такое "мазохизм", мэм? - Нет, сэр. - Вы интересовались тем, что это такое? - Нет, сэр... - Вы считаете, что "порезать" можно только руку? - Это самое видное место... - То есть, я вас правильно понял, - Джек постучал тонкой рукоятью по подбородку, - Вы только что сказали, что считаете своего сына тем, кто может нанести себе физические увечья для привлечения внимания? - Все подростки так делают! - Вы тоже так делали? - Нет, сэр, я была выше этого. - Выше того, что считаете нормальным? После того, как его риторический вопрос, к счастью, был проигнорирован, мужчина бросил взгляд на Риза. Тот сидел, потупив взгляд влажно блестящих глаз, словно испытывая стыд то ли перед матерью, то ли перед самим Джеком, чего тот понять никак не мог. Он пытался отчитать не мальчишку, а его мать, но ему, кажется, это было так дико и непривычно, что он воспринимал это как камни в свою сторону. - Вы хотите, чтобы я показал вам, как можно порезать себя, имея только одну руку? Риз, моментально очнувшись, энергично замотал головой, но его мать, видимо, возжелала демонстрации. Она была слепа от злобы. Все взрослые люди злились, когда им указывали на их недостатки, особенно в плане воспитания детей, но иначе было нельзя. Да, Гиперион исправлял детей, а не их родителей, но для того, чтобы навсегда забыть о последствиях, следовало изничтожить причину непозволительного поведения. "Рыба гниет с головы", как говорится. - Покажите. Джек, усмехнувшись, завел за спину правую руку, имитируя ее отсутствие. Затем он зубами расстегнул манжет рубашки, приподнял ткань, зажал между челюстей нож как можно ближе к острию и, подняв руку к лезвию, резко дернул ее в сторону, вспоров тем самым запястье. Риз нервно зажмурился. Не от страха, совсем нет. Джек был уверен, что мальчишка проделывает это достаточно часто. Не было важно, желал он привлечь внимание равнодушных родителей или испытать боль - это не было нормальным и свидетельствовало об отклонении, которое может быть опасно, в первую очередь, самому Ризу. - О мой... - опешив от вида крови, прошептала женщина. - Я также прошу задуматься вас над тем, - зажав салфеткой порез, продолжил Джек, - Что резать можно не только руки, а ведь это упрощает ситуацию в несколько раз. Я задам вопрос еще один раз, мэм. Вам плевать на своего сына? - Выходит... Выходит, что да, сэр... Великолепно! Она не была потеряна. Вероятно, где-то глубоко в душе она любила мальчишку так сильно, как только могла. Просто она его не понимала. В их отношениях был необходим переводчик, и, если уж Джек не сможет им стать, то его долг - обучить женщину языку, на котором говорит ее сын. Либо придумать универсальный. Как эсперанто. Риз сидел неподвижно, все еще не открывая глаз. Он словно изо всех сил старался добиться того, чтобы все находящиеся в комнате забыли о его присутствии, а может и о существовании. Джек терпеливо дождался, пока остановится кровь, чтобы случайно ничего не запачкать, затем оставил на столе салфетку вместе с ножом и вернулся к изучению содержимого чемодана. В течении нескольких минут он вытащил из него пару пачек с сигаретами и... Галстук. Красный, длинный, весьма элегантный, но слишком мальчишеский. - О, это Вам, - поспешил объяснить Риз, когда нашел в себе силы открыть глаза, видимо, отойдя от шокового состояния, - Конечно, мне нравится Ваш нынешний галстук, но я ведь обещал озаботиться этим вопросом. Поэтому считайте, что это мой Вам подарок. - Как мило, Риззи, просто очаровательно. Джек, конечно, про себя посмеялся, но галстук взял и даже приложил его к груди, демонстрируя сидящим в кабинете. - Мне идет? - Помолодели лет на десять, сэр. На Риза был брошен уничтожающий взгляд, но мальчишка принял его с гордостью, после длительной паузы сказав: - Выглядите на все двадцать. - Какая бесстыдная лесть, молодой человек! Они оба улыбнулись. Немного нервно, но связь определенно была налажена хотя бы на примитивнейшем уровне. Джеку это очень понравилось. Возможно, Риз вновь даст ему множество поводов придушить его галстуком, на этот раз своим собственным, но на данный момент все было хорошо, даже спокойно. Вскоре с досмотром вещей было покончено. В чемодане, что было весьма удивительно, не было обнаружено даже пачки игральных карт с нарисованными на рубашках обнаженными девицами, которые были в ходу у тех мальчишек всех возрастов, которым родители запрещали читать порножурналы. То есть, у всех. Джек обратил внимание разве что на внушительных объемов связку носков невероятных расцветок - очевидно, Риз питал к ним слабость. После того, как были оглашены списки всех базовых правил пребывания и Ризу был выдан личный экземпляр таблицы с перечнем занятий на неделю, в кабинете ненадолго повисла сотканная из нервного напряжения тишина, прерываемая только скрипом ручки по шершавой бумажной поверхности. Когда не подписанных документов не осталось, женщина вновь подала голос, но уже куда более робко и скромно, чем ранее: - Сэр, не могли бы вы уделить мне всего пару минут наедине? В ответ на пожелание Джек кивнул, вручил Ризу его полупустой чемоданчик и попросил подождать за дверью. - Мы... - "мэм" стыдливо опустила голову, задержала дыхание и, шумно прогнав воздух из легких, продолжила, - Мы не распространяемся об этом, но вам стоит знать. Мой муж, он... Он не очень мягкий человек. Он старается воспитывать нашего ребенка как умеет. Риз предпочел бы не говорить, но иногда их конфликты решаются... Решаются... - она взмахнула рукой, очевидно, не подобрав подходящего слова, - Вы понимаете, о чем я говорю? - Вы говорите о домашнем насилии. Женщина поспешно кивнула, облизав пересохшие губы. - У Риза большие проблемы с доверием, он был очень... Отзывчивым, нежным мальчиком. Но его отец, он... Возможно, в нем проблема. Если Вы поможете моему мальчику, если в конце концов поведение моего мужа останется единственной причиной, по которой Ризу будет неуютно в родном доме, я сделаю все возможное... - она уверенно посмотрела на Джека, и он столкнулся с ее глазами цвета малахита, взгляд которых, казалось, в этот момент неожиданной искренности был так же тверд, как и каменная порода, цвет которой посчастливилось перенять радужной оболочке, - Я сделаю все возможное, чтобы этот человек больше никогда не появлялся в нашем доме. Джек почувствовал, что ему становится тяжело дышать, в глаза ударили разноцветные, словно подтеки бензина на мокром асфальте, пятна, а к корню языка лениво и неторопливо подползает тошнота. Он ослабил галстук, стараясь не подать виду, что что-то в этом откровенном разговоре выбило его из колеи. Про себя сославшись на разыгравшееся внутричерепное давление, он откашлялся и поддержал диалог: - Я Вас услышал. И мне симпатизирует принятое Вами решение. Сразу же стало предельно ясно, откуда у мальчишки мазохизм, но осознание не было приятным, скорее наоборот. Попытка избежать наказания, превратив его в поощрение - самое жестокое и насмешливое, что может сделать с человеком его собственный разум. Насколько нужно страдать от насилия, чтобы приучить себя получать от него удовольствие и не сойти с ума?.. Это было непостижимо. И в это не стоило соваться. Разбирать по кирпичику выстроенные подсознанием башни непостижимого - дело психологов. Джек практически нежно пожал протянутую руку, не испытав, однако, ни малейшего желания коснуться тыльной стороны ладони губами, выпустил женщину из кабинета и даже задержал взгляд на том, как добродушно она послала воздушный поцелуй стоящему у стены сыну. Тот шепотом произнес "пока, мам", горько усмехнулся и крепче сжал ручку чемодана. - Что теперь? - тихо спросил он, бесшумно подкравшись к Джеку. Тот дернулся от неожиданности и, сплюнув, уставился на подростка. - Ты что же, меня до икоты довести хочешь? Риз оскалился, обнажив ряд верхних зубов с парой неправильно растущих и оттого выступающих клыков. Джек отметил, что ему идет улыбка, несмотря даже на то, что с ней он похож на маленького дикого зверька. - Теперь... - Джек дернул плечом и широким шагом двинулся по коридору, рукой подав парню знак следовать за собой, - Теперь ты познакомишься со своим соседом по комнате, снимешь свои металлические причиндалы с лица и бросишь курить. - А можно этого избежать? - едва поспевая за собеседником, проскулил Риз. - Чего конкретно? - Всего. Джек скупо и зло рассмеялся: - Мне жаль, Риззи, но нет. По пути к общежитию Джека многократно сбивали с мыслей случайные встречные. Работники сухо и псевдовежливо интересовались тем, надолго ли задержится Риз, а воспитанники - просто здоровались и нагло, неприкрыто глазели на новичка. Благодаря этой напряженной обстановке даже слепому стало бы очевидно, что в окружении, в котором принято указывать пальцем даже на крупную родинку на чужом лице, мальчика-инвалида без одной конечности воспримут тяжело, скорее даже не воспримут вовсе. Джек не знал, задумывались ли его родители о том, насколько непросто может даться период социализации во враждебной среде, но отчасти был рад, что не имеет в своем характере способности сопереживать: она была подобна проказе - распространяется быстро и незаметно, в итоге поражает весь организм и не дает продыху, мутирует в предвзятое отношение и остается клеймом спустя долгие месяцы. Остановившись перед дверью, которая должна была вести в его новую комнату, Риз на секунду замялся. Джек хотел поторопить, но это было бы не самым гуманным решением, поскольку войти сейчас в абсолютно чужое помещение, которое придется разделить с незнакомым человеком и в котором придется остаться на неизвестный срок для испуганного переменами подростка - все равно что без подготовки нырнуть в прорубь. - Риз, - после минуты молчания, позвал его Джек, - Не бойся. Никто там тебя не покусает и не попытается убить. Смущенно потупив взгляд, парнишка кивнул и, приставив к стене чемодан, повернул ручку. - Вот и все, парень, - мужчина крепко хлопнул по худому плечу, - Добро пожаловать в "Гиперион", Риззи. Добро пожаловать домой.