Укрощение строптивого

Впрочем, с "заснуть не за рабочим столом" Джек сильно поторопился. Проснувшаяся ближе к ночи работоспособность пусть и оказалась в ловушке внезапно обвалившейся ответственности, но шока оказалось недостаточно, чтобы полностью избавить мозг от потребности к заполнению отчетов. Около двух часов Джек добросовестно пытался уснуть: кутался в плед, рассматривал трещины на потолке, считал прыгающих через забор овечек, - в общем, делал все возможное для того, чтобы хотя бы одна ночь прошла в полном спокойствии и подарила ему долгожданный отдых. Но бессонница оказалась сильнее. Вероятно, организм привык отправляться в обманчиво ласковые объятья Морфея в неестественной позе, в рубашке и брюках, с полным бардаком на голове, не смытым с лица, по понятным причинам соприкасающимся с важными документами, тональным кремом, который на всем оставлял бежевые пятна, устранить которые, как показывала практика, было практически невозможно. Быть может, если бы Джек все-таки проснулся на диване, его мнение относительно данного им согласия на разговор по душам нисколько не поменялось. Джек понял, что вряд ли справится с поручением Спрингс ровно в тот момент, когда посмотрел на свое запястье, с которого совсем запамятовал снять часы. Своих сотрудников он ценил, в первую (и единственную) очередь за то, что они не имели привычки работать для него персональными будильниками: каждый первый в Гиперионе знал, что нельзя будить начальника, если тот остался на работе на целую ночь. Это было негласным правилом, о котором даже никому не приходилось говорить; поэтому Джек не очень удивился, увидев на циферблате два часа дня. Работа так и не была до конца выполнена, сон был тревожным, состоял из тяжелых и почти ненавистных воспоминаний и часто прерывался на самых неприятных моментах, а время неуклонно подходило к не слишком желанной, но уже неотвратимой встрече с Ризом. Конечно, Джек все еще мог отказаться, сославшись на дурное самочувствие, на занятость, он мог даже ничего не объяснять и Джейни ничего не смогла бы с этим сделать, кроме как угрюмо свести брови и покачать головой, но... Джеку было любопытно. Он никогда не был тактичным человеком, и удобное оправдание своему любопытству касательно чужой личной жизни не каждый день подворачивалось под руку. Телефон громко затрезвонил, но, дав себе установку привести себя в порядок, Джек благополучно проигнорировал трель и почувствовал небывалое умиротворение, когда она оборвалась. Ему почему-то отчетливо показалось, что седых волос стало многим больше с начала прошлого месяца. Джек не был тем, кто мог проявлять равнодушие к своей внешности: за годы работы следование образу "Красавчика" давалось все сложнее, поэтому внимательное отношение к себе было необходимо. Он с тревогой представлял себе перспективу полностью поседеть к пятидесяти годам, но всячески отрицал болезнетворное влияние стресса и конфликтов, которых нельзя было избежать с его работой и определенными чертами характера, на свое нервное состояние, и смиренно принимал за неизбежность собственное бездействие. Джека можно было понять. Он не мог поверить в то, что работа, которая пусть и немного, но все-таки тешит его жаждущее власти эго, приносила гораздо больше вреда, чем пользы. Ни одного тирана до самого финала его жизненной истории никто не сумел бы убедить в том, что все те, кем он "владеет", кто ходит под ним, день ото дня подтачивают его, кто чем и как может. В представлении Джека превосходство над другими стояло выше своего спокойствия: деятель по натуре, он привык к тому, что если он не в силах чего-то добиться, то он будет наблюдать в стороне лишь в том случае, если другие будут добиваться того же только по его приказу. И все-таки он решил хотя бы один раз полностью проигнорировать седину. Как ни крути, в сознании Джека теплилась неприятная, но необходимая мысль о том, что в его жизни были и всегда будут проблемы, которые окажутся гораздо важнее и серьезнее, чем пара неестественно выделяющихся локонов, спадающих на морщинистый лоб. Телефон вновь привлек к себе внимание скрипучей трелью, и во второй раз, не обнаружив веского повода проигнорировать звонящего снова, Джек решил все-таки поднять трубку. - Кем бы ты не был, советую тебе как можно скорее узнать о существовании секретаря. Некоторое время на том конце провода стояло молчание, но как только Джек задумался о том, чтобы положить трубку, прозвучал до боли знакомый женский голос: - Приятно знать, что ты не меняешься с годами, - в словах скользнула злая насмешка, - Все тот же хам и невежда. Джек проглотил все бранные слова, которые из него остервенело рвались в ответ на неуместную, как ему показалось, иронию. Пришлось промолчать ради уверенности в том, что он не сорвется на бывшую жену, как это бывало всегда, если она пыталась завести разговор по телефону. Не дождавшись ответа, она слегка обеспокоенно (хоть и пыталась это скрыть) позвала по имени: - Джон? - Человек, к которому ты обращаешься, умер пять лет назад, - достаточно грубо бросил мужчина в ответ, - Попробуй еще раз вспомнить мое имя, Альма. Однако женщина проигнорировала грубость и лишь удовлетворительно хмыкнула, убедившись, что ее все еще слушают. - Ты получил мою записку? - Если ты имеешь в виду тот обрывок бумаги, на котором даже школьные признания в любви писать стыдно, то да, получил, - Джек присел на край стола, закинув ногу на ногу, - Все еще не понимаю, почему ты просто не могла позвонить. - Знала, что ты бросишь трубку, как только разговор зайдет о нашей дочери, - Альма едва слышно усмехнулась, однако в голосе, только что потерявшем металлический холод, горькая улыбка была легко различима, - Нам нужно поговорить. Джек бросил беглый взгляд на отрывной календарь: на нем все еще красовалась дата "20 октября". - Я думал, у меня есть время до следующего месяца. - Оно у тебя все еще есть, - поспешила заверить женщина, - Я хочу поговорить не об Ангел. - О чем тогда? Прямой вопрос застал Альму врасплох - это было очевидно. Она запнулась на полуслове и потратила несколько минут на осмысление, а Джек с ненавистью бросал беглые взгляды на наручные часы. Три часа дня уже наступили, с минуты на минуту должен был объявиться Риз, и впервые мужчина так сильно хотел, чтобы его телефонный разговор нагло прервали. Он не был готов прервать его сам и показаться трусом, поэтому пытался сохранить самообладание, чтобы не высказать все, что ему приходилось думать о своей бывшей жене в течение последних пяти лет. - О нас. - Нет никаких "нас", - Джек подавил желание промолчать и до боли в костяшках вцепился в телефонную трубку, желая хотя бы на ней выместить свой гнев. - Хорошо, пусть будет так. Тем не менее, я все еще хочу встретиться с тобой. Подумай сам: мы не виделись почти год, неужели за это время ничего не изменилось? - Ты стала еще более наглой, чем была. Джек знал, что из ничего это сомнительное желание поговорить об отношениях, от которых осталась разве что пригоршня пепла, не должно было взяться. Вероятно, Альма снова потеряла все, чем могла дорожить, если пыталась найти хотя бы отголоски понимания и жалости в человеке, которого сама неоднократно называла монстром во плоти. - Джон... Джек. Дай мне всего один шанс. - Прекрати унижаться, - расслышав тихий, неуверенный стук в дверь, Джек моментально приободрился, - Я не могу сейчас говорить. Он как можно громче крикнул, что дверь открыта, и попытался завершить на этом разговор, но Альма не посмела остановиться на достигнутом: - Через неделю, в восемь вечера, в "Шкатулке Пандоры", - быстро сказала она, воспользовавшись тем, что Джек ее все еще слушал, - Я найду, с кем провести время, если ты не придешь. Но я надеюсь, что ты хотя бы один раз поведешь себя, как человек, которого я любила, а не как черствый эгоист, помешанный на работе и власти. Возможно, эта небольшая встреча поможет нам в скором времени решить все вопросы касаемо Ангел. Встретившись взглядом с взволнованным Ризом, Джек тихо шепнул "Я перезвоню" и все-таки положил трубку. Он, безусловно, никому перезванивать не планировал и, если честно, даже не помнил номер, но промолчать не решился. - Я вам помешал? - Риз растерянно наклонил голову к левому плечу. - Нет, тыковка, ты меня спас. Подростку было очевидно неуютно. Он ерзал в кресле, пытаясь найти самое удобное для себя положение, нервно покачивал ногой и то и дело бросал короткие взгляды на Джека, пока тот думал, с чего начать не самый простой в его жизни разговор. Облегчение, которое он испытал, когда увидел Риза в дверях, быстро рассеялось и сменилось раздражением то ли на Джейни, за просьбу о помощи, то ли на самого себя, за то, что он на эту просьбу ответил согласием. На самого Риза, впрочем, он не злился. Повода не было. - Сэр, я в чем-то провинился? - прервал тишину ожидаемым вопросом подросток. Джек спешно покачал головой, чтобы у мальчишки не возникло ложных представлений о настоящей причине их внезапной встречи. - Поверь, если бы я хотел тебя наказать, я бы это уже сделал. Я позвал тебя, чтобы поговорить. - Поговорить о..? - О тебе. По тому, как оживленно Риз дернул бровями и поменялся в лице, Джек понял, что сказанное им прозвучало совсем не так нейтрально, как он запланировал. Поэтому он поспешил исправиться: - О твоем моральном и психологическом состоянии, если точнее. - А... - счастливое мальчишеское возбуждение соскользнуло с лица, оставив после себя лишь покрасневшие кончики ушей, - Вас Спрингс попросила, да? - Честно? - Джек дождался, пока парнишка кивнет, - Вроде того. - Со мной все в полном порядке. Спасибо за попытку помочь, но я уже говорил ей, что мне не нужна помощь. Я могу идти, сэр? Парень даже попытался встать, но Джек удержал его за плечо и надавил, чтобы он сел обратно. - Нет, Риз, не можешь. Конечно, Джек понимал, что пытаться развязать язык силой - это последнее, к чему стоит прибегать. Его целью было не заставить Риза откровенничать, а дать понять, что исповедь - это единственное, что поможет ему как можно скорее вернуться в свою комнату и продолжить почти безвылазно проводить там свои дни. Мужчина никогда не отрицал, что не умеет начинать разговор мягко, без давления, но искренне надеялся, что за плотно вошедшую в список его черт характера грубость Риз хотя бы попытается его простить. Прикосновение затянулось, но, кажется, подростка это только успокоило. Он пару раз взглянул на держащую его руку, сделал глубокий вдох и расслабился, откинув голову на спинку кресла. Задержав ладонь на плече еще на несколько секунд, Джек поднял руку и присел на стол. - Попробуем еще раз, хорошо? Риз кивнул и повел плечом, желая то ли сбросить, то ли закрепить долгое прикосновение. - Я не буду лгать: Спрингс действительно попросила меня с тобой поговорить. Но, тем не менее, я не собираюсь рассказывать ей все. Ты сам решишь, что из тобой сказанного она имеет право знать, а что мне лучше сохранить в тайне. - естественно, Джек был уверен, что все равно свое слово не сдержит, - Нам обоим известно о твоих проблемах с доверием, потому и было решено, что разговаривать буду я. - Почему вы решили, что я вам доверяю? Вопрос был сложным. Действительно, Джек ведь не мог полагаться только на слова Спрингс, которая, будучи неплохим психологом, все-таки была человеком, который не мог наверняка знать даже самого себя, что уж говорить о посторонних людях, а тем более о подростках, в головах которых всегда творилась хаотичная чертовщина. Но Джек почему-то все еще полностью верил в то, что Риз относится к нему иначе и не пытался это скрывать: "особое" отношение читалось в неумелых, вскользь брошенных любопытных взглядах, в губах, разведенных в слабой улыбке, даже в том, как Риз, согнув левую руку, едва заметно поглаживает пальцами плечо, к которому мгновение назад прикасалась широкая мужская ладонь. Джек усмехнулся в ответ на вопрос и собственные мысли. Иначе быть не могло. Мальчишка не намекал, он кричал о том, что ему нужна помощь, но позволял прислушиваться к крику только Джеку. Мужчина не хотел знать наверняка, кого в нем все-таки увидел Риз; думать о том, что он заменил подростку отца, было достаточно приятно. - Я просто знаю это. И ты тоже знаешь. Риз ничего не ответил, только дернул плечом и отвернулся, направив взгляд на закрытый шкаф. Джек решил дать ему немного времени, поэтому больше не сказал ни слова, встал со стола и вернулся на свое привычное место. С самым сложным, как ему казалось, он уже справился, поэтому не был против немного подождать. - О чем вы хотите узнать? - наконец прозвучал вопрос. Джек открыл блокнот, вытащил из груды важных бумаг карандаш и, удовлетворительно хмыкнув, ответил: - Обо всем. Но давай начнем с твоих отношений с отцом. - Хотите узнать об отношениях или об их последствиях? - подросток усмехнулся, но не хитро, а как-то вяло и горько, словно его придушили и заставили растянуть губы в нежеланной улыбке, - Не думаю, что для вас является секретом то, что мой отец избивал меня и ни во что не ставил. - Верно, - Джек кивнул, - Это я знаю. Помимо избиений ничего не было? Риз вспыхнул, словно был оскорблен: - А этого мало? Его можно было попытаться понять. Вероятнее всего, все взрослые, с кем ему приходилось сталкиваться, в один голос пытались убедить его в том, что никто еще не умер от пары шлепков ремнем по рукам или ягодицам. Насилие, - и это было кошмаром современности, - плотно вошло в жизни людей и виделось единственным методом воспитания. Джек, бесспорно, придерживался похожего мнения, но все еще отделял бессмысленную жестокость от вынужденной меры наказания или своего рода... Игры. Он был грубым человеком, при чем как орудовал как словами, так и действиями, но даже в его представлении существовали некоторые грани, которые переступать было не положено. Едва ли он мог безбоязненно признать, что ему только казалось, что он не переступает собой же установленные грани. - Успокойся, - мужчина примирительно вскинул ладони, - Я спрашиваю лишь по той причине, что год назад выпустил девочку, которую три года подряд методично и систематически насиловал родной отец. И, поверь, она была гораздо тяжелее тебя и кого-либо, кто находится в этих стенах. Риз смутился и опустил взгляд. - Нет, ничего такого. Просто... - голос непроизвольно дрогнул, но мальчишка выдохнул и успокоился, - Просто тумаки по поводу и без. Он часто приходил домой пьяный. Пропивал все деньги, а когда мать пыталась его вразумить, поднимал на нее руку. Когда я был маленьким, я мог только смотреть на это, но потом мне исполнилось четырнадцать, и я понял, насколько сильное отвращение у меня вызывает этот человек. Сначала я пытался притвориться, что мне нет дела до этих семейных стычек, и я уходил из дома. Сначала на пару часов, пока он не устанет и не завалится спать. Потом на день, потом на несколько дней. И когда я вернулся после самого долгого побега, матери не оказалось дома, а этот ублюдок заперся со мной в ванной и избил так, что я не мог ходить несколько дней. Он сломал мне два ребра, - в живых глазах горела первобытная ярость, - А мне было даже некому признаться. Мать успокоила и постаралась обо мне позаботиться, отец притворился, что ничего не было, и после этого перестал пить на какое-то время. Я сказал всем в школе, что упал с велосипеда, и понадеялся, что врать больше не придется. Но... Пришлось. И "падать с велосипеда" я начал регулярно: каждый день после месячного перерыва. Джек молча слушал и время от времени водил карандашом по располосованной бумаге, создавая иллюзию деятельности. На самом же деле, он просто не представлял, что должен записывать. Заметив, что парень замолчал и пытается прочистить горло, Джек налил в удачно подвернувшийся граненый стакан немного воды из графина и протянул Ризу. Тот жадно его осушил. - Это продолжалось какое-то время, - выдохнув, продолжил он, - Обратиться в полицию не было возможности. Мать не могла найти работу без образования, и в случае развода меня бы попросту ей не отдали. Тогда я решил, что нужно... Свыкнуться. Я пытался воспринимать его действия, как сон. Как что-то глупое, не существующее в реальности. Как болезненное видение, которое должно было рассеяться так быстро, как я того захочу. Я вспомнил, как школьный психолог объяснял мне, как спасаться от страха перед темнотой, начал считать до десяти, задерживать дыхание, думать о чем-то приятном, мотивировать себя на терпение простыми вещами: сигаретами, встречами с друзьями, чем-то сладким, - почему-то именно на этих словах он запнулся, очевидно, почувствовав себя ребенком; отчасти, Джека это даже позабавило, - Тем, что могло бы ослабить боль. Затем я начал... Изучать. Чаще смотреть на себя в зеркало. Прикасаться к синякам, к ссадинам... Я пытался убедить себя в том, что в них нет ничего страшного. Что совсем скоро они сойдут, и я о них даже вспоминать не стану. Мне нравилось думать, что я контролирую ситуацию. Мне... Сэр, можно еще выпить?.. - Да, конечно, - Джек снова плеснул воду в стакан, - Не торопись. У нас есть время. Риз затряс головой и наспех сделал несколько глотков, чудом не подавившись. Искренность давалась ему тяжело, о чем свидетельствовали подрагивающие пальцы и попытки избежать зрительного контакта. Допив воду, он даже попытался спасовать: - Сэр, пожалуйста, я могу вернуться к себе? - он опустил стакан на стол, отодвинув его подальше от бумаг, и постучал ногтями по лакированной поверхности, - Я ценю ваше желание помочь мне, но все это... Выше моих сил. Конечно, Джек мог его отпустить. Но делать он этого не стал. Он не был психологом, он даже воспитателем не мог считаться до конца, но одно ему было известно: нельзя поощрять трусость. Поэтому мужчина протянул руку и накрыл ладонью тыльную сторону запястья Риза, успокаивая колотящие по столу пальцы. Удивительным стороннему наблюдателю могло бы показаться то, насколько огромной казалась рука Джека в сравнении с рукой подростка, но сам он к этой внушительной разнице уже давно привык. Джек хотел убедить себя в том, что в прикосновении не было ничего, кроме холодного расчета, и уж тем более не было нежности, но он сразу сдался и принял проявление неприятных ему чувств как должное - мальчика было жалко. Риз испуганно покосился на Джека, но не попытался ни убрать руку, ни даже пошевелить ей. Он застыл и с интересом принялся изучать выглянувшую из-под манжета рубашки темно-синюю татуировку, обернувшуюся вокруг жилистого запястья. - Успокойся. - Джек довольно проследил за тем, как Риз, прислушавшись к его голосу, прикрыл глаза, - Я здесь для того, чтобы помочь, ты можешь быть искренним со мной. И, хоть Джек и сам не был до конца уверен, может ли Риз действительно быть с ним искренним, подростка, кажется, слова немного приободрили. Он выдохнул через рот, открыл глаза и медленно кивнул, судя по всему, собравшись с мыслями. - Мне казалось, что я... Нашел выход, - помолчав с несколько секунд, продолжил Риз, - Я запирался в комнате после каждого избиения и тщательно осматривал каждую царапину, пытаясь найти в ней что-то... Правильное. Красивое. Приятное. Я думал, что это рано или поздно поможет мне принять ситуацию и обрести силы. Честно, я не заметил, когда все это вылилось в... Удовольствие. Когда мое тело начало реагировать на каждое прикосновение к увечьям совсем не так, как я хотел. Это меня не на шутку напугало, и я прекратил трогать себя. Меня начало откровенно тошнить от того, как я выгляжу и от того, что я чувствую. Но потом отцу снова взбрело в голову меня выпороть, и я... Блять. - Следи за языком, - холодно и даже жестоко напомнил о своем присутствии Джек, но мальчишка, как ни странно, не замолк после грубого замечания. - Извините, сэр, - Риз всхлипнул, - Я... Почувствовал, что мне нравится это. Отец не понял, он бы не смог различить мои стоны, но... Мне стало так мерзко от этого. Я провел в ванной комнате четыре часа, два из них - над раковиной, думая, что меня вот-вот стошнит, еще два - под душем, надеясь отмыться от собственной грязи. Сейчас я научился жить с этим, мне так даже проще, но тогда я думал, что сойду с ума. - Как давно это произошло? Риз задумался. - Примерно... - он прикусил губу, - Полтора года назад. Джек поднял руку, чтобы пометить услышанную информацию в блокноте, не заметив, с какими тоской и болью Риз проследил за покинувшей его ладонью. - Итак... Я задам тебе всего-навсего один вопрос, и мы закроем эту тему, хорошо? - Хорошо. - Ты хочешь избавиться от этого или тебя все устраивает? Навряд ли мужчина думал, что наспех сформулированный вопрос заставит Риза так скривиться. Он, вероятно, избегал мыслей об этом, вот почему его лицо исказилось гримасой отчаяния и страха. Тем не менее, он нашел в себе силы и честно признался: - Я не хочу избавляться. Джек, впрочем, свое обещание сдержал: к этой теме он больше не возвращался. Бегло сделав еще одну короткую запись в блокноте и поставив жирную точку, он натянуто улыбнулся, сощурив глаза, перегнулся через стол, тяжело похлопал расстроенного подростка по плечу и, снова устроившись в своем кресле, немного помолчал, прежде чем затронуть новую тему: - А теперь, Риззи, я хочу поговорить с тобой о том, что произошло с твоей рукой.