Укрощение строптивого

В представлении Джека, в мире существовало чертовски мало людей, которые заслуженно считались мастерами своего дела. Он жил с уверенностью, что окружен прохиндеями, которые одержимы единственной мыслью - как бы вытащить из его кошелька сотню-другую честно заработанных долларов, поэтому ко всем относился с пренебрежительным недоверием. Себя, естественно, он относил к мастерам своего дела, разве что еще не определился, что могло считаться "его делом", поэтому на всякий случай скромно предполагал, что он - мастер всех дел. Доктор, или профессор, как он любил себя называть, Накаяма, конечно, не мог похвастаться тем, что был так же хорош во всех областях, но его успехи в медицине было грешно отрицать. Его заслуженно считали сумасшедшим, но Джек был уверен, что за личиной безумного ученого скрывается настоящий гений. Доверие деспота Накаяма заслужил, когда вытащил его с того света пять лет назад, и они до сих пор время от времени пропускали по бокалу пива, когда представлялась возможность. Накаяма не был искренним типом, как и сам Джек, и, возможно, именно поэтому им было удобно общаться, не переходя границы взаимного уважения. Со временем Джеку открылась очевидная истина: доктору он симпатизировал настолько, что в общении с ним можно было затрагивать абсолютно любые темы, от методов избавления от волос на груди (не то чтобы Джека смущали его волосы на груди, но факт оставался фактом) до приобретения новой машины. Личные темы, настолько личные, что о них можно было говорить только вполголоса, никем не поднимались. Джек не знал, насколько "личной" являлась тема, которую он планировал обсудить со старым товарищем. Он пришел к тому, что она, возможно, действительно имела приватный характер, но не для него самого, и это умозаключение его вполне устроило. - Приятно видеть хорошо знакомое лицо в такую рань! - Накаяма глотнул чего-то из спрятанной в полах халата фляжечки и удовлетворенно выдохнул, - Надеюсь, Вы не будете против, если я потрачу немного Вашего времени, чтобы привести себя в надлежащее для осмотра состояние. Он спрятал флягу и размял руки. Тонкие рахитные пальцы скрипнули. - Это вовсе не обязательно, - Джек косо улыбнулся, - Мой глаз в полном порядке, профессор. Все так же ни черта не видит. Накаяма застыл в недоумении. - О... - Разговор будет касаться другого человека. Надеюсь, Вы меня не выгоните взашей. А если выгоните, то я имею полное право написать на Вас жалобу. - Что Вы говорите! - профессор скрипуче рассмеялся, похлопав себя по бедру, - Я буду только рад лишние полчаса побыть в компании человека, наилучшим образом подходящего мне по уровню интеллектуального развития! Несколько неуютно денно и нощно находиться в компании невежд и разгильдяев, которые даже артериальную кровь от венозной отличить не в состоянии. Джек кивнул. - Это верно, о крови я знаю достаточно. Но я пришел не для взаимного обмена любезностями, профессор. Накаяма указал рукой на уже привычный Джеку неудобный стул, сел за свой рабочий стол, вытащил из ящичка две пузатых рюмки и плеснул в обе густоватую бурую жижу из фляги. От нее крепко несло травами и спиртом. В знак уважения Джек залпом осушил рюмку, дождался того же действия от товарища и, когда тот вновь спрятал рюмки в стол, устроился, вальяжно раскинув ноги, на неудобном стуле, и начал разговор. - Вы ведь помните, кем я работаю, не так ли? - Как я мог забыть? - повеселевший Накаяма покрутил головой, улыбаясь во все зубы, - Направлять юные заблудшие души на путь истинный - разве что-то может быть благороднее? - Для разговора о своем благородстве я, ей богу, слишком трезв. Но недавно в Гиперионе появился один неоднозначный юноша, которого, не буду кривить душой, я планирую в скором времени направить в Ваши владения. Его случай ничуть не вяжется со всем, что я видел раньше. - Ну-ну-ну, я Вас внимательно слушаю! Джек невольно представил лицо Мокси, искаженное гримасой разочарования, затем - растерянный взгляд Риза, и сначала ему стало очень смешно, а потом - очень стыдно. Он не понял, перед кем и за что. - Часто ли Вам встречались заболевания, связанные с... Как бы выразиться... - Джек пару раз щелкнул пальцами, - Проблемами в плане контроля движений? Или, точнее, в плане их целенаправленности? Накаяма кивнул. - Не часто, но приходилось. Вы, вероятно, говорите об апраксии, не так ли? - Черт его знает, о чем я говорю. Но раз Вы имеете представление об этом феномене, то скажите, возможно ли, чтобы часть тела, скажем, рука, стремилась причинить вред своему хозяину без видимой на то причины? Профессор поправил спустившиеся к кончику остренького крысиного носа очки. - Насколько я знаю, среди Ваших воспитанников достаточно тех, кто проявляет аутоагрессивные наклонности безо всякой апраксии. Джек рассмеялся. Безусловно, он ожидал услышать в ответ на свой вопрос именно такое заключение, и ничуть не расстроился. Он прекрасно понимал, что для любого человека в здравом уме эта история покажется абсолютным безумством, и отчасти ему даже казалось, что Риз, будучи маленьким, глупым, да еще и, не дай Бог это окажется правдой, влюбленным мальчиком, сам придумал эту захватывающую историю. Однако от своей идеи Джек не отказался. Он, резко уняв разбиравший его хохот, наклонился, опершись локтями на стол, и дернул головой, подзывая доктора так же наклониться. - Этот мальчишка не такой, как остальные мои воспитанники, Накаяма, - в отражении мутного окна за спиной собеседника он заметил, как сверкнул его зрячий глаз, - Он на одном энтузиазме вырвал из плеча собственную правую руку, которая несколько раз пыталась его задушить. И он одержим страхом, что эта история повторится с оставшейся. Я знаю, это звучит, как бред сумасшедшего, но я верю мальчику. Каким бы извергом я стал в его глазах, если бы не поверил, профессор? Накаяма, широко открыв глаза, все-таки стянул с переносицы очки, вновь откинулся на кресло, протер стекла краем медицинского халата и отбросил их на стол. Его лицо было омрачено глубоким мыслительным процессом. - Джек, знакомы ли Вам труды Курта Гольдштейна? Мужчина пожал плечами. - Впервые слышу это имя. - А жаль. В этом имени сокрыт ответ на Ваш вопрос. Джек вскинул бровь в недоумении. Накаяма имел дурную привычку выражаться шарадами и говорить загадками, когда находился в состоянии сильного эмоционального напряжения, и с этим было абсолютно бесполезно бороться. - Расскажите мне. Дайте зацепку. Я хочу знать, что это за дрянь и как ее вытравить из головы моего воспитанника. - Вытравить! - Накаяма вскрикнул; очевидно, эмоциональное напряжение достигло своего пика и взорвалось атомной бомбой в голове, - Это редкое, я бы даже сказал чрезвычайно редкое, расстройство! Медицина в моем лице и в лице всего нашего сообщества абсолютно бессильна! - Не будьте таким скромником, - Джек постарался надавить на самолюбие, но Накаяма оказался непреклонен. - Я слышал о двух таких случаях. Один из них был в практике Гольдштейна, второй я подхватил в качестве байки в каком-то злачном переулке, когда только начинал свою карьеру. Только задумайтесь: два случая за всю мою жизнь, а живу я, с Вашего позволения, почти три четверти века. Не спорю, есть заболевания, за которые мне не страшно браться, но прикладывать руку к такому уникальному случаю - кощунство. - Значит, я могу не рассчитывать на Вашу помощь в лечении мальчика? - Мне жаль говорить Вам это, но, увы, мои руки связаны. Джек попыхтел, скривился, постучал пальцами по столу, совершенно не удовлетворенный полученным ответом. - Значит, я найду того, чьи руки будут абсолютно свободны. - И подвергнете своего удивительного воспитанника опасности. Его будут лечить от эпилепсии, от банальных разновидностей апраксии, и в конечном итоге с ним случится именно то, чего он, как Вы сказали ранее, опасается: он потеряет оставшуюся руку, потому что при неправильном лечении симптомы даже пережитого заболевания могут настигнуть вновь. - И что прикажете мне делать? - Джек раздраженно скривился и скрестил руки на груди, - Ждать? - Наблюдать! Тем более, я так полагаю, мальчик попал в Гиперион вовсе не из-за своей руки, и проблем иного рода, которые Вы могли бы решить, у него достаточно. Что же, эту битву Джек заслуженно проиграл. Он и сам запутался в своих мотивах и никак не мог понять, хочет он помочь Ризу, обезопасить себя или застраховать свое приятное осиное гнездо под названием "Гиперион" от незапланированной потери репутации. В одном Мокси была права на сто процентов - Джек действительно боялся Риза, но причины, которые стояли за этим страхом, он сам до конца понять (или принять) не мог. Не хотелось поддаваться и признавать, что им овладела простая человеческая похоть, проснувшаяся от вида худых длинных ног и бледных ягодиц, на которые так правильно и ладно ложился прут розги. Или, быть может, дело было в стонах? Или вообще не во всем этом, грязном, плотском, а в банальной детской наивности и том неоправданном доверии, с которым он тянулся к Джеку с желанием найти в нем защиту от всего зла, которым его встречал окружающий мир?.. Копаться в себе было неприятно. Казалось, что вот-вот он наткнется на еще один камень, уже не подводный, а подземный, который он сам похоронил давным-давно в глубине души своей, и все в миг сломается. А останется что? Отброшенные в сторону табу? Надежда на здравый смысл? Ногти, сорванные в поисках чего-то хорошего, что в очередной раз обернулось глупостью и самонадеянностью? - Что же, - Джек встал, пожал протянутую руку и развернулся к двери, - Так или иначе, было приятно провести пару часов вдали от работы. Спасибо за беседу. - И Вам спасибо! - кинул ему в спину задумчивый Накаяма. Убежать от проблемы не получилось. Соответственно, от нее придется избавиться. Но не мог же Джек затащить Риза в кабинет и отругать его за то, что тот провоцирует его на размышления сомнительного характера одним своим существованием? Нет, он, конечно, мог, в Гиперионе он вообще мог позволить себе все что угодно, даже ходить голым, если очень приспичит, но отталкиваться нужно было не от своих не всегда здравых прихотей, а от логичных вариантов развития событий. Черт бы побрал Мокси. Если бы она держала язык за зубами, то эти размышления Джека бы никогда не настигли. Но такова была ее натура - она сыпала семенами сомнений направо и налево, не замечая, что им уже негде прорастать. Зато такое поведение неплохо объясняло три неудавшихся брака, множество любовных неудач и своеобразный вкус в мужчинах... И женщинах.

***

Во все времена существовало мнение, что к человеку, который тебе неприятен, ты будешь завышать все требования, силясь выявить повод на нем сорваться или раскритиковать его поведение в пух и прах. Джек оказался в диаметрально противоположной, и потому невероятно нелепой, ситуации: он пытался найти причину придраться к тому, кто ему, в общем-то, даже немного симпатизировал. Отрицать то, что Риз не был мерзким распущенным ребенком, чья голова была переполнена капризами, и вызывал некоторые приятные чувства, например, отцовскую гордость, и даже ассоциировался с чем-то хорошим, добрым и светлым, было бессмысленно - это видели все. Его заслуженно полюбила и Мокси, и Спрингс, и Ангел, и большая часть женского коллектива, разве что за исключением Ниши. Но она никого не любила. Даже щенят. Особенно щенят. В любой другой обстановке задача найти в нем что-то стоящее для "серьезного разговора" была бы невыполнима, однако в этот раз самими небесами было решено, что разговор независимо от его содержания должен был состояться. Риз стал рассеянным. Не то чтобы это сказывалось на учебе (учителя и до этого замечали, что он - не самый сосредоточенный из воспитанников Гипериона), но здорово сказывалось на его поведении. Из тихого и забитого мальчишки, который всего пару дней назад старался избегать Джека и ходил, словно в воду опущенный, он превратился в любопытного зверька, который не упускал ни единой возможности проводить директора взглядом. Сначала это казалось очаровательным. Затем стало раздражать. А к концу рабочего дня Джеку стало ощутимо жутко. Упрекать его в этом было нельзя: едва ли многие из тех, кто знакомится с этой историей, смогли бы вынести пристальный взгляд, который "абсолютно случайно" ловит их в коридоре, уборной, комнате релаксации, учебных аудиториях, даже на улице через ударопрочные стекла окон. Риз не умел выражать заинтересованность иначе - таким был первый вердикт. Риз не умел заинтересованность скрывать - таким был второй. Это было прекрасным поводом поговорить - таким был третий, и последний, вердикт. Но, словно почувствовав приближение непосредственного контакта с объектом интереса, мальчишка испарился. Просто пропал. А искать не очень-то и хотелось. - Ты его уже третий раз теряешь, - Мокси резко и очень громко поставила печать на один документ из той стопки, которую ей принес Джек - он никогда не ставил печати сам, ему было лень, - Помнишь, что я говорила про варежки? Боюсь, теперь это касается не только галстука. - Ты и твой сарказм как всегда неотразимы, - мужчина угрюмо глянул на циферблат часов, возвышающихся над головой секретарши, - Скоро уже домой идти, а я его найти не могу. - А ты точно искал? Джек, задумавшись, почесал подбородок, покалывающий пальцы отросшей щетиной. - Пассивно-дедуктивные методы поиска считаются? - Они приравниваются к "я все это время пил кофе в своем кабинете и притворялся, что кто-то найдет Риза за меня". - Я не сидел все это время в кабинете! - Джек всерьез оскорбился заявлением Мокси и даже повысил голос, но ее это как минимум последние пять лет абсолютно не волновало. Поэтому она устало цыкнула, закатила глаза и обратилась к начальнику, вложив в свой голос как можно больше раздражения и усталости: - Да, Красавчик, ты один раз выходил ко мне за мятными пряниками. И Джеку стоило бы уйти, но он решил надавить на самый неустойчивый и непредсказуемый рычаг: на женское терпение. Он потоптался на месте, постучал пальцами по столу, попытался притвориться обиженным, и в конце концов Мокси не вынесла его тяжелый взгляд одноглазого кота-попрошайки. - Мне его поискать? - Был бы тебе крайне признателен, детка! Мокси вскинула руку и указала на дверь кабинета с призывом убраться как можно скорее от греха подальше. Джек, будучи адреналиновым наркоманом, любил дергать смерть за усы, но дневной лимит риска решил не превышать. Конечно, определенные риски имели место. Например, Мокси, отыскав пропавшего Риза, могла, основываясь на своем субъективном представлении о сложившейся ситуации, ляпнуть что-нибудь лишнее. С таким же успехом она могла его вообще не найти или, что было хуже, найти, но позаботиться о том, чтобы Джек считал иначе. Женщины были крайне непредсказуемыми существами, особенно если руководствовались желанием защитить ребенка от... Чего-то. Джек не думал, что Риз нуждался в ее защите. Да, он не создавал впечатление того, кто был полностью способен постоять за себя, но и слабым маленьким мальчиком, которого можно было прятать в пышных полах материнской юбки, не был. А Джек, в свою очередь, не считал себя монстром, от которого нужно было прятаться в шкафу или под кроватью. Он, в конце концов, тоже был человеком. Возможно, не всегда способным на понимание, но все-таки живым человеком, из плоти и крови, о чем нередко забывали окружающие. И даже он сам. Невольно Джек задумался о том, что ему придется сказать Ризу, но даже про себя он не смог правильно сформулировать все то, что вертелось пойманной мухой в сети подсознания. Ему нужно было позаботиться о том, чтобы разговор не превратился в поток обвинений, ведь подростки всегда болезненно воспринимали обвинения, даже если они не являлись такими уж страшными по мнению взрослого человека. На первый взгляд, все было просто: спросить, что побудило Риза так неприлично внимательно разглядывать Джека, кончиками пальцев затронуть тему детской влюбленности, тем самым провести определенную черту, убедив и его, и себя в том, что заступать за нее не стоит. Напугать неизвестностью, надавить авторитетом, и в конечном итоге заполучить послушного и кроткого мальчика - проще простого. Если говорить начистоту, настоящая сложность заключалась не в том, чтобы "сказать". Она заключалась в том, чтобы пресечь любые проявления симпатии (или влечения, кому как приятнее) с обеих сторон. И пусть Джек не мог до конца признаться себе в том, что мальчишка действительно чем-то его зацепил, а его поведение, характер или внешность время от времени наводили на определенные мысли, эта мера даже ему казалась очевидной. - Твой беглец уснул в библиотеке, - Мокси громко хлопнула дверью, вырвав тем самым из уютной колыбели самокопаний, - Мой тебе совет: отправь мальчика спать, а то он и здесь носом клевать будет. Риз, сильно ссутулившись, стоял за спиной женщины. Его словно пару минут назад спасатели вытащили из-под лавины - настолько помятым и уставшим он выглядел. Сонный, заторможенный, со слипающимися глазами, он помотал головой. - Не буду... - Мы как-нибудь разберемся, - Джек помахал Мокси рукой, - Возвращайся на рабочее место. Женщина громко цыкнула, процедила сквозь зубы "да, сэр" и ушла. Риз потоптался на месте, не понимая, чего от него хотят. Джек указал рукой на кресло, но прежде, чем сесть, подросток спросил: - Я сделал что-то не так?.. - Риззи, детка, если каждый раз, когда я буду просить тебя зайти, ты будешь готовиться к тому, что я хочу тебя за что-то отчитать, к своему выпуску отсюда ты будешь полностью седым заикой. Возможно, даже с нервно дергающимся глазом. Поверь, заслужи ты свое наказание, я бы лично достал тебя из-под земли и притащил сюда за ухо, а не просил Мокси тебя разыскать. Ты ведь не хуже остальных знаешь, что я не особо нежничаю, когда дело касается воспитания, и уж тем более не доверяю его посторонним людям. - Тогда зачем я здесь?.. - осторожно поинтересовался Риз, все-таки решив присесть на предназначавшееся ему место. Он несколько раз провел рукой по волосам, пытаясь собрать их назад и открыть лоб; без вмешательства парикмахера они внушительно отросли, вились и несколькими прядями спадали на лицо, создавая образ по-домашнему небрежного, очаровательного мальчишки, который, сам того не зная, внушал чувство какой-то грустно-приятной ностальгии по дому и семье. Конечно, его самого, судя по всему, такой образ едва ли устраивал. А жаль. Ему он подходил гораздо больше, чем образ "главного дикаря старшей школы", которому он даже соответствовать, не вызывая стыда за свои неловкие попытки казаться старше и "круче", не мог. Джек все чаще задумывался о том, что под маской бунтарства пряталось вечно расстроенное личико ранимого мальчишки, который нуждался в постоянном внимании и которого задеть было гораздо проще, чем могло показаться. Стоило осторожнее выбирать слова и быть терпимее к его неокрепшим детским чувствам, пронизанным излишней эмоциональностью и болезненным максимализмом, с которым сталкивался и потому был знаком любой родитель и воспитатель по долгу своей нелегкой "службы", но, к несчастью, Джек не хотел менять свои устоявшиеся за пятнадцать лет методы воздействия на неокрепшие умы только ради того, чтобы не разбить сердце одному подростку. У него ко всем был один подход - грубая сила вперемешку с психологическим давлением. - Поговорить. - И о чем? Ой-ёй. Джек не мог точно сказать, о чем хотел поговорить, поэтому ляпнул то, что прицепилось к нему, как репейник, после первого неожиданного звонка Альмы: - О нас. Это звучало настолько многообещающе, что Риз, кажется, на мгновение потерял дар речи. Он приоткрыл рот, поднял указательный палец, надеясь, что жест и выражение лица скажут все необходимое за него, а потом опустил голову и пробурчал что-то отдаленно напоминающее неуверенное согласие, себе под нос. Такая реакция действительно сказала кое-что Джеку, и даже желание продолжать разговор магическим образом ускользнуло, но он понимал, что сам поставил себя и Риза в такие условия и не имел ни права, ни, в общем-то, возможности ретироваться. - Обещаю, много времени это не займет. - Джек выдержал пару секунд молчания, чтобы набраться уверенности в том, что хочет получить ответ на вопрос, который вот-вот должен был сорваться с его губ. - Ты влюбился в меня? Вышло гораздо... Грубее, чем было изначально запланировано. Риз довольно долго молчал и смотрел, не отрываясь, на свои колени. Когда он поднял голову, чтобы что-то ответить, Джек его перебил: - И прежде чем ты попытаешься меня обмануть, давай я расскажу, как ситуация выглядит с моей стороны. Все эти "доверительные отношения", разговоры наедине, общие тайны, - они способствуют появлению определенной привязанности. Я работаю с детьми не первый год и не в первый раз наблюдаю ее последствия, а именно: любопытные, беглые и не очень, взгляды, попытки избегать меня и чередующиеся с ними попытки находиться в постоянном контакте. Веришь или нет, но за пятнадцать лет я успел пообщаться с девочками и, чтобы тебя не смущал тот факт, что мы с тобой одного пола, даже иногда мальчиками, которые упирались, всячески отрицали нежные ко мне чувства, а ближе к концу реабилитации заявляли, что я, оказывается, был прав, когда подозревал их в этом. И если первые пару лет я считал, что действительно могу ошибаться, за последующие годы я выучил эти повадки наизусть. Поведение находится вне зависимости от пола, возраста, характера или времени пребывания в Гиперионе - все дети одинаково глупые и нелепые, когда влюбляются. И я не говорю, что это плохо. Все люди были на твоем месте в свои шестнадцать. И я был когда-то! Я просто хочу, чтобы ты не питал ложных надежд и не тешил себя... Скажем так, заведомо неверными представлениями о том, каким человеком я являюсь. К сожалению, чаще всего в таком возрасте теплое чувство к кому-либо является плодом дезинформации относительно личности этого человека. Так и со мной - ты меня совсем не знаешь, можешь наделить любыми качествами, которые кажутся тебе симпатичными, поэтому я тебе и нравлюсь. Риз свел брови, опустил взгляд и принялся нервно жевать свою губу. Он молчал, а, значит, был в целом согласен со всем услышанным. Ему стоило отдать должное: мало кто обладал достаточной силой духа для того, чтобы вынести столько нелестных слов о самом светлом и самом, казалось бы, искреннем, что может почувствовать человек к другому человеку. Джек проходил через эти беседы много, много раз. Как проходили и другие сотрудники Гипериона. Дети всегда были детьми. Они ненавидели тех, кто бросил их разбираться со всем в одиночестве в самые сложные моменты своей жизни, и любили тех, кто помогал им справиться с окружающим миром, несправедливым и агрессивным по отношению к ним. То, что иногда эта любовь выходила за рамки детской благодарности, было так же нормально, как и все, что могли чувствовать дети. Нельзя было жалеть их в такие моменты. И, что более важно, нельзя было позволять себе отвечать на подобное чувство, потому что такие игры в любовь были подобны ампутации части тела тупым зубилом. В конечном итоге страдал не тот, кто не смог своевременно сказать "нет" своей и чужой слабости, а тот, кому дали плодородную почву для того, чтобы вырастить из маленького чувства, которое можно было убить в зародыше, огромное ветвистое дерево, срубить которое оказывалось практически невозможно. И даже для Джека, который чаще, чем нормальный человек, плевал на чувства других, это было тяжелым бременем, нести которое было извращенной пыткой судьбы. - Ну, раз уж мы со всем разобрались... - Я, может быть, хотел бы узнать. - Что, прости?.. - Джек не совсем понял, почему Риз решил подать голос, когда все, казалось бы, было решено. Он словно очнулся ото сна. Словно... Почувствовал, что у него пытаются отобрать то единственное, во что он верил. И все то непонимание, которое отразилось в его взгляде, сейчас складывалось в слова. - Я хотел бы узнать вас. Узнать, какой вы вне Гипериона. Чем вы занимаетесь по выходным, что вам нравится, а что вы ненавидите. Хотел бы увидеть вас во время работы и после нее. В конце концов, хотел бы узнать о вашем прошлом, о том, каким вы были пять лет назад, десять лет назад, откуда у вас этот шрам, почему... - Ты ходишь по очень тонкому льду, - Джек нахмурился и хлопнул ладонью по столу, чтобы привлечь к себе внимание, - Не думаю, что я хотел бы обсуждать эти вопросы с тобой. - Вот! Я хочу знать, почему эта тема так болезненна для вас и почему вы ото всех закрываетесь. Или... - Риз скривился так, словно испытал физическую боль, - Дело именно в том, что это я? И будь на моем месте кто-нибудь другой, вы бы дали ему шанс, сэр? "Какую же откровенную чушь он несет", - думал Джек. Думал, но совсем не хотел также подумать о том, что Риз мог быть абсолютно прав. Ведь, возвращаясь к тому, что именно заставило Джека задуматься о его возможной влюбленности, к тому, даже к тому, что сказала Мокси, которая была умницей и всегда доходила до чего-то быстрее, чем тот, кому следовало бы, дело действительно было в нем. Ведь Джек его все так же опасался. Его присутствия, его проблем, его сути - той, которая ему нравилась, которую он хотел. Которой, черт возьми, действительно было шестнадцать, которая любила боль, которая хотела его в ответ. И это было чертовски тяжело признать, потому что в таком случае неминуемой жертвой пали бы все принципы, которыми приходилось руководствоваться половину жизни. Один из таких принципов - никогда не отвечать взаимностью, если на любовь, которую тебе предлагают, ты в силах ответить лишь похотью. Точка. И все-таки одна мысль, которая была заведомо неверной, проскочить успела. "Дай ему попробовать. От тебя не убудет, а мальчик, быть может, почувствует себя одним из тех немногих, кто оказался достоин этой жалкой попытки". - Ладно. - он развел руками и откинулся в кресле. - Я даю тебе шанс. Прямо сейчас. У тебя есть пара минут до конца моего рабочего дня. Сделай что-нибудь, что могло бы заинтересовать меня настолько, чтобы у меня и мысли не было пытаться тебя оттолкнуть. О, эта паника во взгляде. Полное непонимание происходящего. В какой-то мере было даже забавно наблюдать за тем, как Риз начал метаться, не в силах решить, стоит ему уйти или действительно попытаться. Он не до конца верил словам Джека - это было заметно. Он наверняка думал, что это какая-то жестокая шутка с открытой издевкой над его чувствами. Но это было не так. Когда Риз встал со своего места, Джек подумал, что он испугался, и даже был готов разочароваться, но, к его удивлению, подросток даже не повернулся к двери. Он постоял, переминаясь с ноги на ногу, несколько раз сжал и разжал пальцы в кулак, а потом обошел рабочий стол и встал перед Джеком. Риз со все тем же неподдельным страхом всмотрелся в глаза мужчины и облизал пересохшие, подрагивающие от волнения губы, словно пытаясь понять, чего от него ожидают. Джек, в свою очередь, не ждал ничего конкретного. Его просто снедало любопытство. Риз выдохнул, опустил руку на плечо Джека и сел к нему на колени. - Сэр... - прошептал он, подавшись к лицу мужчины, - Я не хочу быть для вас "еще одним влюбившимся ребенком". Если бы вы только... Предоставили мне возможность... Джек не успел ни удивиться, ни оттолкнуть, ни задуматься о том, хочет ли отталкивать. Он завороженно смотрел во влажно поблескивающие глаза и охотно принимал правила новой игры. - Что бы ты мне показал? Находиться в такой опасной близости с безрассудным и противоестественно привлекательным мальчишкой было тяжело. Джек был готов поклясться, что поймал на его шее нотки какого-то знакомого парфюма, и с трудом подавил желание приблизиться к доверчиво открытой шее и глубоко вдохнуть. Он инстинктивно опустил руки на бедра Риза и поразился тому, насколько тонкими и хрупкими они казались под его широкими ладонями. - Всего себя. Каким бы вы хотели меня видеть. Он наклонился чуть ниже. Джек почувствовал на своих губах горячее дыхание и прикосновение теплой, едва влажной кожи. Чертово безумие. Одно, блять, большое искушение, наспех втиснутое в тело шестнадцатилетнего мальчишки, который не имел ни малейшего представления, как распоряжаться своей сексуальностью. Ей богу, у Джека закружилась голова, когда он пересилил животный инстинкт и, не позволив мягкому соприкосновению губ перерасти в поцелуй, повернул голову, чтобы вскинуть руку и посмотреть на часы. - Кажется, мой рабочий день окончен, - этой же рукой он отстранил Риза от себя, упершись ладонью в его грудь, - Кому-то пора идти спать. Сразу же после этих слов милое лицо приняло выражение болезненной беззащитности, Риз, секунду назад поражавший своей решительностью, сжался, сгорбился, соскочил с колен Джека и, ни слова не сказав, пулей вылетел из кабинета. Джек чувствовал себя ублюдком. Хуже этого было только то, что он находился в миллиметре от того, чтобы согласиться абсолютно на все, что застенчивый, неловкий, неопытный подросток мог попытаться ему предложить.