***
Хотя Аодан не сомкнул глаз, но был спокоен: беготня сделала своё дело. Дыхание Невлина ровное, жилы на шее бились. Сын всего лишь крепко безмятежно спал в той самой одежде, в которой свалился. Кровь на коленке запеклась, штанина прилипла. Аодан устыдился себя же — за то, что пришло в голову раздеть сына на заре. Солнечные лучи осветили лицо с красивыми, точно вырезанными чертами. Он потянул за поясок, затем задрал рубашку и взялся за шнуровку штанов. Зря посчитал сына мальчиком. Пупок — место, которым некогда Невлин был связан с Аоданом, крохотная ямочка, от которой вниз сбегала дорожка тёмных волосков, — вот и всё, что напомнило время, когда они были одним целым. Аодан потянул штаны вниз. — Даже подштанники не надел, глупыш, — покачал он головой, — хотя мог потерять штаны всем на смех. Он давно не видел голого сына. Тот всегда стыдливо прикрывался и просил не смотреть, когда мылся. Теперь взгляду предстал член, совсем маленький в покое — да и возбуждённый наверняка небольшой — в густой чёрной поросли. И ноги ровные. Немудрено, что на сына заглядывались, чего не бывало с самим Аоданом. Хорош, только может стать жертвой какой-нибудь мрази. С ними, юношами красивыми, частенько так. Невлин пошевелился, когда с него стянули рубашку, что-то промычал, но не проснулся. Аодан собрал вещи и взглянул в его лицо. Вот для кого нужно жить и хотя бы делать вид, что всё хорошо. Невлин, его дитя, его кровь, должен быть счастлив. Аодан заботливо укрыл сына и покинул спальню. — Первое — разделать тушу, — решил он. Дырки от стрел — Барра, очевидно, не с первого раза убил, — испортили шкуру, но из неё получится прекрасная крепкая обувь. Брет, сапожник, охотно её заберёт. Аодан бросил тряпки в корзину и вышел во двор. И закрыл глаза, когда ветерок обдал лицо. Прекрасное утро. Можно пока посидеть на пороге, насладиться прохладой, привести мысли в порядок. Не нужен Аодану муж. После смерти Брендана не хотелось безмятежно сидеть и лениться. Но руки опускались. «Или повзрослел», — мелькнула догадка. Надо бы умыться. Аодан поднялся, подошёл к бочке и плеснул в лицо пригоршню. Стало легче. Захотелось жить, что ли… Он поёжился, почувствовав на себе пронзительный взгляд. Весь Калдер будет сплетничать о том, что охотник бросил семью. Явился Бойд, живший в низах города, заглянул. Совершенно непонятно, чем миловидный белокурый молодой бета зарабатывал на жизнь, поговаривали, будто охотники до его тела приносили всё нужное. — Здравствуй! — Аодан улыбнулся. — Нечего стоять за забором. Заходи, раз пришёл, только сын спит, завтрак не готов. Бойд отпрянул от неожиданного радушия. Как и раньше, когда явился, чтобы поведать, что Барра к нему заходил. С какой именно целью, догадаться нетрудно. Аодан понимал мужа, зная, что у того приключился гон, не смог ублажить, потому что в то время нездоровилось. Он не осудил измену, хотя неприятный осадок остался. — Да я просто мимо шёл, — бегло проговорил Бойд. — Ага, мимо шёл. Слухи — они такие! — Аодан вздохнул. — Пёрнуть не успеешь, как… Он замолчал, потому что говорить некому — его собеседник просто-напросто удрал. Лучше заняться делом, а то от безделья обращает внимание на всяких дураков. Когда за работой, всё равно, кто таращит зенки. Аодан потянулся и, оправив рубашку, двинулся в сторону кладовой.***
У двоих из семьи было нечего сказать друг другу. Оба чем-то занимались всё время, виделись за столом и перекидывались будничными словечками. Оба делали вид, будто Барра никогда не было в их жизни. Даже Невлин, привязанный к отцу, не тосковал. Скучал первое время. Аодан качал головой, глядя на бледное лицо и пролёгшие под глазами тёмные круги, теперь сын точно очнулся от спячки и даже будто воссиял. Будто истинного встретил. Вряд ли: Аодан знал бы об этом. Стало труднее жить без мужа, но благо попал пик лета, когда лес порадовал ягодами и грибами. Было боязно, когда Невлин уходил, зато всегда возвращался с полной корзиной, порой — и с подстреленными тушками зайцев или птиц. На более крупную добычу он не охотился. Более крупную раньше приносил Барра. — Пора забыть, — шепнул Аодан и отжал шкурку. Сегодняшний день мало чем отличался от предыдущих. Невлин ушёл с самого утра. Вернётся ближе к вечеру, как всегда, после вымоет грибы — вчера вечером прошёл дождь, поэтому в лес удалился, наверное, весь Калдер. Тем лучше, не так боязно за сына, когда кто-то рядом, даже если это кучка беспомощных стариков. Аодан услышал их голоса. Вторая шкурка выпала из рук. Невлин вернулся, живой и здоровый. Аодан вытер руки передником и бросился к калитке. По улице шли соседи, у ног одного из них вертелся ребёнок — внук. Ещё три русые шевелюры, одна белобрысая. Чернявой макушки не было. Кучка людей неспешно двигалась, наверняка они болтали о приятной ерунде, но никому не было дела до того, что юноша, ушедший с ними утром, пропал. «Как же… Дитё он ещё!» — ёкнуло сердце. Аодан понимал: соседи не в ответе за его сына и ничем ему не обязаны, но злость за то, что не уследили, невольно накатила. Он сжал кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. И бросился по дороге, поднимая босыми из-за жары ногами тучу пыли. В висках застучало. Наверное, и взгляд безумный, потому что один из стариков отпрянул, а его зять, беловолосый парень, юный, но уже с огромным пузом, выронил туесок, плотно закрытый. — Где Невлин?! — с ходу выпалил Аодан и заломил пальцы. Суставы щёлкнули. Старики переглянулись. Омега в косынке, папа носившегося под ногами юркого сорванца, хмыкнул и заявил: — Что на тебя нашло, Аодан? С мужем разошёлся ты, а не твой сын! Что плохого, что мальчик с ним видится, пусть даже в лесу?! Ерунда, такого не может быть. У Барра скоро появится другая семья. Пока ещё он не собрался второй раз связывать себя узами брака, потому что с той поры не появился. Аодан вообще с головой ушёл в работу и вспомнил об одиночестве, когда началась течка, а помочь оказалось некому. Он корчился и молил небеса, чтобы этот раз стал последним, ведь не юнец же. Впору внуками обзаводиться, а он страдает, потому что член в зад сунуть некому. Невлину повезло куда больше: после первого раза, неприятных дней не наступило до сих пор. В том, что сын невинен, сомнений не осталось: ни одного постороннего запаха Аодан не учуял. От Невлина пахло так, как всегда до этого, чем лишний раз напоминало о муже. Нужно было статься такому, что сын уродился в отца не только внешностью, но и пах похоже, разве что не резко, а более мягко. Аодан обнюхивал одежду после отлучек, но ничего предосудительного не учуял, даже едва уловимой нотки, как правило, шедшей от бет. Такой связи он бы не сопротивлялся. Нельзя понести от того, кто заведомо бесплоден. Поэтому он делал вид, будто не замечал связи мужа с Бойдом. «Вот и верь слухам, будто беты не хотят трахаться!» — Аодан знал: хотят, ещё как хотят, но никому нет до них дела. Беречь им невинность ни к чему, выгодный брак заключить не могут, как и принести ублюдка, зато пригождались для ошалевших от гона альф. Никто их не осуждал, иные завидовали свободе и отсутствию крайне неприятных дней, когда вынуждены бросить всё и только совокупляться или яростно дрочить. Соседи ушли далеко вперёд, Аодан стоял посреди улицы, не в силах осознать услышанное. Какое отношение имел ко всему Барра? Невлин встречался с отцом тайком. Будто с тайным ухажёром или любовником. — Вот и рвение помочь, — шепнул Аодан и облизал обветренные шершавые губы. Дурак, которого, оказывается, провёл собственный сын. Ведь ничто не подсказало, память и вовсе подвела — настолько сильно Аодан постарался выкинуть мужа из собственной жизни. Ведь Барра охотился в том же лесу, куда уходил Невлин. Глупо было не помнить, что муж забудет старые навыки, как только свяжет себя с тем, в чей зад раз за разом толкался, возможно, шептал на ухо приятные слуху слова — делал то, чего был лишён с Аоданом. «Славный мой. Истинный!» — Брендан признался, что не говорил этого никому, потому что не хотелось. Вероятно, с Барра та же история. Аодан оставил калитку открытой — на случай, если сын вернётся домой гружёный, ведь забрал самое большое лукошко, которое сплёл сам из ивовых прутьев. За которыми они с отцом ходили к реке. Проклятье, опять Барра! Аодан сел на порог и вздохнул, затем потряс головой, когда клятое воображение сыграло злую шутку. «Сладкий мой, истинный!» — шепнул Барра на ухо юнца, безликого настолько, что даже цвет волос не удалось различить. Наверное, тот пах одуряюще для того, кому был предназначен, но мерзко для самого Аодана — из-за ревности. — Вот тебе и не любил! — разозлился тот на себя. Не любил, не любит. Но от чего-то до сих пор больно. А Невлин-то!.. Ухитрился сговориться с отцом, как, когда и где встречаться. То-то в последнее время его походка будто стала лёгкой, синева под глазами пропала, на щеках появился румянец. «Зачем молчать? Неужели он, дурак молоденький, решил, будто я смогу запретить встречаться? — взнегодовал Аодан и пригладил торчавшие во все стороны пряди. — Что старший, что младший — оба ведут себя, будто пара, которая вынуждена встречаться тайком!» Ему стало легче. По крайней мере сын не предавался разврату тайком. Встречи с отцом — это отнюдь не плохо. Аодан посмотрел в небо, проводил взглядом пролетавшую птицу. Постепенно злость ото лжи сменилась успокоением: Барра уж точно не позволит какой-то мрази прикоснуться к сыну, к тому же он любит Невлина, наверное, как никого никогда в жизни. Так привязаны родители к детям… …и истинные друг к другу. Так Аодан с нетерпением ожидал встречи с Бренданом. — Поговорю с ним, — пробормотал он вслух. — К чему прятаться? Пусть Барра навещает сына тогда, когда захочет. Главное, чтобы любовника в дом не притащил. Аодан оглянулся, точно забоялся, что кто-то подслушает чужие мысли. Никого, только соседский чёрный кот улёгся на пороге. Аодан почесал его за ухом и, получив в ответ недовольное шипение, убрал руку. Кот был сыт, поэтому — неприветлив. Время тратить на бесполезное просиживание штанов — глупо, Невлин от этого не придёт домой. Поэтому Аодан поднялся и поправил передник, затем взглянул на багровый круг закатного солнца. Скоро стемнеет, а сына всё нет. Лучше заняться делом, тогда и время пройдёт. Но что, если Невлин не вернётся до темноты? Вернётся, успокоил себя Аодан и утёр взмокшие ладони о рубашку. Сын всегда возвращался домой.***
Никуда не делся, вернулся, причём не только с лукошком грибов, но и с заячьей тушкой. В светло-карих глазах — страх. Испугался, глупыш, что Аодан заругает. Надо бы это сделать в назидание, только гневные слова как-то разом позабылись. Захотелось обнять, пригладить выбившуюся из хвоста прядь и поправить очелье. — Смотри, кого я поймал! — Невлин поднял тушку вверх, затем заморгал — очевидно, заметил что-то на папином лице. — В силок угодил, — быстро добавил. — В силок… — Аодан вздохнул. — Одна польза, что ты видишься с отцом: станешь прекрасным охотником. Получилось неожиданно даже для него спокойно. — Он предупреждал, что рано или поздно кто-то увидит нас вместе и разболтает тебе! — Невлин вытаращил глаза. Похоже, слова прозвучали для него угрожающе. Губы скривились. — Запрёшь меня дома? Аодан принюхался. И в этот раз никакого постороннего запаха, только тот, хорошо знакомый много лет. Обнимался с отцом на радостях. Кто их разберёт, когда они пахнут похоже? Уродись Невлин в папу, вероятно, Аодан заподозрил бы тайные встречи раньше, но нет же, вылитый Барра, не считая веснушек на носу и скулах. — Зачем? — прозвучало довольно прохладно. — Я рад, что он не забывает о тебе, своём сыне. Это отрадно, только… — Аодан отобрал лукошко у сына и поставил на стол, — пусть приходит, а то вы будто не отец и сын, а любовники. И хорошо, что забрал корзинку, иначе пришлось бы собирать грибы с пола. Невлин выронил тушку и отшатнулся, затем часто задышал. — З-за… — он закусил губу. Помолчав, продолжил: — Х-хорошо, я ему скажу. И… Д-да, т-ты прав, н-наверное. «Да что происходит?!» — размышлял Аодан. Невлин вёл себя, будто нашкодивший мальчишка. Неужели начудил, а Барра — прикрыл шалости? Он спешно подобрал тушку и положил на стол. Аодан осмотрел сына с головы до ног. Ничего подозрительного, даже ворот рубашки наглухо зашнурован. Из-за жары сын не надел куртку, только жилет. Все ремешки застёгнуты. Но при этом всё равно тревожно, хотя встречался не с чужаком, но с родным человеком. «Лучше пусть будут на виду!» — рассудил Аодан и отвернулся. Смотреть на сына ему враз стало невыносимо. Раньше терзало ощущение, будто Невлин понемногу отбирал мужа. Он, маленький, хвостиком таскался за отцом, появлялся именно в тот момент, когда родителям хотелось уединения. Теперь точно окончательно забрал и безраздельно завладел. Аодан зажмурился и тряхнул головой, рыжие пряди разметались. И о чём только думает? Сходит с ума, наверное. Ведь нельзя, это неправильно — ревновать мужа к собственному сыну. Отчего-то к сопернику чувств не испытал, но мысленно отыгрался на мальчишке. — В-всё х-хорошо? — несмело спросил Невлин. Аодан развернулся. Надо бы открыть глаза, но сына видеть не осталось сил. Что-то зашипело. Свеча погасла. Аодан открыл глаза. В темноте можно не бояться, что Невлин что-то заметит во взгляде. — Ты видел его? — задать вопрос скорее подтолкнуло любопытство, чем ревность. — Кого? — Кого-кого? Того, кого твой отец сейчас трахает! — сорвался-таки на крик. — Рассказывал ведь о нём, разве нет?! — Некоторое время Аодан ждал ответа. Молчание сына дало понять — да, рассказывал. — Если у вас есть возможность видеться, значит, он в Ананте живёт. Так? — Д-да. Т-только… — шумный вздох, — мы никогда не заговаривали об этом, — бегло продолжил Невлин. — Послушай, я устал и хочу спать. Пришёл домой, а тут… Ты бранишься, а потом обижаешься, что я льну к отцу. Потому и льну, что он как никто понимает меня! Аодан зажмурился, хотя было темно. Его сын повёл себя так, будто провинился, причём сильно. Наверное, Барра познакомил его с избранником, а он не пожелал причинять боль. Отсюда же и вспышка гнева, и попытка переложить вину на чужие плечи. Невлин прав, лучше не знать такое. — Хорошо, ступай, только отнеси дичь и грибы в погреб. Жарко, мясо пропадёт, — устало произнёс Аодан. Невлин зашуршал в темноте, затем его точно не было. Только дверь отворилась, в разгорячённое лицо пахнýл свежий воздух. Аодан медленно, на едва гнувшихся ногах пошёл в спальню, пустую. Кровать целиком в его распоряжении, можно было ворочаться сколько угодно, а не ютиться на самом краешке или спать придавленным сильным телом к стене. Этим он себя успокаивал. Он привык прижиматься к крепкой груди — настолько, что это стало обыденным. Не думал не гадал, что такого ощущения ему не будет хватать. Пусть Барра уходил в лес, оставлял мужа одного в холодной постели, но возвращался. Больше не появится. «Разводиться он когда думает? — внезапно осенило. — Неужели его избранника это устраивает?» Передник выпал из рук, Аодан прислонился к стене. Что-то не так. Отлучки сына, невидимый истинный, который не торопил с разводом. К тому же Барра появлялся в Калдере, на рынке, выменивал мясо на утварь или одежду. Аодан его не видел, соседи говорили. Не осталось сомнений, как и почему Невлин приходил с добычей — мелкой, которую мог поймать сам. Барра помогал сыну. Отрадно с его стороны. Лучше бы забыл, бросил, далеко уехал, потому что в голову полезло невесть что. «Это как же низко нужно пасть, чтобы злость на мужа согнать на мальчике?» — упрекнул себя Аодан и сел на кровать. Он услышал, как хлопнула дверь, как скрипнул засов. Невлин вернулся. Лёгкие шаги вскоре стихли. Завтра Аодан поговорит с сыном, а теперь нужно поспать.