***
На улице уже вечерело. Парижане не спеша гуляли по проспектам, туристы фотографировались на фоне каких-то достопримечательностей, дети бегали за собаками, кошками, родителями… Паулаускас же чувствовал себя, как чертов охранник при богатой наследнице какого-нибудь английского лорда. Они шли раздельно, даже не рядом, она – чуть впереди, бодро цокая каблучками, и энергично вертела головой. Он же вышагивал несколько угрюмо, засунув руки в карманы, пока не наткнулся взглядом на мальчонку, который точно также плелся за матерью, что-то сердито ему выговаривающей. - Хочешь мороженого? Модестас не среагировал, погруженный в свои мысли… После Севы и того, что было обнаружено в его сумке, еще один человек, приставленный к их команде, должен был казаться подозрительным. С другой стороны – это же сопливая девчонка, что она может?.. Еще один наблюдатель? К тому же, поведение ее совсем не агентовское какое-то. Разве будет засланный казачок язвить и огрызаться? И эта ее любовь к европейским шмоткам… Сомнительно, что главный орган охраны спокойствия Советского Союза разрешил бы своей сотруднице одеваться у «врага». Да, измельчали агенты КГБ, усмехнулся спортсмен, сам не понимая, как додумался до такого. Паранойя, не иначе. …пока в буквальном смысле не налетел на девушку, замершую посреди дороги. - Ты чего встала? – буркнул баскетболист. – Топай давай, куда хотела. Брюнетка вздернула бровь, сложила руки под грудью, весьма интригующе ее при этом обтянув тканью пиджака и белоснежной рубашки. От этого простого, но какого-то провокационного жеста Модестас разозлился еще больше. - Иди, говорю, куда шла! Чего замерла?! - Не рычи на меня! – вдруг прошипела девушка, поднимаясь на носочки и наставляя на него тонкий пальчик. – Я тебя спрашивала, вообще-то. Про мороженое. Будешь? Может, хоть подавишься, наконец… - Что, уже не на «вы»? – хмыкнул спортсмен, забавляясь тем, что она такая маленькая. Но смелая. – Буду. Секретарь успокоилась также быстро, как и завелась. А потому спокойно пошла рядом с ним. - Сейчас ты не кажешься мне таким суровым и злым. Идешь по чужому городу, бу-бу-бу что-то там себе под нос… Забавно! – Лида засмеялась, и мужчина передумал язвить. – Вон оно. Она указала на небольшую тележку, вокруг которой скакала ребятня, выклянчивая деньги у родителей, либо решая, кто первый в очереди. Молодые люди перешли через маленький канал по аккуратному ажурному мостику и на всякий случай встали чуть в стороне от визжащей толпы. Что было очень кстати, особенно для довольно-таки молодого парня в черной шляпе, что едва заметно кивнул литовцу. - Что ты сказала Терещенко? – спросил капитан, привлекая к себе ее внимание. - Если еще раз тронет, то два лучших игрока сборной СССР по баскетболу будут играть его головой вместо мяча. – Засмеялась и без перехода спросила, глядя на Модестаса: - Ты родился в Вильнюсе? Мужчина же, наоборот, старался на нее не смотреть. Потому что по секунде глядеть не получалось, а минуту пялиться… Странно слишком. И заметно. - Нет, в Кретинге. – И ожидаемо увидел, как брюнетка нахмурилась. Эти русские… Ничего, кроме собственных Москвы и Ленинграда, не знают. – Рядом с Палангой, курортным городом. Она виновато и чуть смущенно улыбнулась: - Я вообще не сильна в географии. Даже по Союзу не особо ориентируюсь. Ты один в семье? - Да, а ты? Впереди, между мальчиком и девочкой лет пяти-шести, завязалась небольшая потасовка. - Нет, я средняя из трех сестер. – Лидия тоже заметила разборку местной малышни и недовольно нахмурилась, неосознанно болея за девочку. Мужчина в шляпе прошел мимо. Почти. Тут мальчик толкнул девочку, и малышка выпустила из ручки ленточку, держащую шарик. Он стремительно полетел вверх, никто из детей не успел до него дотянуться. Модя дождался, пока веревочка не будет проходить рядом, чуть подпрыгнул и без труда поймал беглеца за хвостик. Маленькая француженка смотрела на него влюбленными глазами. Девушки и женщины часто так на него реагировали, особенно, когда он улыбался. Проблема в том, что улыбаться хотелось далеко не всем. - Ты теперь герой, - засмеялась переводчица, пихнув его в бок. Было желание немного подпортить эффект, выпустив шарик, но спортсмен все же не стал. Малышка была очаровательной – с копной темно-каштановых кудрей, убранных под голубенький, в тон платью, ободок – расстраивать ее не хотелось. Да и другая малышка, очень, кстати, похожая на первую, его осудит. Причем куда более подробно и матерно, чем пара слезинок. Паулаускас почему-то был уверен, что Лида не будет плакать сама, а заставит рыдать всех остальных. Наконец, очередь дошла до них, и девушка вопросительно посмотрела на мужчину, переведя названия, хотя и так понятно было. Мороженщик быстро сделал им по порции шоколадного и клубничного, последнее украсив разноцветной посыпкой, чтобы с улыбкой вручить брюнетке. - Хочешь, можем к Эйфелевой башне сходить, - предложила Соболева. - Ты уже была в Париже? – догадался Паулаускас. - Конечно. «Конечно»!.. 99% процентов всего СССР дальше его пределов не выезжали, а она так просто об этом говорит! - Нам еще надо ребят проверить и… - Модестас вспомнил, о чем просил Серега, и едва слышно застонал. - …и купить сувенир. - Белов заказал? – мгновенно раскусила Лида. – Той «самой лучшей даме в мире»? Капитан только кивнул. Серый прозрачно намекнул, что неплохо бы было купить что-то женское («ты же как раз идешь с Лидой!»), но ходить по бутикам, которые, наверное, уже давно закрылись, не было никакого желания. - Тогда чего мы ждем? Рядом с башней куча всяких магазинчиков! Их прогулка была какой-то совсем не романтичной. Да, они ходили по Парижу, да, видели железную махину Эйфеля и ели мороженое. Но молчали. Литовец сам по себе не отличался разговорчивостью, если, конечно, его собеседник не Сергей Белов, а Соболевой, похоже, было комфортно в тишине. Она нашла какой-то неприметный сувенирный, в который зашла с видом старожила. Сухая, но бойкая пожилая француженка при виде пресс-секретаря радостно всплеснула руками, сначала даже не заметив далеко не маленького мужчину. Они обнялись, а потом женщина что-то быстро начала тараторить, кивая на баскетболиста. - Pour l'amour de Dieu, ma fille, dis-moi que c'est ton partnaire mais ce n'est pas ta mission! (Ради всего святого, девочка, скажи мне, что это твой напарник, а не задание!) - Au total, petit à petit, Joséphine, c'est serait mieux comme tu disais... (Всего понемногу, Жозефина, но лучше бы было так, как ты сказала...) - Il est trop beau pour un ouvrier russe! (Он слишком красив для русского рабочего!) - Мадам Жюли говорит, что ты очень красивый для русского… - Лида еле успела договорить, прежде чем расхохотаться. – C'est un Lituanien et il est capitaine de l'équipe de basketball. Viens au match et tu le verras en action. (Он литовец, и он капитан баскетбольной команды. Приходи на матч, и сама увидишь его в деле.) Капитан тоже улыбнулся, потом благодарно кивнул старушке. Правда, ему показалось, что она говорила что-то еще. И отнюдь не про него. Но, решив оставить женщин наедине с их женскими штучками, он направился вглубь магазинчика. - Je suis trop vielle pour le voir dans l'action, mais toi, ma chère... (Я слишком стара, чтобы увидеть его в деле, а вот ты, моя милая...) – долетел до него обрывок разговора, но все равно ничего не понятно. Тут располагались портсигары, трубки и другая мужская блажь – и непременно с Эйфелевой башней в гравировке или словом «Париж». На французском, естественно. Еще здесь висели картины и какие-то мозаики из янтаря. Разнообразные колокольчики, декоративные цветы… Много всякого. - Эй, капитан? – позвала его Лидия, появляясь из-за поворота. – Как я тебе? На ее шее, подчеркивая длину и какое-то королевское изящество, чуть поблескивал золотой вышивкой тонкий фиолетовый шарфик. - Красиво, - кивнул литовец, хотя на саму тряпочку едва ли глянул. - Чудно! А главное – недорого! – просияла девушка и унеслась обратно. Модестас чуть заметно улыбнулся. Языкастая стерва раскрывалась с новой стороны, что было занятно и… интересно. Возможно, ему даже на секунду показалось, что будет нелишним присмотреться к ней повнимательнее. Главное, самого себя не спрашивать – зачем. Шарфик уже упаковали в фирменный пакетик, и француженка спросила у него, ехидно поглядывая на знакомую: - As-tu aimé quelque chose, beau? Peut-être moi? (Понравилось что-то, красавец? Может, я?) - Присмотрел себе какую-нибудь безделушку? – перевела Соболева, негодующе качая головой. - Нет. Да, но тогда на таможне его точно заметут. Женщины тепло попрощались, обнявшись, и они снова оказались на улице. Уже совсем стемнело, повсюду горели фонари, смеялись люди, и весь воздух, казалось, был пропитан этой атмосферой романтики и влюбленности. Глупость какая. Она ему даже не нравится! - Пошли, тут недалеко до Бульвара, минут десять-пятнадцать пешком, - бодро скомандовала переводчица, махнув в нужном направлении.***
Французы не зря звались самым романтичным народом. Даже незнакомой парочке, что просто прогуливалась рядом, не смотря друг на друга, они заговорщицки улыбались, а некоторые – и подмигивали. Словно знали о них нечто такое, что… чего не было на самом деле. Модестас шел чуть впереди, не оглядываясь, но ориентируясь на едва приглушенный цокот шпилек. Под него хорошо думалось. Это было напоминание о том, что он не одинок на этих незнакомых парижских улицах, а мысли его витали весьма далеко. Тот самый вопрос, про баскетбол и даму сердца. Паулаускас не был никогда хоть сколько-нибудь романтичным, но медленно осознавал, что какая-то заинтересованность в секретаре у него есть. Возможно, немного больше, чем в обычной фанатке. Она красивая, эта Лида. Маленькая, хрупкая. А еще ядовитая и со стержнем внутри. Этот самый стержень не давал ей сломаться, когда он напирал с откровенной грубостью. Именно этот стержень так раздражал Модестаса. Но именно он и привлекал. Она знала себе цену. Эта не свойственная советским женщинам горделивая осанка и посадка головы. Эта манера отстаивать свое мнение, не прячась за уже набившее оскомину «мы». Это проявлялось даже в дорогих, импортных костюмах. За без году неделю литовец ни разу не видел ее в одежде из Советского союза. Исключительно – заграница. Качество. Стиль. Мода. Элегантность. В СССР вещи шились усредненные, чтобы никто не выделялся из толпы, мужчины и женщины словно сходили с того же конвейера, на котором собирались трактора. Лида же очевидно придерживалась мнения, что простая – пролетарская – одежа не для ее королевского величества. Молодой человек усмехнулся. Его самого веселили его же рассуждения. Подумаешь, выискалась королевна! Ну личико ничего такое, ну ножки красивые… Модя еле удержался, чтобы не стукнуть себя по лбу от осознания. На самом деле все было настолько банально, что даже странно, как он не подумал об этом в первую очередь! Вот он, ответ на все его вопросы и терзания. Просто красивая девчонка. И его реакция на нее – нормальна. Он – взрослый, здоровый мужчина, не знавший отказа у девушек и женщин. А здесь – маленькое недоразумение, исключение из правил. Логично, что оно вызвало интерес. Почему-то капитан испытал облегчение от этой мысли. Но только с одной стороны. Какая-то часть мозга упорно нашептывала, что он прав, но не совсем… Однако эта часть была слишком мала, поэтому Модестас отмахнулся от нее, не желая и рассматривать подобный вариант. Баскетболист машинально прислушался, поняв, что что-то поменялось в окружающем мире. Пропал привычный перестук каблучков. Он обернулся, благодаря росту быстро находя в толпе гуляющих парижан секретаря. Лида стояла чуть в стороне, ближе к заборчику, отделяющему лужайку от пешеходной части, и смотрела куда-то вглубь парка. Взгляд Соболевой был каким-то странным. Потерянным, пустым, но в то же время – тоскливым. Мужчина проследил за его направлением и увидел пару молодоженов, которые фотографировались на скамейке, специально украшенной для такого дела. Модестас фыркнул. Типично девчачья такая мечта. Замужество – как самоцель. Захомутать какого-нибудь мужика и сесть ему на шею. Брюнетка еще какое-то время понаблюдала за ними, без тени улыбки, но и без зависти. Просто наблюдение, словно сравнивала с чем-то. После чего едва заметно качнула головой в ответ на собственные мысли и повернулась к нему. Вздернула бровь, заметив, что он смотрит на нее. И, похоже, довольно давно. Намного дольше, чем на девчонку, которую просто захотелось себе в постель. - Так замуж невтерпёж? – язвительно спросил Паулаускас. Больше желтые, чем зеленые в свете фонаря глаза едко прищурились. - Платье страшное. Никогда такого не надену. – Модя закатил глаза. Что-что, а девушка все о тряпках. – А ты, небось, считаешь, что жениться могут только дураки? - Думаю, у них есть свои причины, - удивительно дипломатично для себя пожал плечами спортсмен, неосознанно примеряясь к неширокому шагу собеседницы. – Но ведь жениться молодым – необязательно. Вот когда тебе уже за сорок… - И девки перестали виться у ног, и из спорта выгнали, да? – ехидно поддержала переводчица. - Из спорта не выгоняют, - тут же набычился литовец. – Но тебе-то откуда знать? К залу и не подходила, наверное, боясь ноготок сломать, да, принцесса?! Знаешь, как хоть какой-нибудь спортивный снаряд выглядит?! Ух ты, батюшки. Патриот не только Литвы, но и спорта!.. И с чего его вынесло, спрашивается? - Конечно, знаю. Козел, например. Вот рядом со мной идет, - хмыкнула она, ухмыльнувшись. – Сложно такую шпалу не заметить… - Стерва! – прошипел Модестас, наклоняясь к ней. - Повторяешься, заинька, - сладко улыбнулась брюнетка, вновь не отступая перед превосходящими силами противника. – Придумай что-нибудь пооригинальнее, твое высочество, тогда и поговорим. И, видя, что мужчина предпочел молча кипеть от злости, довольная пошла дальше, как на подиуме вышагивая по аллее. Паулаускас пару раз сжал и разжал руки, сосредотачиваясь на плавных движениях женских бедер. Да, однозначно. Только естественные, чисто мужские желания. Но вот же зараза! И словно в подтверждение женские пальчики пришли в движение, сложившись за спиной в «3:0». Хорошо, что она уже успела отойти, иначе сборная СССР по баскетболу осталась бы без переводчика!***
До Бульвара капуцинов дошли молча и практически по-отдельности, хотя баскетболист со своими семимильными шагами мог запросто нагнать девушку, да еще и на шпильках. Но как же! Будет его высочество разговаривать с вредной, противной, лидирующей по очкам в ехидстве занозой… Слишком низко для него. В каком именно баре, Владимир Петрович не сказал. То ли не знал, то ли просто решил устроить ей тест-драйв – найдет или нет его расчудесных олимпийцев. Мысли у них с Паулаускасом на этой почве сошлись, и недовольный литовец соизволил подойти к ней аж на расстояние в шаг. Его. То есть в паре метров от нее обретался, громовержец доморощенный. - И как ты собираешься их искать? Особенно на своих каблучищах. – Мужчина повертел головой, засовывая одну руку в карман, после чего снова опустил голову, глядя на девушку и метая молнии этими своими глазами неопределенного цвета. – Учти, я тебя не понесу. - Именно из-за таких слабосильных и появились такси, - милейше улыбнулась она, чем заставила капитана сборной резко возжелать чьей-то крови. Кое-чьей. – А теперь отойди, мне нужно проверить ребят. Которые очень вовремя появились из-за угла кирпично-красного дома буквально в пяти десятках метров от них. Поэтому Соболева эдак небрежно повела рукой в сторону, монаршим жестом велев убираться со своей дороги, и пошла навстречу баскетболистам. - Лидочка, золотко… - Мишико, алмазик… Уже слегка нетрезвые, но еще вполне адекватные парни засмеялись, вспугнув пару бабулечек на противоположной стороне улиц. Девушка неодобрительно глянула на веселящихся спортсменов, и те сделали вид, что устрашились и раскаялись. После того раза в США, когда они нажрались до поросячьего визга и пьяных дебошей, баскетболисты четко видели разницу между «расслабиться» и «Зина, я в г… дрова». - Модя, а ты чего не подошел потом? Как конференция прошла? – закидали вопросами литовца, тут же принимая в свой круг. Паулаускас среди своих, которые, к тому же, не огрызались на каждое слово, расслабился и начал со вкусом пересказывать разговор с журналистами. - Лида, можешь перевести, пожалуйста? – Ваня Едешко аккуратно оторвался от общей группы и поменял локацию – поближе к брюнетке, что шла позади парней, как конвоир с пулеметом. Пресс-секретарь глянула на салфетку, потом на любопытно-заинтригованного автора «золотого паса», на слегка размытые буквы и еле удержала неприличествующий милой девушке гогот в себе. - Написано, что ты очень славный, и тебе желают удачи в игре, - максимально честно и правдоподобно соврала Соболева, возвращая клочок парню. Тот покраснел, и выдержка переводчицы снова подверглась испытанию – если он от такого, весьма далеко от правды, перевода зарумянился, от реального его б наверняка удар хватил. Считай, жизнь спасла, ага. - Спасибо, - кивнул кудрявенький, не заподозривший подвоха, и перестроился к Сане Белову. С другой стороны от секретаря появился Алжан. Он был таким высоким, что Лиде пришлось чуть отойти, чтоб не опасаться перелома шеи. Жармухамедов был воспитанным и интересным мужчиной, эдаким джентльменом из Ташкента. Брюнетка спросила, как ему в сборной, и дальше собеседник не требовался. Он был хорошим. Вот только – не тем. Соболева иногда поглядывала на идущего впереди, рядом с Болошевым, капитана команды. Модестас, порой вообще не воспитанный, но почему-то все еще интересный, рассказывал о той самой девице, что закидала их вопросами на личные темы, и, подыгрывая себе лицом и руками, живописал реакцию на их ответы. - Ну наша мадам секретарь, конечно, тоже молодец, - снисходительно вспомнил он в конце повествования. - Между прочим – мадмуазель, - хмыкнула девушка, замечая, что Алжан тоже замолчал, прислушиваясь. – И спасибо пребольшущее за такую грамотную и всеобъемлющую оценку моего дебюта в этой должности! В пояс кланяться? Она специально это делала. Провоцировала его на себя. Выводила из состояния равновесия, заставляла злиться и откровенно грубить. Показывать себя настоящего. Чтобы знать, чего ожидать. - Может, до земли? – ехидно обернулся Паулаускас, затормозив всю группу. Восемь пар глаз выжидательно уставились на нее. Она пожала плечами и подошла к нему поближе, вызывающе вздернув подбородок и глядя так насмешливо, что литовец начал закипать с пол-оборота. - Ну? – подняла девушка бровь. – И что ты стоишь? - А что ему делать? – удивился Зураб. - Кланяться, - пояснила как само собой разумеющееся. – Давай. Ты же хотел. До земли. Забыл уже? – вдруг жалостливо состроила черные брови домиком секретарь. – О, mon capitaine, все за тебя помнить надо, да? И легонько постучала указательным пальчиком остолбеневшего от такой наглости мужчину по лбу. Баскетболисты затаили дыхание. Зная взрывной нрав капитана, когда мячом в нос прилетало и за меньшее, ребята были готовы в любую секунду кинуться спасать эту без царя в голове особу. Однако Модестас не двигался. Только желваки ходуном ходили на скулах. Где-то на улице громко заорала кошка, и переводчица решила, что пауза выдержана достаточно. Поэтому она участливо похлопала литовца по плечу и, пройдя между каменным изваянием чистейшей ярости и Сашей Болошевым, преспокойно поцокала дальше. Благо гостиница уже была рядом. Но они оба знали, что значит эта гробовая тишина. «5:0» в пользу вздорной русской заразы.***
Сон не шёл. Паулаускасу казалось, что его сейчас просто разорвёт, как несчастного хомячка в духовке. Очень трудно уйти от мыслей и расслабиться, приготовившись ко сну, когда изнутри тебя поедом жрет горячая злость, смешенная с обидой и бешенством. Литовец в очередной раз перевернулся с бока на спину, а потом зло отшвырнул подушку в другой конец комнаты, положив руку под голову, и глубоко вздохнул. Брюнетку хотелось придушить. Хотелось заставить почувствовать, что с ним шутить не стоит и испытывать на прочность его хорошее к ней отношение – тоже. Модестас был вспыльчивым по природе своей человеком, возможно, виноват был темперамент, возможно, астрологическая чушь, в которую он не верил, но забывать, прощать или того хуже – в упор не замечать поступки и отношение людей к себе ему было невероятно трудно. Поэтому он привык просто убирать раздражающий контингент из своей жизни. Делать так, чтобы нежелательные личности были от него как можно дальше. И в этом заключалась проблема, заставляющая сцепить зубы. Лидия Михайловна никуда не денется в любом случае. Её не уберут из-за одного только его «фи». Ее поставили сверху, и убрать также могут только оттуда. Она и дальше будет мельтешить перед глазами. Провоцировать, раздражать, выводить и при этом оставаться в стороне и выходить победительницей абсолютно из всех их словесных баталий. Даже сам литовец не мог с точностью объяснить, чем именно она его так выводит. Все в ней будило раздражение. Вздернутый нос, ехидные искры в глазах, вечная усмешка, таящаяся в уголках приподнятых губ, тонкие пальцы, белая кожа, острые коленки, на которых иногда проглядывали мелкие шрамики, но если не присматриваться – их и не видно было... А что, если игнорировать ее? И сам ухмыльнулся от подобной мысли. Он пытался. Видит Ленин, Модестас честно пытался, но как только она появляется в поле зрения, словно сам черт тянет его за язык, неизменно сдабривая каждую фразу нехилой порцией яда. А секретарь и рада ответить… Так, стоп. Еще не хватало, чтобы он себя виноватым почувствовал, что ты, как же – обидели бедную-несчастную сиротинушку. Да эта сирая и убогая сама кого хочешь со свету сживет своим языком без костей! Еще и на могиле спляшет, если не провалится по колено в этих своих шпильках. Мозг – необычайно активный на ночь глядя! – выхватил из памяти картинку, когда округлые бедра, переходящие в красивые ножки, выписывали вензеля по аллее во французском парке. Какого хрена, вашу мать?! Мужчина рыкнул и закрыл лицо руками. Слишком много мыслей про эту девку! Слишком много! Она того не стоит! Не стоит!.. «Ну почему? Очень даже стои́т…» - ехидно заметило подсознание… ее голосом! Зарычав куда громче, литовец метнулся в душ. Уже находясь под ледяными струями воды, в очередной раз решил, что это всего лишь физиология. Ничего больше. Постоянные тренировки и катастрофическая нехватка времени, плюс красивая девушка на расстоянии вытянутой руки делали свое коварное дело. Да. Надо подыскать себе потом какую-нибудь смазливую фанатку, и все вернётся на круги своя. Саркастичная дамочка может язвить, сколько влезет, он и глазом не моргнет. Или моргнёт – и скажет ей тоже много ласковых, а не будет, как придурок, стоять и молчать, глядя в странные для такого цвета волос глаза. Продрогнув до состояния, когда зуб на зуб не попадал, баскетболист вернулся в кровать. Сознание, наконец, медленно уплывало. Сон накатил, отключая мозг и погружая капитана в благословенную пустоту, где не было никаких заноз, от волос которых пахло летом и жасмином с его родной Литвы. Уже давно спящий мужчина лишь нахмурился сквозь сон, когда в комнате раздался легкий шорох, а за ним – тихий щелчок замком. Меньше знаешь – крепче спишь.