***
К тому моменту, как команда Советского Союза по баскетболу зашла в выделенную ей хлебосольными французами раздевалку, Лидия Михайловна готова была разорвать всех врагов Родины голыми руками, не заморачиваясь такими мелочами, как фонтан кровавых брызг и порча выходного костюма из викуньей шерсти. Во-первых, сегодня Модестас Феликсович, наконец, признался, что его кумирами с детства были инквизиторы и их костры. Не словами, конечно, признался, а действиями, ибо жег с самого утрища не по-детски! На каждую фразу девушки даже не в свою сторону выдавал не то что по десять – по двести десять слов, сдобренных ядом в такой степени, что где-то к середине дня переводчица согласилась сдвинуть счет с мертвой точки, лишь бы литовец просто замолчал. «5:1», чтоб этому индюку икалось! И вообще, это не во-первых, а так, между делом, фоном, так сказать. Зато каким!.. «Во-первых» шло руководство спортивного комитета. Видите ли, женщина на должности помощника тренера – это нонсенс! Что вы можете понимать в баскетболе? Вы мячик-то в руках держали?.. Да он же больше вашей головы! - И вашего… первичного полового признака, но вы же как-то здесь работаете! – прошипела Соболева, правда, исключительно по-русски, недобро глянув на заносчивого француза, который размахивал у нее перед лицом папкой сомнительного вида и назначения. Еще не хватало, чтобы ребятам аукнулась ее несдержанность. Как-то прикипела уже к этим оболтусам за неделю, жалко. «Жалко – у пчелки сама знаешь где! Что еще за слово такое в твоем лексиконе?!» - Il n'y a pas un mot à ce sujet dans les règlements et la chartre de FIBA, donc si vous n'avez pas rien à me reprocher, retournons au sujet – où est, мать его, le bus?! Nous avons un jeu, vous savez, dans deux heures! (В регламенте и уставе ФИБА по этому поводу нет ни слова, так что если вам больше нечем меня упрекнуть, вернемся к теме – где, мать его, автобус?! У нас игра, знаете ли, через два часа!) Отсюда вытекло «во-вторых», а конкретно – водитель. Отыгрался-таки лягушатник, наделенный властью, за непонятные, но однозначно оскорбительные слова на ее родном. Ей стоило комка нервов и бутылки неплохого «Шатто» из своих запасов, чтобы эта сволочь (в смысле шофер, а не распорядитель) вспомнила дорогу к манежу, которую «вдруг совершенно случайно… не знал до этого»! - Лида, все в порядке? – нахмурился тренер, глядя, как ручка, брызнув пластмассовыми осколками, переломилась надвое в тонких пальцах с длинными ноготками. - Кажется, у кого-то все вышло из-под контроля, - якобы в пространство пропел Терещенко. Желто-зеленые, сейчас от бешенства какие-то не совсем человеческие, глаза метнулись к нему. И отчего-то Владимир Петрович не спешил переводить удар на себя. Меньше язык распускать будет, прихлебатель партийный! - Например, у вас и, думается, банковские счета. Как там Стефани и ее плюс-пятый поживают? – прошипела девушка на ухо функционеру, наконец, отходя от водителя и пробираясь мимо спортсменов назад. – Только вякни еще что-нибудь, и – клянусь Брежневым – размажу тебя по паркету Госисполкома! Стоило ей сесть и более-менее нормально устроиться, как транспорт дернулся, и папки со всеми документами упали на пол, выстрелив содержимым по узенькому проходу. Ребята тут же стали наклоняться и подбирать бумажки, передавая их разъярённой переводчице. И только капитан сделал вид, что не замечает белого моря сбоку от себя. Сидящий в этот раз у окна Сергей Белов пихнул друга локтем и на недовольный взгляд дернул подбородком в сторону бумажек. Модестас презрительно поджал губы, но пристальный и осуждающий взор товарища не оставлял выбора. - Что, руки-крюки? – хмыкнул мужчина, подбирая последний лист, лежащий практически под ступней. Брюнетка вырвала у него из рук бумажку, но – на удивление – ничего не сказала. Только глянула так, что ему впору было покрыться гнойниками бубонной чумы. Паулаускас чуть заметно скривил губы в ухмылке. «5:2». Не такая уж ты и непрошибаемая, Лидия Михайловна. Правда, душок у маленькой победы был с гнильцой. - Зачем? Она же для нас старается, - упрекнул негромко Сергей. - Стервозина языкастая, - отмахнулся литовец. – Такую язву нужно было в войну использовать против немцев. И всей прелести в ней симпатичное личико да ладная фигурка. Брюнет покачал головой, несогласный с другом, но от комментариев воздержался. Модя тоже не лез в их с Любой отношения, хотя мог и хотел. Вот и Белов помолчит. Сами разберутся. Лишь бы было в чем разбираться. Так вот, когда команда, слава тебе, дедушка Ленин, вышла на поле под оглушительное представление комментатора и рев болельщиков с трибун, настроение переводчицы застряло где-то на отметке «да на кол их всех посадить!» А все потому, что фоновый раздражитель постепенно стал снова выходить на передний план. - Владимир Петрович, стартовый состав, - попросила она, протягивая руку, куда тренер с заминкой вложил листок с именами звездной пятерки. Мельком глянула и ухмыльнулась. Естественно, просто кто бы сомневался, что его высочество будет блистать с самых первых секунд! Судьи и счетоводы посмотрели на девушку в костюме из английской шерсти так, как будто она им гадюку предложила погладить. Признаться честно, сейчас это уже не казалось такой плохой идеей, авось загнутся от ядовитого укуса. Но брюнетка лишь уверенно кивнула всем присутствующим мужчинам и положила список перед судьей. Не для этого она пожертвовала красным полусладким «Шатто» 65-го года, чтобы сейчас все запороть своим отвратным настроением. Потерпит как-нибудь, в конце концов, и хуже бывало. Проходя обратно к скамейке русских, машинально прислушалась к чистейшему английскому. Тронула Гаранжина за рукав. - Вражеские заговоры рассказать, или вы за честный спорт? Владимир Петрович посмотрел на нее странно, но внутренняя борьба его была хорошо заметной. С одной стороны, принципы, это, мол, плохо и мерзко, и такая победа – не победа вовсе. С другой стороны, выиграть хотелось – после Олимпиады и матча с США любой проигрыш будет подтверждением мнения, что русским просто подфартило и золотые медали их – не заслуженные, а украденные. - Нет, не надо, - наконец, произнес тренер таким тоном, что переводчица невольно зауважала его еще больше. Хотя он и так уже почти лидировал в этом списке. – И впредь не подслушивай, хорошо? Обычно в такой манере журят детей за то, что обсыпали неугодного песком из песочницы или там куличики чужие сломали. Но никак не за шпионаж. Он просто всего размаха не представляет. Пока тренер наставлял команду, брюнетка автоматически осмотрела зал. При таком скоплении народа охранников было до позорного мало. Либо французы ничему не научились после Мюнхена, либо считают себя такими до черта непобедимыми. Давайте вспомним 1812-ый, ага. Наконец, прозвучал гудок, возвещающий о выходе на площадку. В середине замерли спорящие. Судья, такой маленький и незаметный среди высоченных мужиков, подбросил мяч, и Саня Белов перекинул мяч на сторону советской сборной. И время начало свой бег. Раньше Лида никогда не понимала людей, которые тратят время на просмотр всех этих спортивных чемпионатов. Что может быть интересного в десяти мужиках в шортах, бегающий за одной оранжевой фигулиной размером с арбуз?! Оказывается, много чего. Ведет Зураб, англичане начинают его зажимать – быстрый пас на Ваню. Вражеский игрок пытается отобрать, но Едешко выводит мяч какими-то не просматриваемыми даже маневрами. Шар снова передают через Сашу Зурабу, тот моментально перекидывает его Мишико прямо из-под носа англичанина. Все бегут под кольцо, обстановка накаляется, время на табло словно замедляется, весь зал неосознанно притихает, потому что вот, еще чуть-чуть и… Соболева тоже замерла, машинально поднося руки, сложенные в молитву, к губам, включаясь в игру и заражаясь азартом всего стадиона. Ну, миленький, давай!.. Нет! Англичанин выбил мяч прямо из руки Саканделидзе, и рыжий прыгун теперь был на стороне соперников. Болельщики советской сборной осуждающим гулом выразили свое недовольство, с ближайших трибун послышалась пара десятков сочных выражений, желающих англичанину и его родне до пятого колена сходить в пешее трехбуквенное турне. Но все это идет фоном, девушка отмечает лишь краем сознания, по привычке мониторя всю ситуацию вокруг себя. - Фол? – спрашивает тихо у тренера, тот качает головой, не отрываясь следя за своими подопечными. В игру вступает Модестас, за ним Сергей. Вдвоем отжимают мяч у шляпников, ведут обратно к кольцу. Соперники пытаются перехватить, мелькают руки, колени, слышатся ругательства на русском-литовском-английском-грузинском, какие-то команды от двух Беловых, и мяч остается в цепких пальцах русских. Английский форвард метнулся к советскому капитану, но в последний момент литовец как-то изощренно переводит мяч с одной стороны на другую, перебрасывает под коленом и уводит попрыгун, чтобы потом пасануть Сергею. Тот, не давая противникам опомниться, уворачивается от их нападающих хитрым маневром, разбегается, мощно отталкивается и выпрыгивает. Вот оно то самое «замерли в воздухе», которое требовал от них Гаранжин. И Белов действительно зависает на секунду в пространстве. Этого хватает, чтобы прицелиться, сделать пас и принести первые два очка советской сборной. - Серега, молодец! – кричит тренер вместе с комментатором, подскакивая с места. Лида же смотрит только на капитана, что словно светится в ее глазах. Модестас уже под кольцом, пробравшийся туда, пока все следили за пасом легендарного русского снайпера. Он перехватывает мяч, уводит от соперника, скрывая за собственным телом, и приемом снизу-вверх снова забрасывает попрыгун в кольцо. - Номер 5, Модестас Паулаускас! Два очка! – звучит голос диктора. И Лида выдыхает, замечая за собой, что в волнении мнет в руках папку и напряженно следует за этой занозой взглядом. Капитан, горячий и взрывной в жизни, легкий и стремительный – на поле, он почти летал, успевая прикрывать Белова Сережу, играя с ним в паре, наблюдать за ситуацией на поле и организовывать работу всей команды. Иногда лучшего игрока советской сборной отвлекали, подача сбивалась, но литовец уже был рядом – и мяч снова оказывался у русских. Такой красивый в этой красной форме, с горящими азартом и особым огнем глазами, влажными волосами и блестящей кожей, что хотелось сию же секунду забрать его с поля и трогать, трогать, трогать, наплевав на все обиды и плохое настроение… Злиться на него, когда он вот такой, не получалось. И чтобы ее трогали в ответ. Обязательно трогали. - Номер 5, Модестас Паулаускас! Два очка! – прозвучало очередное, и у переводчицы мурашки табуном проскакали по рукам. Хорошие мурашки, предвкушающие. Саша Белов в очередной раз увел из-под руки здорового английского капитана мяч, тот выругался и уже целенаправленно побежал за русским центровым. Лицо его поменялось, став жестче и агрессивнее, заставляя сомневаться в обычной меланхоличности англичан. - Саня! – громко вырвалось у Соболевой, когда она обнаружила себя уже нервно застывшей рядом с тренером на границе с площадкой. Модестас, то ли услышавший ее предупреждение, то ли смекнувший раньше, перерезал сопернику дорогу, закрыв доступ к более уязвимому, чем остальные игроки, товарищу, и между двумя капитанами завязалась потасовка. Англичанин наотмашь ударил литовца по лицу, попытавшись прикрыть все это действо перехватом мяча, но советский игрок такое спускать был не намерен и с силой оттолкнул шляпника от себя, неосознанно загораживая спиной Сашу Белова, который тоже рвался в бой. - Что такое, русский?! Только мячик бросать можешь?! – рявкнул иностранец, не обращая внимание на своих товарищей, что пытались сдержать его. - Нет! Еще и задницу тебе надрать, хренов пудель! – рявкнули на него по-английски откуда-то со стороны, и между игроками появилась невысокая брюнетка в строгом костюме. Встала спиной к советскому капитану, широко разведёнными руками удерживая того подальше от соперника. – Вали на скамейку и остынь! Может, хоть там вспомнишь, что играешь в баскетбол, а не в реслинг! И отвернулась, всем своим видом показывая, что разговор окончен. - Иди сядь и успокойся! – набросилась она на Паулаускаса. - Он первый начал! – рыкнул литовец, тем не менее, отступая под напором переводчицы и ее руки, упирающейся в грудь. - Модестас! На скамейку, живо! – отчеканил ему Гаранжин. – Лида! - Я поняла, - кивнула она, уже на полпути к судейскому столу. - …Мадмуазель, вы, безусловно, очаровательны, но советский игрок… - Высокий пожилой мужчина в очках глянул на нее без одобрения – женщинам, да еще и столь молоденьким, нечего делать в баскетболе, они слишком невнимательны, впечатлительны и пристрастны. - …всего лишь отбивался. Англичанин – и я уверена, что вы заметили это – нанес удар первым. У нашего капитана, как подтверждение, разбита губа, у англичанина же – ничего, потому что наш игрок его всего лишь оттолкнул, стараясь свести драку на нет! – У красивой брюнетки была очень подвижная мимика, и это невольно вызывало расположение – она так чутко переживала и боролась за своих, что Генеральный секретарь ФИБА на секунду подумал, что пристрастность бывает разная. – Если даже я увидела, как английский капитан целенаправленно начал преследовать советского центрового, то вы, думаю, должны как-то прореагировать. Сомневаюсь, что поведение англичанина соответствует правилам этой игры. Ведь баскетбол – это игра джентльменов! А джентльмены так себя не ведут, я уверена. Доктор Джонс с некоторым удивлением услышал от этой бойкой русской свои же собственные слова. Это поразило даже больше, чем костюм из дорогой шерсти и чистейшее произношение, заставившее пересмотреть свое мнение по поводу советских женщин. Лида чуть приподняла бровь и вздернула подбородок, принимая одновременно гордый и женственный вид. Такие, как этот товарищ, обычно любят, когда их цитируют, повышает и без того завышенную самооценку. И Генсек ФИБА поступил именно так, как было нужно ей. За что был вознагражден горячими благодарностями, ослепительными улыбками и уверениями, что она нисколько не сомневалась в его чувстве справедливости. - Нормально все, - махнула рукой на вопросительный взгляд тренера, опускаясь на скамейку. – Их игрок удален с поля до конца игры, наш – до начала следующего тайма. Гаранжин кивнул, следя за игрой. - Спасибо, Лида. Ты молодец. - Это моя работа, Владимир Петрович. Одна из. К тому же, он так красиво играет… Впрочем, об этом лучше помолчать. Паулаускас сидел с ваткой у губы и морщился каждые три секунды. Чертовы пудели! И Генсек этот его ненавидит еще с того матча в Сан-Пауло… Ему на плечи опустились теплые, но маленькие ладошки. - До конца этого тайма выдыхай, а дальше… Размажь их, mon capitaine, - с французским акцентом прошептала на ухо пресс-секретарь, и все его нервы словно превратились в один литой канат. Многотысячный зал слился в сплошное пятно, в котором четко выделялась теперь только она. Он чувствовал ее всей кожей, каждым волоском. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы знать: глаза ее внимательно следят за полем, а темные мягкие волосы слегка растрепались, на концах от влажности и жары завиваясь в кольца. Он чувствовал ее. Каждый пальчик и ноготок, слегка царапающий кожу на плечах. Мягкую ткань пиджака и сквозь – небольшую грудь, прижавшуюся к его спине, насквозь мокрой от пота. Модестас был уверен, что ее формы идеально подойдут к его ладоням. Он просто знал это!.. Поэтому лишь молча кивнул, показав, что слышал ее. Не рискнул смотреть ей в глаза. Отвлекаться ему сейчас нельзя! Только не сейчас.***
На начало второго тайма Лида опоздала. В руках девушки появилась новая папка, выделяющаяся среди прочих толщиной и объемом. Тренер кивнул на нее, мол, что это, но пресс-секретарь лишь отмахнулась. И тут прозвучало триумфальное: - Номер 5, Модестас Паулаускас! Два очка! - Для тебя старается, - хмыкнул Гаранжин, кивая на капитана, передающего хитрым маневром мяч Сергею. - Да ну конечно! – закатила глаза Соболева, но взгляд теперь не отрывался от высоченной фигуры. Ей следовало меньше пялиться на него, больше смотреть на счет и слушать происходящее вокруг. «30:15» в пользу советской сборной – и восемнадцать минут до конца. «50:20» в пользу советской сборной – и две минуты до конца игры. Тренер английской команды рвал и метал, но потом неожиданно успокоился и на пару с первым помощником собрал вокруг себя несколько игроков, которых затем поочередно выпустил на поле. Товарищ, посаженный на скамейку, был всего лишь прикрытием. Удобным поводом, чтобы прекратить игру и назначить переигровку – все знали, что французы не осмелятся исключить английскую сборную, даже если они откровенно спровоцировали советских игроков, «ведь это же дружеский матч, всякое могло случится!» Французская изворотливость и французская дипломатичность органично дополняли друг друга. Английский центровой поймал мяч под корзиной, фактически выбив его из руки литовца, перехватил круглую фигулину поудобнее и со всей дури пасанул ею вбок, якобы в сторону своих, а на деле – в лицо пятого номера. Модя, неизвестно, каким чудом, успел увернуться, и мяч заехал всего лишь по голове, а не в нос или глаз, как планировалось. Даже со скамеек было слышно, как громко взрыкнул капитан советской сборной и уже без всяких реверансов съездил сопернику в дых. Мужчина согнулся, а на Паулаускаса тут же налетели друзья зачинщика, что, как назло, околачивались почти вплотную – или не назло. На помощь своему поспешили и русские, пытаясь разнять и, что греха таить, тоже втихую вдарить по паре раз зарвавшимся шляпникам. Тренера обеих команд, их помощники, весь персонал бросился к свалке из здоровенных мужиков, отчаянно молотящих друг друга. Соболева в такую гущу лезть и не собиралась, но Гаранжин скомандовал «Вытащи Сашку Белова!», и пришлось выуживать центрового из куча-малы и практически силой буксировать к скамейке. - Лида! – обиженно насупился Саша, посасывая разбитую костяшку, как ребенок – соску. - Не беси меня! – рыкнула на него секретарь таким тоном, что мужчина предпочел замолчать, а то мало ли, может, она бешеная и кусается. – Кое-кому здесь стоит поберечься хотя бы ради невесты! - Откуда ты… Но она уже ушла обратно, в толпу, которая по большей части растащила своих спортсменов. Где-то там был виновник торжества, нехорошо будет, если пострадает – без ее участия. Он обнаружился чуть в стороне толпы, с в кровь избитым лицом. Здоровенный англичанин налетел на хрупкую девушку в модном костюмчике, но все-таки удержался от того, чтобы не оттолкнуть ее, только прошипел ругательства себе под нос. В боку с правой стороны внезапно взорвался фейерверк боли, и игроку пришлось присесть на ближайшую скамейку. Желто-зеленые глаза небрежно скользнули по нему, и тонкие пальцы поправили шарфик. Подумаешь, маленький зажим в районе солнечного сплетения. Ничего смертельного, но и приятного тоже. Будет меньше лезть в драку в будущем. Потому что теперь каждая может стать последней. Мгновенная карма: баскетболисты продолжали кричать и задирать друг друга, и один англичанин случайно – хотя кто его знает? – ударил пробирающуюся мимо него девушку по спине локтем. Удар был болезненный, попал рядом с уязвимым местом, метко прозванным «тисками», но что еще хуже – был неожиданным настолько, что брюнетка со вскриком полетела вперед. Заблокировав все инстинкты и рефлексы, приземлилась на бедро и руки, оборачиваясь. В по новой завязавшейся драке мелькнули рыжевато-каштановые волосы и ядреный литовский мат, и личность защитника была установлена. - Паулаускас! Эй, капитан! Перестань сейчас же! – затараторила секретарь, вскакивая на ноги и бросаясь к мужчинам. С другой стороны к другу поспешил тоже изрядно помятый, с разбитым носом Сергей, обхватив его поперек груди и в буквальном смысле оттащив товарища от соперника. - Капитан! Хватит, тормози! Успокойся! – Лида взяла несколько покрасневшее от ярости лицо форварда в ладони, заставляя смотреть только на себя. – Все в порядке, я всего лишь споткнулась, ничего серьезнее помятой юбки. - Он ударил тебя! – прошипел Модестас. – Я видел! - Это случайность, мой капитан, правда. Оно того не стоит, - мягко улыбнулась брюнетка, и Белов почувствовал, как дрожащие от ярости мускулы капитана начинают потихоньку расслабляться. Лида и эта ее женская мягкость и ласковость работали. Чудеса твои, пресвятой дедушка Ленин!.. Мужчина, не отрываясь глядя на нее, пару раз вздохнул, приходя в себя. «Мой капитан…» - Серый, я в норме, - передернул литовец плечами, сбрасывая руки друга. – Ты точно в порядке? - Да, спасибо. – Соболева улыбнулась, убирая руку с его лица. Он был таким горячим, и теперь – без него – ладонь словно бы начала подмерзать. – Ох, твое высочество, видел бы ты себя… Иди к Севе, пока заразу какую в кровь не занес. А я пойду узнаю, что нам будет за этот… инцидент. Модестас смотрел вслед уходящей тонкой фигурке и осознавал очевидную вещь. Он не хочет к Севе. Он хочет к ней. Под ее ручку – маленькую, прохладную ладошку, которая холодила синяки на лице и остужала бешеную ярость внутри. Раньше у него была одна потребность – играть в баскетбол и выигрывать. Теперь же резко добавилась еще одна – чувствовать невысокую девушку в элегантном костюме и шарфике рядом с собой. Всегда. То есть постоянно. Прямо сейчас. Немедленно! Эти мысли появились так быстро и как будто даже независимо от него самого, что спортсмен растерялся. Чушь какая-то! Она же всего лишь красивая девка, с которой он не прочь переспать, и все! Большего не требовалось! Так что за романтическая ерунда лезет в голову?! Очевидно, мяч зарядил сильнее, чем показалось вначале. - Сева, глянь, там никакой шишки нет? – поморщился Паулаускас, когда до него дошла очередь на осмотр врача. Но доктор отвлекся, как и остальные, привлеченный громким спором. Точнее – это английский тренер спорил, русская же просто молчала, глядя на размахивающего у нее перед носом руками мужика, как на… не самого умного человека. Англичанин, наконец, что-то сказал, кивнув в сторону советской сборной. Их команда напряглась, ближе всех сидящие Мишико, Сергей и Модестас приготовились вскочить, чтобы хорошенько вздуть этого вареного индюка, но Соболева, призывая их к спокойствию, лишь двинула рукой – да так по-царски, что тот же литовец был готов отшлепать уже ее. Что она о себе думает, королева европейских шмоток?! У Лиды выдержка – и без того похвальная! – впервые за сегодня дала сбой. Брюнетка шагнула впритык к мужику и, глядя ему в глаза, что-то прошипела, чуть прищурившись, после чего отстранилась, эдак с участием и почтением поглядывая на красного от бешенства тренера. Выражение ее лица было очень правильным и искренним, отчего паскудный подтекст неслышной никому, кроме адресата, фразы прямо-таки повис в воздухе. - We understand each other? – спросила она напоследок, мило и ласково улыбнувшись. И, похлопав замершего мужчину по плечу, повернулась к Генсеку ФИБА. Через двадцать минут все формальности были решены, и Лида подошла к уже обработанной и местами забинтованной команде, которой Гаранжин вклеил таких оборотов, что даже часто невосприимчивый к тренерскому гневу Серега Белов виновато розовел скулами, на левой стороне которых уже сине-фиолетовым проступал синяк. - Идемте, - устало махнула она рукой. – Автобус ждет, расскажу все по дороге, чтобы сто раз не повторять. Переводчица вообще была несколько бледной, словно столкновение с соперником забрало все силы, и потерла висок. Сева понятливо выдал ей волшебную таблеточку, Ваня, идущий неподалеку, одолжил воды. - Мир не без добрых людей, - хмыкнула секретарь, запивая лекарство, и повернулась к Владимиру Петровичу. – На что они рассчитывали? - Ты же сама понимаешь, - вздохнул он, уже предвкушая встречу в кабинете председателя Госкомспорта. – Отыграться возможности не было, и они пошли на хитрость – спровоцировать переигровку, а то и нашу дисквалификацию. Довольно неплохо, вот только бесчестно. Соболева проводила тренера взглядом, думая, что, пожалуй, она впервые встречает такого порядочного человека. Обидно будет, если его… Если вдруг что. Мужчины пропустили единственную девушку в автобус первой. Она дождалась, пока все рассядутся, успокоятся и машинюха тронется с места, взяла микрофон, облокачиваясь на свое кресло, и начала: - Поскольку французам не с руки такой скандал, тем более, все поняли, кто зачинщик, а Англия финансирует кое-какие внутренние мероприятия Франции, поэтому организаторы придумали гениальный план: завтра утром англичане играют с немцами, мы – с французами. Победители этих двух игр встречаются в финале. Между играми – день отдыха. – Она вздохнула и с угрозой произнесла: - Вот только попробуйте продуть лягушатникам! Я из вас, дубов-колдунов, всю душу вытрясу, Владимиру Петровичу ничего не останется! Слишком много нервов у меня ушло, чтобы выбить вам эту возможность и заткнуть ублюдочного шляпника! Так что не вздумайте проиграть, поняли меня?! - Да… мадемуазель, - ответил за всех капитан, глядя на нее и вспоминая тот вечер после пресс-конференции. - То-то же, - величественно кивнула Соболева, тоже смотря на литовца. Паулаускас отделался ссадинами на щеке, уже вправленным носом и разбитой бровью. Не много и не страшно, а шрамы украшают мужчину. С ними это чудо природы станет еще большим искушением для женских сердец, ведь девочки так любят плохих мальчиков. А литовец сейчас как никогда напоминал бандита. Эдакого прекрасного сурового и жутко опасного бандита. То, что доктор прописал какой-нибудь романтичной сопливой дурочке. Впрочем, Соболевой тоже подойдет. - Лида, а как ты заставила того мужика согласиться? Он так орал, что даже нам слышно было, - хохотнул Гена Вольнов. - Сказала, что, если не замолчит, всем расскажу про его нетипичные отношения с мужским полом. Ой! – Она в притворном ужасе прикрыла рот ладошкой. – Вот и вам проболталась. Кошма-а-ар! Женщины умеют хранить секреты. Группами. Человек по двадцать, - хмыкнула брюнетка, пожав плечами и лукаво прищурившись. Среди сборной раздались смешки, а кто-то брезгливо сморщился. - В Европе же к этому, ну… вроде как-то… нормально относятся, - чуток покраснел Саша Белов. - В Европе – возможно, - кивнула переводчица. – Но как скоро игрокам его сборной надоест передвигаться мелкими перебежками, в ужасе поджав булки? – грубо срезала секретарь, усаживаясь, наконец, и вытягивая гудящие ноги. - Лида, а откуда ты знаешь про его секрет? Эта тайна, судя по всему, никому неизвестна, - тихо поинтересовался Гаранжин, что сидел с ней рядом. - Владимир Петрович, вы все время проводите на поле и никогда – за кулисами игр. Вы были бы в шоке, если бы узнали, что там на самом деле происходит, - поморщилась брюнетка. Таблетка все не работала, хотя прошло уже минут десять-пятнадцать точно. «Лучшая в мире медицина», как же! – Сегодня никаких баров, ребята. Я не в том состоянии, чтобы собирать вас, как грибы, по всему Парижу. Мужчины засмеялись, но согласно кивнули. День выдался долгим, а злить и без них заведенную переводчицу не стоило.***
Лягушатников они обыграли «46:50». И в финале должны были встретиться с немцами. В этом была какая-то своеобразная ирония. Гаранжин настраивал команду, и, следя за его работой, Лида все чаще сравнивала его с дирижером. Тренер знал способности каждого игрока также, как дирижер знал, как звучит любой инструмент в его оркестре. Очевидно, это и был залог успеха. Владимир Петрович нашел подход к каждому из двухметровых ребят с не ахти какими характерами: знал, как вытянуть максимум серьезности из хулиганистого Болошева; умел затронуть нужные струны в душе Сергея Белова так, чтобы выжать из него все мастерство, причем по его собственному желанию; мог достучаться до стыда и совести Модестаса, хотя это было чертовски непросто; заставлял все еще неуверенного Ваню поверить в себя. Пока команда потела в тренировочном зале, Соболева носилась по Парижу, закупая подарки из списка, что перед началом экзекуций пустила по кругу. Там ребята писали то, что хотели, но не успевали купить родным и любимым. Больше всего насмешил пункт «Шарфик, как у тебя». В обмен на услуги курьера переводчица взяла с них обещание не халтурить на тренировке. Впрочем, шопинг, как и вся эта канитель с баскетболом, был лишь предлогом. Вообще, Гаранжин стал замечать, что сборная тянется к красивой, но дружелюбной, лишь временами чересчур язвительной брюнетке. Между ними не было соперничества. Возможно, Паулаускас еще сам не понял, но ребятам по свирепому лицу капитана всякий раз, когда кто-то дотрагивался или оттягивал на себя внимание секретаря, было понятно, что любой бой будет проигран. Взрывной литовец не отдаст то, что считает своим, пусть пока еще и на уровне подсознания. В этот раз, как и в матче с американцами, Модя не вошел в стартовый состав, но теперь спокойно реагировал на выбор тренера. Он верил Владимиру Петровичу, а это уже было немало. - Почему ты не в пятерке? – спросила Лида, подсаживаясь к мужчине. Пока игра шла хорошо, первые минуты баскетболисты обеих команд разогревались, узнавали друг друга, оберегая кольца. - Меня поставят потом, когда Гаранжин поймет, как играют немцы. Моя манера несколько… агрессивна, но эффективна. К тому же, грузинский дуэт лучше не разъединять, - хмыкнул Модестас, глянув на секретаря, и кивнул в сторону площадки: - Как тебе? - Жестокая забава. И я совсем не знаю правил. – Она неловко пожала плечами, как бы стараясь скрыть этот пробел. Паулаускас чуть приподнял бровь. Как можно свободно болтать на нескольких иностранных языках, но не знать баскетбольных правил?! - Смотри, Серега ведет мяч – это называется дриблинг, - указывая на друга, начал объяснять капитан. Отчего-то захотелось приобщить ее к делу всей своей жизни. Захотелось, чтобы она… стала ближе. Хотя бы так, если по-другому нельзя. – За попадание с линии штрафных дают одно очко, за любое другое – два. Когда бросок происходит за линией штрафных, это называется пас, то есть дальний бросок. Он сложнее, нужно иметь хороший прицел… - Я видела, ты в основном так играешь, - кивнула Лида. Мужчина посмотрел на нее, как бы говоря: «Следила за мной?» Секретарь сделала вид, что не заметила его пристального взгляда. - Да, у меня сильная подача, и издали проще, - усмехнулся такой реакции спортсмен. Это почти «5:3», но так и быть, он простит ей. – Мяч нельзя держать в руках дольше трех секунд. Когда один игрок сбивает другого или как-то задевает, получает фол – могут не засчитать попадание, либо назначить штрафной. После первого тайма площадки меняются. Вот и все правила. - В теории звучит легко, - улыбнулась брюнетка. – Но на деле куда сложнее. Все эти ваши приемы, передачи, блок-шоты, еще какая-то лабуда… Тренер пытается научить, чтобы я могла на равных спорить с судьями без его подсказок, но, видимо, у меня мозги на это не рассчитаны. - Зато ты знаешь много языков и незаменима в поездках заграницу. - Осторожнее, капитан, или я подумаю, что ты пытаешься меня подбодрить, - подмигнула ему Соболева. - Так и есть, - вернул ей усмешку литовец. - Паулаускас! – позвал Гаранжин, и голос его заставил обоих вздрогнуть и отпрянуть друг от друга. – Готовься! Баскетболист тут же вскочил и начал разминаться. - Не мешаю тебе! – подняла руки ладошками вверх Лидия, собираясь уходить. - Ты мне не мешаешь, - вдруг пробормотал Модя. Сначала сказал, потом понадеялся, что она не услышит. Но услышала. И улыбнулась. После чего присела снова на скамейку и аккуратно надавила ему на носок, чтобы растягивал сильнее. - Большинство травм у вас как раз на связки голеностопа, - пояснила девушка, чуть улыбаясь прищурившемуся капитану. - Паулаускас! Мишико! – скомандовал Владимир Петрович. Мужчина быстро скинул синие спортивные штаны и уже сделал шаг в сторону площадки, когда его придержали за запястье. Он машинально глянул вниз, увидев удивительно белые на его коже тонкие пальчики. - Будь осторожнее. Пожалуйста, - тихо проговорила Соболева, глядя ему в глаза. - Ладно, - неожиданно широко улыбнулся баскетболист и поспешил на помощь товарищам. Так уж и быть, постарается ее не расстраивать. Но в его планы, как и всегда, вмешались мадам Судьба и товарищ Случай. За 10 секунд до конца матча капитан сборной, прикрывая Сергея и его коронный пас, налетел на одного из игроков немецкой команды. Спортсмены упали, но литовец оказался снизу. Падение с высоты собственного роста, плюс тяжесть соперника сделали удар головой о пол таким сильным, что мужчина на несколько секунду отключился. Очнулся, когда его начал кто-то тормошить, закрывая собой свет и попеременно ругаясь на русском и французском. - Эй, капитан! Открой глаза! Ну же, открывай! Да где же врач?! Глаза, поддавшись на такие страстные мольбы, открылись. Картинка мигала и немного двоилась, расплываясь, однако Лиду, бледную от ужаса, он рассмотрел отчетливо. Сморщился, мгновенно ощущая все подряд – и боль от падения, и боль в голове, и свет, бьющий по глазам, и гомон зрителей, и тормошение товарищей… И тонкие пальцы, гладящие по волосам и сжимающие майку на груди. - Я в порядке, - сообщил он брюнетке и Севе, который требовал ответить – не тошнит, не кружится. - Хрена с два ты в порядке! – рявкнула вдруг секретарь, и команда удивленно повернулась к ней. – Тебя вырубило на целую минуту! Сева, проследи за этой заразой, а я пойду договорюсь насчет томографии. - Я в порядке, Лида! – рыкнул Модестас, хватая ее за руку и дергая к себе. – Не поеду в больницу! - Поедешь как миленький! – разозлившись пуще прежнего, прошипела переводчица, вставая впритык к упрямому литовцу. – Пользуйся благами цивилизации, пока есть такая возможность. Кто знает, может, до Советов мы тебя вообще не довезем! И, вырвавшись из его хватки, наверняка оставившей следы, начала проталкиваться к судейскому столу. - Вот это женщина! – восхищенно выдохнул Алжан, поддерживая с одной стороны Модю, у которого уже злости не хватало отбрыкиваться от заботы друзей. - Кого хочешь с потрохами сожрёт, и не подавится, - с содроганием согласился Болошев. - Кроме него, - кивнув на пятый номер, хмыкнул тренер. – Отравится. Езжай-ка ты в больницу. Если ничего серьезного, то хоть проверишься на всякий случай. Паулаускас глянул на Владимира Петровича, удивленный его тоном – невысокий мужчина, не боявшийся ни партии, ни прессы, ни общественного мнения, как будто опасался эту девчонку с мраморной кожей, голосом командира полка и повадками королевы-тиранши.***
- Не елозь! Задницей дырку в стуле протрешь. Модестас раздраженно фыркнул и специально задвигался активнее, заставляя ходуном ходить весь диванчик в приемном покое. Девушка глянула на него, но от комментариев воздержалась. «5:3», если ему будет от этого легче. Черт с ним. Она злилась из-за чего-то. Постоянно это демонстрировала, но и беспокоилась ровно настолько же. Стоило ему сморщиться или напоказ охнуть, как она моментально напрягалась, готовая бежать за врачом. Непонятная женщина. Еще более непонятная, чем все остальные женщины. В спортивный госпиталь притащилось несколько фанаток. Литовец закатил глаза, представив, как они сейчас будут шуметь, что-то говорить на своем французском и ломаном литовском, думая, что проливают бальзам на его истосковавшуюся по родине душу. Вот только их картавый акцент – как вилкой по стеклу. И точно, все, как он и думал. Кроме одного, пожалуй. Француженки, сталкиваясь с пристальным, немигающим взглядом пресс-секретаря, немного тушевались и старались завершить все побыстрее, как будто девушка, спокойно и едва ли не расслаблено сидящая рядом, могла что-то им сделать. Модя, подписав очередную карточку и выслушав очередную порцию мозго- и слуходробительного пожелания, посмотрел на Лиду. Та поймала его взгляд и приподняла бровь: - Что? - У тебя такое лицо… - ухмыльнулся капитан, не зная, как закончить. «Кровожадно-убивательное» вряд ли звучит как комплимент. - Голова трещит. Так что, если эти курицы задержатся здесь дольше необходимого, пущу на бульон, - хмыкнула переводчица и что-то отрывисто бросила на родном языке фанаток. Баскетболист вопросительно задрал брови, но Лидия лишь качнула головой, мол, не отвлекайся. Девушки, то и дело норовившие дотронуться до предела своих розово-сопливых грез, засобирались, и только одна осмелела настолько, что на секунду обняла Модестаса за шею, прижавшись к нему всем телом. Брюнетка рядом едва слышно хмыкнула и снова сказала нечто неизвестное, отчего француженка вспыхнула и отпрянула, а спустя минуту в холле больницы было пусто. - Ловко ты с ними, - чуть поморщившись от вновь начавшейся токующей боли, заметил Паулаускас, откидываясь на спинку диванчика и раскладывая на ней длинные руки. Правая доставала до вьющихся кончиков черных волос, чем мужчина воровато воспользовался, поглядывая на профиль переводчицы. Поклонница, повиснувшая на шее, напомнила, как давно в его руках была теплая и мягкая женщина. - Сказала, что тебе нужен покой и тишина, а вешаться на мужиков можно и в борделе, где этим клушам самое место, - вроде бы нейтрально проговорила Лида, но капитан кожей чувствовал ее недовольство. Уж не ревность ли?.. Вышел доктор и махнул в сторону кабинета. - Идем, - скомандовала Соболева, поднимаясь так быстро, что мужчина едва успел убрать пальцы от ее волос, не то случайно бы выдрал целый локон на память. А потом бы кое-что выдрали ему. - Я не ребенок, чтобы ты мной командовала, - стараясь скрыть неловкость за гневом, прошипел Модестас, по привычке нависая над переводчицей. - Не зли меня, мой капитан, нам еще обратно ехать! – рыкнула пресс-секретарь, толкая его в грудь и первой заходя в кабинет.***
Конечно же, у него ничего не обнаружили, и она зря такую панику развела. Но Лидия была неумолима и довела несчастного мужика-доктора без малого до истерики, прежде чем поблагодарить и уйти. - Почему ты до сих пор такая злая? – возмутился капитан сборной, когда девушка в очередной раз огрызнулась на него. – Все же в порядке! Но брюнетка только отмахнулась, явно думая о чем-то своем: - Ничего не в порядке. Совсем. Он ждал продолжения, которого не последовало, и мужчина не стал его добиваться – слишком устал сам. Они поймали такси, домчавшее их до гостиницы меньше, чем за пятнадцать минут, однако на улице было уже темно, а на часах значилась почти четверть первого ночи. Вот так сходили к доктору!.. Выйдя из лифта на своем этаже, Паулаускас хотел сразу направиться в номер, но Лида неожиданно придержала его за рукав. - Прости меня, - пробормотала она негромко, глядя куда угодно, только не на него. – Я испугалась за тебя. Когда я подбежала, ты уже целую минуту был без сознания, и я никак не могла до тебя дозваться! И когда я боюсь, я начинаю злиться. А я очень испугалась сегодня… Модя. Мужчина усмехнулся – такая милая в своем смущении и такая женственная под стальной броней самоуверенности и сарказма – когда внезапно понял и другое. Она впервые за все время назвала его по имени. Всех называла, а его – нет. Только по фамилии или с этим акцентом «mon capitaine». А сейчас… Приятно было слышать, как она произносит это короткое русское «Модя». Это почти как «Сережа», на которое он столько злился. Но «Модя» - куда лучше. Это ведь для него. Для Модестаса. - У тебя глаза были такие огромные от испуга, - улыбнулся он, не зная, что еще сказать или сделать. Или… Большая загорелая рука коснулась тонких белых пальчиков и чуть сжала, грея в своем тепле. Благодаря. Она сама начала это, когда держала его лицо в своих ладонях, не пуская в драку. Так пусть теперь не отнекивается. Соболева и не собиралась. Подняла глаза, словно заглядывая в душу. Однако, как и всегда, оставляя свою закрытой. Вот сейчас бы взять ее на руки, занести к себе в номер, показать, что он не во всем такой вредный, как говорит, а может быть и нежным, и ласковым… и любящим даже. Но только с той, с которой захочет быть таким. Лида улыбнулась, словно знала, о чем его мысли. Трудно не догадаться, когда на тебя так смотрят. - Спокойной ночи, товарищ Паулаускас. Белые пальцы сжались напоследок чуть сильнее, словно не желая отпускать. А в следующую секунду дверь номера напротив хлопнула, и в коридоре гостиницы он остался один.