***
Пакт о ненападении не был подписан ни по прилете в аэропорт Валенсии, ни в автобусе, ни при заселении в гостиницу. Лида на рычащем испанском раздавала приказы служащим отеля, доведя мужчину на ресепшене до заикания и не сбавляя рыка при транслировании фраз на русский. Команда быстро нашла виновника апокалипсиса местного пошиба, и теперь у советской сборной был не только личный переводчик, но и персональный парламентер, который в скором времени узнал о своем незавидном назначении. - А когда обед? – наивно поинтересовался Ваня, крутя головой. - Пойди у Лиды спроси, - по привычке посоветовал Гена Вольнов, но потом вспомнил, что они на военном положении, и посмотрел на литовца. - Что?! – рыкнул тот, конечно же, догадавшись, зачем к нему повернулась оголодавшая команда. - Мы хотим есть. А единственный человек, говорящий на испанском, рычит на всех подряд из-за тебя. Как ты думаешь – что? – Сергей не то что бы предал их с Модей светлую дружбу, но пару минут назад он имел неосторожность на секунду замешкаться и преградить Соболевой путь – выражение «вся жизнь перед глазами пролетела» под взглядом, коим его наградила переводчица, больше не казалось милой народной присказкой. Паулаускас скривился, но был вынужден признать правоту товарища. Тренер проводил его взором матери, отправляющей сына на фронт, мол, кто его знает, вернется или нет. Остальные не были столь сентиментальны – сам виноват, вот пусть сам и отдувается. Семеро, как говорится, из-за одного не голодают. Мужчина подошел к девушке, которая что-то быстро строчила в бланке у стойки регистрации, но не успел и рта раскрыть, как услышал ехидное: - Каяться пришел, сын мой скудоумный? Гнев вспыхнул по новой: это же она начала ту перепалку в самолете! Она играет с ним словно с сопливым подростком! Она доводит его все время до состояния, когда он сам себе не может объяснить свое поведение! Она! А виноват он?! - Если нет, то не задерживай, за тобой вон уже очередь собралась. - Да ты же сама!.. – вырвалось у Модестаса с рыком, и Лида подняла голову. Желто-зеленые глаза иронично прищурились, явно ожидая его реакции. Баскетболист почувствовал себя, как на отборе ФИБА: если ошибешься, не видать тебе высшей лиги. - Конечно, я, глупенький. Всегда я, Модестас. Только я. Она подмигнула, стараясь выглядеть абсолютно несерьезной, но у него словно эхо в ушах звенело. «Всегда я… Только я…» И это уже становилось правдой. Всегда она, везде и всюду. В жизни, во сне, в самолете, на площадке, на тренировке, и в мыслях тоже была она. Постоянно, куда бы он ни пошёл, и что бы не делал. Везде и всюду она преследовала его. И особенно жестокой становилась по ночам. И эта одержимость сейчас придала сил и гнева, чтобы противостоять ей. Уже в реальности. Потому что во снах он всегда проигрывал. Ей и своему телу. - Мы хотим есть. Когда будет обед? – произнес он холодно и едва ли не равнодушно, заставив девушку удивленно приподнять бровь. Мол, ух ты, а кто это у нас тут все-таки собрал волю в кулак?.. - Троглодиты вы мои, - вздохнула Соболева и, что-то сказав мужчине за стойкой и отдав ему документы, вернулась к команде. Якобы вскользь и случайно проведя кончиками пальцев по рубашке капитана в районе груди. – Ну что, бездонные черные дыры, сейчас вас заселят, на все про все даю двадцать минут. Ровно в два часа жду возле лифта на этаже. Потом обед. Затем общая пятичасовая экскурсия. В девять вечера ужин и отбой. По городу не шатаемся. Завтра у вас тренировка. Послезавтра – игра, не знаю – с кем, еще не было жеребьевки. План ясен? Записан? – Спортсмены с легкими улыбками покивали буйными головушками. – Разрешаю исполнять, соколики. – После чего повернулась к портье, что уже ожидал за ее спиной. – Puede instalarse. Рroductos marcados – a mi lado a través de la pared. (Можете расселять. Отмеченного галочкой – рядом со мной, через стену.) Баскетболисты двинулись за служащим, а Лида повернулась к тренеру, который до этого тронул ее за рукав. - Что у вас с Паулаускасом происходит? - Ничего, Владимир Петрович, - тоном «много всего, но вам об этом знать не положено» ответила секретарь. – Так, мелкие дрязги ребятни в песочнице. Гаранжин хмыкнул, но дальше допытываться не стал – по жене он знал этот тон и выражение лица: «Давай, спроси что-нибудь еще, и неожиданный приезд тещи на пару недель станет наименьшей из твоих проблем!» Покачал головой и тоже пошёл заселяться. - Señorita! Señorita! – позвал ее портье. – Las llaves y... señor Pa... Palaskas pidió que su vecino. (Сеньорита! Сеньорита! Ваши ключи и... Сеньор Па... Паласкас спрашивает, кто его сосед.) - Gracias, estoy solo. El señor Paulauskas está un poco nervioso con los extraños. (Благодарю, дальше я сама. Сеньор Паулаускас у нас немного нервничает с незнакомыми людьми.) Портье понимающе кивнул и с облегчением вернулся на пост. Сборная, тем временем, уже разбрелась по своим комнатам, и, когда она заходила в свою, соседняя дверь распахнулась. - Не говори, что живешь через стену, - недовольно пробурчал мужчина, собираясь к Сереге – от души нажаловаться на судьбу и занозу-переводчицу. - Хорошо, не буду, - покладисто кивнула брюнетка, заходя в свой номер. – Не затягивай с исповедью Белову. Через десять минут жду у лифта. Он лишь глянул на нее исподлобья, не понимая, как и откуда она все всегда знает. А девушка, закрыв дверь, хмыкнула: ей Модестас и не подумал выдвигать какие-то требования по поводу комнаты.***
Всего в доме было около тридцати человек. А если точнее – тридцать один: трое гражданских и двадцать восемь – на убой. Двоим по девять и еще – по десять. Почти поровну. Щелкнули три замка: основной и запасной выходы и окно на втором этаже. Слишком просто. Их либо ждут, либо даже не догадываются, что организация уже привлекла слишком много внимания. Три фигуры одновременно забрались в дом с разных его концов. Почти сразу же два синхронных удара – хозяйка на кухне и муж в коридоре – и тела без сознания аккуратно уложены на пол. Третья фигура на втором этаже чуть замешкалась возле спальни, из которой шел звук возни, понятно какого содержания. Дверь открылась с легким, за пыхтением ублюдка неслышным скрипом. Тень под маской скривилась от отвращения, а дальше все было также тихо и душевно: ухватить за макушку и подбородок, провернуть до щелчка, зажать рот собравшейся закричать зареванной хозяйской дочке лет шестнадцати, осторожно, но ощутимо тюкнуть ее рукоятью кинжала по виску. - Гражданские обезврежены, - прозвучало в динамиках у двух других, что ждали этих слов, как сигнала к действию. Следующим на втором этаже стал засранец, вышедший из туалета. Он даже не понял, отчего умер – просто тень, вдруг отделившаяся от общей черноты коридора, краткий росчерк, и труп бесшумно укладывают обратно в туалет головой в унитаз, чтобы не светил лужей крови раньше времени. Дальше был мужик, поднимающийся по лестнице. Пришлось и его заталкивать в сортир, но свешивать уже в раковину – по той же причине. Две другие тени также методично подчищали ротозеев на первом ярусе, не трогая лишь тех, кто сидел в гостиной. Пока. Там на каждого приходилось минимум по единице оружия, и главное преимущество трех безмолвных убийц было в неожиданности. А стрельбе в этом районе никто не удивится. Тени осели в коридоре. Одна бесшумно проверяла винтовку и дополнительный боезапас, вторая машинально крутила в руках пару ножей. - Статус, Ди. - Секунду! – раздалось злое в динамике. Скотина выскочила из чулана, поначалу приняв фигуру в черном за одного из своих дружков, которого можно было напугать. И на диво быстро для их тупоголового контингента сообразила, что это нечто – слишком мелкое для любого из мужиков, что сидели внизу. Замах, замах – все мимо. Убийца в черном был слишком вертким, чтобы его хотя бы схватить, и габаритами больше походил на худощавого подростка. В довольно узком коридоре, где противник занимал практически все пространство, было не развернуться. А впрочем… - Попался, сучёныш! – хекнул мужик на литовском, сцапав пацана за плечики, костлявые, как у цыпленка. Или… - Стой, да ты… - Попался, - подтвердила жертва на русском, имея в виду совсем не себя, с резким взмахом ноги превращаясь в хищника. Пятка с твёрдым плоским каблуком угодила аккурат под челюсть. Здоровяк сделал инстинктивный шаг назад, хватаясь за пострадавшую часть лица, но завопить уже не успел, а хлюпанье крови никто не услышит. Четвертое тело (тяжеленный сукин сын!) бесшумно опустилось на пол. Фигура без опаски прошла мимо него на лестницу. Этот, как и предыдущие три, уже не встанет. - На позиции. - Работаем. Три. Два. Один. Сидевшие на полу и диванах люди не успели ничего сообразить. Выстрелы прикрывали теней, смертоносными смерчами носящихся по комнате между людьми, решившими, что могут безнаказанно устраивать теракты, поджоги и развязывать конфликты в их относительно мирном обществе. Между людьми, среди которых вдруг мелькнул… Рука у одного из нападавших дрогнула, и вместо горла нож зацепил лишь щеку. Заговорщик рыкнул и ударил убийцу друзей, который под точными выстрелами резал их, как свиней, в живот. Тень была вполне материальной, несмотря на скорость и темноту, что, казалось, следовала за ней попятам, и от боли выдохнула, с хрипом вытолкнув из себя воздух. И краем глаза заметив, как сдвинулось дуло винтовки, меняя направление. Дальше чисто на рефлексах, доведенных до автоматизма. Загнать боль, как учили, на подкорку, выпрямиться. Удар в лицо и в шею, ломая гортань и позвонки. Использовать инерцию падающего тела, чтобы бросить мертвую тушу – в еще живую. - У них гранаты! – раздалось в динамике от снайпера. Тень обернулась и в руке одного из членов организации заметила устройство. Мужик стоял посреди комнаты, между двумя убийцами, и если граната рванет, то их, находящихся ближе всего к эпицентру, даже опознавать будет не по чему. Вторая тень замерла, подняв руки ладонями вперед и не двигаясь, чтобы не спровоцировать. Этот придурок прикрывал собой отход остальных, что как зайцы метнулись к дверце под лестницей. Оттуда в подвал, а там и выход на другую сторону улицы!.. - Как мы вас, а?! – азартно воскликнул мужчина, потрясая еще не активированной гранатой. Тень напротив него не двигалась. – Страшно небось?! - А тебе? – прозвучал голос из-под черной маски. Лицо подрывника удивленно вытянулось. Он не ожидал, что безжалостным убийцей окажется… Но он то ли забыл о еще одном противнике, то ли в пылу геройства счел неопасным… В любом случае булькнул кровью весьма немелодично. Тело начало заваливаться на бок, та тень, что стояла перед ним, успела подхватить из его руки гранату. Проверила – неопасна. В доме на пару секунд наступила благословенная тишина. Снайпер удобнее перехватил винтовку и уже открыл рот, чтобы распределить команду на захват ушедших, как убийца, обезвредившая героя-самоучку, дернула головой и цыкнула, мол, молчи. Тишина из благостной быстро превратилась в мертвую и гнетущую. Едва уловимые щелчки, как на газовом счетчике, шедшие словно бы откуда-то снизу, заставили всех троих подобраться. Все та же тень пошла на звук, добралась до лестницы в подвал, и хватило только взгляда вниз, чтобы опознать самодельную взрывчатку с таймером. И красный бак с надписью на испанском: «Бензин». Подготовились, сукины дети. - Бомба! – рявкнула фигура, выбегая в проход. Убийцам пришлось прыгать в ближайшее окно. Одна из теней замешкалась, запнувшись о чей-то труп, и третья, нашедшая устройство, за шкирку прихватила ее с собой, вместе с ней вылетая в окно. Взрыв догнал на полпути к земле. Ударная волна отбросила их вперед на несколько метров, протащив по асфальту. В спину врезались осколки, те, что остались на оконной раме – прорезали не только форму, но и кожу. Выживших из шайки уже и след простыл. Дом начал с грохотом обрушаться, несущие стены не выдерживали тяжести крыши. Тень, несмотря на боль, подняла вторую, почти невредимую, заставляя двигаться, чтобы не придавило обломками, а добравшись до третьей – буквально свалилась ей в руки. Вторая подтянулась, забирая со снайпера часть веса раненой фигуры. - Это плохо, - сказала тень, которую прикрыли. - И это все, что ты можешь сказать?! – рыкнула та, что прыгнула первой. И повернулась к висящей между ними. – Кой черт ты убрала его с прицела?! Он уже не просто курьер! Он сидел рядом с одним из лидеров! - Он еще нужен. На него не было заказа, - прошипела раненая. – И не хочу казаться навязчивой, но у меня из спины торчит хренова дюжина осколков. Не то что я жалуюсь, но обычно это больно. - Отцу сама расскажешь. Надеюсь, он сожрет тебя за упущенных ублюдков! - Не уйдут, - рыкнула тень со второго этажа. – Их всего трое, один под наблюдением. Он приведет нас к ним. - Будем надеяться. Вдалеке послышались звуки пожарной сирены, хлопанье дверями в соседних домах. Три тени синхронно вздрогнули, после чего растаяли в темноте ближайшего переулка.***
- О, Лидочка, золотко! Мы тебя уж потеряли после экскурсии… И вчера в номер стучали – не открыла?.. – закончил Мишико почему-то с вопросительной интонацией. Мол, расскажешь, где пропадала? Ага. Непременно. Уверена, вам будет дюже интересно. Особенно вон тому, за вторым столиком, что смотрит на нее и совсем не слушает Белова. - Скажи еще – скучали, - лукаво прищурилась девушка, кокетливо поправляя шарфик изысканно-золотого, в цвет глазам, оттенка и присаживаясь рядом с тренером за столик. - Конечно! – приложил руку к сердцу баскетболист. – Что-то ты бледненькая какая-то… - Голова болит, - открестилась обычным женским оправданием Соболева. Она оглядела столы, занятые командой, ни на ком дольше секунды не задерживаясь и машинально пересчитывая спортсменов, как цыплят. Пусть не думает, что какой-то особенный. Сегодня сборной Советского союза предстояло играть со сборной Канады. Это, конечно, не США и не Испания, но попотеть тоже придется изрядно, если хотели выиграть. Ребята это понимали, а потому наедались впрок, не зная, когда еще представится такая возможность – и захочется ли есть. Бывают такие ситуации, которые напрочь отбивают аппетит. После того как нехилые порции, двойные, а кое-где – и тройные добавки исчезли, оставив тарелки сиротливо отодвинутыми к середине столиков, команда собралась возле тренера и секретаря, чтобы выяснить план на день. - Тренировка. Потом час на отдых. Затем за два часа нам нужно прибыть на стадион, - кратко и строго по делу выдавала информацию брюнетка. Она вообще выглядела немного недовольной, то и дело раздраженно поводя плечами и морщась, словно от боли. – Там вы побеждаете, и я раздаю вам маленькие презенты в качестве поощрения. - Что за презенты? – тут же высунул любопытную голову Иван, влезая между двумя Беловыми. - Какой любознательный, все ему расскажи! Когда выиграете, тогда и узнаете, - усмехнулась его непосредственности Лида и поднялась со своего места. Плечо едва-едва задело стоящего рядом капитана. Невинный жест, но Модестас напрягся и прикипел к ней глазами. Она тоже подняла голову. Мужчина чуть прищурился, брюнетка обворожительно улыбнулась, уже специально потеревшись о мощную руку литовца. - Не кисни, mi capitán. Тебе еще сиропщиков уделывать. Как же ребята без твоего командирского рыка?.. Она снова издевалась. Заноза. Ядовитая. Но смелая. Сильная. Засевшая так глубоко, что избавиться от нее можно было… Нельзя уже от нее избавиться. Как руку себе отрезать. А без руки он не сможет играть. Как и без ехидной переводчицы – быть невыносимым литовцем. Паулаускас невольно проследил за удаляющейся фигуркой глазами. Бедра, выписывающие изящные кренделя и затянутые в узкую светло-серую юбку, приковывали к себе слишком много внимания. И просились на колено – отшлепать за наглость и непомерный сарказм. Перестук каблучков отдавался в висках, и форвард поморщился, проходя пальцами по волосам, в пол-уха слушая наставления Гаранжина. Шишка от удара головой о пол все ещё ныла – последнее время он довольно часто получал по башке («Подумаешь – беда! Все равно пустая!» - тут же прозвучало голосом Лиды.). Но лучше так, чем закончить как Николай, чей труп сшиб баскетболиста с траектории стрелка. Ведь тот убийца, считай, спас Модестасу жизнь. Думал ли он об этом? Вряд ли. Скорее, просто совпало. Однако – как удачно. Для Модестаса. Не для Николая. Йонас был в ярости. Он пригласил Модю на встречу, говоря, что хочет познакомить его со своими друзьями. Паулаускас с куда большей охотой полежал бы в отеле на кровати, давая ногам и голове отдохнуть после бойкой экскурсии, которую на двоих устроили испанский гид и их переводчица (со спины почти одинаковые), но выбора не было – брат был очень настойчив. Больше, чем обычно. А встреча обернулась бойней. И если раньше Йонас говорил, что младший брат «всего лишь доставщик, почти почтальон», то теперь Модя крепко сомневался в его искренности. Вряд ли в Испании убивают за встречу с друзьями, а значит, Йонас замыслил что-то покрупнее, чем «маленький нелегальный бизнес на благо семьи», как он описывал раньше. К ним подослали убийц. Причем серьезных, отнюдь не новичков. Модестас видел, как двигаются тени, что за пять минут вырезали больше половины тех… друзей. Слишком четко. Профессионально даже. Ни единого лишнего жеста. Ни единой заминки. Уверенно, быстро. Машинально. Как Модя закидывает мяч в корзину, так убийцы орудовали кинжалами. Йонас вытащил брата из-под трупа, когда один из мужчин решил взорвать дом, в котором собиралась эта организация (с собой-то можно не любезничать). Вытащил, но на вопросы либо не отвечал, либо огрызался. Старший брат подозревал кого-то в сливе информации. Но кто бы это ни был, теперь он был уже мертв. Тот, кто послал убийц, наверняка об этом позаботился заблаговременно. Модестас передернул плечами. Убийца в черной маске отбил у него охоту участвовать в чем-то подобном. Заказчик определенно не хотел, чтобы кто-то из них остался в живых. И все же… - Ты не можешь отказаться, Модестас. Уже не можешь! – подчеркнул Йонас, утирая со лба кровь от царапины, которую прочертил крупный осколок. Другой выживший – Юргес вроде – баюкал сломанную руку. – Ты уже начал, и если решишься сделать что-то, то пойдешь на дно вместе с нами! Не видать тебе тогда ни НБА, ни даже советской сборной! Баскетболист нахмурился. Понятное дело, что Йонас был в шоке и в ужасе от смерти друзей, которых убили у него на глазах, но… Он угрожал своему младшему брату. И был совершенно серьезен. - Что ты затеял?! Почему так цепляешься… - Хватит вопросов, Модя! – рыкнул Йонас. – Твое дело конверты передавать, а об остальном я позабочусь! - Я не собираюсь ничего делать вслепую! – прошипел спортсмен, поднимаясь со скамейки в парке, куда они добежали после взрыва, и нависая над братом. - Ты будешь делать! – рявкнул тот. – Будешь! Иначе я лично настучу на тебя в КГБ. У них уже давно твоя папочка своей очереди ждет. Модестас ошарашенно сделал шаг назад от родственника. Брат угрожал ему, а значит, это точно нечто посерьезнее «маленького бизнеса». Какая-то организация, и Йонасу нужно было ее сохранить… Зачем?! Отчетливо пахнуло фанатизмом. - Ты со мной? – шагнул к нему Йонас. Паулаускас медленно кивнул. Пока да. Почему-то на ум сразу пришла Лида. Пока он здесь, с ними, знает, что они делают и что – собираются, он может ее предупредить. Защитить. - Да. А там посмотрим.***
Игра с Канадой сразу пошла не по плану. Работающих в паре грузин блокировали каждый раз при подходе к кольцу, в остальное время разъединяли, не давая даже шанса на атаку. Все это было отработано так четко и своевременно, словно тренер вражеской команды стоял за плечом Гаранжина. «9:0» не в пользу Советов. - Ну что, играть будем? – поинтересовался Владимир Петрович у сидящих на скамье игроков. Те ответили ему взглядами, полными вины, надежды и мольбы. Хотя, может, Лида была склонна драматизировать. Синяки болели, ссадины чесались, а шов под лопаткой и вовсе ныл, при любом неловком движении опасно натягиваясь. Было неприятно, и в целом – очень раздражительно. Девушка предпочла бы лежать у себя в номере, в тишине и под обезболивающим, но – увы! – игру пропускать она не могла – слишком много вопросов это вызовет. Особенно сейчас. Модестас был хорош. Почти бог баскетбола, если бы рядом изредка не мелькали усы Белова. Красив, быстр, силен… Брюнетка облизнула губы, признаваясь хотя бы себе, что мужской пот – это не всегда мерзко и противно, особенно, когда он заставляет золотисто-бронзовую кожу так соблазнительно блестеть. Иногда это очень даже привлекательно. Иногда. В очень редких случаях. В единичных, прямо скажем. В такие моменты можно было даже забыть, чем именно он вызвал такой интерес у Отца. Капитан команды носился по полю, вместе с Серегой Беловым пытаясь создать в игре ситуацию, благоприятную для их сборной. Гаранжин проворачивал немыслимые вещи с заменами. Вот посадили Саню Белова, на его место встал Саня Болошев. 14-ый номер почти задыхался, и Сева быстро сунул ему в руку какой-то ингалятор. Вот Сергей что-то крикнул литовцу, тот успел кивнуть, и они вдвоем начали проводить комбинацию, чтобы расчистить дорогу сразу двоим – 10-му и 8-му номерам. И результат не замедлил себя ждать: Болошев подскочил и в своей манере забросил первый за игру мяч в кольцо. «9:2». Российские болельщики взревели в ликовании. - Ну наконец-то! – выдохнул тренер. Но рано – при приземлении игрок наткнулся на руки канадцев и упал, приложившись лицом о пол. Судьи не засчитали фол, Гаранжин, удержав жестом Соболеву на месте, заменил подбитого на Алжана. У Болошева оказался рассечен лоб у самой границы волос, и, как и всякая рана на лице, кровоточило так, словно ему раскроили череп. Сева принялся штопать его прямо так, не отходя далеко от кассы, переводчице наказав приглядывать за Беловым, который уже рвался обратно в бой – все, отдышался-надышался! - Сиди на попе ровно! – рыкнула она баскетболисту, который едва ли не подпрыгивал на скамейке. Тот скуксился, мол, у-у-у, маленьких все обидеть норовят! Брюнетка повернулась к полю. Взгляд сразу же метнулся к табло. Уже «11:7» в пользу Канады. Плохо, но еще не критично!.. Глаза моментально отыскали в месиве высоченных противно-потнючих мужиков одного – потнючего, но не противного (по крайней мере, не всегда)! – перемежающего команды и литовский мат. Мокрый насквозь, злой, как черт, а потому красивый до невозможности, до зуда в руках – так хотелось его трогать. Наверное, у нее уже рефлекс выработался – как только он в форме и весь в этой своей агрессивно-командной игре, всё, подать его сюда… Хотя лучше, конечно, в более уединенное место. Модестас был, в отличие от многих игроков в сегодняшнем матче, невредим. Относительно. Все же головой он в том доме приложился знатно. До звона в ушах, наверное. Впрочем, это лучше, чем пуля или перерезанное горло, верно? Модя ввинтился в толпу канадцев, что закрывали путь к кольцу, пробивая позицию Белову. Тот увел мяч у противника, присел и в своем коронном прыжке вылетел высоко над головами других, четким пасом принося команде еще два очка. Паулаускас под кольцом снова отбил мяч и передал его Алжану. Игрок сделал мощный пас, но в середине полета рыжий шар перехватил канадский форвард, чтобы развернуться и… налететь на Сергея. Очевидно, они столкнулись всем телом, и особенно – коленями, потому что канадец дальше хромал, а Белова и вовсе пришлось уводить чуть ли не под руки – больная нога не желала работать в таких нечеловеческих условиях. Сева все еще возился с головой Болоша, поэтому бросил в сторону новоприбывшего ампулу. Однако вместо большой руки её, не глядя, цапнула прямо в воздухе секретарь, на автомате сдирая упаковку и поворачиваясь к Белову. - Что сидим? Кого ждем? – подняла она бровь, видя, что мужчина смотрит на нее, чуть прищурившись. - Хорошая реакция, - отметил Сергей. О, она отлично знала этот взгляд. Когда появилась первая промашка и первая несостыковка. Человек пытается найти логичное объяснение или оправдание. И если даже находится и то, и другое, зерно сомнений уже посеяно – у умных людей. Дальше следует оформленное подозрение, вывод и донос. А затем допрос и – в лучшем случае – смерть. - Люблю, знаешь ли, ловить всякие острые предметы – шприцы, ножи… Хобби такое, - хмыкнула брюнетка, поднимая иглу и выпуская воздух. – Готов, солдатик? Белов даже не вздрогнул, когда она вколола лекарство и протянула ладонь за бинтами. - А у тебя рука набита, - удивленно приподнял брови спортсмен. - В детстве мы с сестрами были довольно шебутными, что называется, пчелой ужаленные в то самое место. Ссадины, вывихи, переломы… Обычное дело, когда ты средняя. Этому быстро учишься, и руки помнят, - фиксируя сустав со сноровкой военно-полевого врача, пожала плечами девушка. Но сегодняшняя игра по-видимому была неудачной для всех. Гаранжин заменил Поливоду на Вольного, и Гена, спешащий на поле, задел сидящую на корточках Лиду. Та резко дернулась и почти услышала, как разошелся шов на спине. - Прости, Лид, - только и успел крикнуть баскетболист. - Лида? Ты побледнела, - забеспокоился Сергей, аккуратно придерживая ее за плечи. Когда у Любы было такое лицо, у самого Белова от паники холодели руки. – Так сильно задел?! - Нет, ерунда, все в порядке, - скороговоркой выдавила из себя переводчица, заставляя руки работать. – Всё. Готов, солдат. - Вовремя, Лидочка! – тут же среагировал Владимир Петрович. – Серега, давай выдавливай их форварда! Там Модю зажимают! Соболева с выдохом выпрямилась, пытаясь отвлечься от боли на игру, когда кто-то тронул ее за рукав. - Лида, у тебя кровь на пиджаке, - нахмурился Саша Белов. То-то она чувствовала, как по спине что-то стекает. - Ох, наверное, замочком рубашки кожу прищемила… - пробормотала брюнетка. И сделала шаг в сторону Севы, подхватив его под локоток. – Уже закончил с Болошем? Ты нужен мне. - Но… - начал врач и наткнулся глазами на взгляд переводчицы. Живо вспомнилась рука в аэропорту, которая легонько, но показательно его тогда придушила. Поднятая черная бровь давала понять, что сейчас останавливаться на полпути никто не собирается. Поэтому мужчина благоразумно кивнул и подхватил саквояж.***
Первое, что заметил Модя, когда прозвучал гудок на перерыв, это отсутствие на скамейках Лиды. Пот застилал глаза, но мужчина всё же посмотрел в сторону судейского стола, однако и там неугомонной брюнетки не увидел. - Она ушла куда-то, - протягивая ему полотенце, пробормотал Саша Белов, словно не знал, говорить или нет. – С Севой. Зубы сжались с такой силой, что аж клацнули друг о друга. Вот как, значит... С Севой! Модестас заходил в раздевалку самым последним, и перед тем, как закрыть дверь, увидел, что из просторного санузла для инвалидов-колясочников выходит сначала их врач, а за ним, похлопывая его по плечу, Соболева... застегивая на ходу верхнюю пуговичку на блузке. Желто-зеленые глаза встретились с его, и улыбка на женских губах поугасла... Дверь в раздевалку хлопнула с такой силой, что на него обернулась вся команда. Паулаускас ничего не сказал, сел на ближайшее место. Говорить ничего и не требовалось – зверское выражение лица форварда было красноречивее любых слов. Серега, оценив состояние друга и сопоставив сказанное Сашей, переместился к нему. Особенно это стало актуально, когда в раздевалку просочился Сева. На плечо легла крепкая рука друга, сжимая в стальных тисках: захочешь – не сдвинешься. Капитан смотрел волком, и хорошо, что врач стоял рядом с Гаранжиным, иначе литовец бы точно не сдержался. А так: - Направь гнев на игру. Там он нужнее, - почти приказал тренер, и форвард лишь кивнул – это он знал и сам. Второй тайм начался с таких яростных атак советского капитана, что канадцы растерялись – какое внушение им сделал тренер, что вместо сонных мух из первого периода на площадку вышли какие-то звери?! Команда не отставала от своего предводителя, забрасывая мяч за мячом, разбивая атаки и блоки. Как итог: "58:69" в пользу СССР. По количеству очков, набранных за игру, вровень шли оба Белова и Паулаускас. Когда ликование от победы чуть поугасло, ребята засобирались в отель, а оттуда – заслуженно праздновать! Лида появилась только в автобусе, и то – заскочила самой последней. - Ну что, соколики, с победой? – засмеялась она. Ответом ей было громовое «Ура!» - По традиции, заведенной моим предшественником, раздаю благодарность от партии – за поддержание международного авторитета державы! – с постно-официальным лицом закончила брюнетка. Спортсмены засмеялись, и пока Соболева раздавала премии, Ваня высунулся над сидениями: - А где обещанные подарки за победу? - Под елкой, умник, - хмыкнула Лида. – Всё-то он помнит, когда не надо! Следующим был Паулаускас, но не успела девушка и рта раскрыть, чтобы его поздравить, как Модестас зло отчеканил сквозь зубы: - А что насчет тебя? Обещания выпадают из твоей памяти так же быстро, как и... любые другие моменты?! Команда замолчала. В автобусе наступила такая оглушительная тишина, что было слышно, как в манеже ревут от горя болельщики канадской сборной. Секретарь же подняла бровь, сверху-вниз глядя на литовца, у которого от её спокойствия желваки заходили на скулах. Намек на поцелуй в раздевалке был понят и истолкован верно. Но ведь ни грамма раскаянья в наглых глазах! - Память всякой женщины работает по принципу: «Не помню – значит, не было!» Такой великовозрастный красавчик, как ты, Модя, должен это знать. – В голосе не звучало ровным счетом ничего... кроме адской порции сарказма. И как ни в чем не бывало повернулась к Едешко: - А ваши презенты ждут вас в отеле. Я не сомневалась в своих чемпионах! Гаранжин чуть качнул головой – вот так, в две фразы ей удалось поднять командный дух до небывалых высот. Одно слово – женщина! Три слова – красивая умная женщина.***
Правильно говорят, что люди – неблагодарные твари. Прав был Господь, когда решил утопить их всех, чтоб глаза не мозолили! Ах, чертов литовец не знает, кто именно убрал его голову с линии прицела? Да без проблем, хоть сейчас она вернет её туда, где ей и положено было быть два дня назад – на пол в сгоревшем доме с дыркой посередь лба! Тогда, будем надеяться, он оценит её доброту. И что вообще за намеки такие?! Никто не знает, как тяжело было вместо того, чтобы разбить ему лицо хлеще, чем в драке с англичанами, всего лишь поднять бровь. Только напоминание самой себе, что такие, как она, не ведутся на столь дешевые провокации, спасло Модестасу его смазливое личико. Не то светить бы ему поломанным носом и пианином вместо зубов! Лида захлопнула дверь номера и залетела в ванну. Ледяной водой мазнула по лбу и щекам, стараясь успокоиться и взять себя в руки. «У тебя есть работа. Не первая и не последняя. Не лучше других...» Обманывать себя было тяжело, потому что уж она-то знала, что сейчас эта самая работа была намного лучше предыдущих... работ. Их нельзя было даже сравнивать. И злость её имела совершенно другой оттенок. Обычно, когда Соболева была в ярости, она тихо и молча убирала свою цель, не расшаркиваясь на внедрение и дестабилизацию. Сейчас... Сейчас она хотела наорать на него, как... Да как обычная девушка, черт его дери! Как любая нормальная среднестатистическая бабенка в мире орет на своего мужика, когда тот бесит ее просто до трясучки в руках! Желто-зеленые глаза с расширившимися от ужаса осознания зрачками встретились с точно такими же в зеркале. «Своего мужика?!» - Нет, баба! Отставить такие разговорчики! Ты знаешь, куда это заведет тебя... Его. Нельзя, Лида. Нельзя! «Кто сказал?!» - зашипел в сознании хорошо знакомый голос с литовским акцентом. - У тебя есть работа. – Лоб с глухим стуком ударился о жесткую поверхность зеркала. Девушка в нем почему-то не сомневалась. – Так делай свое дело... Верданди. Это всегда помогало. Но сейчас... Это почти помогло. Только почти. Не совсем. Он всё портит! Мельком глянув на часы, быстро поправила прическу и макияж, схватила пакет с подарками. Будем работать с тем, что есть.***
Галстуки. Она купила им галстуки. Каждому свой, особенный, но даже Моде было видно, что цвета она подобрала идеально. Наверное, он заметил, потому что ему ничего не досталось. Одаривая их по кругу, мимо него брюнетка прошла, изящно пожав плечиком, мол, про тебя и забыла, ах, какая досада, ты же не обиделся?.. Да он прямо-таки видел ее слезы раскаянья! Ага, те самые, крокодильи, что прячутся где-то глубоко на дне бесстыжих глаз! Литовец не хотел признавать, но это было обидно. И в чем-то, наверное, даже заслуженно. Сегодня они праздновали. Следующая игра была через несколько дней, и Владимир Петрович разрешил отдохнуть, сказав, что они за это время сто раз успеют умереть от похмелья и снова воскреснуть огурчиками – зелеными и в пупырышках. А тренировка лечит все. Поэтому команда завалилась в бар, который посоветовала Лида. На вопрос, была ли она уже в Валенсии, со смехом ответила все то же «Конечно!» и, подозвав бармена, заказала себе и сборной коктейлей, пока еще не сильно алкогольных, но ярко-разноцветных. - Начинаем помаленьку! – фыркнула девушка, и фраза разлетелась, став девизом вечера. Модестасу было нужно что-то покрепче, а потому он просто ткнул пальцем в знакомую бутылку – интернациональный жест, понятный в любой стране и в любое время. Общее веселье его не трогало. Перед глазами поочередно вспыхивало, как она выходит с Севой и застегивает блузку, и как спокойно смотрит сверху-вниз. Сейчас стало казаться, что в глубине зрачков все же что-то плескалось. Гнев? Ярость? Обида? Да откуда оно все там?! С чего бы? Он-то не зажимался по углам с другой девкой! С тех пор как… Осознание вдарило в голову с такой силой, что в глазах потемнело, и Паулаускас предпочел поставить стакан на стойку, чтобы не раздавить от переизбытка эмоций хрупкое стекло. С тех пор, как в жизни их команды появилась дерзкая ехидная зараза-переводчица, в его жизни что-то поменялось. Закончилась вереница нескончаемых девиц, чьих имен он даже не спрашивал порой, а уж про лица и вовсе упоминать не стоит. Им было за счастье, что капитан советской сборной, чей плакат зацелован и висит у изголовья кровати, как икона, просто прикоснулся, одарил своим вниманием. Им было хорошо и радостно, а ему... просто нормально. Они были - все не те. Так бывает, когда осознаешь, что на что-то меньшее уже не согласен. Когда нужна вот она, наглая и стойкая, с вызовом в глазах и саркастично изломанной бровью, и никто другой. Так бывает, когда закрываешь глаза, и видишь в свете парижского фонаря омуты напротив, которые больше желтые, чем зеленые, и словно бы не совсем человеческие. Или чувствуешь запах жасмина, усиленный влажностью раздевалки. Или ощущаешь на коже тонкие прохладные пальчики, осторожно прикасающиеся к поврежденному лицу… или оттягивающие волосы назад, чтобы дать доступ к шее, с которой слизывают капли… - Пить в одиночку – признак алкоголизма, - раздалось по соседству, и мужчина вздрогнул. Так бывает, когда та, что в фантазии только что целовала и была в твоих руках, вдруг оказывается напротив – из плоти и крови. С ехидно вздернутой бровью, будь она неладна! - Тебе что, больше некого доставать?! – огрызнулся литовец, чувствуя, как алкоголь превращает злость в уверенность. И оживляет память, а с ней – ревность. – Иди вон Севу уму-разуму поучи! Секретарь подняла уже обе брови – не ожидала такой агрессии, вдруг, не с чего. Но это для нее не с чего, а для него… А что для него? Девушка быстро справилась с удивлением, после чего ехидно прищурилась в его сторону, став похожей на лису-чернобурку. - Мне кажется, или суровый литовский капитан ревнует маленькую русскую переводчицу? - Нет! – тут же открестился мужчина, резко выпрямившись на стуле. Слишком быстро. Улыбка на женских губах, чуть подкрашенных помадой, стала отчетливее. И куда хитрее. - А если так, то ты не откажешься потанцевать со мной? Ловушка. Это была простейшая словесная ловушка, в которую он угодил, как неопытный школяр, впервые флиртующий с девчонкой! Вредная, ехидная, невыносимая… Белая тонкая рука, не дожидаясь ответа, взяла его за свободную ладонь и повела на танцпол. Модестас только сейчас заметил и приглушенный свет для медленного танца, и тягучую музыку с испанским мотивом, и несколько пар, неспешно кружащихся в центре. И посмеивающиеся взгляды уже слегка захмелевшей команды. Музыка лилась, заставляя невольно подстраиваться под ее такт и ритм, хотя раньше Паулаускас не замечал за собой подобных стремлений. Любой спортсмен вообще был не слишком-то пластичен где-либо, кроме своей области. А девушка рядом двигалась так, словно всю жизнь провела здесь, на улочках Валенсии, вытанцовывая страстное притягательно-непристойное и вместе с тем – удивительно нежное танго. В их паре было непонятно, кто кого вел. Вроде она идет впереди, но делает в музыку шаг-шаг, и словно что-то дергает Модестаса – он плавным движением прокручивает брюнетку, чтобы крепко прижать к себе, обхватив за талию. Соболева без пиджака, и под ладонью он чувствует гибкий стан, который отвечает ему и мелодии, заставляя и его вливаться в танец, чей узор рисуют они оба. Глаза в глаза, и мужчина с женщиной остаются одни в баре. Наедине с мелодией. Наедине друг с другом. - Пойдешь со мной?.. – тихо спрашивает она, чуть отодвигаясь. Ждет. Надеется. Горит. В желто-зеленых, почти светящихся глазах – вызов. Готов? Не струсишь? Пожалуйста, только не отказывайся!.. И литовец кивает. С ней – на все согласен. Лида делает шаг к нему, но тут замечает ухмылку капитана – у него своя игра, в которой ей уже уготована партия. Паулаускас снова кружит ее за руку, а потом внезапно прижимает спиной к своей груди. Дышит ей в шею, такой большой, горячий, не боящийся ее яда и хамства, потому что сам – такой же. И тела подстраиваются там, где надо - бедра к бедрам, колени к коленям. И не трудно представить - как будет там, в другом месте, без людей, без музыки. Наедине с литовской огненной страстью и русской упрямой непокорностью. А Модя обнимает переводчицу, которая так правильно ощущается в объятьях, доверчиво льнущая к нему, удобно устраивающая ладошки поверх его рук, и перед глазами проносится пламя – он не отпустит ее. Уже нет. …мягкая, теплая, завораживающая… Идеально совпадающаяся. Своя. Его. - Я обожглась утром плойкой, возле лопатки, - повернув голову к нему и почти касаясь губами щеки, прошептала Лида. – И сегодня на игре кожа лопнула и закровила рубашку. Сева наложил швы. «Ничего не было. Ничего из того, что ты там себе наверняка напридумывал», - вот, что значили ее слова. Она не оправдывалась, всего лишь сообщала, чтобы… Что? Ну ты же не дурак! Знаешь, зачем женщина объясняет что-либо, чтобы мужчина не ревновал. Чтобы показать, что он важен для нее. - Болит? – Это все, что прозвучало ей в ответ. И Соболева, оставаясь в колыбели горячих надежных рук, качнула головой, тихонько улыбаясь. Они двигались вместе, синхронно и идентично, подходили друг другу, как никто и никогда. «Так недолго и влюбиться, парень…» «Любить его нельзя…» Но очень хочется. Обоим.