Фактически не пребывая в наркотическом трипе, но, достигнув золотой середины, Йорвет спокойно, абсолютно без каких-либо конкретных мыслей разглядывал Шани, пока та возилась с раной, которую он совершенно не чувствовал. Чувствовать, что она все еще рядом, касается его… вызывало исключительно светлые импонирующие ассоциации. Впрочем, по прошествии своеобразной кульминации, сознание стало постепенно возвращаться к командиру белок. Первая мысль, которая пришла Йорвету в голову — это то, что он слишком откровенно любуется рыжей реданкой.
«Надо бы еще раствора приготовить… на будущее» — мимоходом подумала Шани, помня о жалобе на бессонницу. Голова лучше всего восстанавливалась во сне, который с болью не приходил. А еще девушка не умела упиваться чужими страданиями, что бы там не испытывала сама к страдальцу.
Она изготовила еще один пузырек обезболивающего, увеличив дозу порошка до двух грамм и поставила на стол в изголовье. На этот раз даже не размениваясь на передачу в руку эльфа.
— Если вдруг что… — начала Шани, убедившись что Йорвет ее слышит, и «зови меня» буквально ощущалось на ее языке… но оборвав это ощущение, она отрезала, — Киаран там.
Реданка кивнула на выход из шатра, куда и направилась сама мгновением позже.
Неожиданно полы платки плавно распахнулись, а перед девушкой выросла длинная темная фигура. Приподняв глаза, Шани встретилась с до боли знакомым взглядом взбудораженного хищника, змеиные черты бледного лица расплылись в неприятной улыбке.
— Caedmill, dh'oine, — шипящим, приторно любезным голосом произнес незваный гость, обдав девушку прохладой, нависая над ней. — Какая приятная встреча…
«Йоахель… черт… нет, только его тут и не хватало» — мысленно простонала Шани, отступая назад на пару шагов, к приподнявшемуся на деревянном столе Йорвету. Но Шани не могла отвести опасливого взгляда от эльфа, «угощавшегося» ее своей кровью, но старалась держаться достойно, хоть Йоахель, подобно раздразненной гончей, все равно прекрасно ощущал состояние девушки.
— Не можешь себе представить, как я рад видеть тебя… целой… и невредимой, — размеренно продолжил эльф, все с тем же диким оскалом, как будто скользя к лекарке, стремительно сокращая расстояние. Прижав Шани к столбику шатра, Йоахель остановился только тогда, когда расстояние между ними не составило чуть менее двух сантиметров, а бескровное чистое лицо, достаточно красивое, если бы не такое отталкивающе холодное, не склонилось в позе, предшествующей поцелую, вытянув вперед правую руку, чтобы лекарка не могла улизнуть.
— Может мне отсюда выйти? — внезапно сзади раздался громкий скрежещущий голос взбешенного атамана, окончательно пришедшего в себя.
— Спокойней, Йорвет, спокойней… — участливо произнес Йоахель, умело изобразив сочувствующее беспокойство. — Я думал ты спишь.
На этих словах фон Талон, опустив руку, незаметно занес ее за спину дрожащей Шани, прихватив дрожащую девушку за талию. Безумный эльф развернулся к Йорвету, и Шани вслед за ним, ведомая жестким хватом каменной руки.
— И на кой черт ты тогда решил заглянуть именно сейчас? — огрызнулся атаман, резко приподнявшись и, тут же, скривившись от боли — действие раствора стало ослабевать.
— Я бы подождал, пока ты проснешься — не имею морального права терять ни секунды драгоценного времени в твоем обществе, — излишне приторно и чрезмерно плавно продолжил Йоахель, не запнувшись. Рука наглого эльфа переместилась с талии на ягодицу, бесцеремонно с силой сжав ее.
Шани, широко распахнув глаза, гневно глянула на фон Талона, умудряясь побелеть почти до мелового цвета и одновременно покраснеть от его наглости, и дернулась в попытке вырваться из его хватки, но… эльф держал пойманную рыжеволосую добычу намертво. И надо сказать, в принципе, ему это удавалось без видимых усилий и девушка, заставив себя успокоиться, замерла в его руках, понимая, что этого азартного безумца ее сопротивление лишь больше раззадоривает.
— Или… не совсем невредимой, — с фальшивым сочувствием вздохнул Аспид, приподнимая свободной рукой голову Шани, чтобы получше рассмотреть ее лицо со следами чужой ярости. Лекарка шумно сглотнула, отводя взор.
— Впрочем, оставим это на совести моего доброго друга, — Йоахель подмигнул закипающему Йорвету, неспособному сейчас не то чтобы драться — ходить без боли. А после возвращая глаза к Шани. — Кажется, я задолжал тебе кое-что с нашей последней встречи. У меня для тебя подарок, — фон Талон, жадно наблюдая за реакцией напряженной Шани, протянул ей темно-красный сверток ткани…
Нежная на ощупь вещица в руках девушки развернулась словно шелковый водопад. Чулки. Интимно-тонкие, цвета крови… какие вульгарно и неприлично дарить, да еще и публично. Но в этом и был замысел?.. Шани с дрожью повторно ощутила как фантомный нож разрезает ее чулок от колена до бедра…
«Ублюдок…» — подумала девушка.
Довольный реакцией девушки, Йоахель в очередной раз обнажил ряды белоснежных зубов в пугающей улыбке. Рука сжала ягодицу снова, гораздо сильнее и жестче, пальцы, подобно заточенным железным прутьям, с острой болью впились в самую нежную часть тела так, что лекарка не смогла скрыть еле слышимый стон.
— Позволь… помочь тебе примерить, — томно произнес эльф, обдавая лицо Шани слабым теплом и еле уловимым хорошо знакомым металлическим запахом…
Захлебывающийся от гнева Йорвет, несмотря на агонию скручивающихся мышц, потянулся за своим мечом, прорыча:
— Te fandiss mor… bloede…
На мгновение слух девушки словно приятно обожгло от красивой яростной Старшей речи в устах скоя’таэля, но мимолетное ощущение быстро сошло на нет под напором физического дискомфорта. У Шани заслезились глаза от боли и она отвернула голову, стараясь сморгнуть. Кажется, коллекционирование синяков, оставленных эльфами, скоро станет ее невольным хобби.
— Cáelm, Iorweth, — спокойно сказал Йоахель, убедительно делая вид словно ничего не случилось и у атамана ганзы совершенно нет причин так остро реагировать, чуть ослабив хватку и возвратив твердую руку на талию и впиваясь пальцами теперь там. Шани показалось, что он намерен, так или иначе, увидеть ее слезы.
Йоахель поцеловал неожиданно, почти сразу заставляя Шани всхлипнуть от укуса, открывшего едва поджившую ссадину на губе. Рука на затылке не дала оцепеневшей лекарке отстранится, пока неприкрыто довольно и шумно вздохнувший эльф не почувствовал ее кровь на языке, кончик которого так старательно ластился к кровоточащей ране…
Йоахель, как и припал к женским губам, оторвался столь же неожиданно, любуясь потоком хлынувшими по щекам молчаливыми слезами и кровью, что все еще выступала рубиновыми каплями на влажно блестящих припухших губах. По горящему хищному взгляду напротив, Шани поняла, что эльфу было мало этого…
Лекарка не хотела играть в эти игры, не хотела провоцировать этого безумца… но оставаться безучастной было выше ее терпения. Хлесткая пощечина была хоть и без замаха, но заставила эльфа опешить на долгий миг, и позволила почти выскользнуть добыче из рук.
— А у девчонки-то появились зубки с нашей последней встречи, — со злым весельем бросил Йоахель, прихватывая не успевшую сбежать Шани за шею и мимоходом сдергивая шарф. — Ты плохо на нее влияешь, Йорвет.
Это было последней каплей. Пускай формально Шани была для Йорвета пустым местом, лишь изредка мозолящей глаза, пускай по принципам эльфа лекарка попадала под самую страшную категорию, хуже даже прокаженных — предателя, без шанса на прощение и снисхождение, пускай она вообще не имеет права на жизнь… Йорвет не стал это терпеть. Атаман не знал точно, зачем он делает, то ли от большой нелюбви к вызывающей экстравагантности Йоахеля, то ли от того, что чувствовал некую обязанность перед dhoine, спасшей сегодня его и множество чужих жизней. Да это было и не важно в тот самый момент — главное было вмешаться, и Йорвет был уверен, что это единственно верный выбор. Громко скрипя плотно сжатыми зубами, превозмогая адскую телесную боль, бросая вызов здравому смыслу и слабости, эльф приложил всю свою силу воли для того, чтобы просто подняться на ноги, хотя, казалось, кости медленно и мучительно ломаются от этих телодвижений, а ноющие мышцы отказывались подчиняться.
Пошатываясь и жадно глотая воздух, пытаясь абстрагироваться от боли, атаман со звериным ожесточенным выражением лица устремился нетвердой, но решительной походкой к разбушевавшемуся Йоахелю. Без всяких церемоний Йорвет развернул за плечо развязно ухмыляющегося фон Талона, и с размаху врезал костяшками пальцев прямо по ровному носу, отбросив растерянного, издавший глухой возглас, эльфа на метр.
— Оставь нас, beanna, — грубоватым и приказным, но беззлобным тоном обратился атаман к девушке, тут же встав спиной к ней, заслоняя скрючившегося Йоахеля. — Я сам подойду позже… Один. — последнее явно было посланием Йоахелю.
Шани не нужно было повторять дважды — она попятилась к выходу, когда в проеме полы показалась голова Киарана. Эльф недоуменно оглядел тяжело дышащую лекарку с кровью на губах, стоящего на ногах раненного Йорвета и согнувшегося Йоахеля фон Талона с распухающим носом… а так же лежащие на земле шарф и красные шелковые чулки. Ради своего блага и душевного здоровья, Эасниллен решил не спрашивать что здесь произошло, а обратился сразу к Шани:
— Там несколько наших… вернулись. Твоя помощь нужна.
Лекарка на миг словно потеряла себя, а после вылетела из палатки, на ходу утирая слезы и тревожно на выдохе произнеся одно имя: «Седрик».
***
Йоахель протянул ей алые чулки, но стоило лекарке опасливо протянуть руку, чтобы забрать вещь как… другая рука выхватила один чулок. Фон Талон посмотрел недоуменно на Йорвета, но спустя пару мгновений понимающие взгляды обоих наполнились недобрым огнем. Пока Шани удивленно распахнутыми зелеными глазами озиралась на совершенно здорового полуобнаженного Лиса, еще недавно раненного в бою, ее шею оплела, чуть придушивая красная нежная ткань. Шани, повинуясь багровому шелку, вернула глаза к плотоядно взирающему на нее Аспиду.
Впрочем, почти сразу ее за подбородок дернул лицом к себе Йорвет, стоящий почти в плотную и нависающий так низко, что у Шани закружилась голова.
— Neen, еsseath a essea.
Лис бросил одним коротким словом приказ… «Рот»… и девушка робко приоткрыла губы. Кажется, даже фон Талон теперь с интересом ждал продолжение развернувшейся сцены, поигрывая с краями «ошейника».
Йорвет, грязно ухмыляясь, собственными пальцами раздвинул мягкие доверчиво расслабленные губы лекарки, с наслаждением вмещая в рот Шани свернутый красный чулок, а затем быстрее, чем девушка успела оправится от этих манипуляций, вонзил нож ей в живот, заставляя умирать в его руках, смотря ему в лицо. Единственный глаз сверкал полу-безумной ненавистью, но какой-то личной до глубины души…
… Шани проснулась в холодном поту, сразу панически ощупывая живот на предмет ран. Ничего. Садясь на постели, лекарка зябко обняла свои колени, слепо озираясь в темноте одноместной палатки. Ее все еще потряхивало, а обрывки сна вызвали вполне ощутимый страх. А что если один из этих двоих заявится к ней сейчас?.. Когда никого нет близко. «Я сам подойду позже…» — всплыло в памяти реданки, сбрызгивая ее кожу мурашками — и отнюдь не от холода.
Она, накинув на себя что-то, не глядя, и кое-как натянув сапоги, вышла из палатки во влажный и холодный ночной мрак спящего лагеря. Ступая тихо, но быстро, девушка вскоре очутилась перед чужой палаткой, отодвигая полу и входя, вынужденная искать хотя бы иллюзию защиты на эту ночь.
Седрик, которого она покинула пару часов назад, закончив перевязку, спал, тревожно вздрагивая. «Кажется не одну меня посещают кошмары». Она присела рядом, нерешительно поглядывая на мужчину в полумраке. Он ведь все еще зол на нее за идиотскую выходку с Йорветом?.. Или уже нет?..
Израненный следопыт, с жалкими остатками отколовшейся части ганзы, вернулся в лагерь сам, когда никто уже не ждал — наверно, за исключением самой Шани, — и потерял сознание, с тех пор и не приходя в себя.
— Я усвоила свой урок… правда, — с усталостью и грустной улыбкой сказала Шани, чувствуя как щеки смочились горячей влагой. — Я знаю, что ты хотел защитить меня, — лекарка аккуратно взяла руку Седрика, бесцельно проводя пальцами по ладони. — Мне здесь страшно… и одиноко… Прости меня, Седрик.
Душа зарождающиеся рыдания, Шани с тихим всхлипом согнулась от боли, концентрирующейся в груди. Боли, ветвящейся вокруг сердца словно ядовитое растение, боли, что копилась по капле с тех пор как она вернулась, и теперь… чаша переполнилась. Хотелось выкричаться, но девушка была безмолвна.
Невозможно было столько времени сносить одиночество, находиться в страхе, терпеть ненависть такой силы, что от ее черноты в чужих глазах тяжело было дышать… не ломаясь.
«Завтра трудный день… А простых у меня тут и не было…» — призвала себя к порядку измученная Шани, ложась под боком Седрика и прикрывая обоих маленьким одеялом. Стало теплее и спокойнее, и вскоре сон все же объял усталый разум лекарки.
***
— Вот увидишь, Йорвет принципиально отыщет и убьет ее. Нельзя дважды сбежать и… — ворчала Гаэрлид, периодически оглядываясь на ковыляющего за ней эльфа.
— Жалко ее, — неожиданно сказал мрачный Фуарад, заставляя лучницу умолкнуть, опустив голову.
— Сама виновата!.. — бросила эльфка дрогнувшим голосом, стараясь прогнать от себя назойливо маячившее сочувствие. — Ладно, не думай о ней. Времени мало, да еще и холодно сегодня.
— Зато комаров нет.
Они дошли до небольшой отдаленной поляны под хмурым утренним солнцем, наслаждаясь лесной тишиной и воздухом наполненным ароматами цветов, хвои и особой свежестью. После небольшой шутливой перепалки Гаэрлид с завлекающей улыбкой оседлала севшего у дерева эльфа, с пылом скользнув губами по шее мужчины, пока скоя’таэль пробирался руками под ее штаны, жадно сжимая руками бедра. Лучница с наслаждением выдохнула, с неохотой напоминая:
— Надо поторопиться, нас скоро хватятся.
Фуарад негромко прорычал, но с готовностью снял через голову рубашку с воительницы. На счастье, именно в этот момент Гаэрлид заметила в пятнадцати-двадцати метрах за спиной любовника заплутавшего накера, не иначе как на эльфский разврат приманенного.
Лучница фыркнула, подхватывая с земли кинжал в ножнах и отмахнувшись от вопросительного взгляда Фуарада, двинулась к маленькому чудовищу.
Расправившись с пищащей тварью, полуобнаженная воительница зацепилась взором за мелькнувшие рядом в высокой траве рыжие волосы, покрытые росой и кровью…
— A d’yeabl aep arse!
Босая, во влажной от росы белесой рубашке, Шани лежала в траве, словно спящая мертвым сном лесная нимфа… Подоспевший на ругань Фуарад, сплюнул, вторя в выражениях своей возлюбленной, вытаскивающей лекарку на поляну.
— Холодная… но живая, — констатировала Гаэрлид, поднимая на эльфа взгляд полный смятения, быстро сменившийся на обреченную решимость с крупицей… капелькой… радости. А после поднялась на ноги, забирая у Фуарада свою рубаху и натягивая ее. Не судьба им сегодня… и не им уж с Предназначением спорить.
