Дело о бывшем авроре

He said, "Now hush love, here's your gown." "There's the bed, lantern's down." "But I don't want to go to sleep; in all my dreams, I drown." Devil's Carnival

Стажеру Аврората Стэнли Боумену нравилась его наставница. Она всегда терпеливо объясняла, что к чему, не отмахивалась, когда он задавал глупые вопросы, а еще, в отличие от многих других авроров, не сваливала на него грязную работу. И ему было очень сложно поверить, что Порпентина Голдштейн замешана в чем-то противозаконном. Он был крайне доволен собой, когда вечером принес ей новые сведения об артефакте, который они разыскивали, и даже решил подождать, не найдя ее на рабочем месте. Когда в Аврорате появился бледноватый мистер Лоу, а потом все вдруг как-то странно забегали и зазвучали слова «план-перехват», Стэн тихонько сидел за столом Голдштейн. Он и сам не знал, чего хочет больше — чтобы ему сейчас поручили что-нибудь очень важное и он с блеском это исполнил, или чтобы на него вообще не обращали внимания. Мистер Битти пригласил его в свой кабинет и учинил настоящий допрос: когда он в последний раз видел Голдштейн, говорила ли она что-то необычное, общались ли они с Грейвсом. Стэн отвечал на вопросы четко, но сказать ему было нечего. Под конец мистер Битти, недовольно хрустнув костяшками пальцев, вызвал в свой кабинет аврора Питерса. - Бери Боумена и отправляйтесь на квартиру Голдштейн. Установишь сигнальные и антиаппарационные, все как обычно. - Сэр, я и сам могу! - возмутился Стэн, но Битти посмотрел на него тяжелым взглядом: - Не хватало мне еще твой труп из канавы выскребать, если Грейвс там, - и шеф продолжил, обращаясь к Питерсу: - Допросишь сестру. Потом возьмешь другие адреса, что останется: больницы, аптеки и так далее. Ты, - Битти снова повернулся к стажеру. - Останешься в квартире до дальнейших распоряжений. Вопросы есть? - Нет, сэр. - Тогда вперед. Все это Куини вытащила из головы Боумена, пока Питерс накладывал чары. Это, а также легкую досаду: «И почему только сестра на нее ни капельки не похожа? К ней бы стажеры в очередь выстраивались». К счастью, мальчик был стеснителен и молчалив, и Куини могла обратить львиную долю своего внимания на то, что происходило в ее собственной голове. А в ней происходила тревога. Сначала несильная, привычная, вроде той, что появлялась каждый раз, когда Тина отправлялась на задание. Но потом что-то случилось. Дзинь! - и вместо тревоги появился страх. Сеть, которая сковывала разум и мешала принять верное решение. Куини стояла, глядя в окно, не понимая, что делать и стоит ли паниковать. В это-то время и появились авроры в сопровождении миссис Эспозито, которая буравила обоих взглядом. Она пыталась определить степень опасности, которую двое молодых мужчин представляют для чести ее квартирантки. К счастью, значок Аврората оказался достаточно убедителен. Питерс был немногословен, не слишком вежлив и выглядел достаточно профессионально, так что Куини не рискнула лезть к нему в голову. - Ваша сестра общалась с мистером Грейвсом? - Почему вы говорите в прошедшем времени? Тяжелый вздох. - В последние дни ваша сестра общалась с мистером Грейвсом? - Пару дней назад они вроде бы виделись, но это вы и сами знаете, раз даже в газетах писали. А помимо этого... с чего бы? - Он ее бывший начальник. - Пфф, да это хуже, чем общаться с бывшим мужем. Ой, только не говорите миссис Эспозито, что я вообще упоминала в своей речи разводы, а то ее удар хватит. Наконец, Питерс ушел, унося с собой свой блокнот, суровые сведенные скулы и сверлящий взгляд. Куини показалось, что она неплохо исполнила свою роль. Чтобы разрядить обстановку, а больше — чтобы сосредоточиться, она принялась готовить чай. Все это время страх не уходил. Теперь он напоминал струну, которую чьи-то руки натягивали все сильнее и сильнее. Стэнли решил, что поделиться с хозяйкой своими переживаниями и сомнениями все же стоит, и для начала негромко кашлянул. - Мисс Голдштейн, я думаю, что… - он заколебался, поскольку называть Порпентину по имени не решался, а в двух мисс Голдштейн в одном предложении можно было запутаться, - ваша сестра в порядке и это какое-то дурацкое недоразумение. Куини вздохнула, высыпая чайные листья в чайничек. - Вы давно ее знаете? - Месяц. До этого я работал с несколькими другими аврорами, и поверьте, очень рад, что в итоге попал к ней, - он помолчал, испугавшись, что говорит не на ту тему, на какую надо бы, и добавил: - Я уверен, она просто не могла делать что-то плохое. - Я знаю, - не задумываясь выпалила Куини. - В смысле у вас на лице это написано. Боумен не мог сказать ей, где Тина и что с ней, он только мешал и отвлекал, и Куини слушала его вполуха. Она сердито поставила чашки на стол, а Стэн глубокомысленно проговорил: - Тогда, может быть, он заставил ее действовать против воли? Он не думал, что его догадка произведет такой эффект, и очень удивился, когда мисс Голдштейн уставилась на него с ужасом… Куини оттолкнула его мысли, потому что где-то там, за много километров, струна, натянувшись до предела, замерла, вызванивая ее собственное имя: «Куини? Куини?». - Давайте я помогу. - Что? Нет, спасибо. Невидящими глазами Куини смотрела на чайник, который, повинуясь ее палочке, взлетел в воздух и нерешительно завис над чашками. «Где ты? Где ты? Умоляю, скажи, как тебе помочь?!» Дзинь! Струна лопнула, оставив после себя оглушительную тишину. - Мне, пожалуйста, с сахаром. «Тина?» Дзинь… Тишина. Куини вскрикнула и прижала ладони ко рту. Чайник с грохотом рухнул на стол, сбивая чашки, и кипяток расплылся по столу, заливая скатерть, от которой тут же пошел пар. Стэнли вскочил, уворачиваясь от горячих капель, и подбежав к ней, тоже отпихнул от стола. Словно в тумане, Куини увидела его взволнованное лицо, и только потом поняла, что вода вылилась ей на ноги. - Простите… - всхлипнула Куини. - Неловко ужасно… я… сейчас… Она вывернулась из его рук и кинулась в спальню. Ей хотелось кричать и звать на помощь или включить радио на полную громкость — пусть будет все что угодно, лишь бы только не эта ужасная тишина. Не совсем понимая, зачем, Куини открыла окно. Не обращая внимания на створку, которую порыв ветра вырвал из ее рук, она высунулась наружу по пояс, и захлебнулась в звуках города. Вечер был в самом разгаре, Манхэттен гудел и искрился, люди смеялись, ругались, напивались, а Куини, отбросив все барьеры, пыталась уцепиться хоть за что-то. Она зажмурилась, прогоняя прочь из головы автомобильные сигналы, случайные голоса и громогласное пение. Все это проходило через нее, сбивало мысли и дыхание, забиралось под кожу, но она упорно продиралась сквозь них, раздвигая, словно ветви в чаще… Потому что если тишина продлится еще хоть немного, то она прямо сейчас выпрыгнет из этого окна. Сейчас намного хуже, чем в прошлый раз. Тогда была опасность, был ужас, но было громко. И тогда тоже был мистер Грейвс, которого Куини теперь, конечно же, не найти… Она стояла, вцепившись пальцами в подоконник, и тихонько шептала: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». И наконец услышала. Не голос, не мысль, не чувство — сердцебиение. Неуверенное, едва заметное. Будто Тина очень глубоко спит. Но жива. Точно жива. Силы оставили Куини разом. Уши сразу же заломило от ветра, обожженные ноги заболели, а какофония звуков оказалась невыносимо громкой. Дрожащими руками она закрыла окно и медленно, с трудом, восстановила барьер. Рев отступил. Танцовщицы, клерки, дети — все они перестали лезть к ней в голову, и она поразилась тому, как могла это вынести целых несколько минут. Теперь они шептались где-то далеко-далеко, но Куини вцепилась в стук сердца, который сливался с голосами, и знала, что теперь уже ни за что его не отпустит. Ноги горели. Кажется, ожог. Она села на пол и разрыдалась, беспомощно всхлипывая и утирая лицо рукавом. «Ну зачем? Ну во что ты опять ввязалась?» Куини знала, что не получит ответа на эти вопросы, но остановить слезы никак не могла. Робкий стук в дверь спальни вернул ее в реальность. - Мисс Голдштейн? Куини собралась с мыслями, еще несколько раз шмыгнула носом, вытирая слезы. - Одну секунду. Она сняла мокрые тапочки и спешно наложила заклинание на покрасневшие ноги. Глянула в зеркало, пришла к выводу, что выглядит, против обыкновения, ужасно, но в данной ситуации это, может быть, даже хорошо. Когда она выскользнула из спальни, Стэнли смотрел на нее умоляющим, жалостливым взглядом. - Простите, было очень больно, - сказала Куини, потупив взгляд. - Вы не могли бы сами налить нам чаю? - Конечно, - он кивнул и взялся рукой за ручку чайника, но потом, подумав, снова повернулся к ней. У него было такое понимающее лицо… - Мисс Голдштейн, я знаю, как вы за нее переживаете, но она ведь умеет постоять за себя. Она никому не позволит себе навредить, даже мистеру Грейвсу. «Ох, милый...» Куини улыбнулась сквозь слезы, которые снова выступили на глазах. - Спасибо, мистер Боумен. Тина помнила клетчатую скатерть. Помнила, как молодой официант, стараясь не глядеть на нее, одну за другой гасил лампы в зале, а у нее не хватило сил попросить оставить свет поярче. Помнила, как разорвала сердце надвое мысль о Куини. Но Тина все же успокоила себя тем, что сестра в надежных руках. А еще не лезет во всякие глупости, в отличие от нее, и вообще имеет шанс на нормальную жизнь. С этим спокойствием она и умерла, и узнала, что вкус у смерти горький, а цвет — разумеется, черный. Потом она долго плыла по реке, пока ее наконец не вынесло на берег, стукнув головой о камни. Она полежала еще немного, но кругом стояла тишина и больше ничего не происходило, поэтому она наконец пересилила себя и открыла глаза. Если это жизнь после смерти, то у мироздания совсем нет фантазии. Она лежала на большой кровати в незнакомой комнате с унылыми грязно-голубыми стенами и такими же грязно-желтыми шторами. Кровать, стол, стулья, кресло — все это было безликим, и истощенный мозг Тины не мог найти ни одной детали, за которую она могла бы зацепиться, чтобы понять, где находится. Только в углу она увидела дверь, такую же унылую, как и все остальное. С третьей попытки ей удалось подняться. Правая рука болталась на перевязи мертвым грузом, и Тина тихонько застонала, когда поняла, что нога ее тоже плохо слушается. Было не больно, но все тело словно налилось свинцом. Путь до двери с остановкой у спинки кресла занял целую вечность, а наградой за ее страдания стала маленькая выложенная белым кафелем ванная комната. Во рту все еще горчило, и Тина подошла к маленькому умывальнику. Что-то мелькнуло в висящем на стене зеркале. Она подняла голову и замерла. Наверное, где-то там, в глубине, еще остались черты, которые она привыкла видеть каждый день. Одна сторона ее лица даже была похожа на некую Тину Голдштейн, несмотря на ошеломленное, измученное выражение. Но правая половина превратилась в белую восковую маску, изрезанную толстыми и тонкими черными линиями. Они произрастали друг из друга, и пересекались, опутывая сетью все лицо. Кажется, она действительно умерла. Хотя мертвецы не вздрагивают от звука голоса за спиной. - Это пройдет через пару дней. Мне так сказали. Отражение Грейвса смотрело на нее пристально, но Тина слишком устала, чтобы продраться через его привычную сдержанность и понять, что выражает его лицо. Она снова перевела взгляд на то, что когда-то было ею самой, и молча кивнула. - Помочь тебе? Тина, не глядя на него, так же молча помотала головой. Получилось медленно, заторможенно, как и все, что она делала сейчас. Грейвс помедлил секунду и скрылся в комнате, но слух Тины упорно вцепился в его шаги и другие звуки, напоминающие о том, что он все еще рядом. Она наконец заставила себя оторвать взгляд от собственного изуродованного отражения и склонилась над раковиной. Она и сама не могла сказать, почему открывшийся ей вид ударил по ней больше, чем боль, которая подтачивала изнутри, и ужасная перспектива умереть в немаговском кафе на руках у незнакомого официанта. Наверное, целую минуту она так и простояла, держась пальцами за вентиль и лбом упираясь в свою кисть. Потом наконец вспомнила, зачем вообще сюда пришла. Повернула кран и, приникнув к шумной струе воды, сделала несколько глотков. После первого пить захотелось еще больше. Второй принес облегчение. Потом она сбилась со счета, а потом все содержимое ее желудка разом оказалось где-то в горле, и ее вывернуло наизнанку. Раковина застонала под ее весом, но выдержала. Когда приступ закончился, Тина кое-как умылась, стараясь не касаться грубой корки на правой щеке, но поняла, что отойти от этой проклятой раковины уже не сможет. Она медленно опустилась на корточки и прикрыла глаза. Какая, в общем-то, разница — она все равно уже умерла. - Пойдем, тебе нужно лечь, - она не слышала приближения шагов. Может, ей просто было слишком плохо и она не обратила на них внимания, а может, все последние несколько минут он стоял за дверью. - Я хочу посидеть здесь. - Либо ты идешь, либо я перемещаю тебя Мобиликорпусом. Выбирай. Она обреченно вздохнула, но, видимо, слишком долго собиралась с мыслями, чтобы ответить, потому что мгновение спустя Грейвс уже поднимал ее с пола. Он что, не понимает, что ей уже все равно? Вяло передвигая ноги, Тина с его помощью добралась до кровати, чтобы рухнуть в объятья неласковых пружин матраса и там снова закрыть глаза. Тина помнила звуки. Кто-то что-то ставил, наверное, официант убирал посуду. Она помнила ровный неяркий желтый свет. Но лучше всего она помнила клетчатую скатерть. Когда Тина снова открыла глаза, то сразу же увидела Грейвса — силуэт на фоне окна. Он стоял без пиджака, опираясь предплечьем на оконную раму, сжимая в пальцах сигарету. Она тлела уже давно, но Грейвс, казалось, забыл о ней, он смотрел куда-то вниз, на фонари или на асфальт, или куда-то внутрь себя. Настолько глубоко, что даже не заметил черную прядь, которая выбилась из прически и опускалась на лоб. Он поднес сигарету к губам и красный уголек затлел, сгорая в стремительной агонии. Распластанная на кровати, словно прижатая к ней весом собственного тела, Тина не могла пошевелиться. Она все еще не была уверена в том, что все происходящее — не сон и не предсмертная фантазия. И даже не могла решить, дурной ли это сон или наоборот, в награду за что-то очень хорошее судьба решила подарить ей вот такое видение. Возможность просто целую вечность смотреть на него. Тонкая струйка дыма вырвалась из его рта и унеслась прочь, в открытое окно. Грейвс повернул голову, их взгляды встретились, и Тина увидела, как на секунду что-то изменилось в его лице. Губы дрогнули или взгляд смягчился, а может быть, не было ни того, ни другого, а ей почудилось, но только в этот момент что-то у нее в голове прояснилось. Она поняла окончательно и бесповоротно: это не сон и не морок, это жизнь, в которую ее выдернули силой. Выдернул он, никто другой. Потому что больше ни у кого сил бы не хватило. Это длилось не больше секунды. Потом Грейвс опустил взгляд, чтобы вдавить окурок в пепельницу. - Как ты себя чувствуешь? Тина попыталась улыбнуться, но почувствовала, что приподнялся только левый уголок рта. Она успела забыть о страшном открытии, которое сделала совсем недавно, и ей пришлось тоже отвести взгляд, словно так им обоим будет легче не обращать внимание на ее изуродованное лицо. - Лучше. Она перевернулась на спину и поднялась чуть выше на кровати, откинувшись на подушку. Теперь ее взгляд упирался в дешевую люстру, свисающую с потолка. - Где мы? Грейвс закрыл окно, окинул комнату взглядом, но, видимо, не найдя того, что искал, отошел к столу, на ходу расстегивая жилет. - По-прежнему город Рэритан, штат Нью-Джерси. Самый захолустный отель на свете. Здесь когда-то жил мой информатор, - жилет опустился на спинку стула, где уже висел пиджак. - Да, надеюсь, ты не в обиде, что мне пришлось левитировать тебя через окно? Я не мог применить Конфундус сразу ко всем сотрудникам отеля, а если бы я потащил мимо них твое бездыханное тело, боюсь, меня бы поняли неправильно. Как только встанешь на ноги, «приедешь» официально. Тина беззастенчиво смотрела, как он по очереди снимает запонки и кладет на стол. Такие обыденные действия, ежедневный ритуал, грань между тем временем, когда человек решает проблемы, и тем, когда остается наедине со своими мыслями. - Я ничего не помню, - призналась она. - Только во рту горчит. Это какое-то зелье? Булавка для галстука тоже заняла свое место на столе. Тина готова была поклясться, что расстояние от нее до ближайшей запонки в точности равно расстоянию между запонками. - Что-то гоблинское? Он усмехнулся, ослабляя узел галстука. - Определенно что-то гоблинское. Один человек был мне должен. И поверь, деньги на отель я тоже не украл. Остальное не так уж важно, главное, что сейчас опасность миновала. Тина проводила взглядом галстук, который теперь змеился на столе. - А я была… очень бездыханным телом? Ей показалось, что он секунду помедлил, прежде чем ответить. - Достаточно, чтобы произвести на меня впечатление. Ритуал закончился. Грейвс расстегнул верхние пуговицы рубашки, глубоко вздохнул, сел на кресло и, пошарив рукой по полу, извлек из-за него бутылку без этикетки и старый мутный стакан. Очевидно, местный, сотворить такое уродство самому ему было не под силу. - Извини, тебе не предлагаю, - он плеснул себе виски и сделал небольшой глоток. - Сегодняшнюю ночь придется пережить как-нибудь так, потом посмотрим, где здесь найти еды и что нам еще понадобится. Это было странно. Мысль о том, что им что-то может вообще понадобиться, что можно просто осесть на какое-то время, скрыться в этой комнате, не бежать дальше неведомо куда, и не паниковать, не помещалась у Тины в голове. Но видимо, так было можно. Она смотрела на Грейвса, который задумчиво изучал дно стакана, будто там было что-то интересное, и его спокойствие невольно передавалось ей. Он смертельно устал, это можно было прочитать по выражению лица, по тому, как он иногда прикрывал глаза — но даже в этой усталости была его постоянная уверенность. Что-то вроде «опять очередная куча дерьма, которую мне разгребать». Первый шок прошел, и теперь Тине хотелось горько посмеяться над иронией судьбы. Так уж получилось, что всю свою жизнь она кому-то что-то доказывала. Что способна на большее, что самостоятельная, взрослая, что может работать не хуже всех остальных. Потом, она сама не заметила как, к этой цели прибавилась еще одна — близкая, но с другой формулировкой. Доказать, что она достойна большего. Большего, чем безразличный взгляд, который скользил мимо ее стола каждое утро. Чем скупой приветственный кивок, такой же, какой доставался и Питерсу, и Лоу, и Битти. Она даже не была уверена, что это любовь, это было все равно что любить бронзовую статую. Она смотрела на него настолько снизу вверх, что сама себе была противна. И дело не в том, что она хотела быть с ним, она хотела быть как он — наравне. Несколько лет она наблюдала за ним исподтишка. Как он ведет себя, как разговаривает. Невольно копировала его манеры и жесты, надеясь, что однажды сможет быть такой же невозмутимой, непробиваемой, и тогда обретет свободу и уже никто не сможет читать ее, как открытую книгу. Она наблюдала и немного умирала каждый день, делая вид, что все в порядке. Она думала, что что-то изменилось. А теперь лежит, слабая, полупарализованная, испуганная. Смотрит на него, такого сильного, и думает о том, что пережить свой страх в его объятьях намного легче, чем в одиночку. А самое удивительное — это спокойствие, которое разливается внутри, потому что собственная слабость перестала ее пугать. Она проиграла. Ну и что? Словно услышав ее мысли, Грейвс вдруг поднял глаза и улыбнулся. - Чувство дежа вю, да? - он опрокинул в себя остатки виски и поморщился. - Но может это и к лучшему, что ты не пьешь. Нервы успокаивает, но на вкус — дерьмо дерьмом. А я ведь даже не знаю, любишь ли ты виски. Тина улыбнулась в ответ, опять забыв о том, как пугающе сейчас, должно быть, выглядит любое движение ее лица. - Я больше люблю вино. - Вино… - задумчиво повторил Грейвс, поворачивая стакан в ладонях туда-сюда. - Все вы, женщины, любите вино. Значит, договорились. Когда это все закончится, я свожу тебя в одно место. Там хороший выбор. Заболевшему ребенку обещают купить мороженое, как только он выздоровеет. Тине обещали бутылку вина. Она моргнула несколько раз, потому что в глазах отчего-то защипало. Отодвинула все, о чем думала последние несколько минут, и задала другой вопрос. - А мы выберемся? Он со вздохом опустил стакан на пол и откинулся на спинку кресла, положив руки на подлокотники. - Не буду врать, что это будет просто. Но ситуация не безнадежна. Хотя сейчас тебе нужно отдохнуть и не думать об этом. - Я не могу, - выпалила Тина, и вдруг отчаяние накрыло ее с головой. - Я не понимаю, почему это постоянно происходит со мной. Я же… я же хороший аврор, почему я опять оказалась… где-то не там? Почему опять должна играть против своих? Подперев голову пальцами, Грейвс внимательно смотрел на нее. - Ты уверена, что можешь назвать своим человека, который применил к тебе потенциально смертельное проклятие? Тина запнулась. Лицо и трясущаяся рука Джима снова встали перед ее глазами, и на миг она задержала дыхание, будто готовилась опять ощутить острую боль в ладони. Но вспомнила, что ее ладонь вот уже несколько часов как не чувствует абсолютно ничего. - Я не знаю. Ей впервые пришло в голову, что сражение начала она, и что делать с этим открытием, она не понимала. - Понятия не имею, чему Битти вас там учит и где Лоу этого набрался. Явно не от меня, - зло пробормотал Грейвс. - Он потер лицо ладонью, а потом устало посмотрел на Тину. - Может, у него к тебе что-то личное? - Что например? - Мало ли, может быть, ты его отшила когда-то? Тина уставилась на него, пытаясь понять, что скрывает за собой этот внезапный вопрос. Грейвс чуть заметно улыбался, невозмутимо глядя на нее, и она нервно рассмеялась. - Поверьте, с женским вниманием у него и без меня все в порядке, даже несмотря на то, что он женат. Все еще улыбаясь, Грейвс опять потянулся к бутылке. - Ах да, стажерка. - Эмили. Весь департамент делает вид, что ничего не замечает, - непрошеное сравнение опять мелькнуло у Тины в голове, но она не дала ему развиться. - Исключительный аврор и примерный семьянин, - задумчиво проговорил Грейвс. - Он не плохой человек, - упрямо сказала Тина. - Всегда помогает, когда его просят. Несколько раз прикрывал меня перед Битти. И перед вами, если уж на то пошло, - Грейвс хмыкнул в стакан, а Тина, не обращая на него внимания, уныло добавила: - Мы с ним должны были вместе дежурить на День святого Патрика. К ее изумлению, после секундной паузы из кресла раздался смех. - Только не в Ред Хук, даже ты не можешь быть настолько невезучей. - Могу, - невольно признала она. - Проиграла спор. Грейвс с усмешкой покачал головой. - Ты поразительна, Тина. Что поделать, придется Джимми подежурить одному. Они замолчали. Тина вдруг осознала, что они говорили очень долго, и это было крайне утомительно. Может, такую цель и преследовал Грейвс, и теперь у нее просто не было больше сил бояться и думать, что делать дальше… Она прикрыла глаза и тут же почувствовала, как сон подступает со всех сторон. Она позволила себе соскользнуть в дремоту и не особенно следила за тем, что еще говорит Грейвс. С трудом разогнав туман в голове, она спросила: - Почему вы сказали, что я поразительна? Звякнула бутылка — а может быть, чашка, и он ответил: - Потому что ты все еще в кафе. Она распахнула глаза, тяжело дыша. Номер был на месте: стены, шторы, кресло — только Грейвс теперь стоял рядом с кроватью, и Тина вцепилась в него взглядом, как в якорь — единственное, что помогало ей отличить навеянный ужасом бред от реальности. Или — сердце отчаянно стукнулось в грудную клетку — болезненную реальность от спасительного сна. Грейвс смотрел на нее в ответ, внимательно и немного вопросительно. - Я не расслышала, что вы сказали, - хрипло прошептала Тина. - Я сказал: «Плевать, посплю в кресле, у меня нет сил сейчас трансфигурировать его в диван». Отзвук его слов — других слов, тех, которые он произнес в ее сне, все еще звенел у нее в ушах, и Тина отстраненно кивнула, пытаясь проглотить застрявший в горле ком. Грейвс вздохнул и сел на край кровати. - Ближайшие несколько дней мы тихо посидим здесь. И когда я говорю «тихо», я имею в виду, что никто не должен знать, где мы. Абсолютно никто. Тина поняла, что он хочет сказать. - Куини не сможет меня найти. Она чувствует мои эмоции, но это никак ей не поможет. Если бы здесь была Куини, ей поневоле пришлось бы быть сильной. - В таком случае сейчас во всеобщих интересах, чтобы ты была спокойна и заснула. Тина хотела кивнуть, но страх жег ее изнутри и рвался наружу. - Я боюсь, что открою глаза и снова окажусь там, - тихо сказала она, глядя в сторону. - Это так глупо. Он ответил не сразу. - Это не глупо. После того, что ты пережила, это самый логичный страх. Уж поверь, я в этом разбираюсь. Посмотри на меня. Она покорно подняла взгляд и почувствовала: это не пустые слова. Грейвс смотрел на нее чуть нахмурившись, кажется, впервые в жизни позволяя ей прочесть хоть что-то в своем лице. Сожаление? Сочувствие? И то, и другое, наверное, добило бы ее. Это было понимание. - Я тебя знаю. Ты справишься. А я буду рядом. Резь в глазах стала совсем невыносимой, и Тина зажмурилась, закивала головой часто-часто. И почувствовала, как он наклонился, легонько потянул ее за плечи, и обнял. Теплые широкие ладони легли ей на спину, словно он тоже стремился удержать ее. Тина уткнулась носом в его рубашку, вдыхая запахи виски и табака, через которые еще слабо пробивался аромат одеколона, призрак из другой жизни. Она пыталась запомнить мельчайшую деталь, ими застолбить свое право быть здесь, а не там, за столиком, накрытым клетчатой скатертью. Она глотала слезы и ругала себя, потому что слабак и тряпка, позволила себе сломаться и раскиснуть. А еще потому что теперь она окончательно попалась, и никакие разумные доводы, никакой страх, ничто на свете не сможет заглушить эту глупую, бессмысленную любовь.