Дело о бывшем авроре

Грейвс аппарировал в Бруклин и еще какое-то время кружил по улицам. Да нет, какое там кружил, он несся в четыре раза быстрее, чем после спешного ухода из офиса «Ройял Стар Стим». Оттуда его гнал инстинкт самосохранения, а теперь подстегивал гнев, и этот кнут заставил Грейвса пробежать по окраинам, кажется, несколько километров. Слишком идеально прошли последние два дня. Когда он ухаживал за Тиной в отеле и видел от нее только смущенные улыбки. А уж насколько проще все было, когда он мог отдать приказ и не сомневаться в его исполнении, никак не касаясь ее душевных метаний. Когда она была его подчиненной, а не… а кто она вообще? И почему он придает такое большое значение ее словам? Ему в жизни много чего приходилось выслушивать, бывало и хуже. Нет, не бывало. Тина не знала, о чем говорит. Не смотрела в глаза своему отражению, не билась головой о стену при мысли, что сейчас где-то кто-то другой… у него затряслись руки, и он сделал медленный выдох, надув щеки. Это выглядело настолько по-дурацки, особенно в сочетании со злобным взглядом, что мальчишка-газетчик, направившийся было к нему со свежим номером в руке, поспешно ретировался. Неужели и правда этот олененок проработал в Аврорате шесть лет? И под его началом — серьезно? Да ее с порога надо было выгнать, чтобы положить конец девичьим иллюзиям о справедливом мире. Как ребенок, честное слово. А может, и ему стоило пойти ва-банк? Тоже выпалить то ребяческое, что вертелось на языке: «Знаешь, на что я пошел ради тебя?». Да нет конечно. Это слишком низко, даже для него. Но ведь он не просил ее лезть под проклятие Лоу! И вообще не надо было звать ее в ту квартиру, которую давно пора продать нахрен и забыть о ней. И забыть вообще обо всем. Он ухватился за эту мысль и, хотя все еще клокотал от злости, почувствовал, как постепенно спадает с глаз пелена. Значит, все правильно. Решить свои вопросы с Гнарлаком — и подумать, как лучше начать новую жизнь где-нибудь в глуши. Главное, чтобы там пляжей не было. Видимо, судьба решила, что за время работы на высоком посту Грейвс соскучился по рабочим районам: слишком часто ему приходилось в них попадать за последние дни. Если сегодня утром он видел небоскребы, в которых люди буквально создавали деньги из воздуха, то сейчас наблюдал настоящий венец индустриального общества немагов. В Ред Хуке находился большой порт, судоверфь и фабрики, а вместе с ними — несколько сотен человек, которые все это обслуживали за очень маленькие деньги. Цветистая публика из самых разных стран. Это был сплошь иммигрантский район: итальянцы, немцы… но была причина, по которой волшебники имели основания опасаться беспорядков в Ред Хук на День святого Патрика. Двести лет назад здесь поселилась семья лепреконов. В самом этом факте ничего криминального не было, ребята они оказались работящие, держали паб, ничем преступным не занимались (в большинстве своем), но раз в год они собирали у себя сородичей со всей страны — и те сходили с ума. Достаточное количество пива и виски плавили им мозги, они вспоминали все, что слышали от соседей-немагов, и начинался вой о зеленых заливных лугах родной Ирландии. Как будто их кто-то туда не пускает… Грандиозная попойка всегда заканчивалась по-разному: потасовкой, которая выплескивалась на улицы фейерверками или клевером, который внезапно увивал стены домов буйной майской зеленью в середине марта. Но одно было неизменно: без вмешательства авроров они сегодня не обойдутся. Первым делом Грейвс нашел подходящее место. Узкий переулок утыкался своим концом в верфь, на которой заканчивались дневные работы. Из-за пасмурного дня быстро темнело, и совсем скоро единственными потенциальными свидетелями здесь останутся чернеющие силуэты кораблей. Весь остальной народ потянется в парк. В сторону парка он двинулся пешком, по пути, на свою удачу, встретив торговца-немага с самодельными бумажными масками, изображающими лепреконов. Маска была идеальна в своей уродливости, и Грейвс купил ее не раздумывая. И не зря. Первое, во что уперся его взгляд, когда он вошел в паб «Настоящее золото», стали два плаката на внутренней двери. Его собственное лицо на старой, еще прошлогодней фотографии, скучающе моргало. Тина на своей походила на встрепанного воробья, который ждет подвоха. Изредка эти двое косились друг на друга, создавая впечатление заговорщиков. Грейвс почувствовал легкое разочарование: он предполагал, что сумма за сведения о его местоположении будет больше. Он толкнул дверь и от одного взгляда на зал у него заболели глаза. Тут можно было встретить все оттенки рыжего: от нежно-медового до огненно-красного. Лепреконы сидели за длинными столами, кто-то в своем натуральном виде, кто-то — в маскировке «под человека», но даже в этом нехитром притворстве они отказывались менять цвет волос. В самом центре шла бурная жизнь: один из маленьких человечков, активно притопывая ногой, пилил на фиддле, а уже подогретая толпа радостно ему подпевала, поминая старую добрую Морриган. За столами у стен сидели те, кто был еще настроен вести связный разговор или, наоборот, те, кто даже петь был уже не в состоянии. Проложив себе путь между столов, Грейвс облокотился на стойку. — Здравствуй, Джордж. — С Днем святого Патрика! — зеленые глаза хозяина заведения с любопытством скользнули по гостю. Грейвс на секунду приподнял маску, и улыбка тут же сбежала с лица парня. — О нет… — О да. Звякнул колокольчик: в паб зашли новые посетители, и хозяин вяло махнул рукой, растянув губы в кривоватой приветственной гримасе. — Мне не нужны неприятности, — негромко проговорил он, наклоняясь, чтобы незваный гость мог его услышать. — Мне тоже, — честно ответил Грейвс. — Просто небольшая помощь. — Вы вот это видели? — Джордж стрельнул глазами на еще один плакат, который висел сбоку от стойки. — Я не хочу звать авроров. «А вот мне, как ни странно, именно это и нужно», — подумал Грейвс, а вслух ответил: — Только прикрытие на сегодняшний вечер, ничего больше. Нет, пожалуй, стакан пива. Но за него я заплачу. Он вытащил из кармана деньги, отсчитал несколько монет и положил их на стойку, но бармен лишь молчал, переставляя бутылки. — Джордж, — проникновенно протянул Грейвс. — Кто уже десять лет настаивает виски на лёт-траве, ввозимой в страну без лицензии? — А кто отсылал в МАКУСА по бутылке этого виски раз в несколько месяцев? — огрызнулся тот. — Всего лишь, — Грейвс подчеркнул эти слова, — по одной бутылке раз в несколько месяцев. И я никогда тебя не трогал. Ответа все не было, и он подпустил в голос драматическую нотку. — Джордж, я попал в очень тугой переплет. Поможешь мне сейчас — обещаю, больше обо мне не услышишь. Ну, разве только в выпусках новостей. Или в некрологе, как пойдет… Тот несколько раз сердито шмыгнул носом, сгреб со стойки монеты и, подняв руку к самому носу собеседника, щелкнул пальцами. Грейвс снова приподнял маску, глядя в зеркало за спиной бармена. Подбородок, торчащий из-под лепреконской физиономии, принадлежал явно не ему. Он стащил маску и невольно вздрогнул: новый образ уж слишком походил на его старую личину, Дейла Макриди. Только этот персонаж был помоложе и лысиной еще не обзавелся. — Спасибо, — искренне ответил Грейвс. — Правила помните? — сердито спросил Джордж, наливая в стакан темное пиво. — Да. Слетит, стоит мне использовать магию. — И учтите, если вы во что-то вляпаетесь, я вас не видел и не знаю. Он поставил стакан на стойку и отвернулся. — Слоунче, (*) — Грейвс поднял бокал, но Джордж его уже не услышал: он принялся излишне эмоционально орать на своего помощника, тем самым давая понять, что с очередным рыжим гостем больше не хочет иметь ничего общего. Подхватив свой стакан, Грейвс протиснулся за столик подальше от двери. Теперь нужно было ждать. Итак, ложь, шантаж, взятки… Действительно, с чего это Тина решила, что он плохой человек? Хотя по сравнению с запланированным убийством все вышеперечисленное можно снять со счетов. Делая вид, что он потягивает пиво из бокала, а на самом деле потихоньку выливая его под стол, Грейвс снова предался меланхолическим мыслям. Тина была неправа. Он не наслаждался мучениями Стаффорда, хотя и от угрызений совести был далек. Она видела на своем веку достаточно трупов, чтобы знать ценность человеческой жизни, но, наверное, слишком мало бывала в ситуации, когда-либо ты, либо тебя. Именно при таком раскладе он впервые убил человека. Ему было двадцать пять. В тот день он вернулся в МАКУСА, написал отчет, вечером пошел в бар. Утром пришел на работу, вечером снова в бар… потом еще один день так же — и так несколько месяцев подряд. Он работал без выходных, просто торчал в комнате дежурных и мотался с ними на все вызовы, хотя в этом не было ни малейшей необходимости. А вечерами пил, не до потери сознания, а только так, чтобы притупить мышление и тянущее в груди чувство необратимости. Он ждал — и наконец, месяца три спустя, его терпение было вознаграждено. Чувство отступило. Не ушло, не исчезло, оно осталось вместе с ним и будет всегда, но он научился с этим жить. Просто потому что так бывает. С самого детства он воочию наблюдал разницу между тем, как все выглядит со стороны и как происходит на самом деле. Видел, что самые важные дела решаются, как правило, не в МАКУСА и не на бумаге, а за степенной беседой в кабинете. И беседа эта следует за богатым обедом, на котором ему, Перси, нужно присутствовать и вести себя самым приличным образом. Отец хотел, чтобы он это видел, чтобы он это знал. И Грейвс-младший поглощал необходимые знания, выстраивая единственно возможную картину мира. В которой цель, если она достаточно высока, оправдывает любые средства. В которой случаются разные неприятности, но их нужно принять достойно, как подобает мужчине. У этой дороги два пути. Либо обтесаться, либо сломаться. Он надеялся — да нет, был уверен, что его толковая ученица, наблюдая за ним, понимает это и принимает, хотя и оттягивает неизбежный момент выбора. Тина до сих пор гнула свою линию, не сворачивая ни на один из путей. Так не могло продолжаться бесконечно, и однажды ей встретится человек, который не пощадит ее. Но Грейвса это касаться уже не будет. Окончательно стемнело. В центре зала поднялось бурное обсуждение, в которое он не вмешивался, зная, что все само пойдет так, как нужно. За угловым столиком он обнаружил забытый кем-то номер «Призрака» и пролистал его, с наслаждением вглядываясь в движущиеся фотографии. Он узнал, что Пиквери была в Вашингтоне, присутствовала на открытии Чемпионата страны по квиддичу, посмотрела первый матч и лично пожала руку капитану команды-победителся. Бред полный: Серафина ненавидела спорт, и даже протокол не мог заставить ее досидеть матч до конца. Скорее всего, это был кто-то из ее помощниц под оборотным зельем, в то время как она сама находилась на другом, намного более важном мероприятии. А может быть вообще отдыхала у себя дома и не уезжала никуда из города. Только ему на глаза попалась статья о крупной гоблинской разборке, как в открытое окно донеслись голоса проходивших мимо немагов. Они орали старую песню о пользе виски для душевного здоровья и о том, что капитан Фаррелл сдох, как собака, и поделом ему. (**) Лепреконы не выдержали: один за другим потянулись к двери, на ходу вырастая в средний человеческий рост. Грейвс отложил газету, справедливо решив, что гоблины как-нибудь обойдутся без него. Нацепив маску на макушку, он вышел на улицу вместе с остальными. В маленьком сквере музыкантов было уже больше. Фиддлы и флейты под ритмичные хлопки и стук каблуков крутили один и тот же вираж джиги, как заевшая пластинка, но их слушатели, судя по лицам, были счастливы. Кружение и прыжки, отражение фонарей в горящих глазах… кто-то раздобыл невероятную роскошь — бенгальские огни, и было уже непонятно, то ли это День святого Патрика, то ли Новый год. Это был настоящий праздник, и лица людей, освещенные огнями, были мирными, светлыми и умиленными. Грейвс лавировал в толпе, стараясь отрезать себя от всего этого: движений танцоров, хохота детей, которые с визгами сновали между мужских и женских ног и уже пару раз чуть не опрокинули его самого… Атмосфера была самой неподходящей для черных дел, как и его настроение. Но где-то здесь был Джим, человек, который не доживет до ночи. Он увидел их, когда визжащий ирландский «ручеек» сместился на другой конец сквера. Увидел и поморщился. Кажется, в душе он смутно надеялся, что не сможет найти их, что они не придут, что произойдет ошибка или чудо… Но ничего из этого не сбылось. Они не разговаривали: Эмили демонстративно смотрела в сторону, и Грейвс невольно усмехнулся: неужто гром в раю? Ему было приятно думать, что не только у него сегодня паршивый день. У Джима вид был равнодушный. То ли он любовался праздником, то ли создавал видимость, что ссора на него никак не повлияла. Нельзя было думать об этом. О них, о Лоу, о его жене и, может быть, детях, если они у него есть… Отсветы от бенгальских огней плясали на лице Джима, и, выглядывая из-за чьего-то плеча, Грейвс подумал, что вообще-то не настолько его ненавидит. Даже в тот вечер, когда Тина, задыхаясь от боли, висела у него на руках — он бы его не убил. Но как там сказал Гнарлак? «Кто-то должен умереть»? Грейвс не хотел умирать. — Ир-р-рландия! — чья-то волшебная палочка взметнулась вверх, и зелено-золотой трилистник вспыхнул в воздухе, вызвав восхищенный вздох всей толпы. Джим бросил пару слов стажерке, и они разошлись, чтобы подойти к лепреконам с двух сторон. Грейвс двинулся наперерез Джиму, опустив маску на лицо: счет пошел на секунды. Не было ни злости, ни колебаний. Только холодное равновесие и смерть на кончике палочки. Это не так сложно, как кажется. У Джима был очень сосредоточенный и авторитетный вид. Он тоже был профессионалом. — Сэр? — Грейвс догнал его и положил руку на плечо. Тот обернулся… В следующий миг они уже стояли в переулке у верфи. Реакция Лоу была молниеносной: не успела палочка Грейвса коснуться его живота, как он резко рубанул воздух рукой — и луч промчался в миллиметре от его бока. Не давая ему опомниться или аппарировать, Грейвс обхватил его рукой за шею и выстрелил еще одним заклинанием, но рука Джима, взметнувшись вверх, снова отвела удар и при этом сбила маску с его лица. — Ка… кого? — Джим помедлил буквально полмига и тут же осел на землю, пораженный парализующим заклятием. Он лежал, широко раскрытыми глазами глядя на своего бывшего начальника. Точно так же, как сегодня утром снизу вверх на него смотрел поверженный Стаффорд. Невнятный, едва слышный жалобный стон вырвался из его горла. Что в нем было, ругательство? «Сэр»? «Шеф»? «Нет»? Может быть, он надеется, что сейчас проснется и выяснит, что это лишь показательная дуэль в тренировочном зале Аврората? Только оказавшись здесь и сейчас Грейвс понял, насколько не хочет этого делать. Отвращение к самому себе стало физическим, до рвотного позыва. Он сплюнул на асфальт, будто от этого могло стать легче. Вот и все, Джим. Хлопок, треск… красные отсветы заплясали на стенах домов, поднимаясь все выше и выше. Грейвс развернулся, но услышал еще один хлопок рядом с собой, потом чьи-то руки обхватили его — и переулок исчез. Он падал мучительно долго, стараясь в полете развернуться и отделаться от нападавшего, но потом ледяная вода больно ударила его со всех сторон и впилась в кожу сотней игл. Холод взял его в тиски и за какую-то жалкую секунду охватил все тело, пробираясь в плоть и кровь. Все еще ощущая близость поверхности, Грейвс рванулся к ней, но вдруг оказалось, что пальто весит целую тонну, и его пальцы лишь рассекли воду. Легкие разрывало от несделанного вдоха, но Грейвс знал, что если сделает его сейчас, ему конец. Пузыри плясали в мутной воде перед глазами и он не видел ничего, кроме них и бултыхающегося в паре сантиметров от него смутного силуэта. Руки исчезли, кто бы ни аппарировал его сюда, теперь он крутился, пытаясь развернуться в воде для нового удара. Не задумываясь Грейвс выбросил вперед руку со все еще зажатой в ней палочкой, противник замер и начал медленно погружаться вниз. Горло сжалось: организм отчаянно просил дать ему хотя бы глоток кислорода, но он путался в полах собственной одежды, и к тому же, оглушенный человек чем-то зацепился за пуговицу его пальто и теперь они оба уверенно шли ко дну. Левой ладонью Грейвс нащупал точку соприкосновения, дернул, освобождаясь от неизвестного, и тут же поднял правую руку. Заклинание выбросило его вверх, в черноту. Мотая головой, он не сразу понял, где находится, но разглядел шершавый бок небольшого корабля и низкий каменный причал, на который смог забросить локоть. Он жадно дышал и его трясло от холода: даже легкие словно заледенели, и с каждым вдохом ему приходилось раздвигать их с силой. Что-то больно впилось в палец и он понял, что сжимает в трясущемся кулаке предмет, который оторвал от одежды противника. С трудом разжав мокрые пальцы, он недоуменно уставился на серебристого орла, который расправил крылья на его ладони. Стажерский значок. Этого еще не хватало. Собрав волю в кулак, он применил заклинание головного пузыря и согревающие чары и снова нырнул. Он почти физически чувствовал слабую границу между телом и водой, но лед, который уже раньше добрался до самых костей, никуда не делся. Скоро его снова начнет колотить, а потом крутить в судорогах. Огонек на конце палочки освещал лишь коричневую толщу воды, казавшуюся бесконечной. Грейвс плыл строго вниз, туда, куда должна была погрузиться стажерка. Он и не подозревал, что здесь так глубоко, а может, ему просто так казалось, потому что легкие все еще горели, хотя он, окруженный пузырем, старался дышать глубоко и ровно. Прошла целая вечность, прежде чем в мутной воде, песке и ржавом портовом мусоре пятно света выхватило белое женское лицо. Растрепанные волосы окружали голову девушки светлым ореолом и она походила на призрака. Зачерпнув ладонью песок со дна, Грейвс обхватил Эмили за талию и снова применил Асцендио. Головной пузырь исчез, как только они выбрались на поверхность. Но мучения еще не закончились. Сверху, с берега, ветер доносил обрывки голосов. Стараясь производить как можно меньше шума, Грейвс с трудом забрался на причал, выволок тело девчонки и замер, прислушиваясь. - …зеленых… — …под купол, все нормально. - …могло отнести течением… - …урод. Голоса приблизились. Яркий свет взвился в небо и длинная тень поползла по причалу. Грейвс шарахнулся к стене, сливаясь с остатками темноты и глядя на Эмили, которая распласталась перед ним. Теперь она походила не на призрака, а на мокрую мышь. — Дура, — тихо, но очень яростно бросил Грейвс. Им все еще владел пыл схватки, но он уже осознал, что момент упущен безвозвратно. Где-то наверху топали ноги, кто-то аппарировал, спорил, командовал, и в этой суматохе не было ни малейшего шанса снова подобраться к Лоу. Вероятнее всего, его уже увели в безопасное место и теперь ищут стажерку. Новый огонек взлетел над водой, разбрызгивая искры по гранитным стенам. Грейвс еще раз выругался и аппарировал. Как она его нашла? От сквера до берега пятнадцать минут хода. Отследить аппарацию она не могла. Как? Возможно это и правильно, что его отстранили, раз уж его уделала восемнадцатилетняя девчонка. У него было достаточно времени подумать об этом, пока он сушил одежду в любимом закоулке в Рэритане. Но сил злиться на нее или на себя уже не было, как и смысла. Словно заклинание, он повторял про себя: случилось то, что случилось. Фактор неожиданности и численное преимущество могут сработать против даже самого сильного противника. Вот почему авроры всегда работают в паре. И не изображают из себя всесильных волков-одиночек. А, нет, кажется, силы злиться у него все же есть. Все-таки жаль, что излишне демократическое американское общество не хочет запретить женщинам работать в Аврорате. Честное слово, проблем было бы меньше. У него уж точно. То, что сделала Эмили, можно было назвать самоубийством. Будь на месте Грейвса настоящий преступник, Битти бы уже готовился к тяжелому разговору с ее родителями. Она нарушила все мыслимые правила оперативной работы и здравого смысла: кинулась в одиночку против превосходящей силы, чтобы спасти коллегу. Нет, любимого. Улицы Рэритана желтели в свете фонарей, и тротуары были пусты, когда он медленно шел к отелю. Ему понадобилось три дополнительных порции согревающих чар, чтобы перестало знобить, и теперь от рубашки исходило приятное тепло. В отеле, кажется, оставалась еще какая-то еда… Все это немного примиряло с реальностью, но не уменьшало общего масштаба катастрофы, о котором он предпочитал пока не думать. Когда до отеля оставалось всего ничего, на лицо Грейвсу упала одна капля, другая — и сырой весенний дождь застрочил по асфальту. Он остановился и поднял голову. Если где-то там, наверху, кто-то есть (в чем он лично сильно сомневается), этот кто-то явно над ним издевается. Решив не тратить силы на зонтик, Грейвс мрачно продолжил путь. Да, фактор неожиданности и численное преимущество. Единственный человек, который мог помочь ему сегодня создать хотя бы численное равенство, кажется, его ненавидит. Он так и не придумал, что скажет Тине о том, куда уходил. Если, конечно, Тина спросит. Вот только не спросит, потому что ее нет в гостинице. Это было не предположение, а уверенность, которая возросла, когда он, подходя к отелю, снова поднял голову и уперся взглядом в темный провал окна. Прекрасно. Засунув руки в карманы, ежась от сырости, погруженный в свои мысли, он скользнул в узкое фойе и коротко бросил что-то приветственное владелице отеля — пожилой даме, которая сидела за столом. Она вязала свитер, по размеру больше похожий на театральный занавес, и блаженно улыбалась как человек, который чувствует себя нужным на своем месте. — С Днем святого Патрика! Грейвс уставился на нее. Нет, над ним определенно издеваются. — Мне показалось, у вас ирландские корни, — очень непосредственно продолжила дама. — У вас лицо такое… нет? — Нет. Она в упор не хотела замечать настроения постояльца и продолжила, кинув на него еще один теплый взгляд поверх очков: — Вы вовремя. Этот дождь теперь на весь вечер. — М-м-м… — глубокомысленно ответил Грейвс, поднимаясь по ступеням. — Хорошо, что ваша супруга пришла еще раньше, — донеслось ему вслед. В груди что-то всколыхнулось, но очень быстро замерло, когда разум напомнил, что он говорит всего лишь с дамой-немагом. Все такими же медленными, тяжелыми шагами он поднялся на второй этаж. Он привык к одиночеству, но сейчас темнота и тишина номера его отвращали. Открыл дверь. Зажег свет. Постель со скомканным покрывалом выглядела холодной и пустой. Рядом с кроватью валялись обрывки наволочки, которые все еще отливали бежевым шелком, и мусорное ведро с торчащей на боку металлической застежкой от портфеля: трансфигурационные чары почти выдохлись. В ведре лежали пистолет и крышка от бутылки. Как настоящая женщина, Тина, уходя, оставила все подарки… Не снимая пальто, он подошел к окну и несколько минут бездумно пялился на пустую улицу. Все сходилось в одно. Бейся, не бейся — все равно сдохнешь в одиночестве. И какая, в общем, разница, от голода в подвале или от гоблинского проклятья в каком-то гребаном Рэритане. Он сел на диван, пытаясь понять, почему сейчас звенящая тишина и полумрак неяркой лампочки под потолком давят на него гораздо больше, чем полное отсутствие перспектив на выживание. Чем его неспособность прямо сейчас придумать новый, реальный план по убийству Лоу. Интересно, куда пошла Тина? В Аврорат? Жалуется Джиму? Отлично, они могут основать клуб обиженных Персивалем Грейвсом. Еще пару минут он язвил про себя на эту тему, но потом плюнул. Нет смысла отрицать: ему очень хотелось, чтобы Тина была сейчас здесь. Разумеется, она никогда бы не узнала о его неудаче, но не в этом смысл. Ему отчаянно хотелось поговорить с кем-то, и уж явно не с владелицей отеля. Чтобы строить планы. Чтобы она спорила, а он опровергал и в конце концов переубедил… Да, Тина злила его своей наивностью, но намного больше он радовался, когда видел, что они мыслят и действуют в одном направлении. Да и как иначе, ведь все ее умения, весь ее аврорский опыт — в первую очередь его заслуга. Это было что-то вроде отеческой нежности — любопытное ощущение. И кстати, он вообще не помнил, когда в последний раз испытывал к одному человеку такую гамму противоположных чувств. Целоваться вот зачем-то полез… Утренняя сцена в лифте встала перед ним. Шероховатость пальто под пальцами, огромные карие глаза смотрят с укором, аромат духов и окутанный им, запрятанный где-то в глубине, другой — ее кожи. Странно, в тот миг он не почувствовал ничего, кроме легкого недовольства собой за эту выходку, но сейчас картинка выросла во всей многогранности ощущений, цветов и запахов, и он даже вспомнил, почему засомневался в себе. Потому что захотелось еще. Приехали. Грейвс поднялся и открыл ящик стола. И хер с ними, вредными привычками. Сигареты нашлись не сразу: забились в дальний угол, да еще оказались укрыты газетой. Он вытащил одну из пачки и уже подносил палочку, когда краем глаза заметил, как огонек бликом отразился где-то на полу. Сделав первую затяжку, он пригляделся: под столом стояла пустая бутылка. Грейвс зажал сигарету в углу рта, потянулся и взял бутылку в руки, задумчиво разглядывая. Это была самая обычная и скучная бутылка без этикетки, но запах виски все еще исходил из ее горлышка. А ведь сегодня утром она была полна на треть. Грейвс вернул бутылку на пол и откинулся на спинку дивана. Табачный дым поплыл над ним, застывая красивыми завитками в замкнутом пространстве комнаты. Маловероятно, что Тина вылила виски в унитаз, чтобы ему насолить. Как-то глупо, даже учитывая ее состояние. Напилась с горя? Это больше похоже на правду. Некоторое время он изучал прозрачные серые узоры в воздухе, потом выпрямился и снова оглядел комнату. Крышка от бутылки, наволочки, мусорное ведро, пистолет. Каждый предмет оказался на своем месте по какой-то причине. Грейвс повернул голову и проследил взглядом путь от входа, словно призрак Тины ходил по комнате на его глазах. Вошла. Рассеянно бросила шляпу и перчатки на кровать. Смятое покрывало. Сидела. Нет. Лежала прямо на покрывале. Беспокойно, вертелась, скручивалась в клубок. Уронила перчатки и шляпу и не заметила. Бутылку он нашел под столом. Скорее всего, пила она там. Не выпуская из пальцев сигарету, Грейвс присел за стол, на котором лежали остатки завтрака: несколько яблок и рассыпанные хлебные крошки, решительно сдвинутые ее рукой в одну сторону. Нет, это все не то. Должно быть что-то еще. Он снова открыл ящик стола. Может быть и это. Прислушиваясь к нехорошему предчувствию в груди, он открыл газету и перелистнул несколько полос. Криминальный раздел все еще сообщал ему об ограблении ювелирного магазина. Он перевернул страницу. — Да твою мать… Страницы светской хроники не было. От него остался лишь маленький обрывок и кусочек фотографии, на котором некрасиво торчал локоть Генри Стаффорда.