Дело о бывшем авроре

Я не здамся без бою Океан Ельзи

К тому времени, когда Грейвс вернулся в номер, Тина крепко спала, она даже не удосужилась выключить свет. Сейчас по сравнению с ее укрощением любое дело казалось ему до смешного легким. И хотя он знал, насколько ошибочно это ощущение, план, который начинал формироваться в его голове, был неплох. Итак, Лоу ищет человека, который стоит за Кровью Прометея? Он его получит — вместе с Грейвсом, который победителем войдет в парадный вход МАКУСА. А дальше разберемся. Еще по меньшей мере час он рисовал на сотворенной бумаге планы, комнаты и мельчайшие детали, которые остались в его памяти после близкого общения со Стаффордом. Выкурил несколько сигарет и уснул сразу же, стоило ему лечь на диван. Утром он долго делал вид, что спит, давая Тине возможность осторожными шагами красться туда-сюда по комнате. Когда шаги наконец остановились, он открыл глаза и увидел ее за столом, она сидела склонившись над стаканом воды и подпирая голову рукой. На миг Грейвсу пришло в голову, что вчерашние похождения стерлись из ее памяти, но тут Тина, не меняя позы, одарила его таким взглядом, что сомнений не осталось: еще как помнит. Перед серьезным разговором хотелось привести себя в порядок, как минимум переодеться и причесаться, но он все же передумал: человек в пижаме выглядит нелепо и внушает намного меньше опасности. А вот Тина была уже одета. Он заметил лежащее поперек заправленной постели пальто и спросил: — Только не говори, что ты хотела снова убежать. Она сделала несколько больших глотков из стакана и мрачно ответила: — Сначала хотела. Но потом подумала, что вы снова меня догоните, — Тина поморщилась и переместила руку так, чтобы большим пальцем прижать висок. — А еще у меня так болит голова, что, кажется, лучше бы я сдохла прямо там, в саду. Грейвс усмехнулся: — Я знаю пару хороших антипохмельных заклинаний. Она вздохнула так тяжело и медленно, как будто от одного неосторожного движения ее голова могла лопнуть. Грейвс потихоньку наблюдал за ней. Втайне он надеялся, что утро прогонит его наваждение, но Тина в мужественной борьбе с похмельными страданиями выглядела еще более мило, чем будучи пьяной. С его точки зрения все было просто и ясно. Привязанность — это, конечно, уязвимость, но об этом стоило думать раньше, до того, как он позволил загнать себя в ловушку. Теперь же дело вряд ли может стать еще хуже. А если закрыть глаза и делать вид, что большого белого слона в комнате нет, он точно не исчезнет. Осталось только донести это до Тины. И кстати, интересно узнать, что она сама думает. Грейвс смотрел на нее и не спешил начинать беседу. — И что мы будем делать дальше? — наконец спросила Тина. Он потер лицо ладонями, стирая остатки сна. — Что ж… Давай по порядку. Сначала я извинюсь за то, что произошло в кабинете Стаффорда. Зная тебя, мне стоило предупредить о возможном развитии событий. Этот случай я беру на себя. Но и ты должна понимать, что в сложившейся ситуации нам придется быть изобретательными и иногда жестокими в выборе методов. Она молча кивнула, наклоняя стакан на столе то в одну, то в другую сторону. Хотелось бы ему быть уверенным, что она действительно понимает. — Затем я извинюсь за свои слова. Ты права, я действительно был зол и хотел ударить тебя побольнее. Грейвс сделал паузу, размышляя, достаточно ли он посыпал голову пеплом или нужно расшифровать, но тут она подхватила, хотя и без энтузиазма: — Потом я извинюсь. Мне не следовало говорить о… — она запнулась. — Я понял, что ты имела в виду. Мы оба погорячились. Тина продолжала, прикрыв глаза, видимо, так ей было легче. — И за все остальное тоже. Потому что я вела себя как идиотка и сейчас больше всего хочу стереть это все из своей памяти. В общем… — она еще раз тяжело вздохнула. — Спасибо, что пришли за мной. — Обращайся. Больше ничего говорить он не собирался, ему было ужасно любопытно, что сделает Тина. Пауза затягивалась до тех пор, пока она не открыла глаза и не выдавила из себя: — А потом? — Потом? — он призадумался. — Потом я оденусь и мы пойдем завтракать в кафе, потому что при такой жизни питаться одними яблоками нельзя. И попутно я расскажу тебе о наших дальнейших планах. — А то, что случилось… вечером? Он с интересом наклонил голову. — Ты о чем? Судя по тому, как вытянулось ее лицо, головная боль уже не была ее самой главной проблемой. — Вы когда-нибудь прекратите надо мной издеваться?! — переход от робости и самоуничижения к гневу был моментальным. Она вспыхнула и вскочила со стула. — Почему мне вообще нужно выпрашивать у вас какие-то объяснения?! Это же не я на вас орала, а потом целовала. Хотя я орала, но… — тут она захлебнулась словами и возмущением. Грейвс, подняв брови, терпеливо ждал, пока она выговорится, но следующая фраза удивила даже его. — Знаете, если это был такой оригинальный способ переключить мое внимание, то… — Тина. Если он сейчас рассмеется, она больше никогда в жизни с ним не заговорит. Но и слушать ее серьезно было невозможно. — Я это сделал потому, что захотел. Потому что ты красивая, умная женщина, ты мне дорога, ты мне нравишься и я не вижу смысла это скрывать. Не думал, что придется объяснять очевидные вещи, но с тобой никогда не угадаешь. Весь ее пыл разом пропал. Она снова опустилась на стул, будто ее окатили ледяной водой. Несколько раз схватила ртом воздух, прежде чем сказать довольно ровным голосом: — Хорошо. Не смеяться, не смеяться, даже не улыбаться, не смей. — Надеюсь, — ответил он с такой же убийственной серьезностью. Тина моргнула несколько раз, все еще не в состоянии осознать его слова. А ведь она явно услышала то, что хотела. — Я не знаю, что сказать. Грейвс откинулся на спинку дивана. — Я тоже не знаю. Скажи «Перри». Ее не хватило даже на то, чтобы нарисовать на лице фирменную подозрительность, она по-прежнему сидела на стуле с видом потерявшегося ребенка. — Просто напоминаю, что у меня есть имя. И кстати, ты его уже говорила. У тебя неплохо получилось. Несколько секунд она подыскивала ответ. — Почему вы опять смеетесь? Грейвс не выдержал: — Да потому что ты ко всему относишься слишком серьезно. Я тебе делаю признание, а у тебя такой вид, как будто тебя пытают. Сорок лет живу на свете, но такое со мной впервые! И тут наконец произошло что-то новое. Тина отвернулась к столу, прикрыла глаза ладонью, но это не могло скрыть, как краска заливает ее лицо, а губы против воли растягиваются в несмелой, глупой, смущенной улыбке. Грейвс боялся даже предположить, что сейчас происходит в этой темноволосой голове, хотя наверняка там было что-нибудь про вознаграждение терпеливых и законы вселенной. Пусть думает о чем хочет, главное — что лед дал трещину. Ну разумеется, теперь все, что он раньше замечал, представало в ином свете, и теперь он видел настоящую красоту и притягательность в тонких белых руках и мягких чертах лица. Новизна ощущений приятно щекотала нервы, и когда он продолжил говорить, то отметил, что ему почти не нужно делать усилий, чтобы в голосе появилась такая нужная сейчас теплота. — Я понимаю, что это все немного несвоевременно, но придется работать с тем, что есть. И хочу, чтобы ты знала: в других обстоятельствах все было бы иначе. Он подумал, как выглядели бы их отношения, если бы начались, как у всех нормальных людей, с приглашения на ужин, но поиск ответа на этот вопрос требовал долгих размышлений. Тина наконец отняла руку от лица и кидала на него смущенные взгляды, хотя преимущественно смотрела по-прежнему в стол.  — В общем, когда ты решишь, что думаешь по этому поводу, дай мне знак. А сейчас извини, у нас очень много работы, а я не могу думать на пустой желудок. Вчера мир рухнул. Сегодня она медленно, по кирпичику, собирала его заново — даже не пытаясь придать ему подобие равновесия, четкости, планов, будущего. Просто смотрела на все происходящее, до сих пор не понимая, что делать дальше. Пока они шли к кафе, ее рука лежала на локте Грейвса — уже привычно, но пугающе по-новому. Пока несли заказ, он потрясающе небрежно рассказывал какую-то историю из своего прошлого. Тина пропустила ее мимо ушей, но она избавила их от тягостного неловкого молчания, которое иначе нарушало бы лишь нетерпеливое постукивание пальцев по столу. Как будто не было ни вчерашней ночи, ни утреннего разговора. Мерси Льюис, да как у него все это получается так просто?! Они сидели за тем же столом, где два дня назад появился заговор против Генри Стаффорда. Тогда Тина была полностью поглощена одной целью — скрыть от него, насколько она жалкая и как часто (каждую секунду) думает о нем. Ну и еще немного о том, как им защитить свои жизни и честные имена. А он утром сказал так легко, да еще и поддел ее: «Не думал, что придется объяснять очевидные вещи». Она представила, как сама высказывает все, что о нем думает: «Вы, конечно, порядочная сволочь, но я все равно вас люблю». Да, пожалуй, это было бы равноценное признание, жаль, что момент упущен. Она слишком давно и хорошо сознавала, что этот холодный и циничный человек имеет над ней власть. И чем больше она сопротивлялась, тем больше падала, до тех пор, пока сегодня утром не поняла две вещи. Во-первых, глубже падать уже некуда. Во-вторых, даже когда она была в шаге от смерти, даже когда чуть не совершила непоправимую глупость — он все равно был рядом. Молчал, злился, одаривал ее своим убийственным сарказмом — но был. Хорошо, хорошо, пусть все это лишь самообман, пусть все это ничего не значит, но за последнюю неделю она сбилась со счета в том, сколько раз они оба уходили от смерти. Так может быть, обещание, данное себе самой когда-то давно, уже не так важно? Намазывая тост джемом, Тина кидала на Грейвса взгляды, которые очень старалась сделать незаметными и которые он, скорее всего, прекрасно видел, но игнорировал, чтобы ситуация не стала еще более неловкой. Галстук, запонки, прическа — и он орудует столовыми приборами с таким изяществом, как будто сидит на приеме в МАКУСА. Это точно он вчера вместе с ней валялся в грязи под дождем на Стейтон-Айленде? И пусть разум у него такой же закрытый, затянутый в костюм и галстук, всю эту неделю она не только подробно знакомилась с его необычными методами расследования. Словно карманник, она подворовывала мелкие, глупые детали, доказывающие его человеческую природу. Например, на бритье он каждое утро тратит прямо-таки прорву времени, но как бы тщательно ни брился, новая щетина выступает уже к вечеру, и он, когда думает, что никто на него не смотрит, потирает ее рукой. Наверное, раздражает. А еще у него шрам на правой ступне, над большим пальцем. Очень старый и непохожий на след от заклятия. Историю о том, как он его получил в результате детских шалостей, Тина дофантазировала сама. А вот руки, которыми он сейчас сжимает нож и вилку — это уже не из области человеческого. Красивые, сильные руки с широкими пальцами, и кожа на них мужественно грубая. Тина имела возможность еще раз в этом убедиться, когда около часа назад подставила свою голову под обещанное антипохмельное заклинание. Он мягко взял ее за подбородок, заставляя слегка наклонить голову. О том, что Тина знала это заклинание и не раз успешно применяла его на себе, она предпочла умолчать. Ее память о прошедшей ночи слабо сохранила факты и смысл разговора. Но в ощущениях оказалась точна. Каждый раз, когда Тина об этом думала, у нее кровь приливала к щекам, а думала она об этом постоянно. Внезапное проявление страсти выглядело по-дурацки, потому что слишком походило на любовные романы, которые она тайком заимствовала с книжной полки Куини. У сестры хватило смелости признавать, что ей нравится подобное чтиво, а вот Тина считала себя выше этого. Они заказали еще по одной чашке кофе, и Тина поняла, что с чего-то ей все же придется начать. — Пер… сиваль… — получилось не слишком гладко, но она научится. Грейвс вопросительно посмотрел на нее, сделав вид, что не заметил, как она споткнулась после первого слога. — Ты говорил, что у тебя есть план. Это связано с той зацепкой? — Какой? — Вчерашней. До того, как мы начали друг на друга орать, ты сказал, что хочешь что-то проверить. — А, — он помолчал, задумчиво глядя перед собой. — Боюсь, что я соврал. Это не имело отношения к расследованию. У меня было небольшое личное обязательство. Тина кивнула, надеясь, что разочарование, которое она испытала, не совсем отчетливо написано на ее лице. Собственно, разве можно было ожидать чего-то иного? Грейвс тоже помолчал, всматриваясь в ее лицо, а потом добавил как нельзя более мягко: — Прости, есть вещи, о которых я никогда не смогу тебе рассказать. Тина тряхнула головой и перевела тему:  — Тогда каков наш план? И снова, как вчера, они сели на диванчик с одной стороны стола. Грейвс рассказывал и показывал восстановленные по памяти схемы, и Тина чувствовала, что вот это — намного привычнее и легче, и в этом она чувствует себя намного увереннее. — Я не так много работала с немагами, — призналась она, по привычке комкая в руках салфетку. — В основном в ликвидации последствий. Ты уверен, что дезиллюминационных чар достаточно? — Конечно, это крайне рискованно, — согласился Грейвс. — И зависит от нашего умения достаточно долго стоять на месте без движения. И Тина, — он повернулся к ней, положив локоть на спинку дивана, — чувствую, что это говорить бесполезно, но мне нужно беспрекословное выполнение любых моих указаний. — Я поняла. — При первом признаке опасности ты бросаешь все и аппарируешь. Даже если мы не достигли цели. Даже если в одиночку. — Хорошо. — И если придется применить силу… — Да, я поняла! — Ты уверена? Его многочисленные уточнения и сомнения начинали злить, но Тина лишний раз напомнила себе, что после ее вчерашней эскапады у него есть на то все основания. Правда, он и сам вчера отличился… — Да, я уверена. Вчера мы ходили на разведку. Сегодня идем на охоту. Она отправила салфетку на блюдце, а когда повернула голову, увидела, что Грейвс задумчиво смотрит на нее. — Что? — Иногда мне кажется, что в тебе живут два разных человека, которые не слишком дружат между собой. Он сидел так близко, что она своим бедром чувствовала тепло его тела. Раньше это наверняка смутило бы ее, да и сейчас она все еще чувствовала неловкость и постоянное желание спросить то ли у него, то ли у себя: «А можно?». А вот он не смущался. Вообще никогда. Так что… — Просто ты плохо меня знаешь. Одуревая от собственной смелости, Тина потянулась вперед и быстро, коротко, чтобы не успело зашуметь в ушах, поцеловала его. Ну точно как школьница. Эта мысль заставила ее задержать поцелуй на его губах на несколько секунд дольше, чем она планировала. Ту-дум, ту-дум — гулко стучало сердце Когда она отклонилась назад, то увидела в глазах Грейвса привычную улыбку, но вовремя перехватила свой ужас, который пытался доказать, что это очередная насмешка. И она даже не испортила ничего, не отшатнулась, когда он костяшками пальцев — тех самых красивых, сильных пальцев, которые убивали ее одним фактом своего существования — нежно провел по ее щеке. — Пока что.