Дело о бывшем авроре

Thank you. You need to know That you dragged me out Of a mile deep hollow. And I love you, You brought me home Cause you dragged me out Of a mile deep hollow IAMX

Черный змей держал его крепко. Грейвс втянул в себя воздух и при этом издал такой натужный хрип, что испугался сам, и надрывно закашлялся. Тина, для верности еще раз стукнув его затылком обо что-то твердое, принялась суетливо ощупывать его грудь, пытаясь найти признаки ранений, и делала это с такой решительностью, будто решила проломить ребра. Продолжая кашлять, Грейвс умудрился перевернуться на бок и почувствовал, как Тина освободила его руки. Взрыв боли в плечах, слишком долго бывших в одном положении, окончательно его ослепил. Он не совсем удачно попытался подняться на четвереньки, и тут, к его облегчению, Тина догадалась применить заклинание, очищающее дыхательные пути. И хотя следующий вдох оказался таким же натужным и скрипучим, он дался ему намного проще, и Грейвс различил серый бетонный пол, освещенный раздражающим мигающим светом. Красный-желтый-красный-желтый… От этого мерцания его замутило, он снова наклонил голову и провел еще пару минут в попытках выплюнуть собственные легкие. И все же постепенно жжение в горле утихало, а дым в голове становился все прозрачнее: видимо, Тина использовала Эннервейт. Осторожно дыша, чтобы не спровоцировать новый прилив кашля, Грейвс сел и огляделся. Они были на крыше. Судя по тому, как призывно светилась реклама кинотеатра на соседнем здании, где-то на Манхэттене. Пока это был единственный вывод, который Грейвс был способен сделать. — Давай я… Тина потянулась к нему с палочкой в руке. Грейвс опустил глаза и увидел, что остатки веревки так и болтаются у него на запястьях. — Подожди, я сам. Он принялся сосредоточенно ковырять веревку. Тугие узлы не желали поддаваться его пальцам, но он упрямо дергал за них, осторожно косясь на Тину. Она молча смотрела на него, жалобно нахмурив брови. Она сделала все что смогла, и даже больше, и теперь не знала, как подступиться ближе. Когда первый узел начал распускаться, Грейвс осторожно откашлялся, готовясь услышать свой сиплый голос. — Так… где мы? — ну, звучит он не настолько плохо. — В Гарлеме, на Третьей Авеню, — с готовностью ответила Тина. Она все еще смотрела на него настороженно, словно готовилась в любой момент подхватить его, падающего без сознания, и при этом с трудом сдерживалась, чтобы не запаниковать. — Ага… — Я аппарировала в отель, как ты и сказал, потом вернулась к дому, но немаги всполошились, выставили охрану вокруг, и я не могла подобраться ближе. И рисковать аппарировать внутрь тоже не могла… Остатки веревки наконец упали с его руки. Грейвс осторожно потянулся, прислушиваясь к своему организму. Ноги на месте. Руки целы, хотя плечи ноют и горят натертые веревкой запястья. Дым в голове рассеялся еще не до конца, и длинные сложные предложения, которые говорит Тина, не до конца доходят до сознания. — Ага, — глубокомысленно ответил он, оглядывая стены домов, которые тоже переливались разными цветами в рекламном свете. -…я не знала, в каком участке он работает, но требовала, чтобы меня отвели именно к нему. Он вспомнил, что видел меня у Стаффорда. Я назвала адрес, сказала, что мы были там вместе, они схватили тебя, но мне удалось сбежать. Показала царапину, которую оставил окками, и он мне поверил. Стаффорд его и правда достал, он сразу же организовал облаву. Я надеюсь, они найдут там что-то полезное для себя… Что-то подлезло Грейвсу под пальцы, и он вздрогнул, но это оказалось черное пальто, которое Тина левитировала откуда-то из угла крыши, и которое теперь назойливо кружилось вокруг, пытаясь поймать его руки в рукава. Только сейчас он начал замечать, что на крыше действительно довольно холодно, и покорно подставил руки и спину, позволив себя одеть, лишь отстраненно подумал, что его костюм покрыт копотью и перепачкает всю подкладку. Сама Тина во время рассказа нервно ходила из стороны в сторону, размахивая руками. Когда она успела подняться и надеть свое пальто, он не помнил, но сейчас до боли знакомая облезлая лиса на воротнике маячила перед ним, качая головой с каждым движением. Глядя в ее тоскливые черные глаза, Грейвс невольно чувствовал с ней духовное родство. Реальность никак не хотела собираться воедино, она рассыпалась у него в руках. — Ага… — еще более глубокомысленно сказал он, кажется, невпопад, потому что Тина замолкла. Он поднялся. Пальто село криво, и этот дискомфорт сейчас беспокоил его больше, чем все остальное. Упираясь взглядом в окна соседнего дома, он поправлял воротник. Тина подошла к нему и встала совсем рядом, пытаясь поймать его взгляд своим. — Прости меня. Ветер упорно трепал ее волосы, и Грейвс, вместо того, чтобы ответить, следил за тем, как ее дрожащие пальцы пытаются заправить спутанную прядь за ухо. Несколько раз подряд. Два или три… Молчание затягивалось, и Тина вдруг, бросив свою борьбу, взмахнула руками и отчаянно воскликнула: — Да чтоб тебя, скажи хоть что-нибудь! И тут его наконец прорвало. То, что уже давно осознал мозг — что второй в его жизни черный запертый подвал остался позади, что огонь уже не хлещет жаром по щекам, что он снова хотя бы немного отодвинул собственную смерть — дошло до всего остального тела и души, в которую он не слишком верил. Он протянул руки, обхватив ладонями лицо Тины и звонко поцеловал ее в лоб, а потом притянул к себе и крепко обнял. Тина оторопела, но не возражала, прижатая подбородком к его плечу. Ну или он этого не заметил, потому что на время выпал из реальности. А когда пришел в себя, обнаружил, что она осторожно поглаживает его по голове и куда-то туда, за его плечо, несется ее успокоительное: — Ш-ш-ш… Тихо, тихо… Маятник качнулся в обратную сторону: теперь его затрясло от смеха. Он разомкнул объятья, и Тина отодвинулась, глядя на него. Дурацкое виноватое выражение уже исчезло с ее лица, на котором остались отпечатки сажи от его ладоней. Зачарованно глядя на Грейвса, она подняла руку и провела по его щеке, кончиками пальцев задержавшись на виске, там, где каждый раз, когда он смеялся, скапливались морщины. — Что? — Просто… никогда тебя таким не видела… Пора было уже прекратить эту недостойную истерику и вернуть себе контроль над ситуацией. Но ее глаза так невыносимо сияли, что перебивали мерцающие огни реклам… В следующий раз он очнулся еще минуту или несколько спустя. Он стоял, запустив руки под пальто Тины, обхватив ее талию, а она обнимала его шею, и судя по ее частому, взволнованному дыханию, их поцелуй длился уже довольно долго. И Грейвс не имел ни малейшего желания его останавливать. Не только потому, что это было чрезвычайно приятное занятие. Пока он здесь, пока они стоят вот так, не существует ни Лейка, ни полицейских, ни Аврората, ни какой-нибудь еще напасти, которую он просто не в силах придумать, но которая непременно свалится им на голову. Приоткрыв глаза, Грейвс смотрел на лицо Тины — с опущенными веками, расслабленное, беззащитное, ласковое. Нельзя таким быть аврорами — с этими мягкими губами и ладонями, которыми она зарывается ему в волосы, и тонкой фигурой, которую можно обхватить одной рукой. С душой нараспашку, с безумной готовностью жертвовать собой не из точного расчета, а по секундному импульсу, с желанием раздавать свою любовь направо и налево — любовь, о которой никто не просил. Но кто он такой, чтобы отказываться от такого щедрого дара сейчас, слабый, беззащитный и оглушенный счастьем? Где-то глубоко внутри оттаивал страх, и желание просто жить превращалось в желание весьма конкретное… «Значит, точно жив», — заключил Грейвс и ему снова стало смешно. Он оторвался от ее губ, все еще не желая вытаскивать руки из теплого кокона пальто, и Тина уткнулась носом в его плечо. Ее сияние сменилось мягким, ровным светом, который все еще притягивал взгляд сильнее, чем мигание афиши. Парочки немагов и одной магической твари хватит, чтобы свалить сильного волшебника. Но одной худенькой Тины хватило, чтобы его вытащить. Пока волна благодарности и нежности снова не захватила его с головой, он тихо, укоризненно сказал: — Нам еще спасать целый город. Тина недовольно замычала и неразборчиво проворчала: — Я не хочу спасать, я хочу целоваться. Но несколько секунд спустя все-таки расцепила руки и отступила на шаг, а Грейвс снова рассмеялся, глядя на ее вымазанное в саже лицо: — И это странно, учитывая то, как я сейчас, должно быть, выгляжу и как от меня пахнет. Он потянулся к внутреннему карману пиджака, но уже на полпути пресек собственное движение. Эйфория от осознания того, что он выжил, он здесь, на крыше кинотеатра, стоит и целуется с Тиной, отступила на второй план. Потому что еще ничего не закончилось, и вообще-то все намного хуже, чем он мог предполагать. Ведь у него в кармане пустота. Возможно, его палочка сгорит, если немаги не смогут вовремя остановить пожар, возможно, попадет в руки полицейским и они приобщат ее к своим вещественным доказательствам, как и десятки других предметов, назначение которых останется для них неясным. Он даже подумал о том, чтобы вернуться в дом Лейка и поискать ее, но тут же отмел эту возможность: слишком много немагов, слишком большого труда стоило оттуда уйти… не говоря уже о том, что аппарировать сам он тоже не сможет. Он с завистью смотрел, как Тина одним взмахом стирает грязь со своих щек. — Если ты не будешь упрямиться, я помогу и тебе. Они сели рядом, сплетя пальцы, как влюбленная парочка, и под шум вечернего Нью-Йорка Тина еще раз, уже намного более внятно и обстоятельно поведала ему о том, как разыскала детектива Капелло и явилась к нему в образе Деллы Стрит, насмерть перепуганной легкомысленной дамочки из Нового Орлеана. — Мне даже играть почти не пришлось, — она нервно рассмеялась. — Я была в панике, только понимала, что одна я не справлюсь, а у кого просить помощи — я не знала. — Ты отлично справилась и достигла своей цели. Какие еще доказательства того, что ты поступила правильно, тебе нужны? Тина кивнула, глядя на их переплетенные пальцы. — Еще я заглянула в чемодан. Они там… основательно покопались. Животные в плохом состоянии, окками повсюду расползлись, нюхля нет, ни одной лечурки нет… Повисло неловкое молчание, после которого Грейвс был вынужден признать: — Я сейчас не понял половину из того, что ты сказала. Тина вздохнула, прикидывая, как наиболее емко выразить все, что она хотела сказать. — Многие животные на месте, хотя едва ли за ними ухаживали. Если кормили — уже неплохо. А вот маленькие, которых нет… сначала я подумала, что их убили, но зачем им это? Нюхль — это такой… пушистый зверек, ручной карманник, который кидается на все, что блестит. А лечурки — это что-то вроде маленьких зеленых веточек, они хорошо открывают замки, они тоже могли быть им полезны. Тогда, в декабре, нам пришлось обратиться за помощью к Гнарлаку, и он очень хотел получить себе такую, — она помолчала и закончила уже чуть менее воодушевленно: — правда, в конечном итоге он нас сдал. — Вывод: никогда не связывайся с Гнарлаком, — мрачно поддержал ее Грейвс и поспешил перевести тему. Теперь уже он рассказал ей о своих догадках и о том, как они подтвердились во время их короткого общения с Лейком. Не забыл упомянуть и о том, что сам Лейк, если он чудом выжил после расщепа, теперь бегает где-то по городу с одной рукой. Наконец, они оба умолкли, когда поняли, что новости закончились, остались только вопросы. Грейвс вытащил из кармана карточку с адресом, и Тина взглянула на нее, как на проклятый артефакт. В сущности, она была права. Он перевернул карточку, и они жадно и в то же время со страхом впились взглядами в напечатанные буквы. Далеко внизу взвыл особенно разъяренный клаксон. — Бруклинский дом? — кажется, Тина не так сильно удивилась бы, даже если бы на карточке оказался ее собственный адрес. — То есть… они и правда хотят захватить какую-то лабораторию? Грейвс молчал, постукивая ребром карточки по парапету, на котором они сидели. — Нет, это невозможно, — Тина поднялась и принялась по привычке ходить из стороны в сторону. — Как он сказал? «Маленький заводик»? Бруклинский дом — сборище одиночек, да, МАКУСА даже не собирается его прикрывать, но организовать там производство они бы не стали, все-таки в Аврорате сидят не полные идиоты. И в конце концов, это всего лишь двадцать немагов. Едва ли они смогут сделать что-то непоправимое. — Больше двадцати. Они отложили нападение специально, чтобы собрать больше народу. И это вооруженные немаги, с томми-ганами в руках, а еще гранатами, волшебным огнем и еще неизвестно какими именно магическими боеприпасами, и способные учинить настоящий хаос, — Грейвс сидел, опираясь локтями на колени, сцепив пальцы, глядя на Тину исподлобья. Она не спорила, потому что сейчас их разговор был лишь проговариванием очевидных вещей, просто Грейвс, как всегда, был на полшага впереди. — Если бы они шли к Гнарлаку… кстати о Гнарлаке, Лейк обещал еще и гоблинов подключить. В общем, если бы они шли в логово организованной группировки, мне было бы намного спокойнее. Бруклинский дом — не просто «сборище одиночек», это пороховая бочка. Психи, пьяницы и наркоманы, которые не против хорошенько повеселиться и выпустить кому-нибудь кишки, — он запнулся. — Да что я говорю, ты их знаешь лучше меня. Можешь представить, что там начнется и сколько будет трупов, если на пороге появятся незнакомые люди с оружием. Тина не ответила, а если бы и сказала что-то, Грейвс вряд ли бы отреагировал, потому что рассуждал вслух уже сам с собой. Он положил подбородок на сложенные в замок пальцы и теперь сверлил взглядом носки своих ботинок. Он чистил их сегодня утром, но после пожара они выглядели отвратительно. Поделать с этим он ничего не мог, а просить Тину помочь с этим вопросом было бы слишком унизительно для них обоих, хотя она наверняка бы согласилась. Ботинки. Великолепно. Он не может сам почистить себе ботинки. — В этом и есть цель Миллера, кто бы он ни был. Столкнуть их лбами. Начать маленькую локальную войну, раз не удалось развязать открытую. Дать немагам войти во вкус, почувствовать, что такое магия и какие барыши она может принести, а потом… а потом пусть перегрызают друг другу глотки у всех на виду. И скорее всего, Бруклинский дом — тоже не конечная цель, а лишь промежуточный этап… Сделай мне платок. — Что? — Платок. Носовой. Он принял у Тины платок и принялся задумчиво тереть носок ботинка, глядя, как белая ткань постепенно превращается в черную. — Туда им и дорога, — он продолжал свою мысль. — И немаговской шпане, и волшебной. Но не факт, что защита здания выдержит такое сражение. Не факт, что не будет лишних глаз. И уж совсем не факт, что не найдется умников, готовых отомстить немагам. Проклятье. Стоило вас оставить на несколько месяцев, а у нас уже масштабный передел территории. Он отшвырнул изгаженный платок и посмотрел на Тину, которая стояла напротив и следила за его манипуляциями. Она молчала, но в ее глазах он уже видел то, что собирался сказать. — Мы должны сообщить в Аврорат. А потом я сдамся. Тина внимательно посмотрела на него и снова принялась мерить крышу шагами — на этот раз очень медленно. — Лейк ускользнул, — по тону было непонятно, она возражает или просто размышляет. — А из вещественных доказательств у нас только чемодан, который мы попросту украли. И то, он доказывает причастность к убийству Скамандера, но не имеет ни малейшего отношения к Крови Прометея. Грейвс выпрямился и потянулся, с наслаждением хрустнув шейным позвонком. Обвинения, которые на нем висели, сейчас были наименьшей из проблем, но битва была не проиграна, о нет. Мы еще поборемся. — Плевать на Лейка. И дело не только в том, чтобы предотвратить бойню. Посмотри на меня, — он развел руками. — Ни плана, ни поддержки, ни оружия. Даже если я буду бежать очень быстро, далеко не убегу. Плюс еще одна причина, о которой Тина не узнает. — Не волнуйся за меня. Я хитрый. Я выкручусь. Она молчала упрямо и тяжело. — Вызывай Патронуса, Тина. Я думаю, твой начальник по тебе соскучился. Стэнли Боумен был уверен, что принесет миру что-то великое. И пусть пока он занимается скучной проверкой и маркировкой улик и ищет украденные у какой-то ведьмы перчатки по всему городу, ему всего восемнадцать, он еще получит свой Орден Титубы, и на доме, в котором он снимает крохотную квартирку, повесят мемориальную табличку: «Здесь в 1927 году жил глава департамента магического правопорядка…». Каждый раз, когда звездный расклад выступал не в его сторону, он вспоминал историю своей наставницы. Вот аврор Голдштейн в 26 лет поймала Гриндевальда и о ней писали в «Призраке». А ведь ее все тыкали, и шпыняли, и перекидывали из отдела в отдел. Правда, последние несколько дней мысли о ней приносили не успокоение, а сплошное беспокойство. От нее не было ни слуху ни духу. И драматичное появление мистера Грейвса на Дне святого Патрика, где он чуть было не убил мистера Лоу, не проливало ни малейшего света на ее судьбу. Ее портреты висели в публичных местах вместе с портретом угрожающе ухмыляющегося Грейвса, а по Вулворт-билдинг неумолимо, как лужа крови по паркету, растекались слухи о том, что, да, от Голдштейн можно всякого ожидать, косила всю жизнь под наивную дурочку, а сама-то вон, то к салемцам привяжется, то этот, с чемоданом, теперь вот Грейвс, почему бы нет? И только Стэнли упорно стоял на своей позиции: не могла она пойти с ним по доброй воле. Стэнли проработал в Аврорате всего ничего: он оказался одним из тех счастливчиков, что прошли внеочередной отбор кандидатов в январе, после громкой истории с Гриндевальдом. Он считал, что за два месяца многому научился и многое повидал. По крайней мере, достаточно, чтобы понять: сейчас их департамент переживает не лучшие времена, и особенно жаркой выдалась последняя неделя. Массовое отравление немагов, гоблины устроили межклановую войну, мелкие преступники творят непотребства по всему городу, будто их кто-то подстегивает, а уж заклинание Забвения приходилось применять на каждом углу. Даже самые мирные авроры приходили на работу злыми, невыспавшимися, и срывались на всех подряд. В этой непростой ситуации Стэнли считал своим долгом как мужчины и джентльмена поддерживать Куини (она сама разрешила себя так называть). Они ни разу не говорили об этом напрямую, но, конечно же, она верила в невиновность сестры и стойко сносила все шепотки, подозрения и постоянную слежку. Стэнли частенько заходил в отдел регистрации волшебных палочек, ему нравилось наблюдать, как при его появлении заплаканные глаза Куини трогает улыбка, он чувствовал, что здесь он нужен, как друг и помощник. Правда, почему-то всегда получалось, что это Куини его подбадривает, и он постоянно возвращался в свой отдел нагруженный какими-нибудь великолепными сладостями в ее исполнении… но, в конце концов, наверное, ей тоже становилось легче от осознания того, что она кому-то нужна. В отсутствие наставницы Битти повесил его на Питерса, и Стэн ждал, что вот-вот, сейчас, начнется суровая мужская работа… но мистер Питерс в первый же день вручил ему склянку со своими воспоминаниями и сухо сказал: — Займешь стол Голдштейн. Отчет жду к трем часам. Сказал — и пропал. Стэнли скрипнул зубами и принялся зачаровывать перо. К двум тридцати превосходный подробный отчет лежал на столе Питерса. В три двадцать Стэн получил новую склянку с воспоминаниями. Первые формы Стэн заполнял с любовью. Потом немного к ним остыл и даже предпринял попытку саботажа, допуская в документах грубые ошибки. Но Питерс проявил завидное упорство, снова и снова требуя их переделать. Даже тот самый День святого Патрика Стэн провел за столом и узнал обо всем последним. К исходу четвертых суток у Стэна отваливалась задница и заканчивались силы верить в лучшее. И ведь дело не в том, что ему было невыносимо скучно пялиться в белый лист бумаги, на котором появлялись новые и новые строки, описывающие события, которым он даже свидетелем не был. Он видел, что все его коллеги зашиваются, и в таких условиях было невыносимо думать, что его силы, таланты и навыки никаким образом не облегчают эту работу. В очередной раз продвигаясь по маршруту «стол-туалет-стол» (в последнее время он почти не выходил за рамки этого пути), Стэн услышал грохот, раздавшийся за дверью комнаты для совещаний. Остановившись, он прислушался, но с той стороны повисла тишина. В коридоре больше никого не было, и он рискнул толкнуть дверь, на всякий случай пригнув голову и взяв палочку на изготовку. В комнате было темно, и если бы свет не лился из коридора, Стэн решил бы, что здесь пусто. Но тут увидел невысокую фигуру у окна и знакомый узор кос, оплетающих женскую головку. Ах, да. Был в Аврорате еще один человек, по сравнению с которым все беды Стэна можно было считать несущественными. Происшествие в Ред Хук имело самые странные последствия: мистер Лоу наотрез отказался дальше работать с Эмили. Чтобы не нарушать обстановку, Стэн не стал зажигать верхний свет, а засветил огонек на кончике палочки. — Привет, — негромко сказал он. Эмили стояла у окна и курила. Она только на секунду удостоила Стэна взглядом, но ничего не сказала. В полумраке он разглядел сваленные в углу обломки стула. Вот и источник грохота. Оставалось порадоваться, что второй не полетел в голову входящему. — Ну, ты как? Она молча пожала плечами. Ее силуэт смутно выделялся на фоне окна, особенно эффектна была поднятая на отлете рука с зажатым между пальцами тонким мундштуком. — Знаешь, Лоу просто последняя скотина, если смеет с тобой так обращаться после того, как ты спасла ему жизнь. Она не ответила, только вздохнула, приподняв плечи, но Стэна даже такая реакция вдохновила на продолжение. Донести до Эмили мысль, что он разделяет ее переживания, никак не получалось, и Стэн решил прибегнуть к последнему средству: — Хочешь, я дам ему в морду? — Он тебя по стенке размажет. Ее тихий, тусклый голос произвел на Стэна такое впечатление, будто это было первое слово, которое она сказала в своей жизни. — Ну и будут у него потом большие неприятности. Он еще немного помолчал, думая, как бы помочь ей взглянуть на жизнь под более положительным углом. — Питерс вообще-то не так уж плох, хотя я его за эти дни почти не видел, потому что писал его долбаные отчеты… Но в конце концов, это временно, не может такой бедлам быть постоянно. Когда-нибудь все уляжется. А Битти не сказал, к кому он хочет тебя перевести? — Я не буду работать ни с кем другим. Стэн невольно хмыкнул: — Да брось, ты же не будешь увольняться из-за того, что вы с ним разругались. — Я не сказала, что собираюсь увольняться, я сказала, что не буду работать ни с кем, кроме Джима. Стэн тактично покивал, но, не удержавшись, добавил: — Не мое это, конечно, дело, но я вообще не понимаю, что ты в нем нашла. Эмили снова вздохнула: — Вот именно, что это не твое дело. Она вытащила окурок, старательно вмяла его в подоконник и бросила под стол, потом так же старательно убрала мундштук и повернулась к нему, глядя снизу вверх. — Знаешь, мы с ним один раз любовью занимались на месте преступления. На секунду Стэну показалось, что ему послышалось, но зная Эмили — нет, не послышалось. Он с трудом удержался, чтобы не икнуть от такой неожиданной откровенности, а она, застигнув противника врасплох, добила апперкотом: — А ты иди, дописывай отчет. Будешь хорошо стараться — тебя Абернети возьмет к себе в отдел. — Ха-ха, смешно, — его деланный смех полетел уже ей в спину, потому что Эмили вышла из комнаты, не дожидаясь ответа. Ну и дура. Ведь он просто хотел ей помочь. По пустынному залу Стэн вернулся к своему столу и склонился над новой страницей, но перо так и застыло, не касаясь бумаги. Вот зачем ему была нужна эта информация? Он прекрасно жил и без подробностей интимной жизни Эмили, тем более что на месте преступления надо расследовать, а не… ну… это… Перо вдруг принялось выводить по бумаге изгибающиеся линии, которые явно не имели отношения к немагу, которому Питерс сегодня стирал память. Стэн спешно сгреб лист со стола и тут же его испепелил, чтобы не оставлять улик. Значит, Эмили думает, что он не годится ни на что, кроме писанины? И Питерс тоже так думает? И весь Аврорат, кроме несчастной Голдштейн, на которую тоже всем наплевать? Он не успел оглянуться и испугаться, как уже открывал дверь в кабинет начальника. — Мистер Битти, пожалуйста, переведите меня к какому-нибудь другому аврору. Битти удивленно поднял коротко стриженную голову от стола. — Что? — Аврор Питерс не доверяет мне ничего, кроме отчетов, а это я уже проходил. Я ничему не научусь, если буду целыми днями сидеть за столом, я прошу перевести меня… — Боумен, ты охренел? — Битти был скорее изумлен, чем сердит. — Ты думаешь, мне сейчас нечем заняться, кроме как разбираться с твоей практикой и тем, что тебя кто-то обидел? — Меня никто не обидел, — Стэн был намерен гнуть свою линию. — Но я намерен приносить пользу Аврорату и МАКУСА и я имею право просить сменить наставника, если мой не выполняет своих обязанностей. — Свали с глаз моих, не до тебя… — Сэр, за сегодняшний день я стучал к вам в кабинет три раза, и вы ни разу не нашли времени, чтобы меня выслушать! У него волосы встали дыбом от наглой лжи, которую он сочинял на ходу, а главное, он был совсем не уверен, что его поведение сейчас — правильное и разумное. Но одно мог сказать точно: это выглядело мужественно. И Битти дрогнул. — Хорошо, Боумен. Я тебя выслушаю, — стул скрипнул, когда он откинулся на спинку. — Прямо сейчас и помогу. Ведь это же совсем неважно, что по всей стране немаги творят странные вещи и Президенту приходится ехать в Вашингтон, чтобы улаживать дела на самом высоком уровне. Что все наши люди выдыхаются и работают по несколько смен подряд, потому что город сошел с ума. Что двое наших бывших коллег испарились в неизвестном направлении, при этом один из них подозревается в убийстве большого количества немагов. Что на ночь у нас запланирована большая операция… О нет, все это мелочи, и я просто обязан сейчас разрешить все твои обидки с Питерсом. Битти сидел, скрестив руки на груди и сверля Стэна тяжелым взглядом. — Ты это хочешь сказать? Стэн сглотнул. Теперь его идиотский поступок не казался ему таким уж мужественным. — Нет, сэр. — Это хорошо. Потому что если бы ты хотел сказать что-то такое, я бы самолично выкинул тебя из окна. А теперь будь так добр, выполни свои прямые обязанности и молись, чтобы я не рассказал о твоих жалобах Питерсу. Стэн пристыженно глядел в пол. Попытка бунта не удалась… Не поднимая головы, он развернулся, и вдруг услышал или скорее почувствовал что-то странное, вроде дуновения ветра. Он обернулся и увидел небольшого серебристого бигля, который легким прыжком вскочил на стол начальника, деловито уселся на стопке папок и заговорил женским голосом: — Мистер Битти, говорит аврор Голдштейн. Я хочу передать вам сообщение, которое касается безопасности магического мира и Статута о Секретности. Пожалуйста, послушайте его без свидетелей. Пришлите мне ответ, когда будете готовы. Пес договорил и растворился в воздухе, а Стэн все еще потрясенно глядел на папки. — Ебать твою горгулью, — едва слышно пробормотал Битти. — Это же… — Молчать! — Битти вскинул ладонь с толстыми пальцами. — Пошел вон из кабинета. И если хоть одна живая душа узнает об этом, вылетишь из Аврората, «мама» не успеешь крикнуть. — Сэр… — Не заставляй меня стирать тебе память. — Разрешите… В следующую секунду дверь хлопнула перед лицом Стэна. Он даже не успел заметить, как и когда Битти применил заклинание. На всякий случай подергав ручку, он, конечно же, убедился, что дверь заперта. Словно во сне, он вернулся к столу, прекрасно понимая, что сейчас не сможет написать ни слова, но что еще важнее, что эти слова никому и не нужны. Он твердо решил никуда не уходить до тех пор, пока хоть что-нибудь не прояснится, и, не в силах найти себе место, ходил по пустому залу, то и дело заглядывая в коридор, в котором был кабинет начальника. Наконец, он так извелся, что умудрился заснуть прямо головой на столе, и проснулся, когда в Аврорат стали прибывать сонные, зевающие, хмурые коллеги, поднятые по тревоге. Что-то назревало…