where do we go from here

возможно, мердок перепил. по нему всегда сказать сложно; он шатким шагом направляется в крайнюю левую комнату. нудл поворачивается медленно, слегка свешиваясь с дивана в гостиной. — 2d пишет. мердок только глазами в ее сторону зыркает, цепляется взглядом за длинный черный мундштук. свои заколки нудл снова напялила на рассела, так что глазниц за растрепанными волосами видно не было. было видно все остальное: и кривоватые ключицы, и острые выпирающие колени, и длинные ступни с блестящим лаком на ногтях, которые упирались в подлокотник. — и че? в углу сидел сам рассел. на футболке в рядочек красовались глянцевые заколки, в уголках губ скопилась мятная паста; сам он поедал молочный шоколад. расселу нравился вкус молочного шоколада после мятной пасты. диалог тек настолько медленно и как-то лично, что даже он невольно втянулся в него, осмыслив взгляд. — не мешай ему. нудл же уже снова переключилась в точку между жующим помехи телевизором и грязно-белым от пепла окном, краем уха стараясь зацепить радио на кухне, оповещающее о тихих пикетах и улучшенных маршрутизаторах. мердок медлил только больше, зажевывая во рту прогорелый фильтр и оставляя просьбу без ответа. — скажи ему перестать. расселу нравилось наблюдать за ними. ему было все равно по большей части; ему казалось, что мердок завис в проходе. он уловил взгляд нудл на себе. — он не маленький. сам решит. догоревшая в мундштуке сигарета осторожно затлела, и нудл откинулась на ручку дивана. за окном вновь проснулась глухая канонада выстрелов. — это смотря с какого... а. — легкое трехсекундное головокружение напомнило мердоку, что у него нет никакого желания поддерживать разговор, и он слабо, почти про себя махнув рукой направился в крайнюю левую комнату с мыслью о том, что он просто хочет зайти к 2d и может это сделать. снова наполнившее комнату тягучее время ожидания окрашивалось голосами радио, перестрелками и шорохами фольги. это отвлекало гитаристку. — рассел, он попросил тебя перестать делать это. нудл на диване приподнялась вместе с бровью сомнительного собеседника. — давай, как там утихомирится, сходим в парк? там продают персиковую сахарную вату. вторая бровь рассела также взметнулась вверх, лицо приняло великодушное выражение, а после того, как нудл вновь улеглась, свечение его глаз приутихло, и тот что-то тихо забормотал про диабет, про то, что сахар ему нельзя и про какую-то старшую сестру. нудл решила, что это очередной бывший друг рассела, потому что не было у него самого никакого диабета. выйти не получилось: в очередной раз объявили воздушную тревогу, а, как известно, парки аттракционов не работают по вторникам, по ночам и по объявлениям красного уровня тревоги. впрочем, ночь – понятие спорное; ночью он перестает функционировать как детский парк аттракционов, но совсем не засыпает, и поэтому нудл обещает расселу достать вату к завтраку. она думает о том, что если когда-нибудь вздумает выйти замуж, то точно за рассела, потому что он – идеальный вариант: обещание персиковой сладкой ваты вызывает у него больше эмоций, чем новость о том, что америка после очередного землетрясения развалилась на куски и мелкими островами расплылась по всей земле. чтобы ни говорили о мердоке или 2d, но самым похуистичным из всех точно был рассел. и не то, чтобы вообще ничего не способно было вывести его из себя – нудл точно знает, она периодически встречает паулу в разных полузаброшенных кафетериях на окраинах города [страны], в таких кафетериях, где если очень сильно попросить, то в кофе вбухнут столько сливок и сиропа, что и кофе будет не нужен (почему нудл по таким заведениям сама и шатается); кажется, паула ее помнит. нудл уверена, что хобс ту тоже помнит, и что паула – не единственное его эмоциональное воспоминание. впрочем, судить сейчас уже практически невозможно; порой он больше походит на контейнер для своих хоумис. хотя мердоку это не мешает. мердок все еще ненавидит его за перекошенный нос. хотя мердоку ничего не мешает – мердок ненавидит практически все. 2d машинально кидается в него кружкой, и мердока, конечно, это злит еще больше, просто поговорить же пришел, ебучий ты кретин, а 2d, конечно, не думает об этом, потому что он почти подобрал рифму, но все еще не уверен, нужна ли она вообще. — ты, блять, хули нервный-то такой? косячок? похоже, никкалс действительно предлагает; 2d слегка подергивает бровями, двигает головой еле заметно вроде как в замешательстве. им обоим все равно. — помнишь ту партию? ты ее играл... вечеринка в подвале студии. фа диез – до... — помню. — мердока раздражает манера 2d говорить короткими, дроблеными фразами. у него раздражение вскипает на кончиках капилляров, язык по-змеиному дергается, яд как стекает слюной; он кидает потухший бычок в угол комнаты, тот цепляется за плинтус, оставляя темный след на стене. комната является общей, хотя стены ее в основном залеплены плакатами и фотокарточками 2d и рассела; мердок согласился не трогать их, если ему позволят натянуть потолок с огромной пентаграммой. хотя однажды он, завалившись сюда, испортил часть цветной коллекции на обоях, метая со злости ножики в лица, но за это 2d подпалил натяжной потолок. никкалс, конечно, озверел, и обещал заменить несчастных убитых во славу падшему ангелу собак на шевелюру солиста, а 2d просто было обидно за испорченные коллекционные плакаты, но он ничего не предпринимал, и нудл в итоге еще полдня пришлось убеждать мердока, что 2d – не псина и он им еще пригодится. рассел на удивление умело и быстро восстановил все попорченное имущество: его коллекциями плакатов была увешена не только эта комната, но всем казалось, что коллекционер из него так себе: гонялся за редкими копиями он увлеченно и даже азартно, но полученные трофеи его не особо привлекали, и он забивал на них почти сразу после торжественного водружения на стену. сейчас мердок и 2d сидели в этой комнате, не издавая звуков. их было предостаточно снаружи: лично бугимен пару месяцев назад запустил снаряд в их дом, и чьи-то апартаменты под квартирой группы остались полностью разрушенными. сама комната держалась на честном слове и любви нудл и рассела к граффити на потолке этажа под ними. нудл и рассел иногда ходили туда, как в музей. там было красиво, а еще открывался неплохой вид на черный пыльный город, освещаемый аварийными фанфарами. из-за этой дыры внизу в общей комнате было довольно шумно, но 2d творил, как правило, именно здесь. и сейчас он тоже что-то тихо напевал, изредка черкая в тетради, и его тягучий ('расхлябаный', как выражался мердок) баритон становился все громче. — ты, блять, может, заткнешься уже? — выдохнул никкалс в стену напротив, и 2d послушно замолчал, словно только что и собирался это сделать. такая вот у него была особенность – раздражать всех, кто заходит к нему, когда он в общей комнате пишет текст. никто точно не знал, специально у него это выходит, или нет, но, хоть с выражением чувств у него было не лучше, чем у табуретки, были вещи, которые не нравились и ему. не вычищайте от пыли мои рубашки, не переливайте ликера в мой 'мэри пикфорд', не подбирайте мне новую девушку, не находитесь рядом со мной, когда я пишу текст – правила были легко вычисляемы, потому что рядом с 2d ты либо чувствовал себя так, словно его нет вовсе, либо, в редких случаях, доходил до точки кипения. нудл однажды разбила себе об голову бутылку прямо в баре, лишь бы его не слышать. мердоку казалось, что он сейчас готов сделать тоже самое. 2d не перестал петь, просто делал это очень тихо, может, и сам этого не замечая, и это гудение плотным туманом скапливалось в комнате. никкалс сделал глубокий вдох, показывая, как его все заебало, и широкими шагами вышел, демонстративно хлопнув дверью. из своей лачуги на втором этаже он после этого не выходил около месяца – до тех пор, пока туда не врезался военный самолет, и группа не решила, что пора переезжать. такие периоды у него тоже периодически случались – все дружно делали вид, что он снова исчез, а иногда действительно даже не догадывались о том, что он все еще в квартире. переезд был делом напряжным, но привычным: найди все вещи, что привез в этот дом, и собери их в одном месте, пока они вот-прямо-сейчас кому-то не понадобились, достань рассела из подвала, не покалечившись, упакуй инструменты в 15 тысяч слоев упаковочных бумаг и пупырчатого пластика – 2d и нудл уже наловчились пробегаться по списку, а мердок, как правило, благодушно снисходил до командования процессом. но за окном все еще идет война. 2d проходит к сидящей на подоконнике нудл осторожно. — дирижабли так похожи на китов. — на мертвых китов. — дополняет гитаристка через какое-то время. — тебе разве не страшно? — садится пот рядом. — не особо, — хмыкают в ответ. — мы с тобой и не такое видели, м? 2d кивает, но верит, что однажды на улице распогодится и не будет больше слышно воя гигантских моторов.