Забывшие боги

Эстетика российских ебеней — это выйти на занесенный снегом балкон, пригнуться, чтобы не испачкать задубевшее от мороза белье, стукнуться ногой о промерзшие коробки, выругаться свистящим шепотом и всё это затем лишь, чтобы затянуться первой сладкой утренней сигаретой. Лениво потянуться, оглядывая щедро сдобренный серым пейзаж, и сплюнуть вниз, наблюдая за тем, как горстка жалких людишек во всю шерстит на работу, все это тоже эстетика, частью которой она безвозвратно стала несколько лет назад. Возможно, ее жизнь не так уж и плоха, и уж точно не стоит верить ночным кошмарам. Ни одному вшивому ночному кошмару. Больше. Никогда. Кира погладила похожего на столетний валенок серого соседского кота, уютно устроившегося на растрескавшихся перилах, и снова вернулась к созерцанию городских трущоб. Вот уж угораздило так угораздило. То ли чайку попить, то ли повеситься. Какой пейзаж, такие и мысли. «Татуировка чешется, как тварь, но нет, не на ту напала. Пусть знает свое место, что б ее. И ведь вчера был ещё только первый сеанс. Как люди это терпят вообще?» - лениво ворчала она про себя, неспешно выдыхая ленты сизого дыма. Где-то там, за толщей предрассветного тумана и загаженных голубями стен, спали, работали или уже сдохли ее сестры. Каждая выживала на свой лад, как и их отец, который если не окончательно сошел с ума, то уж точно был на верном пути. Как и большинство богов, запертых в этой серой промозглой тюрьме под названием Котлов. При мыслях об отце настроение Киры испортилось окончательно и бесповоротно. Потушив сигарету, она кивнула коту и вернулась в тепло прогретой батареями квартиры. Счета, кружки со стылым чаем, мятые чеки, сломанные стрелы, выдохшиеся маркеры, ворон и прочая чухня полностью погребли под собой хлипкий кухонный стол, и где-то среди этих завалов очень хорошо спрятался телефон. Стоп, а разве на ее столе сидел ворон? Птица важно ходила туда-сюда, царапая когтями по столешнице, и что-то деловито скрипела на своём наречии. Хугин, кажется, или Мунин, она никогда не умела различать этих пернатых гаденышей. — В 22.00, билеты на "Войну бесконечности" уже купил. Пицца за твой счет. — умело спародировал пернатый голос отца. — Чего??? — Кира просто отказывалась верить своим ушам. — Что слышала, фиолетовая башка. Сказав это, наглая птица отвесила валькирии подзатыльник по волосам, и правда отливавшим всеми оттенками фиолетового, и улетела в рассвет. Как эти твари умудрялись просачиваться в помещение, несмотря на все охранные руны, для нее так и оставалось загадкой. Как и то, с какого это лысого Йотуна Один вдруг решил сходить в кино с ней, а не со своей любимицей Хильд. Но его все равно придется послать, ведь на этот вечер у Киры были куда менее культурные планы. Да и на эту жизнь тоже. Как следует надраться перед безнадежной попыткой свалить из этого гадкого места было ее первоочередной задачей. Второй на очереди же стояла почти святая обязанность открутить голову одному шарлатану, возомнившему себя королём воров. Ужасно хотелось есть, но дома был только кусок заплесневелой пиццы и три банки меда. Кира еще раз открыла холодильник, словно в него магическим образом мог телепортироваться свиной окорок, куриные крылышки или, на худой конец, салат. Но холодильник сохранял нейтралитет с этой реальностью и никаких чудес творить не собирался. Кое-как раскопав уже начавший трескаться от времени кнопочный мобильник времен тусовок в Хеороте с Беовульфом, Кира заказала себе первую пиццу, название которой смогла вспомнить, и поставила чайник на плиту. Когда она решила, что стоит все-таки и Хильд позвонить, чайник вовсю свистел, а коробка с пиццей уже лежала на столе. Вот уж кто точно нашел свое призвание в этом новом времени, так это Гермес. Ныне не только покровитель доставщиков пиццы, но и один из них. Личный одноухий кот Киры, выуженный ей из мусорного бака черт знает сколько лет назад, вылез из-под скатавшегося пледа и принялся нарезать круги вокруг стола. — Даже не думай, морда, у тебя свой корм есть. — проворчала девушка, бросая ему кусок салями с ошметками сыра. Немного подумав, Кира добавила немного меда в уже начавший остывать чай и все-таки нажала на кнопку вызова. Сестра не ответила, что было не ново. Та еще тварь и всегда была такой. У них вообще отношения окончательно испортились после того случая с мечом Перуна. И если с педантичной Хильд еще можно было как-то договориться, то с остальными не стоило даже и пытаться. За исключением Брюнхильды. Та всегда была исключением. Проклятие на ее золотые волосы. Скинув еще несколько бумаг и кружек со стола, Кира подняла то, что осталось от меча. Оплавленный кусок металла с навершием, некогда напоминавшим голову медведя все еще был тяжелым, но теперь уже бесполезным. Такой же бесполезной пытались сделать и ее. Покончив с завтраком и наскоро одевшись, Кира сбежала вниз по ступенькам, на ходу доставая новую сигарету. Солнце вышло, но теплее не стало, даже наоборот, холод сгустился еще сильнее, вгрызаясь в легкие и пытаясь добраться до сердца. Девушка тряхнула головой и чиркнула спичкой. Подумаешь, холод. Она и есть холод, снежная королева, которую заслужил этот мир. Из накинутого на плечо рюкзака послышался едва различимый стеклянный звон. Снежная королева, сердце которой иногда еще продолжает обливаться кровью. Вопреки зиме и сраному смыслу жизни. На улице было все так же уныло. Лишь изредка в снежной буре мелькали цветные пятна пуховиков и замысловатые граффити, уже начавшие выцветать на шершавых кирпичных стенах. Кира ускорила шаг, чтобы поскорее миновать опасные места — не хватало еще затеять свару с местными лешими в подворотах. В любой другой день она бы с радостью поломала их хрустящие носы, но сегодня никак нельзя. Важный день и, возможно, последний. Для одного сильно ушлого бога. А может быть, и для неё. Нужный подъезд она всегда находила только с четвертой попытки, а то и вовсе с пятой. Но, конечно же, во всем виновата проклятая метель, не иначе. Кира проверила, нет ли слежки и написала короткое СМС. Теперь оставалось только ждать. Не нравилось ей это место. Этот импровизированный сад, «украшенный» мягкими игрушками с пластмассовыми глазами. Задубевшее от холода разноцветное зверье словно следило за каждым ее шагом. Кира пнула раскрашенную желтой краской шину и попыталась не думать об этих жутких жителях кустов. Столетия летят, а люди всё так же продолжают создавать обереги и выкидывать их на улицу, когда те им надоедают. И богов они с радостью выкидывают, чего уж мелочиться-то... Ужас и отвращение, источаемые брошенными игрушками, пересилил все доводы здравого смысла. Кира отступила назад и уже потянулась было за новой сигаретой, когда дверь подъезда запищала и приотворилась. — Не зайдешь на минуточку? — почти пропела Брюнхильда своим сладким голосом. — Некогда. Держи. — Кира закашлялась, но все-таки достала из рюкзака пакет с казавшейся ей ядовитой детской едой в склянках и протянула его сестре. — Может быть, все-таки заглянешь, мы так давно не виделись. — начала канючить сестра, одновременно с этим пытаясь убрать с лица золотые кудри, чтобы получше разглядеть Киру. — Давай, пока. — девушка развернулась и пошла в сторону центра. Обжигающие, как солнце, объятия застали ее врасплох. Кира попыталась сбросить сестру, но это было все равно, что попытаться сковырнуть солнце с неба. — Как папа? — Да что б его ледяные великаны сожрали. — Не говори так об Одине. Брюнхильда спрыгнула на землю и подобрала пакет. — Я буду ждать, сестра. Кира шутливо отдала честь и надела наушники. Говорить можно было все что угодно, но Брюнхильду она любила. В отличии от остальных непроходимых идиоток, только по недосмотру отца зовущихся валькириями, одна лишь Брюнхильда приходилась ей родной сестрой. И забыть эту простую истину Кира была не в силах. Путь ее лежал в центр Котлова, медленно обрастающий рекламными объявлениями и сетевыми магазинами, которые делали его похожим на старое, больное какой-то неизлечимой заразой существо. Кира брезгливо разглядывала шелуху объявлений, облепивших кособокое здание из красного кирпича с белыми прожилками шпаклевки. Самое старое здание Котлова производило гнетущее впечатление. Словно бы его архитектор хотел построить замок, ни разу в жизни его не видев, словно бы заказчик хотел как можно больше комнат и меньше жильцов, словно бы привидения были заказчиками сего проекта. Девушка медленно заплела волосы в подобие косы и потянула на себя дверь. Пахнуло пылью и старым влажным деревом. Огромный темный и по совместительству единственный жилой подъезд этого дома распахнул перед ней свои объятия. Внутри было так тихо, что собственное дыхание напоминало скорее порывы ветра в ущельях гор. Но тишина эта была обманчивой. Кира вытащила из внутреннего кармана куртки изогнутый охотничий нож и начала медленно подниматься вверх. Единственное сильно вытянутое вверх окно, заканчивающееся полукругом, пестрело сетью трещин, вблизи оказавшихся обычной паутиной. На широком же подоконнике сидел старик с белыми волосами и в белоснежном же пальто. Чернобог сосредоточенно читал. Нож с мягким звуком воткнулся в деревянную обшивку, но старик только перелистнул страницу и продолжил чтение. — «Так говорил Заратустра»? Да ты издеваешься. — Кира вытащила нож и, вытерев его о белоснежные штаны Чернобога, села рядом. — Если ты думаешь, что можешь вывести меня из себя ребяческими выходками подобного толка, то ты еще более несведуща в вопросах психологического давления, чем я думал до сего момента. — Чернобог наконец-то отложил книгу в сторону и посмотрел на Киру своими ясными профессорскими глазами. Кира пожала плечами и кивнула на стену. То, что осталось от паука, сейчас больше походило на сгоревший цветок. — Прошу прощения, это меняет дело. Чернобог аккуратно соскреб паука корешком книги и принялся изучать его останки. — Да, госпоже Арахне ни к чему знать о том, как далеко мы продвинулись. К большому сожалению, ряды ее соглядатаев все никак не редеют. Кира забрала книгу и чиркнула зажигалкой. Ницше горел ярко, но недолго. Валькирия даже подумала, не скрывается ли за этой мимолетной сценой какой-нибудь смысл, но гнев поглотил все ее мысли без остатка. — Значит, моего разрешения получать не надо? Да ты хоть знаешь, как сложно было достать меч Перуна — ради этой железяки мне пришлось просить прощения у сестер. — А вот если бы ты почаще проверяла свою почту, то увидела бы, что твоего позволения использовать находящийся в твоем распоряжении меч Перуна я испрашивал на девяти листах машинописного текста. — Да кто вообще сейчас бумажные письма пишет? — повозмущалась Кира для острастки, но все же сменила гнев на милость. Чернобог, отпущенный из ада одним из первых, все никак не мог смириться с тем унизительным положением, что ему пришлось влачить после отказа на прошение о выезде с целью получения высшего образования. Кира еще помнила те его мечты о профессорском звании, стоившие жизни нескольких леших и одной особо дикой нимфы-феминистки. Все чуть не вылилось в полномасштабную войну за право учиться в каком-то питерском вузе, но Чернобог проиграл еще до ее начала. Однако же, стоило признать, что возвращение в родную ломбардную лавку пошло ему на пользу. То, что проще всего описать как раздвоение личности, в 21 веке стало для старого бога настоящей обузой. Если его темная сторона смогла легко адаптироваться к изменчивому людскому существованию, то с белой все оказалось не так однозначно. Не так-то просто было убедить ее в том, что за сотни лет, проведенные в аду, нормы морали и границы добра претерпели существенные изменения. Да и сами люди стали больше похожи на богов, чем все они вместе взятые. — Да не смотри ты так, ну извини! О чем речь вообще. — Белобога затрясло мелкой дрожью, а седые иглы волос начали топорщиться во все стороны. В общем, в ту минуту он и правда производил впечатление того умалишенного, каким его и считал Один. — Ладно, черт с тобой. — Кира достала из рюкзака Ирландский виски и, открутив крышку, протянула ему. — Что делать-то будем? — Только Черта здесь и не хватало. — Чернобог снова стал собой и сделал первый глоток. — Раз меч превратился в рухлядь после соприкосновения с границей области, то что станет с божеством, ты можешь и сама представить. — Но ты бы не стал меня звать, чтобы сказать, что из этой дыры нет иного выхода кроме как вперед ногами. — Твоя правда. Родилась у меня некая мысль, но озвучу я ее, с твоего позволения, уже на границе. — Сойдет, пошли. — Кира взяла бутылку и быстро осушила ее содержимое. Ей определенно нравилось это чувство надежды. Глядишь ты — сначала новый, определенно поехавший по всем фронтам и осям Бог освободил их из ада, куда заточил всех старых богов его еще более безумный папаня, а теперь они и из этого чахлого городка могут удрать. Да, жизнь определенно налаживается. На улице шел мягкий, напоминавший о далекой северной родине снег. Кира расстегнула красную куртку и подставила лицо трепетным белым снежинкам. Умом-то она понимала, что все еще может сто раз сорваться, но с каждой минутой сдержать улыбку становилось все труднее. Вместе с Чернобогом она почти выбежала на остановку и принялась высматривать автобус. Вокзал уже ждал, и удача все еще была на их стороне. Ближайшая нужная им электричка отходила только через 16 минут, и за это время можно было бы успеть купить целый вагон билетов. Чернобог опять нацепил очки, не иначе как для солидности, и купил в киоске очередную книженцию. Кира только закатила глаза, но комментировать не стала. Лежачего, то бишь гуманитария, не бьют. Когда дверцы электрички распахнулись, Кира влетела внутрь одной из первых и плюхнулась на сидение рядом с окном. Чернобог вытер деревянное сидение невесть откуда взявшейся газетой и сел напротив нее. Сел и с головой погрузился в чтение. Кира знала, что пауки могут водиться и здесь и потому не стала допекать его расспросами. За окном, похожим на кадр из старой пленки, один за другим мелькали исписанные граффити гаражи, постепенно уступившие место куцым лесам и почерневшим от времени полустанкам. Хотели люди того или нет, но природа брала свое. Каждый раз, когда работа позволяла ей вырваться за пределы города, Кира готова была пищать от счастья. Так бы и жила в каком-нибудь сосновом лесу, если бы сигареты, пицца и виски не стоили бы так дорого. Кажется, одна из валькирий, всегда отличавшаяся особой аскетичностью, так и поступила. Но Кира на подобные жертвы еще не была готова. Да, к счастью, ей и не придётся. — Говорят, что Один хочет найти своего скальда. Это правда? — тихо сказал Чернобог, аккуратно положив книгу рядом с собой. — Откуда мне-то знать. — Это опасно, отчаянная мысль, что он все еще жив, и безумная потому, что шансов на это нет никаких. Вотан мудр, и потому я опасаюсь, не знает ли он того, что еще сокрыто от наших взоров. Кира потянулась было за сигаретой, но тут же одернула себя. Если Один что-то и знал, то поделиться с ней не счел нужным. Хотя… Зачем бы он тогда стал звать ее в кино? Судя по всему, он еще не простил ей убийство мужа Брюнхильды, а она ему то, что он проклял Брюнхильду. — Быть может, он считает, что скальд стал одним из них и, подобно Перуну, забыл свое прошлое и теперь шляется где-то по области в поисках себя? — Один не настолько глуп, чтобы верить в то, что скальд может стать божеством, как, впрочем, и любое другое человеческое существо. Старушка, сидевшая неподалеку, отодвинулась еще дальше и покрепче схватилась за ручки многочисленных пакетов. — Не ты ли говорил: «Есть многое на свете, друг валькирия, что и не снилось нашим мудрецам». — Неуместная отсылка. — ответил Чернобог и опять вернулся к книге. Кира насупилась и отвернулась к окну. Где-то там, за тысячи лиг отсюда, под могильным курганом лежал черный от времени меч, пропитанный кровью ее врагов. Чернобог мог сколько угодно думать о том, что бесконечно презираемые им люди не могут стать богами, но она знала другую правду. Когда-нибудь она снова обернет телячьей кожей старую рукоять и очистит маслами грязь времен со старых рун. Меч ее ждет, зовет во снах, и кто она такая, чтобы не откликнуться на его зов? Сошли они на том же полустанке, что и старушка с пакетами. Впрочем, старушка быстро скрылась в ближайших кустах, шепча оберегающие заговоры. Кира порылась в рюкзаке и извлекла оттуда обломок меча. Все-таки хорошо, что Перуну на него плевать, а то еще с ним бы пришлось драться. Алкоголь, внезапно ударивший ей по мозгам, помешал девушке додуматься проверить, в какую сторону почесала та старушенция и не обратилась ли она в кого по дороге. И, как показали дальнейшие события, пить в тот день ей определенно не следовало. Границу области они почувствовали еще задолго до того, как к ней подошли. Фиолетовые волосы Киры начали завиваться вокруг ее шеи подобно петле, а Чернобога опять свалил приступ белого безумия. — Неугомонные вы мои. Неужели вы думали, что я не знаю о вашем плане? — окликнул их некто мягким, почти безмятежным тоном. Мистер И. был всё также бодр и чем-то похож на воспитательницу, застукавшую детей за поеданием песка. Кира отступила назад, лихорадочно вспоминая, какое оружие было сейчас при ней. Она боялась его и боялась того, что чувствовала в его присутствии. И именно из-за этого страха она упустила то, что крыша Чернобога опять начала съезжать в неизвестном направлении. Жуткий хохот как молот ударил по елям, сбросив с них снег. Подчиняясь своим извечным рефлексам воина, Кира прыгнула в сторону и вытащила нож из голенища сапога. Корни деревьев вздыбились из снега как огромные пальцы; показалось и несколько желтых от времени черепов. Даже при свете дня их светящиеся глаза недвусмысленно намекали на то, что с тем, кто их призвал и силой, дремлющей в нем, надо считаться. Неожиданно для себя Кира начала смеяться. На что только не пойдешь, чтобы получить высшее образование. Но, кажется, она поняла, на что рассчитывал Белобог. Безумие было не единственным его козырем. Тут, в диком древнем лесу, преимущество было на их стороне. Корни деревьев рассыпались по снегу кофейными зернами. — Видел бы меня мой отец. — рассеянно пробормотал мистер И., прежде, чем отразить очередную атаку. Все еще продолжая смеяться от абсурдности сложившейся ситуации, Кира услышала все нарастающий звук десятков хлопающих крыльев. И действительно, воронов, что количеством своим затмили небо, было трудно игнорировать даже сумашедшим, и кофеманам, и сумасшедним кофеманам, чего уж греха таить... Один из них отделился от стаи и сел на ветку, еще не успевшего ни взбеситься, ни обратиться в кофейные зерна дерева. — Всеотец пропал. Всеотец пропал. Всеотец... — глухо каркал он, на глазах теряя перья. Кое-как хромая, Кира успела подскочить к дереву и поймать безжизненную тушку. Не интересуясь ни тем, куда делись остальные птицы, ни исходом боя, она сняла с себя куртку и завернула в нее то, что осталось от Хугина. Не получится у них на войну бесконечности сходить. Настоящая война пришла к их порогу.