Забывшие боги

— Растопи-ка мне баньку, хозяюшка... — доносился из динамиков хрипловатый баритон Высокцого. Харон прибавил громкости и проверил, сколько осталось бензина. Мало, но на эту ночь должно хватить. Темную и страшную по человеческим меркам ночь. Ночь, собравшую вокруг себя своих самых жутких приспешников, что водят свои хороводы по не знавшим истинного света улицам. Ночь, полную тайн и немых воплей о помощи. Золотые крапины огней в домах погасли, уступив место желтизне, похожей на око дикого зверя Селены. Харон опустил стекло и вдохнул свежий воздух. Да, он стар, он полон усталости, но видит предзнаменования, которых не замечает молодой Бог. Таксист почесал клочковатую серую бороду и переключил на следующую песню. — Вот твой билет, вот твой вагон, все в этом мире одному тебе дано... Почти пророчество. Мягко загудел двигатель, Харон прибавил газу и плавно, почти не касаясь земли, поехал вперед, разрезая тонкий слой снега, укрывший черное полотно дороги. — Ах, как нам хочется, как всем нам хочется, не умереть, а именно уснуть. — напевал он, одной рукой удерживая руль, а другой все прибавляя и прибавляя громкости. А вот и желтые огни «Фараона». Опять разбили стекло, черти. Харон усмехнулся и полез проверять, осталась ли еще мелочь для размена. А то знает он этих полоумных — опять будут совать ему свои поганые пятитысячные бумажки и ждать, что он будет им в ноги кланяться за оказанную милость. Египтяне в этом плане самые неисправимые позеры, да и мелкая нечисть тоже не отстает. Громко хлопнула дверь. — Стервы, какие же, блять, стервы. На Складскую дом шесть. — сказал рыжий божок с намотанной на голову клетчатой рубашкой. Мог бы и не говорить — Харон не забывал ни одного адреса, а вот его клиенты частенько забывали то, что он не забывает. Никогда и ничего не забывает. Шипя от боли, Локи размотал импровизированный тюрбан, осторожно дотронулся до затылка и начал аккуратно вытаскивать из рыжих волос зеленые бутылочные осколки. — Валькирия? — спросил таксист, не отрывая взгляда от дороги. — Кира, тварь. Что б я еще раз туда… Вот у вас нет валькирий? — Нет. — А у нас есть, вот нахуя они нужны, стервы? Ах, блять... Кажется, Локи заметил, что теперь у него не две, а три брови. Из свежей раны так и хлестала кровь. Все еще продолжая следить за дорогой, Харон пошарил в кармане брюк и, не глядя, протянул Локи белый платок. — Спасибо… Друг, век не забуду. Забудет, еще как забудет уже завтра. Харону хотелось ответить, что рано или поздно Кира бы узнала о тех анекдотах о жизни и ориентации Вотана, что этот рыжий болван взял за привычку рассказывать первому встречному лешему. И его счастье, что когда это произошло, у Киры оказалась под рукой только злополучная бутылка с вином. А вот если бы об этом услышала Хильд… Харон хмыкнул, представив, как сердце этого несчастного глупого божка украсила бы внушительная дырка от раскаленного железа. Один точно знал, что там, где предают сыновья, дочери сражаются до последнего за честь своего отца. Кира, хорошая девочка Кира. То, что она тоже слушала Высоцкого, было лучше рекомендацией в глазах Харона. Он как-то подвозил ее, и потом, после очередной безумной гонки, она подарила ему диск, тот самый, который играл сейчас. Не побрезговала, нашла его адрес. Или даже не думала испытывать отвращение? Сухая кожа рук неприятно стягивала мышцы и вены, скучавшие по веслу и черной прохладе вод. На обложке под фотографией барда было аккуратно написано фиолетовым фломастером «В прошлом слуги и холопы, ныне — вольные стрелки». И чувство юмора у нее что надо. — А что ж Вотан? Совсем пропал? — рассеянно спросил Харон, все еще погруженный в свои мысли. — Асгардом клянусь, не видел его. Откуда вы все взяли вообще, что я что-то знаю?! — возопил Локи, уже давно бродивший по грани подлинной истерики. Харон посмотрел в зеркало заднего вида. Рыжий уже забрал волосы в хвост и снова надел маску того галантного актера. Похоже, ему действительно туго пришлось. — Она одна была? — Какой там — Чернобог, чтоб ему эти черепа в шары так светили. Сволочь интеллигентская, ломбардник вшивый. И еще Иштар, и Кетцаль…как-то там. Весь в перьях, как п... Друг, ты не видел то, что видел я. Вдоволь наистерившись, Локи оперся на колени и закрыл рот рукой, словно испугался, что сказал что-то лишнее. Даже маску потерял на время, но только на время. — Приехали. Харон затормозил напротив одного из оранжевых семнадцатиэтажных домов. — Один? — Да. — Сделай потише, а? Башка и так болит. — сказал Локи и начал старательно вытирать руки о все ту же многострадальную клетчатую рубашку, не замечая того, с каким выражением лица Харон выполнил его просьбу. Рыжий бог обиженно поджал губы, но, немного подумав, все-таки открыл рот и достал из-под языка плоскую серебряную монету. Харон взял протянутый ему чуть липкий и холодный обол и настороженно следил в зеркало за тем, как Локи заходит в один из подъездов. Память сохранит и это воспоминание. Складская ночью была похожа на растревоженный муравейник. Люди видеть этого, конечно, не могли, но чувствовали отлично, а Харон чувствовал их страх. Проехав ряд безликих автомоек, он затормозил напротив бывшего купеческого дома. Ничего интересного, просто нужно дать понять одному робкому привидению, что он не в обиде за ту поездку. В одном из окон зажегся зеленый огонек и тут же потух под тяжестью его взгляда. Мерцающее светом подлинной депрессии привидение, которому уже никто не может помочь, погасло, не успев толком разгореться. Все испортил хруст льда, разбивающегося под тяжестью легких ботинок. Кто-то постучал в его стекло, тихо и нервно. Харон кивнул, показывая, что свободен и позволил девушке залезть на заднее сидение. — Н-н-на Ленин-на, пожалуйста. Ленина 28. — прошептала она, вцепившись в рюкзак. — Понял. Интересно, что ее так напугало. Харон нахмурился, окунувшись в бездонный омут ее памяти. Люди, да, всего лишь люди. И ничего удивительного в том нет. Девушку била легкая дрожь, одну руку она прятала в кармане, в котором, по всей видимости, лежали ключи или складной нож, а другой поглаживала тяжелый красный рюкзак. Рябь водной глади сменилась видом дороги. Почти не думая, Харон нашарил нужный диск и вставил его в дисковод. Какая же долгая ночь. — Лукоморья больше нет, от дубов простыл и след. Дуб годится на паркет, — так ведь нет: выходили из избы здоровенные жлобы, порубили те дубы на гробы. Нет, наверное, для нее это сейчас слишком. — Оставьте, пожалуйста. — жалобно попросила девушка, когда Харон хотел переключить. — Это ведь Высоцкий, да? — Он самый. — У меня папа его слушал. Про него еще такой фильм отвратительный сняли. — Хм… Да, Один уже успел ему рассказать о том, что такое "Фонд Кино" и как с этим бороться. А Харон бы предпочел прожить без этого знания. Доехали быстро, благо было совсем недалеко. Когда машина затормозила, девушка сунула ему пятисотрублевую бумажку и, не принимая последовавших возражений, легко взбежала по ступенькам под сень мерцающей лампочки подъезда. Сам не зная почему, Харон посчитал эту историю красивой. Даже испачканный ядовитой кровью платок в кармане уже не так сильно жег его душу. — Я когда-то умру, мы когда-то всегда умираем. — Запел потрепанный мобильный телефон. — Слушаю. Да, могу. Харон выключил телефон и снова поехал на Складскую. Какая же странная улица, так и тянет к себе, а почему — неведомо. Но Харон уже привык плыть по течению. Велес — коренастый детина без злобы и возраста — забрался на переднее сидение и назвал адрес ближайшего ветеринарного пункта. Под слоем шелестящей куртки и свитера прятался облезлого вида черный кот, и Харону пришлось выслушать долгую и нудную историю о том, как и где Велес раздобыл этого доходягу. Хороший бог, но слишком уж зеленый. Бог, в душу которого слишком крепко пустила корни надежда на то, что все будет хорошо. — Как Перун освоился? — Харону и правда было любопытно. Такой сильный бог и выпущен одним из последних только в прошлом году. — Да вроде как оно да. Книжки пишет. — И как? — Как что? — Как книжки. — А-а-а-а, ну, он давал мне почитать, да не мое это. Кот, так и норовивший сбежать, царапнул Велеса за мясистый нос и тут же был со всей тщательностью завернут обратно в свитер. Похоже, что никому из них, включая кота, не хотелось говорить о литературе. Дальше ехали молча. — Ну, бывай. — сказал Велес на прощание. — Хорошая у тебя машина, зеленая, и музыка... Музыка, что надо. — И тебе того же. — улыбнулся Харон, пряча обол в карман. А на горизонте уже маячила знакомая фиолетовая копна волос. Да еще и ворон. Ночь становилась все интереснее. — Харон, чтоб меня Йотуны споили, давай мою любимую ставь и погнали. — заорала Кира, тащя за собой девушку удивительной восточной красоты. Харон замер на мгновение, изумившись столь талантливой мимикрии, но взгляд все же выдал в незнакомке богиню. Темные, с проблесками льда, эти глаза не знали ни милосердия, ни сострадания. Кажется, благодаря именно ее стараниям Гильгамеш до срока сел в его ладью. Кажется, из-за нее все реки когда-то наполнились кровью. Иштар встретила его взгляд и обескураживающе улыбнулась. В хлам. Просто в хлам. Харон включил «Балладу о вольных стрелках». Кира замерла, наслаждаясь знакомой мелодией, и тут же потянулась, хрустя костями. — Обожаю. Ты, брат мой, даже не представляешь, чью наглую рожу я сегодня разблила. — Разблили. — поправила ее Иштар. — Один безумен, но в чем-то прав. С людьми хорошо. — А с богами еще лучше. — подхватил Харон в тон ей. Куда вас, девчонки, закинуть? — Куда-нибудь. Только не ко мне. — беззаботно сказала Кира. — И не ко мне. — неожиданно печально сказала Иштар. — Иди обниму. — потянулась к ней валькирия. — Какая у тебя помада красивая. — Правда? — Да, дашь попробовать? — Конечно. Неожиданно ловко для пьяной богини Иштар клюнула валькирию в губы, оставив на них темное, как от ожога, пятно. Кира начала смеяться, Харон чуть не въехал в столб. Не долго думая, он высадил эту честную компанию у памятника Ленина для протрезвления духа. Пусть сами разбираются, он даже платы не возьмет, хватило и платка. Кажется, он заснул. Все еще было сложно привыкнуть к своему почти человеческому телу с почти человеческими эмоциями. Уже начинало светать, и это была гонка, какой еще не видел Котлов. Дизель нервно курит в сторонке, Даниэль же и вовсе выронил сигарету изо рта. Возможно, шутить он и не умеет, но наедине с собой можно позволить такие шалости. Он притормозил как раз вовремя, чтобы успеть втиснуться в ряды таких же сонных недовольных пьяными клиентами таксистов. И стал ждать того единственного, который всегда выбирал только его. — Земную жизнь пройдя до половины, я очутился... Впрочем, и так все видно. Мужчина в деловом костюме, устроившийся на заднем сидении, лениво махнул рукой и отвернулся к окну. Даже все воды Леты не смогли бы заставить Аида забыть о том, насколько он задолбался. Темные курчавые волосы, чересчур длинный нос и светлая, без намека на румянец кожа вкупе со всеми оттенками синего, щедро размазанным под серыми глазами, делала Аида похожим на людей более всех прочих богов. Сам же он даже не думал стесняться того, что выглядит, мягко говоря, невыспавшимся. — Прочел на днях младшую Эдду. Снорри был хорош, но не настолько, чтобы из-за него подставляться. Один никогда ничего не делал просто так, и я хочу, чтобы ты выяснил в чем причина. — сказал Аид. Ни малейшей нотки заинтересованности в голосе, но Харон слишком хорошо знал своего хозяина. — Будет исполнено. — ответил таксист и протянул ему платок. — Локи, Локи, как неосторожно. — улыбнулся Аид, показав слегка выпирающие зубы. — Щеночку понравится. При упоминании "щеночка" бывший владыка подземного царства улыбнулся так, словно ему опять разрешили вернуться в ад. Больше Харон ничего не сказал, полностью вручив себя в такие родные руки музыки. Аид против не был, но сам к музыке всегда был равнодушен. Когда они подъехали к офису, Аид как обычно попытался расплатиться, но, получив отказ, беззлобно рассмеялся. — Будь другом, подкинь Перси в университет, она как обычно проспала. — Простите, хозяин, бензина только на обратный путь. Аид закатил глаза. — Опять ты со своими фокусами, ну, как знаешь. Строить оскорбленную невинность Харон не стал: Персефону он не любил. Весенний ребенок, заигравшийся с зимой и людьми, вот она кто. А его хозяин достоин большего. Бессонная ночь начинала давать о себе знать. Харон кое-как переехал мост через реку и позволил себе поехать чуть медленнее. После поворота налево начиналось кладбище, словно проросшее сквозь сосновый лес, совсем юное по его меркам и весьма безвкусное. То, что нужно. Харон жил прямо за ним. Бревенчатый с каменным фундаментом дом Харон купил у его прежнего хозяина — пьянчуги неопределенной наружности за сущие копейки. Навести уют и вытравить всех тараканов и пауков было сложно, но он справился, благо до строймагазина было ехать совсем недалеко. Особой его гордостью стали желтые обои с синими звездами, каждую ночь светившиеся зеленым. Люди знают толк в красоте, этого у них не отнять. Борясь с усталостью, Харон прошел на кухню и, соорудив себе несколько бутербродов с колбасой, вернулся в гостиную. На одной из многочисленных деревянных полок стоял странного вида корабль, как в броню закованный в пузатую стеклянную бутылку. Нагльфар, корабль из ногтей мертвецов. Подарок Одина на годовщину Харона. Ощутив какой-то внезапный порыв сентиментальности, Харон потянулся к нему и тут же одернул руку. Следы черной копоти, незаметные издали, жирными росчерками измазали стекло изнутри. Теперь судно было похоже на искалеченного зверька, которого никак не могут перестать поджаривать на костре. Кира писала, что грядет война, но кем будут полководцы с той стороны и что знает обо всем молодой Бог? С тяжелым сердцем Харон опустился на кровать и закрыл лицо руками. Слишком стар. Слишком беспомощен.

Я вторично умру - если надо, мы вновь умираем. Удалось, Бог ты мой, я не сам - вы мне пулю в живот. Так сложилось в миру - всех застреленных балуют раем. А оттуда - землёй - бережёного Бог бережёт. В грязь ударю лицом, завалюсь поcле выстрела набок. Кони хочут овсу, но пора закусить удила. Вдоль обрыва, с кнутом, по-над пропастью, пазуху яблок Я тебе принесу - потому и из рая ждала.