Забывшие боги

На одном дыхании Персефона ворвалась в аудиторию, с размаху бросила рюкзак на парту и сама упала на стул, и лишь затем осознала, что кроме нее здесь никого нет. А тут еще и эти злосчастные сообщения из беседы одногрупников так несвоевременно напомнили ей о том, какая же она в сущности рассеянная балда. Поправочка: милая рассеянная балда. — Ну блин… — жалобно протянула девушка и снова потянулась к рюкзаку, увешанному брелками и парой десятков значков. Первую пару отменили, а она как обычно узнала об этом, только придя в универ. Персефона еще поворчала немного, но все-таки вышла из аудитории, осторожно закрыв за собой дверь. Вспомнив про то, что она так и не успела позавтракать, девушка все же несколько приободрилась. Мысль о том, что сейчас можно будет пойти что-нибудь съесть, грела ей душу, как и тот факт, что следующая пара по фонетике будет еще очень-очень нескоро. Персефона попрыгала, надевая рюкзак, поправила растрепавшиеся красные кудряшки и с гордо поднятым носом пошла к выходу. Палец, который она уколола об один из значков, неприятно саднило, и очень хотелось его облизать. Но она была большой девочкой, и только еще глубже засовывала руку в карман кожаной куртки, и думала о пирожных и гранатовом соке, ждущих ее в ближайшей столовой. На улице было почти тепло, но в некоторых местах снег и не думал таять, мрачно напоминая о том, что у мамы опять плохое настроение. Губы Персефоны задрожали, словно она собиралась заплакать, но она, как могла, взяла себя в руки и, перейдя дорогу, направилась в сторону ближайшей столовой. Совсем маленькая, похожая на школьницу, прогуливающую уроки. Безобидная, как котенок. В столовой ее и правда ждали, вот только не пирожные и сок, а огромная очередь у кассы и занятые столики. Персефона застыла с красным подносом в руках, не зная, в какую сторону ей податься. Растрепанная девушка в черной бесформенной одежде оторвалась от тонкого серебристого ноутбука и внимательно посмотрела на нее. Персефона сжалась под ее пристальным взглядом, словно выворачивавшим наизнанку, но все-таки решилась попроситься сесть рядом. Что-то было в ней такое, тянувшее к себе, как магнит. — Садись к нам, если хочешь. — позвал ее дружелюбный голос. За соседним столиком, заклеенном красной рекламой газировки, сидел мистер И. в компании рыжеволосого мальчишки с черным рюкзаком, из которого выглядывал черный же гриф укулеле. Персефона заколебалась, но все-таки поставила поднос рядом с пустыми чашками из-под кофе. Рыжий парень не обратил на ее появление никакого внимания, продолжая складывать из салфетки какого-то чересчур толстого журавлика. Описывая его, следовало бы отдельно оговорить, что, назвав его подростком, автор имел в виду не их идеализированные сериальные подобия, а самого настоящего мальчишку, еще только начавшего становиться мужчиной: чуть полноватого, с белой шерстью кота на мятой черной футболке и слегка сутулящегося под тяжестью реальности и собственных комплексов. Мистер И. повертел в руках полароидный снимок рыжего с белыми пятнами кота и вернул его собеседнику. — Я рад за тебя и, как понимаю, от работы ты теперь будешь увиливать вдвое усерднее, да, чертяка? — Ну, ты же меня знаешь... — развел руками рыжий и смял журавлика. — Знаю и потому говорю, что если еще один из твоих подчиненных решит, что снимать видеоблог в аду — это хорошая идея, то я пойду и лично попрошу у своего отца прощения и отдам ему все полномочия обратно. — Да скорее семиголовый с диадемами на башке из моря своей депрессии выползет и перестанет покупать новые побрякушки для своих голов. И, попрошу заметить, туда его загнали твои драгоценные люди. — Они не мои. — А чьи же? — протянул мальчишка самым противным из своих голосов. — Вообще-то только свои. — обиженно ответил мистер И. Под угкоризненным взглядом собеседника рыжий покраснел, но глаз не отвел. — Ладно, проехали. Тебе как обычно? — Да, было бы замечательно, спасибо. Парень поднялся из-за стола и, достав кошелек из рюкзака, пошел в сторону кассы. Персефона отложила вилку, в сотый раз пожалев о том, что согласилась на это. В присутствии молодого Бога ее, как и многих других, охватывало странное воодушевление, словно проведя столетия в царстве зимы, она впервые ощутила на своем лице лучи солнца. Но потом становилась страшно, и это тоже было правдой. Страшно, что солнце уйдет, а она снова окажется в темноте. Аид считал годы, проведенные в аду, самыми лучшими в своей жизни, она же до сих пор видела их в кошмарах. Старый Бог не знал пощады ни к кому и никогда, даже к собственному сыну. А уж к языческим богам испытывал и вовсе неконтролируемую ненависть. — Нравится учиться? — спросил мистер И. — Да, у меня замечательные одногрупники. И пары интересные бывают. — немного подумав, ответила Персефона. — Рад, что хотя бы тебе здесь пришлось по душе. — улыбнулся молодой Бог. — Ты ешь, не обращай на меня внимания, у меня выдалась не самая легкая неделька. Персефона взяла ложку и потянулась к десерту. — А они вообще легкими у тебя бывают? — Честно? Не помню такого. Иногда так и подмывает сходить в Лете искупаться, но вот, как видишь, еще держусь. Мистер И. улыбнулся, и Персефона ответила на его улыбку. — А вот и я. — сказал Дьявол, расставляя на столе кружки с напитками. Мистеру И. достался эспрессо со специями, Персефоне клубничный коктейль, а королю ада огромная кружка зеленого чая, чтобы нервишки не шалили. — Спасибо. — сказала девушка и чуть не пролила на себя содержимое стакана, когда Дьявол заставил значки на ее рюкзаке переливаться всеми цветами радуги. Неловко получилось, да и вживую коллегу Аида она видела впервые. О чудесах прокрастинации этого рыжего пацана ходили легенды, вот только людям о них рассказать забыли. А те, кто провел в аду хотя бы десяток лет, мог навскидку поведать десять-пятнадцать таких историй. — Если твоему мужу захочется работу сменить, я всегда готов уступить свое местечко. — сказал , и в этот момент он воистину напоминал змея искусителя. — Эй! — возмущенно одернул его мистер И., подавившись кофе. — Все-все, клянусь, больше не буду, — скорчил еще более хитрую гримасу рыжий и свистящим шепотом добавил: — Но если что — звякни. Персефона не знала, нужно ли ей сохранять невозмутимость или уже можно начинать смеяться. А так как в сущности своей она была тем еще ребенком, не прошло и минуты, как она уже жала руку Дьяволу и, давясь хохотом, говорила, что передаст Аиду его предложение. Десерт, состоявший из ягод, сиропа и взбитых сливок был слишком сладким, но вкусным. Почти как ее жизнь. Настя спрыгнула с подоконника и напустилась на нее, стоило только Персефоне показаться из-за угла. — Ты почему не отвечаешь, балда? — Я не видела, а что случилось? — На, смотри. Настя протянула ей телефон, на котором уже шло видео. Персефона подключила наушники и затихла на пару минут. Настя зевнула и потянулась за термосом с кофе в виде Тоторо. Некоторые филологи держали в таких емкостях напитки и посерьезнее, но, насколько знала Персефона, Лена пока еще не перешла на эту темную сторону гуманитариев. — Блин… — Да… — А на что хоть обзор-то будет? — Интригу держит. — вздохнула Настя и убрала телефон в карман. Персефона тоже грустно вздохнула, но комментировать не стала, Настя и сама все скажет, даром, что ли, Тоторо показался из рюкзака? — Говорят, что на «Зомбоящик», но я что-то сомневаюсь. Слишком много чести такому дну. — А, может, на... Но не успела Персефона закончить, как ее перебил другой одногрупник, выглянувший из-за того же угла, что и она пару минут назад. — Где у нас будет? — В 414. — ответила Настя, закатив глаза. — Костя, блять, я для кого в группе пишу? — Это где? — Это здесь. Парень обернулся, подергал дверь и вернулся в исходное положение. Персефона с любопытством посмотрела на новые узоры на его руках, нарисованные не иначе как шариковой ручкой, и попросила термос. Настя немного подумала, но все же протянула своего драгоценного Тоторо и, давясь от смеха, наблюдала за тем, как Персефона закашлялась и попыталась одной рукой вытереть навернувшиеся слезы. — Ну, ты... — В честь понедельника. — коварно улыбнулась Настя и спрятала Тоторо обратно. Костя покосился в их сторону, пытаясь понять, о чем вообще шла речь, но девушки только засмеялись и продолжили болтать о кино и обзорах Баженова на перлы российского кинематографа. Господ лингвистов на третьем курсе училось так мало, что прогуливать было вообще не вариантом. И у каждого, абсолютно у каждого из них жили свои тараканы в голове. Преподаватель, прибежавший уже после звонка, быстро открыл аудиторию и пошел забрать какие-то документы, то бишь допить чай с коллегами. Персефона устроилась рядом с окном и, зажмурившись, как довольный кот, наслаждалась солнечным светом. Настя пихнула ее локтем и показала на доску. На доске было размашистым почерком написано философское: «В Питере пить, в Котлове жить». Персефона полезла за телефоном и сфотографировала надпись, пока ее же не заставили эту надпись стереть. — Как Цербер, не шалит? — Нет, кости приносит, лапу дает — само очарование. — ответила Персефона и вернулась к телефону. Только начав общаться с людьми, она была готова к наплыву тематических шуточек, связанных с ее именем, но все еще испытывала некоторую неловкость, отвечая на них в том же духе. Костя позади нее старательно выводил на руке новые каракули, Настя как всегда опаздывала, только что пришедшая Яна внимательно прислушивалась к их разговору, ища возможность вставить свои пять копеек, остальные же просто досыпали, уткнувшись носами в сумки. Персефона слышала, что встреча с человеком, как две капли воды похожим на актера, сыгравшего Локи, несколько надломила и без того хрупкую психику Яны, и она даже знала, кем был этот засранец на самом деле. — А на команду «дай лапу» откликается? — запоздало спросила Яна. — Так, а ты когда мне деньги вернешь? — ответила Настя вместо Персефоны. — Давай в столовой? Настя сощурила глаза. — Ну смотри. Даже мистер Вселенная Александр Невский на заставке телефона и то, казалось, отнесся с недоверием к словам Яны. А уж кто как не он знал толк в брехне… Пары закончились быстро, даже слишком. Персефона уже шла по коридору к выходу, когда услышала, как в какой-то из аудиторий репетируют музыкальное представление. Так тихо, чтобы никто не слышал, она попробовала им подпеть, но голос ее был слаб и тонок. Расстроившись еще больше, Персефона отошла от двери и пошла своей дорогой. Люди на улице радовались солнцу так, как это умеют делать только они, то есть всеми силами делали вид, что слишком взрослые для этой романтической чуши. Но кто точно не был для нее слишком взрослым, так это Чернобог. У входа в его ломбард красовалось свежее граффити: голова Толстого и надпись под ней «Истинный владыка морей». Чуть ниже к самой двери был аккуратно приклеен листочек А4 с надписью: «Посейдон, вали отсюда: у меня нет трезубцев». Узкий коридор, доверху набитый старой электроникой, виниловыми пластинками, кассетами и проводами освещала лишь одна куцая лампа. Необычайная тишина этого помещения навевала мысли о прохладных ручьях и подземных тоннелях. И не сказать, чтобы ей это не нравилось. Чернобог, читавший за прилавком, ответил еще до того, как Персефона задала вопрос. — Она там, в дальнем углу. Перун, похожий, на неряшливого старика, отодвинулся от печатной машинки, которую пожирал глазами, чтобы девушка могла пройти. — Слушай, купи ты себе уже ноутбук и успокойся. — сказал Чернобог Перуну, на секунду оторвавшись от книги. — А как же, как там ее… Эстетика? — Да к черту ее, работает, и ладно. — А че сразу мне-то? — обиделся черт, пытавшийся распутать провода. — Потому что иди работай. — лениво протянул Чернобог и вернулся к книге. Персефона взяла в руки мандолину и начала терпеливо настраивать каждую из восьми струн. Пальцы знали, что делали, почти автоматически воспроизводя самые простые аккорды. Музыка в ее сердце резонировала с той, что издавал музыкальный инструмент, заменяя ей голос, заменяя ей сны. — Нет, только не эту! — прокричал Белобог и случайно (ну, почти) порвал книгу. Персефона вздрогнула и оборвала мелодию на середине. — Но почему? — Никаких зеленых рукавов! — Но… Чернобог бросил то, что осталось от книги, на пол и потянулся за следующей. Пыльный муляж черепа на одной из полок угрожающе задрожал, и Персефоне пришлось в очередной раз оставить свои вопросы при себе. Играть дальше не имело смысла, просто потому, что она так решила. Персефона снова надела рюкзак, протиснулась между Перуном и прилавком и, пожелав всем хорошего дня, вышла на улицу. До дома добираться ей было далеко, но она никуда не спешила, не зная, какую беду успела накликать на свою голову, ведь на скамейке у подъезда ее уже ждала Деметра собственной персоной. — Когда у тебя закончились занятия? — Ну мам… — Что «мам», ты хоть знаешь, как я переживала? Ты вещи собрала вообще? Деметра подхватила пакеты и, поправив платье в цветочек, попыталась поймать дочь за руку. Персефона увернулась и еще сильнее сжала ключи. — Мне нужно домой. — Давай, только быстро. Стоило им зайти в квартиру, как Деметра сходу обозвала апартаменты Аида мрачными и недостойными ее весенней девочки, а Цербера злобной тварью. Персефона огляделась по сторонам, пытаясь понять, когда белый успел стать «мрачным», а милый бульдог «злобной тварью», но ответа так и не нашла. Вещи уже лежали в ее комнате: две сумки и один совсем крошечный суккулент. — Это что, гранатовый сок? Изверг! — раздался с кухни голос Деметры. Пара слезинок таки упали на одну из сумок. Короткие гудки вырвались из телефона и повисли в воздухе. — Мам? — Что, дорогая? — Я не поеду. — Но, милая, уже весна, сколько можно ждать. Деметра вернулась с кухни и, погладив дочь по голове, начала заботливо укладывать ее сумки в свои пакеты. — Мам, там только сегодня стало известно, что два университета объединяют. Там много бумаг нужно будет исправить, только он это может сделать. Мамочка, я приеду, правда, но когда с этим все ясно будет. Деметра неодобрительно покачала головой, но все же вернула сумки на диван. За окном промелькнула пара искрящихся снежинок. Подул холодный ветерок. — Давай, все сделай, как надо, и не затягивай. Люблю тебя. — И я тебя. Когда мать ушла, Персефона выдохнула и, повалившись на кровать, расплакалась от облегчения. Аид приехал так быстро, как только смог. Он никогда не присутствовал при прощании, так уж повелось. Выглядел он как всегда уставшим до невозможности, но при виде Персефоны улыбнулся так подкупающе, словно и не был когда-то владыкой преисподней. — Ну иди сюда, иди. Он обнял ее и помог распаковать вещи. — Когда-нибудь я ей скажу. — пробормотала Персефона, возвращая суккулент на законное место на подоконнике. — Нет, пусть лучше и дальше думает, что я тебя похитил. Так, постой, ты где поцарапалась? — Да в универе... — Никто не пострадал? — Это я сама себя так. — Ясно. Аид выдохнул и опустился на диван. После того, как Плутон нарушил договор, заключенный при выходе из ада, муж Персефоны ходил сам не свой. Теперь любой неосторожный чих, приведший к смерти человека, приравнивался к смертному приговору. Само собой разумеется, языческие боги были, мягко говоря, не в восторге от такого положения вещей. Аид же просто боялся. Не за себя. За Персефону. Футболка с изображением какой-то рок группы задрожала в его руках. Персефона прижалась к нему и, уткнувшись носом в белую рубашку, нашарила его руку. Совсем холодная, с синими нитями вен, просвечивающими сквозь бледную кожу. Такая родная… — Может, посмотрим что-нибудь? — Опять тот обзор на Геракла? — Ага. — Ладно, включай. — вздохнул Аид и пошел делать бутерброды. Персефона потянулась к планшету и, устроившись поудобнее, нашла нужное видео на ютубе. — Я сегодня Дьявола с молодым Богом видела. — Дай угадаю: работу мне предлагал? — Ага. — А что мистер И.? — Против. — Эх, я так и знал.