Забывшие боги

В конце тоннеля горел яркий свет ослеплявшей его звезды. Тоннель был его жизнью, светом же была Персефона. Слишком рано, чтобы думать о чем-то кроме того, чтобы ее увидеть, чтобы почувствовать ее присутствие. Идеально выглаженные брюки зацепились за острые иглы куста, но он не обратил на это внимания. Бледная рука, сжатая в кулак, застыла в воздухе. Аид одернул ее, взлохматил отросшие черные волосы, но все же постучал. За двумя короткими осторожными ударами последовали мучительные мгновения неопределенности. Но она услышала или скорее почувствовала. Предательски заскрипели створки. Хлопья белой оконной краски упали на черные лаковые ботинки. Кудри цвета спелого граната показались в окне. — Зайдешь? — прошептала она, протянув к нему руки, словно это он был ее светом, а не наоборот. Аид покачал головой. — Не сегодня. — тихо ответил он. Порывшись в портфеле, он извлек из него гранат, любимое лакомство Персефоны, и протянул его ей. Персефона взяла фрукт как тогда, словно боялась, что кто-то его у нее отнимет, и снова подняла глаза на Аида. Не так уж часто ей доводилось смотреть на него сверху вниз, но это не помогло. Она не чувствовала в себе ни капли его темной силы, ни капли смелости, чтобы его отпустить. — Пожалуйста…- протянула она и наклонилась так сильно, что чуть не вывалилась из окна. Если бы владыке подземного царства, властителю умерших, сыну титанов Реи и Кроноса сказали, что спустя пару тысяч лет он встанет в пять утра, чтобы в деловом костюме тройке залезть в окно типовой хрущевки, чтобы побыть с любимой, пока в другой комнате спит ее мать, которая его ненавидит лютой ненавистью, то владыка подземного царства, властитель умерших, сын титанов Реи и Кроноса, счел бы ниже своего достоинства даже отвечать на столь безумную клевету. Но вот миновала та самая пара тысяч лет, и он как миленький залез в окно типовой хрущевки, чуть не порвав вышеозначенный костюм и ударившись локтем о подоконник. — Ой, прости. — сказала Персефона, когда он схватился за спину. — Ничего, ничего. Аид улыбнулся и сел на кровать. Скрипнули старые пружины. Даже обои на стенах и те, казалось, были старше всех богов вместе взятых. Деметра использовала вещи до победного конца. Она и раньше была такой скрягой, но более близкое знакомство с людьми явно не пошло ей на пользу. Персефона бесцеремонно оборвала его мысли и отгородила от всего остального мира своими кроваво красными кудрями. Ее дыхание обожгло его щеку, спустилось чуть ниже, пока ее теплые губы наконец-то не коснулись его губ сначала осторожно, потом все более настойчиво. — Я так больше не могу. — сказала Персефона, слезая с него и садясь рядом. Руки Аида она не выпустила из своей, а голову положила ему на плечо. Он обнял ее неловко ткнувшись носом в ее волосы. Персефона засмеялась, но совсем тихо, чтобы не услышала ее мать. — Это так глупо. — выдохнула она, все еще смотря куда-то в сторону. Аид погладил ее по плечу. Он скучал по ее смеху, по ее привычке засыпать в кресле и оставлять после себя настоящий хаос не только в квартире, но и в его душе. — Еще немного осталось. Пожалуйста, потерпи. — сказал он. Персефона знала, что он был прав, что осень неотвратимо приближалась, и даже ее мать не могла расторгнуть этот древний договор. — А потом все опять повторится. Пожалуйста, спроси у Мойр, ну не может быть так, чтобы это нельзя было отменить. Аид немного подумал. — Ты же знаешь, цена их услуг высока. — сказал он. — Давай хотя бы попробуем? Ты понимаешь, я бы и сама пошла, но из дома без ее ведома мне не выйти. Попробуем же, да? — Хорошо, я зайду к ним во время обеда. Персефона подскочила как ужаленная, изрядно его испугав. — Я же совсем забыла, у меня для тебя сюрприз. — зашептала она. — Какой? — Услышишь. Сказав это, коварно улыбнулась и шутливо ударила его по плечу. Сегодня на ней была ее любимая черная футболка с логотипом какой-то рок группы, названия которых постоянно путались у него в голове. Браслеты, с которыми она не расставалась даже на ночь, казалось, заменили ей доспехи. Сколько бы не прошло столетий, и где бы они не жили, она навсегда останется для него самой прекрасной. Харон и не думал глушить мотор из одного лишь чистого упрямства. Он только включил музыку погромче, да сменил освежитель воздуха. Ну почему Аид так носится с этим солнечным ребенком, почему не выберет кого-то равного себе, мало что ли здесь ошивается богинь подземного мира? Он никогда не перестанет задавать эти вопросы, даже не надеясь получить на них ответы. Аид сел на заднее сидение и сказал вести его в офис. Машина тронулась с места так быстро, словно на них открыли охоту. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, Харон нахмурился еще сильнее. Румянец на щеках владыки подземного царства — вещь совершенно недопустимая: как каблуки для космонавта или вечернее платье для гробовщика. Неужели, заболел под осень? С этими человеческими телами ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Сам Аид смотрел в окно, и весь его вид говорил о том, что ему было смертельно скучно. — Ты узнал то, о чем я просил? — наконец спросил он. Лицо Харона преобразилось в непроницаемую маску. — Да. — Не заставляй меня задавать вопрос повторно. — Все считали, что Один хотел найти скальда и пропал на пути к нему. Валькирии, Тор, Локи — все вместе и каждый по отдельности перевернули все вверх дном. Вы знаете о том, что Геката почувствовала его присутствие под землей, ведь так? Один бог знал об этом с самого начала, но причины, почему он молчал, я не назову. Его сила больше моей и больше вашей и стоит вне наших пророчеств. — Как думаешь, может, дело в кофе? Ну да все равно, это была полезная информация, сколько ты за нее заплатил? Харон усмехнулся и помахал в воздухе рукой, на которой недоставало трех пальцев. — Я погляжу, они подняли ценник? — спросил Аид. — Нет, они просто меня не любят. — ответил Харон. В офисе экс владыку подземного царства не ждало ровным счетом никаких новостей. Аид включил ноутбук и начал вдумчиво пролистывать почту. Отвлекло его от этого занятия видео, присланное далеким коллегой Миктлантекутли. Это была видеозапись с камеры наблюдения у одного подъезда. Мужчина средних лет вышел из дома и пнул привязанную к перилам собаку столь малых размеров, что можно было принять ее за кота. Собака налетела на гвоздь и сорвалась с поводка. Мужчина пошел дальше. Смотреть это видео повторно Аид не стал. — Это один из тех, кого убил Велес? — написал он в ответном сообщении. — Да. — прилетел незамедлительный ответ. Аид уже хотел было закрыть эту вкладку, так как для него уже давно перестало быть новостью то, какими люди могут быть, но Миктлантекутли отправил ему новое сообщение. — Вот только это не тот человек. Я пересмотрел несколько раз и пришел к выводу, что кто-то взял его личину на время. Пара искр в волосах явно не были помехами. Прости, но я сразу подумал о твоем брате. — Какие уж тут извинения. Лучше еще раз уточни, но сейчас это все равно уже потеряло значение. — Хочу знать правду, кто-то играет против нас. Кстати, пойдешь завтра за Одином? — Нет, а ты? — Нет. — А если все-таки? — То я тебе напишу. Два божества подземного мира всегда могут договориться. Аид поставил лайк под новой аватаркой Персефоны с новенькой электрогитарой, под которой уже стояли лайки Зевса и Гекаты, и вышел из соцсети. Работу свою он любил, любил людей, возводивших в культ все эти бумажки, любил запах принтерной краски и щелканье ручки, любил деньги, что с неизменной точностью поступали на счет его карты. А вот перерывы на обеды он не любил, и этот невзлюбил особенно. До дома, где жили мойры, было недалеко, и, чтобы отсрочить неизбежное, он решил пройтись пешком. В толпе людей он растворился без остатка, словно прожил всю жизнь, будучи одним из них. Мойры как и прочие прорицатели знали много, но говорили столь туманно, что могли бы и не говорить вовсе — все равно никто не поймет. У их дома рабочие опять затеяли починку дороги, что неизбежно пойдет трещинами, когда стает снег. Люди и без всякого тартара каждый день занимаются сизифовым трудом, называя это работой. Аид перехватил портфель в другую руку и набрал несколько цифр на домофоне. Мертвый воробей, валявшийся у ног, пророчествовал ничуть не хуже тех, кто жили в этом подъезде. Поднявшись на четвертый этаж, Аид без всякого удивления обнаружил, что дверь была открыта. Они уже давно знали, что он придет, не могли не знать. — Ты кофе хотел попробовать. — сказала Клото. — Держи, пока горячий. — протянула кружку Лахесис. — В гостиной будет ждать еще одна. — сказала Айса, закрывая за ним дверь. Мойры были все также похожи на маленьких девочек, которых не интересовало ничего кроме сладкого и кукол. А кукол в их доме было очень много: фарфоровые с блестящими стеклянными глазами, Барби со спутавшимися волосами, тряпичные в сарафанах и пластиковые советские пупсы. Заскрежетала музыкальная шкатулка, издав пару нот. Аид сел на предложенный стул и посмотрел на мойр. Они устроились на ковре: Айса начала заплетать русые волосы Клото в три косички, а Лахесис немигая смотрела на него. Кофе оказался слишком сладким — мойры определенно переборщили с сиропом. — Я могу заплести тебе волосы? — наконец спросила Лахесис. — Я — властитель мертвых, боюсь, мне по статусу не положено. — улыбнулся Аид. Лахесис насупилась, но все-таки убрала розовые резинки для волос обратно в карман. Похоже, что ему и правда пора сходить постричься. — Вы ответите на мой вопрос? — наконец спросил Аид, ставя кружку рядом с одной из кукол. — Который? Ты можешь заплатить только за один. — все еще обиженно сказала Лахесис. — Глупая, он спросит, как расторгнуть договор, чтобы Персефона могла жить с ним весь год. — сказала Айса. — Да, именно это я и хочу узнать. — Она дала тебе любовь, и любовь эта была взаимной как зеркало и смотрящий в него. Она забыла о молнии, что чуть не испепелила ее, ад стал спасением для нее. — сказала Клото — мойра, отвечавшая за прошлое. Все это Аид знал и без нее. — Она хочет, чтобы ты был с ней всегда, она хочет петь тебе, как пел Орфей Эвридике, она хочет свободы от своей матери. — подхватила Лахесис — мойра, отвечавшая за настоящее. И это Аид тоже знал. — И она станет свободной, и будет петь для тебя, но ты уже не услышишь. Молния оглушит тебя, океан поглотит тебя, и пеплом станешь ты, но все же победишь. В горниле горя, свободу свою она выкует, в грядущих битвах врагов своих сокрушит. — изрекла Айса — мойра, отвечавшая за будущее. Аид похлопал. Чего-то в таком духе он и ожидал услышать. Вытащив из портфеля платок, заляпанный кровью, он положил его рядом с опустевшей чашкой и вышел на улицу. Рабочие ушли перекурить. Нижний этаж этого дома, как и многих других в Котлове уже почти утонул под многочисленными слоями асфальта. Завибрировал телефон, это звонила Гера. — Не стала бы беспокоить. — начала она свою речь. — но этого старого козла опять на красноволосых потянуло. Ты приглядывай, я его шугану для острастки, но сам знаешь, если уж взбредет в голову, то способ он найдет. — Ясно, спасибо. Аид убрал телефон в карман и посмотрел на часы. Кто бы мог подумать, что времени будет так мало. Деловито выбросив портфель в мусорное ведро, он пошел в сторону пристани. Он был одним из тех счастливых богов, что запомнил почти все: бурный Стикс, переливы арфы Орфея, Цербера, грызущего кость дракона, ворчливого Харона с его утлой лодкой и, конечно же, он запомнил ее. Воспоминания преследовали его и были тяжелы как свинец, из которого отливают пули. Зевс обещал помочь, обещал устроить все так, что Деметра не будет возражать, но за его спиной очернял его имя. Пришлось устраивать этот балаган с похищением, и даже Зевсу пришлось признать этот союз. Они недооценили Деметру, не учли, что она готова заморозить и уморить голодом всех людей, лишь бы вернуть свою дочь. Зевс взялся их примирить, но примирение в его понимании означало то, что Персефона должна будет вернуться домой. Навсегда. Но никто не знал, на что готова была пойти Персефона, никто не успел остановить ее от того, чтобы она съела зерно граната, произраставшего в подземном мире, став тем самым частью подземного мира. Зевсу пришлось пойти на уступки, и с тех пор Персефона должна была проводить две трети года на Олимпе, и треть, с его разрешения, в царстве Аида. Он сидел на пристани и читал какой-то журнал. Слепящие как разряд электричества глаза, седые как грозовые облака кудри. — Персефона никогда не будет твоей. — сказал Аид. — О, братишка. Что ж ты меня не навещаешь? — спросил Зевс с обидой в голосе. Где-то вдалеке Посейдон закинул удочку в воду. Мелкий дождь рисовал на речной глади причудливые узоры. — Ты не посмеешь даже притронуться к ней. Зевс вздохнул и убрал журнал за пазуху. Целиком он не влез, и фотография модели выглядывала как вторая голова. — Ты младше, и обязан слушаться. — сказал Зевс, начиная злиться. Аид сложил руки на груди. Помирать, так с музыкой. Радио включилось, и заиграла Highway to hell. — Я всегда был сильнее тебя, и ты это знаешь. Изнеженный похотью старик, я уничтожу тебя, и Деметра тебе не поможет. Ударила молния, расщепив столетний дуб. Аид продолжил улыбаться. Пришло время тьмы. Тьма не имеет формы, тьма не имеет цвета, лишь страх, лишь агонию умирающего гниющего заживо тела. Зевс упал к его ногам корчась от боли. В таком виде застал их подбежавший Посейдон. — Присоединяйся ко мне, в этот раз он не победит. — сказал ему Аид. Посейдон смотрел на своих братьев и не мог вымолвить ни слова. Волна торжества ослепила Аида, после стольких лет, после стольких унижений, он ставит ногу на своего брата, попирает тело того, кто уже когда-то сломал его сокровище. Ад сделал его сильнее, ад ослабил его врага. Мойры лгали, их пророчества — лишь цепи, что сдерживали его долгие годы, но любые цепи можно разбить. Речная волна сбила его с ног. В небе сверкнула молния. Грянул гром. Персефона проснулась от какого-то горького привкуса на губах. Пепел был везде: на кровати, на комоде и даже на висевшем на стене ковре. Она не опоздала на урок вокала — Дионис как раз настраивал старенькую акустическую гитару. — Давай сначала распевку, а потом уже саму песню? — сказал он. Звукоизоляция здесь была из рук вон плохой, и Эхо постоянно бродило средь этих стен, подпевая незадачливым ученикам. Персефона села на один из стульев и положила сумку на пол. Когда с распевкой было покончено, Дионис заиграл на гитаре аккорды мелодии, что она пыталась разучить. И Персефона запела.

В конце тоннеля яркий свет слепой звезды, подошвы на сухой листве оставят следы, еще под кожей бьется пульс и надо жить, я больше может не вернусь, а может… я с тобой останусь.

Дионис играл, смежив веки от удовольствия. Так прекрасно, так эмоционально… Персефона пела как сирена, и Аида, которому предназначалась эта песня, можно было считать настоящим счастливчиком. Он закончил играть, и открыл глаза, приготовившись хвалить ее как не хвалил ни одного из своих учеников. — Это было прекрасно, Аиду понравится, я тебе обещаю. Эй, почему ты плачешь?