Australis Incognita

Тасман медленно перелистывал желтые хрустящие страницы книги. Как же он любил настоящие, бумажные книги, и не важно, насколько слабым чтивом они могли бы оказаться. Содержание не важно. Лишь бы в них не было ни капли железа, чипов. Никаких процессоров, никаких электронных чернил. Это был очень ценный подарок. Без книги он мог лишь рисовать кровью на стенах. Или бестолково переставлять мебель по комнате. Стол. Стул. Метла и ведро. И подвешенная к стенам кровать. — Сдаётся мне, гостей ты не ждал, раз обнимаешься снова с этой бумажной трухой. Это уже стало стандартным приветствием при встречах Уриэля с самым непокорным пленником сумасшедшего дома «Каменная река». Менялся только предмет или занятие, которым в этот момент этот пленник занимался. Честно говоря, Урри почти искренне не понимал этот поношенный кусок мяса, отказавшийся от всех благ их цивилизации и назвавшийся Тасманийским Дьяволом. И каждый раз, пусть в грубой и прямолинейной манере, но напоминал ему, насколько жалко его нынешнее положение и существование. Может быть однажды всё-таки этот бунтарь поймёт, насколько лучше быть машиной. Хотя бы отчасти. За спиной Уриэля маячили три работника этой обители скорби: уж они-то были живыми доказательствами тех самых благ кибержизни. Имплантов в них было достаточно много. — А я гостей и не вижу. Только назойливую заводную игрушку из старой жестянки и трёх уродов, павших жертвой антигуманных экспериментов. Тасман спрятал драгоценную книжку под матрац и удобнее разлегся на постели, обнимая себя руками сквозь робу. — Бить будешь? Чего ты добиваешься? — Ты прекрасно знаешь: я только добра тебе желаю, — усмехнулся Урри, пока что всё равно стоя по ту сторону решётки. — Ты знаешь, кто я и что могу. Разве тебя не гнетёт здесь мысль о том, что скоро твоё тело бесполезно сгниёт и станет таким же прахом, как и эта книжка? Я мог бы изменить тебя так, как никого и никогда здесь ещё не меняли. Но лишь с тем условием, что ты будешь на моей стороне, а не на стороне тех обезьян, которые упорно прячутся по лесам и пустынным норам, ожидая лишь зла с нашей стороны. — Раз не желаете зла, что ж вас так гнетёт чья-то воля оставаться прежним? Человек — творение природы. Материя его создала, в неё же он и вернётся после смерти. Даже мир не вечен. И что будет делать бессмертная консервная банка в пустоте? И кем же ты являешься сейчас? Лишь лучшим подтверждением того, что не напрасно мы боремся. Никто не вправе вмешиваться в человеческую природу! Урри вздохнул и просто прошёл сквозь решётку, оказавшись совсем рядом с Тасманом. — Мир уже изменился, ты лучше многих это знаешь. Здесь иные законы, мы им следуем. А вы стали преступниками. — Я же сказал, ничто не вечно. Мир всегда может измениться вновь. С удовольствием посмотрю, как подобные тебе твари будут корчиться на скамье подсудимых и больничной койке, когда справедливость восторжествует! Не боишься стать такой же лабораторной крысой? А дождёшься ли ты пощады? Урри только раздражённо вздохнул и отступил к стенке, движением руки открывая решётку. Тут же в камеру вошли двое. Один встал около закрывшейся двери, другой приблизился к койки, одним движением скинул с неё Тасмана на пол и тут же послал по его телу несильный, но весьма нудный и неприятный разряд тока, длящийся секунд пятнадцать. — Ты точно до этого не доживёшь, если будешь и дальше мне дерзить. В современном тебе мире... место так называемых чистокровных людей здесь: у наших ног. Тасман устало вздохнул, когда перестал корчиться от боли, и не менее дерзко, чем обычно, оскалился. Почти что приглашающе. Эта игра повторялась из раза в раз. Он бьётся от боли, балансируя между жизнью и смертью, но не ломается, а лишь укрепляется в своей вере. — Ноги есть только у человека. Как моё место может быть у ног того, кто их не имеет? Урри при этом улыбнулся совсем уж как-то мерзко и сладко: — Ладно, ладно, мясо. Оставайся при своём мнении. Пока что ты меня забавляешь... но сегодня мне ОСОБЕННО скучно. Ты ведь знаешь, дорогой, что это значит, да? А вот это было уже не столь частым делом. Но, если сам пленник мог слегка забыть за последние полгода, то работники помнили прекрасно. Почти синхронно опустившись на колени, они обнажили пах. То, что было там, лишний раз подчёркивало тот факт, что они уже давно не люди во многом. Один из них резко притянул Тасмана за волосы, другой же стянул с него серые больничные штаны. — Да, именно так, — улыбнулся Т-3000, единовластный контроллер Австралии, глядя на то, как пучки тентаклей проникают в рот и зад человека. — Не будь ты таким упрямым, это доставило бы тебе удовольствие. Впрочем, оно будет и так, но ты его легко спутаешь с болью. Тасман закатил глаза и стал гортанно мычать свой излюбленный мотив. Он был очень силён духом, хоть и в не совсем привычном смысле этого слова. Годы, проведённые в психлечебнице под регулярные побои, насилие, пытки и опыты вынудили его развить хорошие способности к медитации. Иногда получалось полностью перенестись сознанием вне своего страдающего тела. Иногда нет. Урри снова улыбнулся и подмигнул главному санитару. Это существо, в прошлом бывшее мужчиной, с каждым новым улучшением всё больше напоминало женщину. Даже имя было какое-то обоеполое — Осмо. И вот это существо тут же опустилось на колени перед контроллером и без вопросов взяло у него в рот, тщательно помогая языку дополнительными тонкими усиками. Осмо, как и любому модификанту, никогда бы и в голову не пришло в чём-либо отказать Уриэлю. Выше него был только бог, это все знали. Урри откинулся на стену, довольно урча. Но смотрел он только на то, что другие его слуги вытворяли с непокорным куском мяса. — Пожалуй, когда я уйду, доктор Осмо пропишет тебе третий раствор. Чтобы ты вспомнил, насколько твоё тело ничтожно. Тасман уже почти нырнул глубоко в пучину своего сознания, но упоминание раствора окатило его ледяным потом и страх сковал душу и разум. Это было самым ужасающим — терять себя. На время. Мнимо... но всё же. Хуже только превращение. Тасман уже давно перестал понимать мотивацию Уриэля. Хотел бы — давно разорвал его на части и пришил новые. Но нет, видимо судьба Тасманского Дьявола в том, чтобы вечно терпеть страдания. Пленник забился в панике, пытаясь высвободиться из столь многочисленных лап. Насколько глубоко он мог уходить в себя, настолько сильно мог наружу биться и бесконтрольный ужас. И с ним уже не совладать. Уриэль только сладко рассмеялся и, когда всё закончилось, наклонился и погладил Тасмана по плечу. — Доктор Осмо придёт к тебе через час. Можешь пока подготовить венки. С этим посетители покинули отдалённую одиночную камеру, куда долетали лишь крики подопытных, да и то не всегда. В этой тишине сухой шорох бумаги по камню казался почти громом. Из маленькой дырки в стене под койкой привычно показался кусочек серой скрученной бумаги. Давно не было этих посланий. Тасман лежал на полу, свернувшись в безжизненный ком, и всё ещё дергался от того, как сводило мышцы. В одиночестве было немного легче отдышаться, но одиночество же усиливало тревогу и ожидание. Пленник подорвался, стоило ему услышать шорох. Надежда распалила сердце, и он быстро развернул послание негнущимися пальцами, едва его не порвав. — Наконец-ц-ц-ц-то. Где ж-ж-ж вы пропадали? Наконец. Наконец. Наконец. Он ещё какое-то время посидел около отверстия, склонив голову и слушая бормотание Тасмана. Сильный человек. Очень сильный. Такую силу не грех было и поддержать, скромно работая почтальоном между ним и пустынными людьми. Однажды это окупится. И он сделает всё, чтобы Тасман не умер и не сломался к тому моменту, ведь нужны для этого сущие мелочи. Алекс скромно улыбнулся и растворился в темноте коридоров. Пленник блаженно лежал на полу и мысленно повторял текст письма раз за разом, чтобы он врезался в память. Люди живы. Люди верят в него. Значит он не напрасно страдает. А больше ему и не надо! Однажды мир или погибнет, или изменится. Тасман резко принял сидячее положение и уставился в стену. — Двадцать минут. Ещё двадцать минут. Ответить. Нужно ответить. Человек разодрал зубами локоть, обмакнул обломок ногтя и стал криво писать ответ. Он даже не думал над словами. Просто вкладывал всю свою веру в старое будущее, и писал. «…Однажды мы обретём гармонию, как раньше. А сейчас мы должны созидать и копить силы, вопреки агрессии нашего врага!» Он закончил письмо, наспех просушил его и протолкнул в ту же дырку. Тасман разодрал и вторую руку, портя «венки», и стал перекрашивать рисунки в своей темнице. Доктор Осмо всегда была педантична. Ровно в назначенное время она вернулась в камеру пленника с двумя амбалами, вооружёнными кандалами и шокерами. — Ты опять портишь стены, Тасман? — как-то по-человечески устало вздохнула она. — Выходи сам. Хоть раз. Дьявол оскалился кровавой улыбкой и сплюнул на пол. Чтобы скрыть свою радость от полученного письма и надежды, он ещё больше стал притворяться обезумевшим. — Страх кончается там, где начинается неизбежное! С неизбежностью и боги не спорят! Те, кто делает мирную революцию невозможной, делают насильственную революцию неизбежной! На этом его фантазия и память подвели, так что пленник обреченно шагнул вперёд, в объятия монстров. В процедурной пленника уже ждало привычное кресло с ремнями. Доктор Осмо прекрасно знала этого своего подопечного, и потому на кресле были дополнительные крепления. Зафиксировав Тасмана, она сперва обработала его порезы, а затем стала нарочито медленно готовить две капельницы, демонстративно выставив раствор на стол чётко напротив пленника. Тасман не то искренне, не то ради конспирации стал вертеться в путах, как уж на сковородке и примерно так же шипеть. — Не надо! Зачем! — успел он проорать, прежде, чем ему заткнули рот. В который раз он стал проверять ремни на прочность, а медперсонал на точность укола, дёргаясь из всех сил, расшатывая кресло и пытаясь вырваться. «Терпеть. Люди. Ничего не сказать. Терпеть ради них. Я выйду отсюда! Я обязательно выйду!» Осмо даже нравилась эта игра. В итоге она, как всегда точно, ввела две иглы в вены и запустила капельницы, стоя перед пациентом и крайне внимательно за ним наблюдая. Тасман уже много раз пытался своим дёрганьем сломать иглы, но ещё ни разу не получалось это сделать. Он и так уже понял, что они не железные, а мягкие и гнущиеся. Так что даже не стал пытаться. Возможно, Урри прав. Он не доживет до дня справедливости. Он уже иссяк. На Тасмана стала накатывать апатия и последующее смирение. Сейчас произойдёт самое страшное в его жизни. А потом пройдёт. А потом снова произойдёт. Чёртово колесо. «Да чтоб вы никогда не сдохли и вечно мучились, твари!» — Ш-ш-ш... Доктор Осмо отослала своих помощников и неторопливо села на колени к человеку, локтями опираясь на его грудь и глядя ему в глаза. — Не плачь, человечек. Твоё тело просто немного поспит. А я спою ему колыбельную, — Осмо отстегнула кляп и аккуратно закрыла пленнику рот, мягко надавив пальцами на нижнюю челюсть. — И проведу пару новых опытов. Мне кажется, в такие моменты тебе стоит не плакать, а быть благодарным, что ты ничего не чувствуешь. А боль от последствий лишь полезна, да? Модификант щёлкнула пальцами перед глазами пленника и улыбнулась совершенно нечеловеческими зубами. Ей всё же нравилось, что при общей беспомощности Тасман мог моргать и плакать. Была в этом своя пикантная нотка. Пленник ещё мог мыслить. Совершенно ясно мыслить, и не мочь ничего изменить. А вот дышать автоматически не получалось. Приходилось отдаваться мысленные приказы и надеяться, что абсолютно непослушное тело их решит выполнить. На худой конец эта жуткая бабища вставит ему аппарат искусственного дыхания. Тасман смотрел на мучительницу и не жалел, что не может отвернуться. На самом деле моргание было ему тоже неподвластно и выражалось лишь рефлексами. А вот слёзы... Позорные слезы страха и отчаянья текли каждый раз. В такие моменты Тасман лучше всего осознавал весь ужас быть машиной, быть марионеткой страшного бога. Когда твои конечности, твои легкие, всё твое, становится чужим, становится тебе неподвластным. «И что на этот раз, сука с усами?» Осмо едва касаясь губами, поцеловала Тасмана в висок и усадила пленника повыше, одновременно избавляя его от одежды и подключая к нему датчики. Считав показатели при помощи импланта в запястье, она с какой-то болезненной нежностью подключила аппарат искусственного дыхания и обработала спреем внутреннюю сторону левой голени. Из указательного пальца выдвинулся скальпель. — Новый тип импланта. Посмотрю, как он ведёт себя в живом теле, — Осмо снова улыбнулась. — Не переживай так, человечек. Всё заживёт. И когда ты наконец-то будешь готов принять великий дар нашего правителя, твоё тело будет первозданно целым. Даже попку сделаем снова тугой, если захочешь. Рассмеявшись, модификант сделала несколько надрезов и раскрыла кожу, развернув края и зажав их фиксаторами. Тасман бестолково смотрел в потолок, слушая гул компрессоров, шелест крови по коже и редкий звон, когда скальпель ударялся об усик зажима. Невозможность шевелиться, невозможность чувствовать убивал в душе остатки жизни. Раз за разом. Всё в его жизни происходит раз за разом. «Почему ты это делаешь? Почему люди хотят другим страдания?» Закончив не самую сложную в её практике операцию, Осмо вымыла руки и, подключив капельницу с питанием к руке Тасмана снова наклонилась к нему, поглаживая по щеке и заглядывая ему в глаза. — Всё, мой хороший. Полежи немножко. Я вытащу ненавидимый тобой кусок технологий прежде, чем ты снова сможешь шевелиться. Спустя почти двое суток имплант, как и было обещано, был удалён из ноги пленника, а его самого вернули в такую привычную ему одиночную камеру. — Ну вот, человечек. Мы закончили. Приходи в себя и не забудь покушать перед сном. Послав издевательский воздушный поцелуй, модификант ушла, оставив человека наедине с его небольшим ужином. Тасман лежал в постели и смотрел в обожаемый им потолок. «Надо и его разукрасить», — подумалось ему. Первым он начал чувствовать затылок и шею. Жесткая ткань наволочки дарила приятные ощущения. Даже древняя, сбившаяся подушка казалась невероятно мягкой. Потом и остальное тело стало отвечать на команды мозга. Тасману было интересно, каков шанс, что однажды способность шевелиться уже не вернётся? Ведь не зря говорят, что от каждой попытки придушить человека до головокружения, часть мозга отмирая. Так и тут. Вдруг с каждой такой процедурой погибает не только воображаемая часть души, но и вполне физические клетки, или что там у него внутри. А впрочем, что он может изменить? Только сдаться и ползать в ногах. Ну уж нет! Тасман пошевелился и выполз на пол. Нога всё ещё болела, но не очень то и сильно. Поразительно! При всей ненависти, он чувствовал себя какой-то любимой куклой двух психов. Вон даже одели его, и гадость свою не забывают вынимать, и в целом ещё не добили. Красота! Пленник потянулся к тарелке с ужином. Видимо, нелюди считали его «скромным и никчёмным», но Тасману такая еда казалась подарком. Варёная кукуруза с томатами, несколько хрящиков, скорее всего из овечьих ушей, даже кусок пресной лепешки нашёлся. Рядом лежало несколько слив какаду, кислых, как десять лаймов, и горсть квинслендских орехов. Было ощущение, что ему давали первое, что попадалось под руку где-нибудь в саду или на рынке. А есть ли ещё рынки-то? А нуждаются ли люди в еде? Так или иначе, но наличие вполне обыкновенных овощей, злаков и самых странных фруктов грело ему душу. Иногда получалось действительно отвратное хрючево, не заслуживающее даже звания похлебки. Иногда почти что вкусно.