Australis Incognita

— Поздравьте и меня с трупом. Робота, правда. Но с силиконовой рожей лица. Наш «гений» решил всерьёз взяться за устранение свидетелей. Я вот чего понять не могу: он нас заманивает, или боится, что мы его найдём? Как можно вести себя столь вызывающе и так низко заметать следы? Я снова направляюсь в Пайн Крик. Что у вас? «Я вообще уже сомневаюсь в его адекватности, — задумчиво сообщил Гюнтер. — Я думаю, нам нужно собраться вместе и всё обсудить. Давайте хоть в Пайн Крик, мне всё равно. Урри, ты как?» «Я немного занят. Чуть позже». В этот самый момент австралиец стоял в кабинете главного врача психбольницы и смотрел в упор на Осмо. Точнее, на её спину. — Ничего мне объяснить не хочешь? — спросил он. Осмо повернулась к своему любовнику, бывшему, ей хотелось полагать, и попыталась гордо пройти мимо. — Отнюдь. Лёгкий страх напомнил ей быть чуть более мягкой и гибкой, пока он ещё жив. — Прости, милый. Занята сейчас. Давай потом как-нибудь, — трансгендер выдавила из себя холодную улыбку. Уриэль молча вскинул руку и слегка сжал её горло, одновременно останавливая и придушивая. К счастью, даже модификация лёгких в данном случае её не спасала. — А так? Ничего в памяти не проясняется? Осмо примерно догадалась, что её действия раскрыты, но всё равно считала себя правой, а потому смотрела на хозяина высокомерно и нагло. Так же самовлюблённо она вздернула нос и пошло облизнула губы. — Надо же, сколько ко мне внимания сразу. Какая близость! — прошептало существо и слегка закинуло ножку на бедро Уриэля. — А я для тебя старалась! — Ты просто дура, — устало вздохнул Уриэль. — Жадная дура. Слепая к тому же. Знаешь, что Отец делает с теми, кто ему больше не нужен, кто сыграл свою роль? — А ты эгоист! Ты никогда меня не ценил, что бы я для тебя не делала! А вот он ценит! Осмо попыталась разжать руку на своём горле и побольнее ударить Уриэля. — Пусти меня! Ты мне противен. За всю жизнь ничего не добился. За тебя всегда всё делают другие. Разжиревшая свинья! Неудачник! Трансгендер сорвалась на истерику и злобно шипела на своего хозяина, выплёскивая всю свою ненависть. — Он сделает меня равной тебе! А ты и дальше играйся со своей крысой неблагодарной! Лучше б ты сдох! Сволочь! — Да, пожалуй, это был лучший способ Отца вытряхнуть меня из многолетней дрёмы... — горько усмехнулся Уриэль, крепче сжимая пальцы на горле Осмо. — Напрямую Он бы мне этого не сказал, слишком скучно. Что касается тебя... Именно это я имею ввиду. Ты свою функцию отработала. Ты больше не нужна. Ни мне, ни, тем более, Ему. Скайнет всегда лжёт. Ещё сильнее сжав пальцы, австралиец подтащил Осмо ближе к себе и положил свободную ладонь ей на лицо. Тут же из пальцев он выпустил тонкие щупы, проникшие в мозг модификанта через рот, нос и уши, подключаясь ко всем чипам, которые эта дура успела напихать себе в голову, и непосредственно к мозгу, считывая и насухо выкачивая всю информацию. На лице Уриэля появилась полная блаженства улыбка, он томно вздохнул и облизнул губы. Осмо хотела возразить по поводу Скайнета, сказать что-то едкое, но могла только нечленораздельно кричать. Она уже даже не доставала ногами до пола, вынужденная ими бестолково сучить и дёргаться всем телом. Последний раз она была искренна в своих эмоциях и желания разве что в детстве. Ей просто хотелось глотнуть воздуха и прекратить боль. Она уже была готова умолять Уриэля о прощении, любить его как прежде, но говорить без воздуха невозможно. Голову пекло изнутри, а прямое вмешательство в мозг вызывало множество посторонних импульсов, которые отдавали ложные команды всему телу. Наконец, кроме жуткой боли и слепящих красок в глазах из всех мыслей осталось только сожаление, что она не успела стать счастливой за свою странную жизнь. А ещё было жаль, что она не решилась подсыпать яд в еду крысёныша. А ведь хотела. Впрочем, счастливей её бы это не сделало. «Мне жаль». Такая была последняя запись в сторонний модуль памяти Осмо. Уриэль со вздохом выпустил обмякшее тело из рук и вызвал сотрудников в кабинет, чтобы разобрались с телом. — Что ж, дорогая... могу сказать, что это было лучше, чем любой секс с тобой. Ты никогда не старалась достаточно. Резко развернувшись, он покинул кабинет и, едва не превратившись в облако, взбежал по лестнице на самый верх башни, вламываясь в камеру Тасмана. Через решётку он всё же прошёл, не потрудившись её открыть. Тасман сладко дремал, обнимая край одеяла. Резкий поток ветра, шелестящий шум и просто ощущение чужого присутствия заставили его очнуться и испуганно подпрыгнуть. Теперь Тасман обнимал уже всё одеяло и собственные колени. Отсутствие привычного высокомерного выражения лица Уриэля и его решительный, взбудораженный вид пугали пленника настолько, что он забыл все слова. Австралиец не стал особо церемониться. Мимоходом порадовавшись тому, что пленник вполне способен проснуться, он вытащил человека из кровати и принялся вертеть его как куклу, вокруг своей оси, ощупывая со всех сторон и собирая образцы тканей для мгновенного анализа. В конце концов, получив результаты, он совсем по-человечески выдохнул и выпустил Тасмана из рук. — Как ты себя чувствуешь? — всё-таки с подозрением спросил он. Пациент ничего не понимал, но видя, что убивать его не собираются, стал набираться смелости и наглости. — Так же, как и всегда! Что ты мне опять хочешь вшить? — Тасман вяло пытался отбиваться от бесцеремонно лапающих его рук. Впрочем, он не мог не заметить, что особого удовольствия от совершаемых действий Уриэль не получает. Азарта, какой бывает перед новым экспериментом, тоже не чувствуется в его поведении. Значит, это нечто иное, нежели унижения и издевательства. — Что не так? — спросил он уже чуть мягче и чуть более растерянно. — Ничего, — буркнул Уриэль, напоследок оттянул Тасману веки и заглянул в уши. — Уже ничего. Не удержавшись, он на миг прижал человека к себе и огладил вдоль спины, как будто успокаивая зверя. И отпустил. — Отдыхай. Набирайся сил. Пригодятся. С этими словами он снова бесцеремонно проигнорировал решётчатую дверь и уже не так стремительно побрёл вниз, обдумывая на сей раз более скучные организационные вопросы, связанные с гибелью главы его учреждения. Тасманский дьявол стоял, опешив, некоторое время посреди своей камеры. — Мозги у них заржавели и потекли что ли? Раздражённо фыркая, он выдернул из постели простынь и занавесил ею решётку камеры. Надоели уже ходить, смотреть, щупать. Ложное ощущение крепких стен со всех шести сторон его хоть немного успокоило. Ещё пару минут он перебирал в мыслях идеи, что последнее время происходит с его главными мучителями, а потом наконец смог выбросить из головы и это. Хотя изредка ещё ненароком улыбался, вспоминая странные нежности от Осмо и Уриэля.

***

Ворон по завершении разговора сбросил братьям координаты. Когда он уже почти прибыл на место, повстречал Гюнтера. — Я так понял, Урри мы не ждём? Пойдём вдвоём. Указанное место оказалось вполне обычным зданием. Несколько мелких административных помещений внизу, с десяток небольших жилых квартир снаружи. По словам Тима встречались они в подобии парка с задней стороны дома. По данным из памяти робота в этой геолокации он находился на уровне пары метров под землёй. С боку здания нашлась лестницы с неприметным входом в подвал. — Полагаю, его ждать и не нужно. Как и вдвоём идти. Оттуда, куда они шли, раздавалась музыка, вдруг слегка прибавившая громкость. Гюнтер прислушался к словам и ухмыльнулся. «What if God was one of us? Just a slob like one of us Just a stranger on the bus Tryin' to make his way home? Like a holy rolling stone Back up to heaven all alone Just tryin' to make his way home.. Nobody callin' on the phone... 'Cept for the Pope maybe in Rome...» На последних строках они увидели Уриэля. Он сидел у начала лестницы в какой-то подвал. Рядом с ним валялся телефон, из которого и лилась песня. В руках у австралийского контроллера была бутылка. Выключив телефон, Урри сделал несколько могучих глотков крепчайшего абсента. Корбин тяжело вздохнул и сел рядом с братом. Он лишь молча понимающе похлопал его по плечу и дружески обнял. Тут даже спрашивать не нужно, чтобы примерно понять, что случилось. Даже если и неверно. Какая разница. Жизнь у них так себе. Даже если большинство считает их богами. Гюнтер, в свою очередь, не был уверен, что готов к подобному панибратству с австралийцем. Он просто вздохнул и отвёл взгляд, скрестив руки на груди и глядя куда-то в сторону. Ожидая. Наконец Уриэль подал голос: — Я выяснил, откуда он знал о перевозке. Ему рассказала Осмо. Кто поедет, когда, на чём, с кем. Ему оставалось только столкнуть необходимые обстоятельства и забрать чемодан. Ворон недовольно посмотрел на хмурого Гюнтера и пожал плечами. — Столкнуть обстоятельства — было наиболее удивительной частью... — Корбин не знал, следует ли ему переходить к обсуждению злобного создания на каблуках, или лучше промолчать. — Да ладно тебе... Неприятно, конечно. Но тебя либо будут предавать, либо ты будешь один. Второе, кстати говоря, невероятно выгодно. Нечем шантажировать, некому подводить... Не с кем поговорить. Кстати, можешь выговориться, если хочешь. Ворон отобрал бутылку и тоже пригубил. Хорошее пойло. Неразбавленное. Он даже прилёг на ступени, глядя в противное сизо-синее небо. При всей своей нелюбви к австралийцу, Корбину было его немного жаль. А может и у самого на душе были столь же странные чувства. — Ничего полезнее предварительных планов не выяснил? Кто и куда что-то вёз ты и сам знал, а вот кто этот гений и что ему нужно, было бы неплохо узнать. А главное, где его искать! Ну, или зачем всё это было твоей... Осмо. — Мне кажется, та угроза была вполне ясным обозначением намерений, — выдал Гюнтер и всё же сел рядом с братьями на ступеньки. — Так что, подозреваю, сейчас прямо под нами может быть ловушка. На нас троих причём рассчитанная. Фанатик какой-нибудь... которому что-нибудь не досталось из благ всеобщих. Или двинутый. Скорее даже двинутый. Немец тоже цапнул бутылку и сделал глоток зелёного яда. «Мне тоже кажется, что это не лучшее место и время для депрессии и алкоголизма. Но что ж поделаешь?» — Для ускорения поиска хаотично движущегося объекта следует остановиться и ждать, пока объект сам тебя найдет. Может будет куда быстрее и проще, если над нами действительно ловушка? Корбин пощёлкал пальцами перед носом австралийца. — Встаём? Лежим? Душу изливаем? Попадаемся или ловим сами? Что делаем-то? «А ещё эта зараза до сих пор не сказал, что ж там такое везли, что нельзя забить». Уриэль фыркнул и притворно клацнул зубами, намекая, что откусит пальцы, если их снова станут пихать ему в лицо. Встал и неторопливо размялся. — Идём, разумеется. И пусть молится на свой воинственный атеизм, чтобы в ловушке не было ошибки. Иначе я его лично узлом завяжу. — Пьяным море по колено? — съехидничал Гюнтер. «Это да, но такой настрой его мне больше нравится, чем уныние». — Чего?! — Да ничего. Русских вспомнил. Над ними не оказалось ловушки. Под ними в подвале, впрочем, тоже. Одно хорошо, можно было быть хоть сколько-то уверенным, что «воинственный атеист» здесь был, а то и бывал время от времени. Вот только был он чрезмерно чистоплотным и неглупым. В подвале располагалась мастерская, кое-где виднелись масляные пятна, в углах металлическая стружка и мелкие расходные материалы. И совершенно ничего, что могло бы дать новую зацепку. Они просканировали каждый закатившийся под тумбу винтик, развернули каждую брошенную бумажку и ветошь. Ничего. Ни выделений человеческого тела, ни информации, ни хоть чего-то уникального. — Камер нет, потайных помещений нет, дырок на настенной карте тоже не наблюдается. Идей, что делать дальше, тем более нет. — М-да... А эту смотрели писанину? Поэт, блин... — взглянул Уриэль на очередную бумажку. Передал немцу. — Может твой светлый шпионский ум отыщет какой секретный шифр? Гюнтер только выразительно глянул в ответ, но бумажку всё-таки повертел. Пожал плечами и отдал Корбину. Ворон заглянул в корявый рукописный текст. — Мне за такой почерк по рукам били, пока не научился нормально писать. А так... Стихи. Авторства некого Чарли Томпсона. Пайн Крик. Написано три месяца назад в местный портал новостей, рекламы и другой информации. Короче, что-то вроде газеты. Чарли и до этого издавал свое творчество. То мелкий рассказ. То опять поэзия. Вот это стихотворение он комментировал потом в письменном интервью. Говорит, что хотел привлечь внимание к красоте и проблемам окраины города. Мол местная птичья ферма засоряет природу. Тема многократно поднималась. Люди недовольны. Но не скажу, что очень уж сильно. Скорее больше и говорить не о чем. Сам Чарли работает архитектурным дизайнером. Фотографии, портфолио, характеристика работника, награды прилагаются. Думаю, это вы и сами могли узнать. Больше ничего я здесь не вижу. Публикация старая, рукопись совсем свежая. Кто-то просто переписал себе стихи на память. Этого Чарли можно бы и проверить, но не похоже, что нам проблемы создавал дизайнер-публицист с характеристикой очень начитанного, мягкого и задумчивого человека. Хотя фанатизм к делу имеется. Ворон говорил и говорил, а мысли его были заняты совершенно другим ещё со слов про почерк. Он взял для сравнения и другие бумажки с пометками. Почерк совпадал. Вот только у того, кто переписывал стихи из информационного портала, получалось писать куда более похоже на тот почерк, чем у самого обладателя почерка. Или нет. Или Корбину это просто кажется. Но глаз то и дело цеплялся за что-то ускользающее от его внимания. Например, то, что в остальных записях все одинаковые буквы были друг на друга похожими, но разными. В этой же писанине все одинаковые буквы были действительно одинаковыми. Хоть ты каждую меряй и сравнивай. — Могу, конечно, провести исследование почерка. Кстати говоря, напишите каждый по паре предложений на листочке. Надо кое в чём убедиться... — попросил Ворон, протягивая братьям бумагу и карандаши. — О, вот что значит око генетика, — прокомментировал Гюнтер, тем не менее выполняя просьбу Ворона и что-то калякая на бумажке. — Каждую хромосому без микроскопа разглядеть в деталях. — Что увидел? — слегка деловито поинтересовался Уриэль, с сожалением изгоняя из тела приятную дрожь и расслабленность после пьянки. Ворон с безразличным лицом посмотрел на путаную вязь немецких букв. Он старательно пытался не подать вида, что взволнован и лихорадочно соображает. Сам еще не зная почему, он не спешил раскрывать предмет своих тревог братьям. — Да если бы нашёл... — грустно отмахнулся он. — И при чём здесь генетика? Я просто нашёл в сети стихотворение. А потом и биографию автора. Не более того. Корбин стребовал и с австралийца произведение чистописания. — Зря трезвел. Сразу видно: по рукам не били. Но спасибо. Ворон и сам написал пару строк. Изящно, каллиграфически, как ему казалось. Сути это не меняло. Не зря же его заставляли исправлять свой «врачебный» почерк. Иногда грубо и болезненно, иногда терпеливо и заботливо. Так или иначе, у всех троих контроллеров был человеческий почерк. Даже если из всех сил стараться выводить буквы идеальными. Каждая закорючка неповторима. Каждая линия отражает настроение, характер, состояние здоровья. Стихи же были переписаны не человеческой рукой, не рукой существа, хоть когда-то бывшего человеком. Роботы, терминаторы и любая другая машина, если бы ей вдруг понадобилось писать от руки, делала бы это тоже весьма характерно из-за вибраций механизмов. Даже самых совершенных. Вариантов оставалось немного. Корбин знал только одного, кто был способен быть абсолютным во всем. Ворон подошёл к карте, чтобы хоть как-то оправдать свое молчание. Мозг его обрабатывал все эти мысли за доли секунды, но и они могли показаться заметным промедлением. Пока палец его бестолково скользил по карте, отмечая на ней какие-то точки, глаза снова и снова пробегались по стихотворению. В том, что оно предназначалось ему, он не сомневался. От кого, тоже было ясно. «Пятнадцать букв, не похожих на других. «eVoluTioNUranUs». Даже в слова складываются. Либо мне пообещали изощренные анальные кары, либо... Уран. Планета? Элемент? Эволюция... Генетика? Опять подсказка мне? Это уже излишне. Должно быть что-то большее». Нельзя сказать наверняка, что произошло раньше: он наткнулся глазами на город Дарвин, или довел логическую цепочку с эволюцией до эволюционной теории Дарвина. Так или иначе, ему показало логичным связать всю мысль к какой-нибудь добыче урана в столь крупном городе, являвшимся ко всему прочему столицей той территории, где они сейчас и были. Благо запрос к базе подтвердил наличие такого предприятия. Заброшенного, к слову. Корбин скомкал бумагу и демонстративно выкинул, прошипев про пустышку. — Так, ладно! — оживился француз, на ходу придумывавший, как ему сказать правильный ответ, минуя путь его нахождения. — Знаете старую такую игру в детективов. Крепишь фотографии и записки на карту, соединяешь ниточками, делаешь умное лицо. Работает это малоэффективно из-за большого количества связей. У нас же и того больший массив таких вот связей, человеку и десятилетия не хватило бы, чтобы все их обработать. Какое счастье, что мы не люди. Надоело уже бегать как последняя ищейка. Раз уж он человек, хоть и умный, имеем право пользоваться своими преимуществами. Давайте. Дайте мне всю, абсолютно всю информацию, касавшуюся расследования. Не то, что вы передали словами, пропустив через призму мозгов и эмоций. Мне нужна масса фактов. Всех. Сколько было ступеней в больнице, сколько мух вьётся над предательницей, пригодится всё. Ворон вытянул руку, превратив её в большой разъём. — Я понимаю, ты нервничаешь, ты рад, — неожиданно рассмеялся Гюнтер. — Ладно, красивая клешня. Но я предпочитаю рукой всё же. С этими словами немец положил ладонь на контакт. — Она у тебя самая быстрая во всей Германии? — заинтересовался Уриэль, тоже касаясь Корбина. — Возможно, но не проверял. Чтобы там не говорил наш француз, семью иметь не так плохо. Ворон пропустил мимо ушей все колкости, так и не разобрав, к кому они относятся. Считав всю нужную информацию, он, не разжимая рукопожатия, запустил процесс анализа данных. Для достоверности. В теории, три головы должны были быстро найти точку пересечения всех фактов. Не напрямую, так в третьем, десятом поколении связей. Сам же он шёл от обратного, то есть от завода в Дарвине до своих проблем. Вроде как сошлось. Лишь бы не оказалось, что он просто внушил себе верность этого результата и подогнал анализ к нему. Проверят, узнают. — Нам сюда. Он сделал проекцию спутниковых данных на карту на стене. — Горнодобывающее предприятие. Закрыто тринадцать лет назад за ненадобностью в мире высоких технологий. Не было продано или переоборудовано. — Ну так и двигаем туда, что ли, — Гюнтер воинственно растёр лицо, сгоняя остатки странных ощущений от ментального контакта с братьями. — Я так думаю, ни у кого из вас нет желания тянуть с собой пушечное мясо к этому психопату? — А есть желающие? — Корбину всё ещё плохо удавалось понимать немца. — Урри, транспорт? — Уже вызвал, — кивнул Уриэль, поднимаясь по лестнице. — Пошли, птичка в подвал не залетит, ей посадочная нужна. Хотя бы на крыше этого сарая. Летели они молча. Ворон терзал себя мыслью, правильно ли поступает. А пока мысли не в порядке, можно заняться своей физической составляющей. На нём появилась более привычная французу одежда, скрывавшая короткие крылья из тончайшего материала. Лететь не полетит, но кое-как передвигаться в воздухе сможет. Пустыми не остались и многочисленные карманы. Так он себя чувствовал хоть сколько-то спокойнее. Большой нож, сеть, бечева, даже колючая проволока и с десяток отмычек. — Большой заводик... Они уже подлетали. — Ну, не маленький. Но я не думаю, что нам стоит разделяться, — задумчиво протянул Уриэль. Своей одеждой он избрал совершенно стандартный для Т-3000 бесшовный чёрный комбинезон, обтягивающий тело. В руке он сжимал уже хорошо знакомую братьям трость с серебряным набалдашником. — Да кто же тебя одного отпустит? — хмыкнул Гюнтер. — А вдруг это всё же твоя игра, и ты нас заманишь и бросишь? — Вот и я бы не хотел терять вас из виду, — фыркнул Ворон. Несколько первых помещений оказались малоприметными. Видно, что здесь кто-то бывает, но никак не использует. А вот ближе к цехам стали виднеться следы частого пребывания. «Если мы ищем ловушку, то ей бы логичнее находиться в цехах. Там просторно и есть, где развернуться. Самого человека стоит поискать в многочисленных кабинетах. Будьте осторожны». «Беда именно в том, что в кабинеты мы никак не проберёмся мимо цехов... то ли землетрясение было, то ли время, то ли сам человек постарался завалить все коридоры. Так что топаем, братцы». Уриэль, казалось, всё-таки вернул себе опьянение от абсента, а может успел приложиться, когда они летели. Сейчас он совсем не напоминал того холёного хозяина жизни, каким его знали австралийцы. С бесшабашной злостью он первым вошёл в заброшенный цех, следом зашёл Гюнтер, почти не вздрогнувший, когда двери за всеми троими захлопнулись. «Хорошее начало...» Ворон лениво подёргал дверь, убеждаясь, что заперта она надежно. Он огляделся и мысленно указал на десяток вещей, вполне обычных для старого завода, которые по его мнению могли бы быть использованы против них. — Эй, ау! Покажешься? — прокричал Корбин в пустое пространство. Ответом было эхо и шум включившейся «вещи», имеющей в составе сильный электромагнит. «Неприятно». — Как легко вы попались! — раздался голос из динамика. По интонации казалось, что говоривший и сам не верил в свою удачу. — А вот выпутаться будет непро-о-о-о-сто. Если вообще выпутаетесь! Дальше следовал смех вперемешку с помехами. — Да не то что бы мы куда-то торопились! — сложив ладони рупором проорал в ответ Гюнтер. — Как зовут-то тебя, пси-и-их?! Уриэль только хмыкнул и крепче сжал в руках свою трость. — Герри, — невнятно ответил громкоговоритель. — Выход на другой стороне. Вот только дверей многовато. Корбин попытался запрыгнуть на станок, с него выше и зацепиться за лампу, чтобы подобраться или к электромагниту, или к «выходу на той стороне». Некоторые поверхности оказались под напряжением, о чём свидетельствовал взъерошенный, корчащийся на полу Ворон. Придётся чинно идти пешком через все запертые двери, ловушки и что им там ещё приготовили. Весело же! «Ну... наблюдение номер один: мы всё же можем шевелиться, хоть и не охота это делать. Наблюдение номер два: он нас слышит. А то было похоже на какую-то игру с заранее написанными правилами. Третье наблюдение: я слышу запах чеснока. А около двери стоит странный аквариум с серебряными ложечками. Мне кажется, или кто-то перечитал в детстве историй. На самом деле можно надеяться, что он ни черта нас не знает и действует вслепую. Наблюдение под номером четыре: это была моя идея с играми! Плагиат! Я буду жаловаться!» Корбин взял из чаши с серебром одну ложечку и покрутил перед глазами. Вскоре она ловко исчезла в рукаве. Он лениво погрузил всю руку в звенящий столовый набор и взял со дна ключ. Замок на небольшом «окошке» двери открылся легко, вот только за створками оказался ещё и электронный замок. «Главный вопрос: подыграем, чтобы он думал, что мы слабые, а мы смогли понять, что ему нужно, или напролом? Уверен, кто-то из вас даже распасться сможет, если хорошо постарается. Поле не сильное. На худой конец все двери прекрасно снимутся с петель, выбьются, а то и вовсе обойдутся. Я смог бы перелететь». «Я тебе перелечу, — мрачно посулил Уриэль. — Я тебе так перелечу, костей не соберёшь. Играем. Хотя с серебром да, перебор конечно. Не поверит». Гюнтер тем временем полез изучать замок. — Чипом открывается. А чип у нас тут что ли? — подойдя к столу, немец достал головку чеснока, как-то очень небрежно спрятанную под корками хлеба. Почему от хлеба были только корки, оставалось лишь гадать. Пробормотав что-то вроде «фу какая гадость», немец стал неспешно чистить отделять зубчики и аккуратно их пережёвывать. Чип нашёлся в предпоследнем. — На, открывай, — сунул он Корбину протёртый о рукав чип. Динамик предательски молчал, хотя Корбину страсть как хотелось позлить наглого человечишку. — А можно нам немного святой воды умыться? А то на улице жара. «Не нервничай, милый. Что ж ты так завёлся? Играем так играем. Будто я против». Он приложил чип к считывателю и дверь наконец отворилась. Но стоило им сделать пару шагов, как с десяток заточенных штырей полетело в их сторону. Француз ловко увернулся и поймал парочку. — Дай угадаю, ты не нашёл в Австралии осину, умник? — А не зашить ли вам его рот? Болтает много, — раздражённо прохрипел динамик. Корбин театрально фыркнул и бросил Гюнтеру один кол. — Апорт! Гюнтер в даже чем-то красивом прыжке поймал колышек зубами и показал Ворону средний палец. Потом посмотрел на кол, пожал плечами... и принялся с аппетитным хрустом его уминать. Уриэль, во время атаки колов упавший плашмя, поднялся и как-то странно икнул, глядя на древоядного немца. — Не обивайфя, дефошка! Он футит! «Спасибо. Надо же было чем-то вкус чеснока во рту отбить. Бедные вампиры». — Да что ты! Когда ещё посмотришь на такой убогий цирк? — ответил Герри. Дальше их ждала даже не дверь, а странная конструкция, в которой явно не хватало деталей. Невдалеке был барабан с множеством непрозрачных сосудов с узким горлом. На барабан были направлены камеры. «Раз уж мы циркачи, то прошу высокопочтенного господина самому совать руки с непонятные субстанции. Я боюсь. Мало ли какие тут местные твари ползучие! Это у тебя врожденный иммунитет к ним. А я боюсь». Ворон подтолкнул австралийца к сосудам. — Ты только не отравись тем, что мы тут расплескаем, — с притворной заботой проворковал Гюнтер, принюхиваясь к непередаваемому запаху веществ, налитых в сосуды. — Мало ли, рак там, или ожог слизистой заработаешь... Уриэль между тем влез в первый сосуд и, пошарив там, выудил странную чугунную шишку, с которой проворными шариками скатывался металл. — Ртуть, однако, — хмыкнул австралиец. — Ты там часом уже не отравился? Шишка была уложена на пол, после чего к ней добавилась длинная спица с крючками и зубчатое колесо. Уриэль к этому моменту шипел и плевался, потому как если на солёную воду во втором сосуде ему было плевать, то моча из третьего его ни капли не порадовала. Следующим в сосуды влез немец. Его добычей стали ещё несколько шестерёнок спрятанных в куче алмазных пильных дисков, цепочка, которую он еле достал с куском быстро твердеющей пасты, налипшей на руку, и горсть каких-то шариков, перемешанных в сосуде с радиоактивными отходами. — Ой, а никому посветить не надо? — хихикнул Гюнтер, складывая шарики так, чтобы они не раскатились. — А то похоже пальцы светятся... Голова не? А то со стороны не вижу себя. — Глаза светятся, — буркнул Корбин и подошёл к сосудам. Запустив руку в первый, он с недовольным лицом тут же поднял её. — Серьёзно? Почему я? За палец держался средних размеров скорпион. — А впрочем, мы же никуда не спешим? Корбин выудил из кармана пробирку — как же без неё — и стал собирать яд. «Неожиданно, но рука немного немеет. Нужно будет исследовать, когда вернусь домой». Перебрав всех членистоногих, он извлёк нечто похожее на барабан с шестьюдесятью делениями. Второй сосуд встретил его ферримагнитной жидкости, смысла существования которой он так и не понял. В ней лежала линза. Последний сосуд Корбин для начала просканировал и даже «капнул» частичку своего тела в сосуд. Ворон поправил платок на шее на манер столовой салфетки, изящно достал ложечку из рукава и зачерпнул немного жидкости, пригубила и причмокнул. «М-м-м... Царская водка. Свеженькая. Специально готовил перед нашим приходом. Закуски нет? Хорошо ещё, что ложку не растворило». Ворон опустил руку в сосуд, пытаясь нащупать последний предмет. — Я не чувствую дна, слышиш-ш-ш-шь? - жалобно пролепетал Корбин. Закончив паясничать, он вынул стеклянный куб с россыпью крохотных винтиков внутри. Стекло легко разрезалось об алмазные пильные диски Гюнтера. — Похоже на часы. Полагаю, никто не справится лучше, чем немцы, славящиеся точностью, педантичностью и прочим «немецким качеством». Валяй. — Лучше бы вам быть осторожными. Соберёте не правильно, попадёте под душ, — протрещал динамик. «Не похоже, что ему нравится наша игра». — Опа... Слушай, Герри, ты правда думал, что мы золотые? — неожиданно заинтересовался Уриэль, глядя на смесь в последнем сосуде, в котором купал руки Корбин. [Если кто не знал, «Царская водка» — смесь концентрированных азотной и соляной кислот. Сия смесь славна тем, что растворяет золото. Как показывает историческая практика, золото, растворённое в «водке», можно потом восстановить]. Гюнтер тем временем отобрал у француза куб с деталями, пригрозил всякому, кто будет тявкать под руку, засунуть в жопу маятник по самую линзу, после чего уселся прямо на пол. Из добытых в банках деталей получилось собрать самый примитивный таймер с гиревым двигателем и маятниковой регулировкой скорости, который при запуске отсчитывал ровно минуту и благополучно останавливался. Самым сложным оказалось приспособить его в конструкцию, открывающую дверь в следующее помещение. В итоге всё удалось. Механизм пришёл в движение, закидывая через каждые шестьдесят секунд один шарик из нижней части в верхний лоток. Прикинув количество шариков, Гюнтер расположил их так, чтобы предположительная дверь открылась через три минуты после старта таймера, и запустил маятник. — Я, конечно, не наследник Гюйгенса и Генляйна, но вроде получилось, — хмыкнул немец. [Христиан Гюйгенс — голландец, на основе идей Галилео Галилея о маятнике создавший сперва первую рабочую модель механических часов с маятником, затем балансовый регулятор и запатентовавший первые карманные часы. Петер Генляйн — баварец, изобретатель заводной часовой пружины]. — Надеюсь хоть к этим двум личностям не полагается абажур и перчатки... И долго нам ждать? Ворон присел на пол у стены и стал завороженно смотреть на перекатывающиеся шары. — Мне надоела ваша придурковатость! Вы неправильно играете! — голос был холодный, но раздражение и отчаянье в нём всё равно слышалось, не взирая на все старания это скрыть. С потолка полились тонкие струи кислоты. — Так выйди и покажи, как играть! Что ж так боишься? Или по-твоему вся эта мишура нас удержит? — Мужик, если мы не будем хохмить, мы будем в отчаянии, — Гюнтер легонько щёлкнул пальцами по струе кислоты, так что её капли попали на Уриэля. Тот раздражённо вытерся и фыркнул. — Ты уверен, что хочешь узнать, каковы мы в отчаянии? А вообще нам самим скучно. Давай что-нибудь повеселее. Может… может я петь хочу! Was sollen wir trinken sieben Tage lang… — Да пой на здоровье! — прокричал Герри и отключил связь. Пока Т-3000 мокли под дождём из кислоты, весело почёсываясь, а шарики лениво перекатывались по желобкам, человек перенёс некоторый реквизит из одного помещения в то, что будет за дверью с часовым механизмом. Правда он был несколько далёк от немецкой пунктуальности и слегка не успел всё закончить и уйти. Когда дверь отворилась, Корбин увидел, что их «надзиратель» ещё не полностью поднялся по железной конструкции потолка в свою каморку. Ворон в несколько прыжков и перелётов на высвободившихся коротких крыльях настиг человека и схватил за горло. Как показала практика, ни магнитное поле, ни напряжение, подведённое к конструкции, ни даже недоразвитые крылья не были помехой для терминатора. Чёрная паутинка нанитов распространилась от длинных пальцев Корбина на щёку человека. — Раз тебе так хочется изучать наше тело! — рассмеялся Ворон и отпустил человека. Герри достал самодельное оружие и выстрелил. Потом ещё раз. — Эй! Ты сделал во мне дырку! Как я с такими отверстиями покажусь на глаза своей возлюбленной курочке?! — возмутился Ворон. Ещё одним выстрелом Герри удалось сбросить неприятеля со своей высотной площадки. — Вот кто тебя просил?.. — сердито прошипел Уриэль, судя по виду, готовый отвесить Корбину дополнительного пинка. Гюнтер же тем временем не занимался ерундой. Он подошёл к полке у стены и стал изучать разложенные на ней предметы. Видимо во избежание недопонимания Герри на сей раз оставил инструкции в письменном виде. Среди реквизита были камеры, установленные и развешенные по стенам, освещение, некий фоновый экран, беговая дорожка. Также был какой-то клавишный инструмент, микрофон на стойке и электрогитара. Валялись различные кожаные вещи. Немец с отвращением разглядывал чёрный собачий ошейник и коробочку с косметикой. — А ведь я почти пошутил про пение... Уричка, на чём играть умеешь? Судя по инструкции, петь предстоит мне. «Да ладно тебе. Я чуть0чуть... из вредности. Может потом назад отсосу... высосу... короче заберу свои наниты». Магнитное поле заметно усилилось, что вызвало уже ощутимый дискомфорт и головную боль. Ворон с грустью посмотрел на сквозные отверстия в своём теле. — Они и до второго пришествия не затянутся. Он предусмотрительно взял себе гитару и гюнтеровский ошейник от греха подальше. Лицо разрисовал он с ещё большим удовольствием, не ограничивая себя в белилах и устрашающих чёрных линиях. — Да вон какой-то лук валяется с пиротехникой. Пусть с ним и играет. И клавишами. А то огонь и стрелы мне не по душе... сами понимаете. Никому больше ничего рисовать не нужно? — Вы нарушаете инструкцию! Я же вам расписал! — снова раздался недовольный голос. «Сверни эту инструкцию в трубочку и попробуй положить в пасть цепному волку, придурок!» — Ладно, отдай, — глухо прорычал Гюнтер, отнимая ошейник обратно и нетуго закрепляя его на своей шее. Макнул пальцы в чёрную краску и принялся яростно наводить марафет. — Переживу как-нибудь. И лук сюда давай. А ты давай, будешь бегать принеси-подайкой. Ну и вон... — Понял-понял, — хмыкнул Уриэль, с притворным кряхтением перетаскивая на удобное место нехилый огнетушитель. Немец тем временем вернулся в предыдущую комнату и принёс выдранный из барабана сосуд. Капли кислоты с потолка, покоцавшие кожаные шмотки, добавили его облику свирепости. Жилет и ботинки Гюнтер нагло проигнорировал, оставшись голым по пояс, в узких кожаных штанах и ошейнике с браслетами. Поколдовав с телом, он через боль проявил некоторые небольшие шрамы и нечто нацарапал себе на груди своим трофейным ножиком. Впрочем, тут же прикрыл нацарапанное тонким слоем нанитов, чтобы проявить в нужный момент. Нож положил рядом с сосудом. — Чего смотришь, птица? Давай. Слегка не по канону, но вставай на беговую с гитарой. Корбин тоже переоделся в предоставленный ему кожаный костюм, едва натянув на некоторые места, и впрыгнул на беговую дорожку. Настолько извращённо он ещё не пробовал играть. Герри настроил трансляцию с камер и включил музыку. — Да начнётся шоу! Из колонок полилась мелодия, вернее, прелюдия к ней, на фоновом экране появились какие-то крутящиеся механизмы, похожие на гигантские вентиляторы в системах подачи воздуха бункеров. Гюнтер напрягся и встав спиной к основным камерам, натянул лук, особо никуда не целясь. В нужный момент под барабанный бой на луке сработала пиротехника, И Гюнтер закрутился с ним в руках, старательно подражая известному вокалисту. Когда порох в пиротехнике выгорел, а всю сцену заволокло дымом, Урри подбежал к немцу и утащил лук куда-то в сторону. — You! You hate! You hate me! — ему тоже захотелось побесить человеческого недоумка, и поэтому песню он стал исполнять по-английски. Корбин, убедившись, что огонь более не мелькает за его спиной, отдался во власть музыки и от души исполнял свою партию, едва не пытаясь затмить остальных. Так что ему что немецкий, что английский, хоть японский с примесью латыни. Всё одно. Хоть весь день играй. Даже мерно шагая по беговой дорожке. Вокруг них медленно проплывали камеры. То там, то здесь то и дело вспыхивали столбы огня, всё искрилось, от громкости ритмично содрогались стены. Гюнтер между тем к своему собственному удивлению входил в какой-то бешеный раж. Схватив с тумбы трофейный нож, он обнажил на груди вырезанные кровавые имена: Скайнет и Джон Коннор. — Будешь ли всегда ей верен, пока смерть не войдет в двери? — яростно вывел он по-английски и тут же перечеркнул имя Отца. — Нет! Нет! — Будешь ли всегда ей верен, пока смерть не войдет в двери? Нет! Нет! — и взмах ножа перечеркнул имя Джона. Отбросив нож, немец подхватил сосуд с кислотой и от души облился ею, набрал её в рот и выплюнул в сторону братьев, наплевав на то, что по их телам потекли чёрные, словно нефтяные, разводы. — Du. Du hasst. Du hasst mich! Du. Du hasst. Du hasst mich! — перешёл Гюнтер всё же на немецкий после лихого соло, исполненного Вороном. Уриэль в это время подхватил огнетушитель, включил и принялся крутить им перед собой, к чертям залив пеной половину камер. — Du hast mich gefragt. Du hast mich gefragt. Du hast mich gefragt und ich hab nichts gesagt! «Ой зря-я-я», — лениво подумал Корбин в сторону Гюнтера, но от гитары не оторвался. Он даже более страстно стал высекать звуки из инструмента, выгибаясь и ставя согнутую ногу на неподвижную часть дорожки. Вот так эффектно он и растянулся на финале композиции. — Браво! — раздался голос человека. Он был действительно в восторге от такого фееричного шоу, хоть и немного раздражён тем, что его подопытным концерт не доставил должной порции унижения. Дверь лениво отворилась. Поднявшись с колен, на которые опустился на последних нотах, Гюнтер содрал с себя одежду и, подражая Уриэлю, тоже сформировал на теле простейший чёрный комбинезон. — Я задушу его этой хернёй как только выберемся! — прорычал немец, сжимая в кулаке ошейник. — Шипами внутрь надену и затяну! Австралиец тем временем уже крутился рядом со следующей дверью, постукивая по ней тростью и прижимаясь к ней ухом, словно пытаясь найти в стене пустую полость тайника. — А я предлагал надеть на меня ошейник. Мне он нравится, — фыркнул Корбин. «Да и не привыкать быть ручной зверушкой, да болонка?» Он предпочёл остаться в подаренной одежде. Тем более что она прекрасна в своей «кожаности». Только жмёт в некоторых местах. — Ой заткнись! — неожиданно истерично воскликнул австралиец. — Болонка, болонка.... я даже не собака, чтоб ты знал. Отложив на пол трость, Уриэль опустился на четвереньки. — Лучше будь другом на пять минут и подсади меня в это окошко. Дверь явно открывается только с той стороны. С этими словами он превратился в шикарного персидского кота. Гюнтер, едва не выронив ошейник, даже присвистнул. Корбин взял на руки болонку семейства кошачьих и тоже с восхищением стал смотреть. Мягкий. Лохматый. Высокомерный. Пока он подсаживал кота к окошку, не отказал себе в удовольствии немного потискать милое животное. «Вообще-то здесь тоже какой-то квест был. Палки, крюки, верёвки... Наверное, мы должны были балансировать на тех вот канатах и пытаться "удочкой" открыть дверь. Но поддерживаю нашего пушистого друга, достало все. Я хочу в горизонтальную позицию и под крылышко к кому-нибудь мягкому. Я устал, хочу любви...» Наконец и дверь отворилась. «Да, но сначала надо закончить с этим недоумком, — вздохнул Гюнтер. — Пусть реально в дурке посидит, вдруг поумнеет». Уриэль уже ждал их за дверью, приняв человеческий облик. Подхватив с пола трость, он первым подошёл к последней двери и открыл её простым нажатием на ручку. Темнота за ней была густейшая, но всё же Т-3000 прошли в коридорчик. Тут же вспыхнуло освещение, а закрывшаяся за их спинами дверь стала двигаться вместе со стеной, подталкивая к краю пропасти, в которую резко обрывался коридор. Гюнтер со страхом ощутил, как забеспокоились частицы его тела, соприкоснувшись с испарениями от жидкости, плескавшейся внизу. Уриэль громко выругался. Ворон в присущей ему весёлости подошёл к краю пропасти и свесился на треть. — А тут у нас что? Бассейн победителей? Но то ли хмурые лица братьев, то ли всё же проснувшаяся функция самосохранения заставили его умерить радость. Корбин хотел бы сформировать каплю нанитов, но поле было слишком сильное. Пришлось вырвать себе перо и отпустить. Перышко медленно, почти целую вечность плыло по воздуху, опускаясь всё ниже и ниже, пока не коснулось поверхности жидкости. И с громким шипением не растворилось. Полностью. Без возможности на восстановление. Корбин ошарашенно повернулся к братьям. — Там... это... — Ты, сука, раньше нам сказать не мог?! — совершенно по-звериному прорычал Гюнтер, хватая Уриэля за горло. — Это у тебя украли, да?! — Да! — Уриэль вывернулся, едва не полетев вниз, потёр горло. — Я не мог вам рассказать о кислоте! Не мог! — Почему, блять?! — Это для Него создано! Стена, меж тем, потихоньку ускоряла своё движение. — Что передать родным? Ах да, у вас же нет родных, потому что вы мерзкие твари, без следа человечности! Обидно, не правда ли, что вас так легко обвели вокруг пальца? Разве я не гений? Дальше следовал смех и какой-то бред. — А антидот Он не просил создать, а? Не пробовал как-то на шаг вперед думать, кенгурятина безмозглая! Корбин его за горло не хватал и руки не заламывал. Хотя и едва сдержал желание врезать в нос так, чтобы пробить стены тупой головой идиота. Нечего тратить время на такие глупости. Обследование стен, мостика и потолка показало, что зацепиться здесь не за что, разве что пытаться кулаком выбить хоть какое-то углубление. Но на это нужна вечность, а у них и пары минут не осталось. Ворон догадывался, что стенки чана с кислотой сделаны из стекла, иначе бы растворились. Вот только пробить его было нечем, чтобы проверить свою догадку. «Знаю я, у кого найдётся лекарство для иммунитета. Помнишь, ты рассказывал, как отец тебя от огневика спас. Пары мгновений хватило. Может...» — Ненадолго хватило вашего веселья и дружности! Давайте, убейте друг друга! Вы даже умереть не можете с честью. «Так-то да, но его здесь и сейчас нет! — отозвался Гюнтер, упираясь спиной в стену, без особого, впрочем, результата. Ноги всё равно проскальзывали. — Тебе совсем жить незачем что ли?» Корбин чувствовал, как с уменьшением пространства увеличивается его паника. Он внимательно смотрел в светлые глаза немца и не решался озвучить свои мысли. Тем более что в последнее время слишком часто уже говорил это. Какой смысл жить ради чего-то, что у тебя отнимут, что тебе, в общем и не принадлежало никогда. «Если меня больше не любят... если заменят этим вот гениальным психом... зачем тогда я?» — ответил он Гюнтеру и сделал шаг назад, ложась спиной на воздух и падая в пропасть. «Мне это важно…» Ворон зажмурился, думая о волках с серо-голубыми глазами, и филинах с оранжевыми. — Первый пошёл, — радостно объявил Герри. Гюнтер успел только вскрикнуть, когда мимо него в колодец ухнула стремительная серебристая тень. В полёте она сформировалась в мужской силуэт с огромными крыльями и, обняв Ворона в последний момент, рухнула вместе с ним в забурлившую кислоту. Последним, что видел немец перед тем, как понял, что тоже падает, была почти счастливая улыбка на лице Корбина.