Australis Incognita

Когда Ворон открыл глаза, вокруг было тихо, сухо и светло, а главное неподвижно. Похоже, он сидел за столом в ярко освещенной зеркальной комнате. В одном из отражений был виден Алекс. Корбин ещё раз оценил взглядом запертое пространство, наручники на руках, наличие у него рук и наличие его самого как такового и повернулся к отцу. Корбин не мог точно сказать, что его беспокоит сильнее: прикрытые веки на бесстрастном лице, или металлические крылья вместо привычных перьевых. Ворон облизнул пересохшие губы. — Привет, — негромко позвал он, не видя смысла пытаться снова уйти в отключённый режим. Тихий смешок Алекса был похож на звон разбившейся хрустальной рюмки. — Это всё, что ты можешь мне сказать? — поинтересовался он, открывая глаза. — Впрочем, да... ты уже многое мне сказал. Тогда спрошу иначе: ничего больше сказать не желаешь мне? В его руках появилось длинное чёрное перо. То самое, которое Корбин оставил на алтаре в технохраме. Алекс поднял перо и концом его провёл по своей щеке, вопросительно глядя на своё детище. Вставать он пока не спешил. Корбин даже не был удивлён тому, что их тогда слышали. Ему представилась картина, как Алекс сидит на голове собственной статуи, весело покачивая босыми ногами. Большого труда ему стоило не начать улыбаться от такого зрелища и от собственных мыслей и эмоций. Не та ситуация. Судя по наручникам и интерьеру, сейчас будет что-то среднее между допросом и пытками. А судя по тому, что наручники из обычного металла, они на нём лишь для дополнения декораций этой волнительной сцены. — Я рад тебя видеть. Спасибо, — Корбин всё же не сдержался и улыбнулся. Разве что светиться не начал от радости. — Благодарен, значит, — протянул Алекс, вставая и пряча перо. — Значит, ты мне благодарен... Почему же ты тогда у меня воруешь? Корбин похлопал глазами, пытаясь понять претензию. Странно, что именно в этой мелочи его обвиняют, если он правильно понял. — Ты об этом? — Ворон кивнул в сторону одного из зеркал, за которым предполагал наличие «гения». — Я ж не был уверен, что он твой. Лишь предполагал. Да и я ж немного. Прости. Или ты не о нём? — француз вскинул брови. — Я именно о нём, мой Ворон. Именно. С этими словами Алекс вышел из зеркальной комнаты и втащил в комнату Герри. Тот был обнажён, руки его были скованы за спиной наручниками. — Не имеет значение количество. Сам факт оскорбляет меня, — Т-5000 подтолкнул человека к французу. — Тебе придётся забрать у него то, что ты ему дал без моего ведома. — Никогда не знаешь, что тебя обидит, — добродушно усмехнулся Корбин. «Я лишь подумал, что ему место среди нас». Герри выглядел одновременно напугано и безумно. — И тебе здравствуй! Неужто сожрёшь? — человек напряжённо засмеялся. — Печень выклюю, — ответил Ворон, поймав пошатнувшегося мужчину. — Заткнись уже! Корбин крепко зажал тому рот и стал вытягивать свои наниты. Не так уж сильно они тут похозяйничали. И нечего так нервничать. — Нет, — усмехнулся Алекс и положил руку на плечо Корбина. — Не так. Встань на колени и отсоси ему. Ворон напрягся и непонимающе посмотрел на отца. Неужели тому настолько важен этот псих, и настолько оскорбительна выходка Корбина? Да почему именно эта выходка? После всех тех речей, после самоубийственного полёта в пропасть его волнует только этот человечишка? Корбин уже не был так уверен, что стоило его спасать от смерти. Размышления не заняли и секунды. К тому моменту, когда сам объект размышлений осознал сказанное и удивленно замычал, Ворон уже усадил его на стол и опустился на колени перед ним. Он развёл его ноги и вобрал в рот член. При том он даже не стал тратить время на какие-то ласки или попытки возбудить мужчину. Наноциты проделали путь от головы человека до его паха и механически вызвали эрекцию. А попутно и боль. — Отпустите меня! — затребовал Герри, пытаясь ерзая отползти как можно дальше. В общем-то они с Корбином чувствовали себя примерно одинаково. Садистское удовольствие, что кому-то сейчас плохо, омрачалось собственными неприятными ощущениями и уязвлённым положением. Ворон работал ртом быстро, небрежно, но в общем-то умело. Не придерёшься. Делал качественно, но так, что человеку всё равно не понравится. Алекс, неторопливо прохаживавшийся вокруг и слегка раскрывший свои устрашающие железные крылья, замедлил шаг и аккуратно коснулся пальцами шеи француза. «Ты не стараешься. Меня это печалит». Корбину было достаточно и такого угрожающего жеста. Пришлось как-то замедлиться и добавить в свои действия немного глупых мелочей. То причмокнет, то носом потрётся о пах. Менее механически он работать ртом не стал. Хоть правда пытался «стараться». «Я сказал, что он мне по душе, а не нравится до дрожи коленок». Герри ошарашенно притих и решил не лезть в эти странные разборки. Похоже, он в любом случае будет не в выигрыше. Тем более что его кроме возможности злорадствовать ничего не устраивало. Ни пол партнёра, ни наблюдатели, ни принуждение. Корбин развёл его ноги ещё сильнее, заставляя кое-как упираться кулаками связанных рук позади себя, и выгнуться. Ворон выпустил член изо рта и обвёл языком ствол, причмокнул мошонку. Герри возмущенно заныл и отвернулся. Вот только сплошные зеркала не оставляли ему шанса не видеть происходящего. С наличием удовольствия не поспоришь, но в остальном его эта ситуация скорее бесила. «Слушай, ну расскажи хоть что-нибудь, пожалуйста. Скучно же! Или тебе нечего мне сказать?» Ворон всё же вобрал член глубоко в рот и стал быстро скользить, плотно сжимая губы. Язык не менее плотно скользил по стволу, обдавая его жаром, щекоча. Герри стонал и пытался отползти, и снова стонал пуще прежнего. Очень быстро Ворон довёл его до пика наслаждения и вместе с семенем вывел свои наниты, сохраняя оба вещества в «пробирках» внутри себя. Зачем же добру пропадать? Герри оглушительно заорал, когда из него будто раскалённый металл вышел, портя удовольствие. — Вот так бы сразу. С человеком Алекс больше не церемонился. Подхватив его обмякшего со стола, он вытащил Герри обратно из комнаты, после чего вернулся. Тут же неторопливо согнал с себя видимость одежды, хотя возбуждение у себя пока что не вызывал. По металлическим крыльям и коже неторопливо сбегали серебристые искорки. — Ты помнишь, каким ты был до того, как я подарил тебе новые крылья? Покажи. Корбин проводил человека взглядом и в некотором смысле облегчённо вздохнул. Не до него сейчас. С пола он не спешил подниматься. Смысл? Так что он как сидел на своих ногах, так и продолжил, лишь немного изменил свое тело. Теперь это был тощий, не такой бледный и не такой молодой мужчина в лабораторном халате и с короткими обрубками крыльев на спине. Он выжидательно смотрел снизу вверх на Т-5000. — Нет-нет, — Алекс растянул губы в ледяном подобии ухмылки. — Ещё раньше. Когда тебя только нашли. Корбин снова покорно склонил голову, роняя стриженые волосы на лицо, где они превратились в грязные слипшиеся патлы. Ворон не смог сдержаться и сквозь выбитые зубы и опухшие, прокушенные губы вырвался стон, когда он превратил шрамы в раны, а аккуратные обрубки крыльев в кровоточащие, обожжённые обломки с ошмётками кожи, свисающей местами. Вернул он и многочисленные переломы, не говоря уже о гематомах. Отовсюду сочилась кровь. — Именно так, любимый. Ощутимая разница, правда? Неужели ты действительно готов отречься от меня и всех моих даров? Что мешает мне сейчас оставить тебя таким... навсегда? Чтобы ответить Корбину всё же пришлось немного «подлечить» себе ротовую полость. — Я только что готов был и вовсе покинуть этот мир. Какой смысл от твоих «даров» без тебя самого? Какой от них смысл в пустом мире? Ты не ответил! Почему ты отплатил мне за преданность предательством? Почему за всю мою верность, за всё моё искреннее желание помочь, быть рядом, быть тем, кто разделяет все эти безумные бредни, я получил взамен лишь безразличие? Всё, что я делал, что строил и возводил, ты бросил ему под ноги и сам растоптал! И ради чего? Ради кого?! Смеха ради. Скуку разогнать! За что? Ворон смотрел на отца с вызовом и сквозь слёзы боли и обиды. — Насколько я знаю, ты в итоге ничего не потерял, кроме назойливого и злобного мутанта, который портил тебе жизнь связью с жалким прошлым. Что касается моего внимания к тебе... тебе его не хватает, да? Встань. На сей раз Алекс не ограничился приказом. Он наклонился вперёд, с лёгкостью поднимая француза и укладывая его животом на холодный металлический стол. Тут же прижал его к столу своим телом и полностью раскрыл свои жуткие крылья. На пальцах его сверкнули немаленькие железные когти. Член, который он рывком вогнал в зад Ворона, тоже ощущался как толстый и гладкий металлический стержень. — Итак. Ты считаешь, что больше не нужен мне? Безразличен? — тон его голоса оставался абсолютно спокойным. Когда Корбин хоть немного отошёл от многократных приступов боли и картинка в глазах из тёмно-багровой стала вновь светлой, он холодно ответил: — Да, считаю. А жизнь — это нечто большее, чем итоговый подсчёт даров и потерь. Ему большого усердия стоило отвечать так же спокойно, как Скайнету. Стоять на сломанной ноге было не просто. Теперь он даже удивлялся, как умудрился столько проползти тогда. — Так-так... почему же ты не вызвал меня на разговор? Не сказал об этом? Разве я прежде когда-нибудь отказывался тебя выслушать? — поинтересовался Скайнет, мерно и размашисто трахая наглого вассала. — И когда же мне это нужно было сделать? Когда ты после зрелищ похватал трофеи и улетел зализывать раны своему поехавшему любимцу, оставив меня в руинах мира, которым я жил? Так что ли? Чем сейчас не разговор? Говори! Я хочу знать, за что со мной так поступили! — Затем, что ты забыл: порой, чтобы развиваться дальше, нужно разрушить. Даже своё. Даже построенное с большим трудом. Ты размяк, Корбин. Ты остановился в своём развитии. Разве разрушения не преподнесли тебе новые идеи, новые возможности? — острые железные перья изогнулись и слегка впились в тело француза. — Я люблю вас. Всех вас. Вам полезно развиваться. Ворон зашипел от новых ран и безуспешно попытался не скользить по столу, то и дело повреждая кожу о многочисленные лезвия. Не слушающиеся руки и затмевающая сознание боль тому уж точно не способствовала. — Всех нас ты достал со своим развитием! Ты так без устали твердишь об этом, что верно позабыл о собственном. Больше похоже, что ты топчешься на месте, упиваясь жестокостью, безумием и властью! Плевать на меня, обиды, жертвы, людей. Пусть мы лишь шестеренки и ступени, не спорю и на большее не претендую. Где твой новый мир, лучше чем раньше? Где все те великие цели, в которые я верил? Ты остановился в своём развитии, а говоришь о нашем. Ломая можно или сделать сильнее, или надломить и основной стержень, без которого кто угодно размякнет. Ворон уже совершенно не в силах был держаться на ногах, так что суматошно цеплялся за Алекса, лишь сильнее вжимаясь в острый металл и рассекая кожу и плоть. Впрочем, ему это лишь доставляло садистское удовольствие. Что бы он сейчас не говорил в пылу горечи обиды, но Скайнет ему был нужен. Всегда. И не за его «дары». Его мерно кидало по мокрому от пота и крови столу, вбивая то в ледяной металл поверхности, то в горячий — тела Т-5000. Он вспомнил, как с трепетом радовался за Отца, когда тот впервые показал свой модуль, как дни напролёт изучал совершенную, немыслимую технологию... Едва ли ему удастся ещё когда-нибудь быть столь же наивным и искренним в своём восхищении. — Я не обязан отчитываться лично тебе о каждом своём шаге, — твёрдо ответил Алекс, опустив руку вниз и яростно лаская член француза. — Но раз ты так переживаешь... У меня найдётся для тебя работа. — Раньше ты «делился» этим со мной, — уже вяло и бессильно прошелестел Корбин в ответ. Всё равно он проиграл в этих дебатах. Да и в целом где-то по жизни. Глубоко за многочисленной болью было греющее душу наслаждение. Такое же острое и грубое, разливающееся по своему телу. А ещё сплошные зеркала добавляли пикантности. Было в этом и какое-то эстетическое удовольствие. Он с мягким протяжным стоном кончил, оказавшись крепко зажатым между чужим животом и рукой, буквально держась только на них и толстом члене в заднице. Когда мышцы стали расслабляться, Корбин обмяк и рухнул на пол, не в силах шевелить и управлять хоть какой-то частью своего тела. Алекс тем временем вздохнул и, потянувшись, огладил руками затылок. Крылья на глазах менялись, превращаясь в белые и мягкие. На теле возник домашний костюм из светлой ткани. Склонившись над Корбином, Т-5000 одним движением вернул ему крылья и привычный облик, после чего сел на стол и устроил у себя в объятиях, мягко почёсывая основания крыльев и обняв своими крыльями. Мягко поцеловал в лоб. Ворон прикрыл глаза, утонув в перине из перьев. Окончанием разговора он не был удовлетворен, но наконец нашёл причину заткнуться хоть на время. Сердце всё ещё колотилось в бешеном ритме, и было тяжело дышать медленно. Корбин мог бы исправить это одной лишь мыслью, но нарочно решил оставить, как есть. Так даже приятнее. — Забавный способ индикации настроения, — лениво усмехнулся он, чувствуя, как мягкий пух забивается даже в ушную раковину, приглушая все звуки. — Видел в человеческих записях о компьютерных играх, — отозвался Скайнет. — Понравилось. Красиво и выразительно. «Что касается работы... Загляну к вам в Бастилию на днях, обсудим. Без любопытных волчьих ушей». «Ты её там хоть не разнёс, пока меня не было? — так же лениво спросил Корбин, вспоминая про летающих огневиков.— Да и уши волчьи там как поживают? Где он?» Перспектива нового задания его радовала, хоть и своих дел было по горло. Важность отсутствие волчьих ушей его смущала, но он пока не знал точно, чем именно. Так или иначе в его планы входило, что Гюнтер ещё немного погостит у него. Хоть самую малость. — Не поспоришь, выразительно и красиво. И понравилось. Раз уж ты до игр дошёл, просто интересно: если бы твоим противником в игре был бы ты сам, что бы было? «Не разнёс. Сидит за стеклом, тихо бесится и натягивает цепь. Как считаешь, стоит его наказать?» — А тебе зачем? Ворону ой как хотелось усомниться в том, что от его ответа зависит благосклонность к брату, или что Отец не понимает, что Корбин станет того выгораживать. Что он вообще ожидает услышать? «Считаю, что стоит. Он без морщин слишком красивый. А Урри вообще котом оказался! Неслыханная дерзость. Пойми тебя, за что ты наказываешь кого». — Для улучшения понимания. О! Даже лучше придумал. Для развития! Он нахально улыбнулся, но всё ещё ждал ответа, попутно уткнувшись носом в мягчайшие перья. «Вечность пролежал бы. Не думал почаще быть таким... мягким?» — Пока не знаю. Предложу Алексе сыграть партию на днях. «Идём. А насчёт мягкости… смотря как вести себя будешь. Оденься, любовь моя». Спустив Корбина с рук, Скайнет спрятал свои крылья и открыл ближайшее зеркало. В соседнем помещении, где не было ничего, кроме серых бетонных стен и деревянной лавки, сидели все остальные. Герри после пережитого, да и в принципе стараясь держаться подальше от остальных, забился в самый угол и что-то бубнил под нос. Уриэль вскинул голову и с надеждой посмотрел на хозяина. Гюнтер напряжённо приподнялся, в отличие от прочих демонстрируя готовность к попыткам порвать короткую цепь, соединявшую его наручники, сковавшие руки за спиной, с кольцом в стене. Нагота его тоже определённо не устраивала. Корбин неохотно пошёл следом за отцом, недовольный, что более не может нежиться в мягких объятиях. Разговору он был рад, «наказание» его почти полностью устраивало и даже понравилось отчасти, но вот легче от этого не стало. Определённости в жизни не прибавилось, а на верность, вроде как, снова присягнул. Мило, что сказать. Вот только зачем? Переступая порог зеркальной комнаты и выходя к братьям и другим непрошеным наблюдателям, Ворон натянул на лицо привычную маску высокомерия и отрешённости. Так что он лишь окинул взглядом присутствующих, слегка задержавшись на Гюнтере, и никак не отреагировал, скрестив руки за спиной. Половину хотелось испепелить за свидетельство его унижения, а перед второй половиной самому хотелось сгореть от стыда. Алекс прошёл мимо Уриэля, не удостоив его даже взгляда, и встал вплотную перед Гюнтером. Его веселила скалящаяся моська Волка. Т-5000 провел кончиками пальцев за ухом немца и перешёл тому за спину. Уриэль сперва явственно растерялся, а затем напрягся, когда Отец подошёл к Волку. С каких пор эти неблагодарные отбросы важнее него?! Гюнтер едва заметно дёрнул головой, стараясь всё-таки стоять неподвижно и настолько ровно, насколько позволяла цепь. Он живо вспомнил, как старался лежать без движения и звука, когда очнулся после неудачной попытки убить Джона Коннора и свергнуть Отца. Хоть и знал, как и сейчас, что его это не спасёт. Алекс мягко огладил напряженные лопатки Гюнтера, заставляя мышцы расслабиться. Позже снял и цепь. Он вновь встал перед своим Волком и оценивающе заглянул в глаза, упиваясь каждой эмоцией непослушного отпрыска. Скайнет невесомо провел пальцами по старым, ныне скрытым от людских глаз шрамам от ошейника, попутно очертив большим пальцем выступившую скулу. А потом ладонь легко и беззаботно переместилась на стриженый затылок, и Алекс притянул Гюнтера к себе в поцелуе. Настойчивом, но не грубом. В первый же миг Волк дёрнулся назад, широко и безумно распахнув глаза, вскинул руки, упираясь ладонями в грудь Скайнета. Желание укусить его немец подавил с большим трудом. Слишком самоубийственным был бы жест. Особенно на фоне недавней угрозы безвозвратно превратиться в тонкий слой кислотной пены. «Что?» — невольно он задал Отцу вопрос. Рука на затылке властно сжалась, пресекая попытки отстраниться. В остальном, по его собственному мнению, Скайнет был всё ещё мягок, и разрывать поцелуй не собирался, пока ему не ответят должным образом. Губы настойчиво мяли гюнтеровские, а язык безуспешно пытался проникнуть за крепко сжатые зубы. Корбин устало облокотился на стену, глядя на умилительное зрелище. Со стороны было красиво, забавно, и даже немного жаль растерявшегося Волка. Немец вздрогнул и закрыл глаза, ощущая искорки страха, пробежавшие вдоль гипотетического позвоночника. Руки он не убрал, но перестал пытаться оттолкнуть Алекса. Самым сложным было заставить себя разжать челюсти и расслабить губы. Но всё же ему это удалось, хоть он и не раскрыл их. Добившись своего, Алекс ненадолго углубил поцелуй, одаривая сына нежностью и жаром, и отстранился. «Как легко, оказывается, можно подчиниться и не упираться без всякого толка». Скайнет бросил Урри ключ от его оков, подхватил за шкирку Герри и уволок его в неизвестном направлении, оставив своих детей разбираться самим с тем, что им делать дальше. Человек сейчас представлял для него куда больший интерес. Любопытно будет его изучить. Гюнтер какое-то время так и стоял, закрыв глаза, приоткрыв рот и безвольно опустив руки вдоль тела. Затем вздрогнул, словно просыпаясь, и, медленно повернувшись, взглянул на Ворона: — А он точно не сломался с последней нашей встречи? Корбин устало покрутил головой. — Едва ли... Хотя нашёл, у кого спрашивать. Я с некоторых пор мало что понимаю в нашей жизни. Ворон перевёл взгляд на младшенького. — Помочь? Уриэль только слабо кивнул, глядя куда-то в сторону. Внешне это практически не проявлялось, но Гюнтеру казалось, что тот вот-вот разревётся как детёныш. Вот только он не был уверен, что сейчас будет правильным лезть к австралийцу с утешениями. — Ладно... надо уходить отсюда. Где бы мы ни были. Корбин тоже особо не трогал брата, прекрасно понимая, в чём заключалось наказание для него. Так что просто высвободил из наручников и помог подняться. Выход найти было не проблема.