Канон-НеКанон

Ячи с детства боялась высоких людей. С детства она смотрела на них снизу вверх, чувствуя себя ничтожно мелкой — во всех смыслах. Нет, у Ячи не было комплексов. Ей нравился ее рост. Ей нравилось быть миниатюрной. Так среди людей она казалась менее заметной. Это всегда ее успокаивало. И все же у Ячи были страхи. Перед высоким человеком она особенно чувствовала себя беззащитной. Особенно перед высоким парнем. Когда ей предложили попробовать себя менеджером в волейбольном клубе, Ячи даже подумала сразу решительно отказаться. Ячи же не была глупой: знала, сколько там можно подцепить опасных объектов выше даже метра восьмидесяти. Жуть. И все же Ячи согласилась. Себе она объясняла это банальным любопытством. На деле же — просто не смогла отказать главной красавице школы. Страх общественного порицания цвел где-то рядом с боязнью и тотальным недоверием к высоким. Идеальный букет. Дурнопахнущий. Но Ячи к этому душку уже привыкла. Не привыкли только окружающие к вечно странной зашуганной себе на уме девчонке. Знакомство с волейбольным клубом прошло очень даже безболезненно. Ячи даже сумела выцепить там ребят своего роста — девушке сразу стало немного спокойнее. Застыла в тревожном внимании она только перед одним — отстраненным задумчивым блондином в очках. Самый высокий. Самый пугающий. Даже вид ужасно серьезный. Ячи бы его сделала капитаном. Тсукишима Кей был первогодкой, как и она, но Хитока бы с легкостью записала его в выпускники. Слишком уж он выделялся даже на фоне старшекурсников. И не столько ростом. Тсукишима вместе с еще одним высоким первогодкой, но уже темноволосым держались будто в стороне от команды. Будто им было так же некомфортно, как и ей. Хитоке в это просто не верилось. Но навязчивые мысли так и норовили просочиться в сознании — увидеть схожести. Ячи знала не понаслышке, что значит не любить скопления людей. А еще знала, что значит бояться эти скопления людей. Тсукишима не боялся своих сокомандников, нет. Но он и никогда не мог расслабиться в их присутствии. Ячи вообще, продолжая уже не первый день наблюдать за своими новыми товарищами, быстро засомневалась: мог ли Тсукишима Кей вообще расслабляться. И как, если мог? У Ячи даже предположений не было — слишком уж таинственная и скрытная была фигура главного блокирующего нового состава Карасуно. Но Ячи не унывала. Не сдавалась. Ей нравилась мысль, что у нее может быть что-то общее с таким высоким нелюдимым Тсукки. Возможно, если бы они оба были попроще и пообщительней, они бы могли стать друзьями. Ячи уже и забыла, как часто она начала об этом задумываться. Как часто стала засматриваться на свой объект глубокого анализа и изучения. — Хватит на меня пялиться. Отвлекаешь. Тсукишима смеряет Хитоку пренебрежительным взглядом, когда берет у нее очередную бутылку воды, которую она заботливо подносит ему первому. Ячи нервно сглатывает. Впервые за долгое время вспоминает о своем страхе высоких. — Я просто смотрю, как ты играешь, Т-тсукишима-кун. Я смотрю на игру. Правда!.. — бурчит себе под нос Хитока, почему-то опуская глаза и добавляя своей короткой фразе виноватый тон. Девушка поджимает губы. Ну вот, теперь Тсукишима точно будет считать ее жалкой. Или, не дай боже, сталкером. — Нет, ты смотришь на меня. Прекрати. Ячи бездумно растерянно кивает непреклонному Тсукки. Но свою привычку задерживать взгляды именно на Тсукишиме она не забывает. Просто посматривает теперь не так открыто. Исподлобья. Пряча взгляд. Тсукишима долго терпит. Ячи оказалась навязчивей даже Шое, который, почему-то, и правда воспринял слова Даичи-сана всерьез и теперь после каждой игры лез обжиматься — лез делиться командным духом. Тсукишиму от этого цирка откровенно тошнило. Тошнило, потому что даже у неприкасаемого Тсукишимы Кея были свои страхи. Он всегда сторонился людей — в кругу шумных, раздражающих ровесников ему всегда было некомфортно. Всегда хотелось уйти ото всех подальше — в самый темный угол. Тсукишима очень рано научился закрываться в себе. Тсукишима не понимал, когда восхищались его высоким ростом. Единственное, где его рост был ему полезен — волейбол. В остальном же Тсукишима видел от своего роста только проблемы. Главная из которых — пустое привлечение внимания. На него постоянно пялились. Особенно в начальных классах. Он всегда выделялся на фоне остальных. Всегда его первого замечали в толпе. Тсукишиму это раздражало. Тсукишиму это беспокоило. Только со временем он научился отталкивать от себя людей — нужно всего-то быть прямолинейным и язвительным. Всех навязчивых и восхищенных разом сдувало. Но находились особенно непрошибаемые. Ужасное совпадение, но все они были связаны с волейбольным клубом. Что Ямагучи, что Шое, что семпаям было плевать, какие стены там пытался выстроить между ними Тсукки — они с присущим им возбужденным ором всегда все разрушали. И возвращали Тсукишиму обратно — душа объятиями и громкими ободряющими вскриками. Тсукишима не понимал, почему он все это терпел. Тсукишима не понимал, почему ему это со временем начинало нравиться. Новый вид стокгольмского синдрома? Тсукишима никогда не считал себя жертвой. Он всегда вел себя отталкивающе. Высокомерно, надменно, уверенно. Жертвы так себя не ведут. Как жертва вела себя скорее Хитока Ячи — менеджер, который продолжал испытывать его терпение. Которая продолжала кидать на него изучающие взгляды. Тсукки не понимал, зачем она это делала. Среди игроков, против которых они играли, были ребята и выше его и более выдающиеся. Почему она все равно смотрела только на него?.. Привычка? Наверное, да — вредная, отвратительная привычка. Тсукишима злился. Злился, потому что понимал, что Ячи с него так просто не слезет. Они уже играют полгода. Ячи все не надоело. Тсукишиме тоже, к удивлению. Он уже успел привыкнуть к раздражающему вниманию. Главное, что Ячи наблюдала за ним только издалека, не позволяя себе заходить дальше. Подходить ближе. Все-таки она его боялась. Но все-таки Тсукишиме это не особо льстило. Ячи и так постоянно выглядела напряженной, зажатой — Кею почему-то не хотелось быть причиной чужих страхов. Он ведь знал, каково это — напрягаться от каждого взгляда в свою сторону, от каждого вскрика. Тсукишима знал, каково это — бороться со своими страхами. Может, смотря на него, Ячи тоже борется? Тсукишима не стал лезть в чужие самокопания. Если Хитоке надо, если Хитоке так легче — пусть смотрит. Он уже привык. Ему даже нравилось. Нравилось, что источником своих страхов она видела только его. Хитока Ячи наблюдала за ним на каждом матче. На каждом тайм-ауте первая подбегала к нему. Все еще пряча взгляд. Тсукишима ждал. Ждал, когда Хитока снова осмелится посмотреть ему прямо в глаза. Когда Хитока забудет о своих страхах. Когда она поймет — Тсукишима Кей такой же. И Тсукишима дождался. На матче с Шираторизавой. Когда Хитока перепугалась за его травму больше него самого и когда в третьем сете они наконец одержали долгожданную победу. Хитока переменилась. Забылась — от радости, гордости, нескрываемых слез. От любви — ко всей команде Карасуно. И к Тсукишиме особенно. — Тсукишима-кун… Ты же не против, если я тебя тоже обниму? Тсукишима ничего не ответил. Сам подошел ближе. Посмотреть на новую Ячи-сан. Хотя бы ненадолго. Ее прилив окрыленной смелости ведь не вечен — через пару минут снова забьется за дальние трибуны. Тсукишима сам прижимает к себе подрагивающее от эмоций тельце Ячи-сан. Сам чувствует непривычное облегчение. Не чувствует больше страха близости. Тсукишима чувствует только Хитоку. Слышит только ее. Тсукишиме нравится. Вот только лицо проще он так и не делает — внешне он все такой же отстраненный недосягаемый. В следующий раз, может, попробует. Ячи ведь теперь от него не отстанет.