The Bonds of Family

      И снова суд. Настроения внутри зала полностью совпадают с наполнением статей и репортажей. Правда, на этот раз ни одному журналисту не удаётся туда просочиться. Незадолго до второго слушания судья Пайк вынес постановление о запрете присутствия средств массовой информации на заседаниях. И, осматривая помещение, Лекса ощущает тоску: народу стало меньше, в особенности, с их стороны скамеек для зрителей. А там, где сидит делегация федеральных прокуроров, яблоку негде упасть. Давят числом. Переведя взгляд на жену, Лекса с силой стискивает зубы, ведь на Кларк численное преимущество их противников действует именно так, как и планировалось, из-за чего она выглядит глубоко виновной. Наклонившись к жене, Колхун ободряюще гладит её по плечу, и тогда та вымученно улыбается. И в следующий момент звучит уже знакомое «Прошу всех встать», после чего появляется судья. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, что он пребывает не в добром расположении духа. — Советники, подойдите, — резко выкрикивает Лэндон, усевшись на своё место. Все, кроме прокурора и Ландау, садятся. Лекса напряжённо следит за тремя мужчинами у судейской скамьи, впрочем, как и её подруга. Они видят, что Эллайас пытается протестовать по его активным жестикуляциям, но, видимо, понапрасну. А потом оба советника возвращаются на свои места. Плюхнувшись в кресло, Ландау разворачивается лицом к Лексе и Микаэле и тихо произносит: — Он решит, что делать с показаниями Нокса в конце досудебного слушания. Но и так понятно уже, что он его не исключит. — Советник! — Эллайас моментально оборачивается и обнаруживает, что «Молот» глядит на него. — Да, я к вам обращаюсь. — Моя фамилия Ландау, ваша честь. Полностью развернувшись лицом к судье, адвокат гордо выпячивает грудь вперёд и нарочито выпрямляется. — Мне всё равно, какое у вас имя. Для меня важно, что вы адвокат, а адвокаты должны заниматься ведением дела со своим подзащитным, а не болтать со зрителями. Согласно кивнув, Эллайас погружается в свои бумаги, спешно пытаясь сообразить, куда дел набросок вопросов для первого свидетеля обвинения. Он не видит, что взгляд Пайка всё ещё устремлён в его сторону, хотя смотрит он совсем не на него. — В чём дело? Судья меня знает? — шепчет Лекса, несколько склонившись к Микаэле. — Что?.. Почему? — Он смотрит на меня пристально. Может, конечно, потому что моё лицо во всех новостных сводках, но… — Ах, это… Сними корону, моя дорогая. Он смотрит на меня. — А на тебя с чего бы?.. — Большой секрет. Потом не расскажу. Хмыкнув, Лекса закатывает глаза. Когда Мартин так говорит, это обычно означает, что она действительно не расскажет. Может и к лучшему: меньше знаешь — крепче спишь. Или же врач выписал неплохие снотворные.       И вот на трибуне оказывается первый свидетель. В нём и Колхун, и Гриффин, а вместе с ними Озан и Рэйвен узнают Дану Лодж. Агент ФБР выглядит спокойной. Её взгляд устремлён лишь на прокурора. — Назовитесь для протокола, — говорит тот. — Моё имя Дана Лодж. — Чем вы занимаетесь? — Работаю агентом ФБР в Отделе Экономических Преступлений. — Расскажите, почему вы сейчас здесь. — По долгу службы я расследую преступления, связанные с вопросами ведения бизнеса, уплаты налогов. Моя команда проводила проверку по поводу чистоты налоговых деклараций главы компании «Гриффин&Vita-Индастриз». Её имя Кларк Гриффин. Вот она здесь, на месте подсудимой. Легонько кивнув в сторону Кларк, агент вновь обращает взор на прокурора. Похоже, она не в первый раз даёт показания в суде. — Почему ФБР занялось именно расследованием налогооборота компании миссис Гриффин? — продолжает прокурор. — Мы получили наводку, что миссис Гриффин совершала махинации с налогами, вот мы и расследовали. — И вы нашли доказательства в пользу нарушения миссис Гриффин законов США? — Да. Свой последний ответ Лодж произносит, глядя на судью. Встретившись взглядом с Пайком, она продолжает смотреть ему в глаза, пока прокурор снова не привлекает её внимание. — Расскажите подробнее об этом. — В основном, свидетельские показания работников фирмы «Гриффин&Vita-Индастриз», которые имеют непосредственное отношение к обороту средств. Они подтвердили факт мошенничества со стороны главы компании Кларк Гриффин. Письменные показания Роберта Нокса, который занимал должность распорядителя расходов, и Томаса Джейкобса, отвечавшего непосредственно за расчёт налогов, заверены их подписью и переданы федеральному прокурору. — Ваша честь, — прокурор берёт со своего стола несколько чёрных папок, — вот эти документы. — Протестую, — Эллайас встаёт. — Вы ясно дали понять нам, что думаете по поводу показаний мистера Нокса. Прокурор хочет под шумок внести их в список улик. — Действительно, адвокат, — грозный взгляд судьи обращён на прокурора. — Я довольно чётко обозначил свою позицию. Протест принят. — Ваша честь, я не представляю, как можно предоставить в доказательство одни показания в отрыве от других. — У вас всё получится, прокурор, так что отложите пока эти папки и давайте вернёмся к допросу свидетеля. Решение Пайка вызывает раздражение у прокурора, но тот скрывает это за лживой улыбкой. Довольно плохо, ведь Лекса раскусывает его за секунду. Пока всё идёт неплохо, но бесконечный донельзя громкий шёпот Рэйвен, что Ландау мог бы протестовать почаще, не даёт Колхун оставаться спокойной. — Учитывая вашу осведомлённость, — скрипя зубами, продолжает прокурор, — материалами дела, можете ли вы сказать, считаете ли выдвинутые обвинения перед миссис Гриффин справедливыми? — Протестую. Личное мнение миссис Лодж не должно учитываться… — Советники, — выдержанно, но с напором говорит Пайк. — Я в последний раз говорю, что эти слушания призваны выявить целесообразность назначения непосредственно слушания по делу. Ещё раз кто-то из вас потратит моё время на фарс, домыслы и прочее, будет оштрафован за неуважение к суду. — Скажите, миссис Лодж, — руки прокурора заметно потрясываются, а выражение лица выдаёт злость, хотя, казалось бы, чего он ожидал от «Молота», — проводя расследования, вы нашли какие-либо ещё доказательства вины миссис Гриффин, кроме свидетельских показаний? — Нет. — Почему? Ведь у вас был ордер на обыск. — Протестую! — восклицает Эллайас. — Ордер на обыск, о котором говорит прокурор… Звонкий удар молотком заставляет адвоката замолчать. Весь зал, словно по мановению руки, сидит, затаив дыхание. — Двадцать тысяч долларов с адвоката за неуважение к суду. Я предупреждал вас, что не потерплю необоснованных протестов. Не думаю, что вы лучше прокурора и свидетеля осведомлены о нюансах ордера. Предлагаю вам дослушать допрос прокурора, а когда дойдёт очередь, вы сможете изложить свои факты на этот счёт. Свидетель, — Лодж моментально оборачивается на судью, — отвечайте. — Вопрос был про ордер?.. — агент неловко закусывает губу, но когда получает кивок в знак правильности предмета допроса, подсказанного ей памятью, распрямляется и уверенно продолжает: — Произошла ошибка. Судья выдал ордер на обыск здания, которое было заведомо пустым. — Ваша честь, мы просим выдать ордер на обыск компании «Aeternitas». Там хранятся документы, связанные с деятельностью «Гриффин&Vita-Индастриз», оставшиеся после слияния. — Протестую, ваша честь! — вскакивает Эллайас. — Дело в том, что действительно произошло слияние «Гриффин&Vita-Индастриз» и «Aeternitas», в ходе чего все документы обеих компаний оказались в одном месте, и теперь спутаны друг с другом. «Aeternitas» не является предметом судебного разбирательства, но тем не менее документы, в которых отражена её деятельность, могут быть случайно раскрыты, что станет коммерческой угрозой для компании в целом. Федеральный закон о коммерческой тайне от две тысячи шестнадцатого года чётко сформулирован. Если компания не находится под следствием, раскрытие бумаг, сопряжённых с коммерческой тайной, считается неправомерным. И так как я уже ранее сказал, что документы «Aeternitas» и «Гриффин&Vita-Индастриз» хранятся вместе, не представляется возможным отделить одни от других, из-за чего велик риск раскрытия коммерческой тайны «Aeternitas». Пайк задумывается. Мысленно, насколько мог быстро, проанализировав информацию, он заключает: — Протест принят. Чтобы добиться от меня ордера на документы, которые вы хотите приобщить к делу, вам придётся привязать к обвинениям ещё и «Aeternitas». Досада отражается на лице прокурора. Но он берёт себя в руки и произносит: — У меня нет вопросов. Прокурор садится на своё место. И право опросить свидетеля переходит к Эллайасу. Не спеша, тот подходит к Лодж, не слишком близко, но и не так далеко, иначе пришлось бы нарочито повышать голос для того, чтобы его услышали. — Говоря об ордере, миссис Лодж, — начинает Ландау, — что вы сделали, когда обнаружили содержащуюся в нём ошибку? — Вместе с моими коллегами, мы ушли. — Вы уверены, миссис Лодж? — Да. — Моя клиентка сообщила, что вы пытались насильно обыскать её пентхаус, не имея на то права. И это подтверждают ещё четверо людей, находившихся там, и видео, которое записал искусственный интеллект, составляющий часть охранной системы квартиры четы Колхун-Гриффин. — Протестую, ваша честь! — со своего места поднимается прокурор. — Запись не может быть представлена в суде. Мы обсуждали этот вопрос с агентом Лодж. Она не давала своего согласия. — Зато миссис Колхун дала, — парирует Эллайас. — И это зафиксировано на видео, которое я намереваюсь предоставить. В соответствием с Постановлением Верховного суда в штате Нью-Йорк требуется согласие лишь одного из участников записи разговора, будь то в аудио- или видео формате. Со стороны моего клиента неправомерных действий нет, в то время как со стороны агентов не было проявлено должной легитимности. Здесь имеет место прямое нарушение Четвёртой Поправки. — Ваша честь, в данном случае не может быть применимо Постановление Верховного суда. — И почему же? — По свидетельству агента Лодж, искусственный интеллект, о котором говорит адвокат, сообщил всем, что ведёт запись и, по всей видимости, принял решение самостоятельно, не в качестве охранной программы. Он проанализировал ситуацию и сам начал видеозапись. Этот факт ставит под сомнение количество участников и вместе с тем определение правомерности записи в принципе. Мы знаем, как работает закон относительно людей, но как трактовать его относительно машин, вызывает вопросы. Поэтому прошу исключить запись, которую предлагает посмотреть адвокат. По лицу судьи можно понять, что сейчас он точно прихлопнет кого-нибудь. И этим кем-то является прокурор. Под убийственным взглядом Пайка он слегка приседает, но остаётся на ногах. — Я не вижу проблем с трактовкой, прокурор. По словам адвоката, кроме, как вы выразились, «машины», ещё присутствовали люди, в том числе и хозяева квартиры. И на записи их голоса, судя по всему, тоже есть. Согласие на запись имеется со стороны одной из хозяек дома. И потом, было упомянуто, что «машина» является частью охранной системы, значит, вероятно, в её настройках заложены определённые действия. Так что, думаю, здесь всё правомерно. Но несмотря на то, что я сказал, считаю разумным прежде чем допустить появление выдержки из видео в протоколе досудебного заседания, необходимо мне просмотреть его, чтобы убедиться в том, что оно того требует. Передайте копию, адвокат. И я объявляю получасовой перерыв. Стукнув молотком, Пайк встаёт, а вместе с ним с места поднимаются и все остальные. Один из приставов забирает из рук Ландау флешку и уносит её вслед за судьёй в его кабинет. Промокнув лоб белоснежным платком, торчавшим прежде из наружного кармана пиджака, Эллайас плюхается в кресло рядом с Кларк. Вид у него усталый. — Всё плохо? — робко спрашивает Кларк. — Рано говорить. Но судья, конечно, своеобразный. — Ты не работал с ним раньше? — вступает в разговор Лекса. — Бог отводил до этого момента. Слова адвоката не приносят успокоения Кларк, но, глядя на каменное лицо жены, она выдыхает с облегчением, подумав, если та не нервничает, то значит, пока всё идёт нормально. После того, что между ними произошло на днях, атмосфера в пентхаусе теперь заметно другая. Кларк ощущает безопасность рядом с женой. Наверное, потому что та позволяет себе чуть больше заботы и нежности по отношению к Гриффин, чем раньше. В глобальном смысле особо ничего не меняется. Кларк по-прежнему не в курсе планов Колхун и остальных из её компании, но чувство защищённости, возникающее в объятьях жены не даёт сомневаться, что они на её стороне. Повернувшись лицом к Лексе, она, не в силах сладить с голосом от того, что во рту дико пересыхает в большей степени из-за нервов, одними губами произносит: — Спасибо. Почему-то это движение вызывает у Колхун моментальный бег мурашек по телу, отчего та рефлекторно дёргает плечами. Тоже нервы. Только она хорошо понимает, что показывать их нельзя. И не потому в большей степени, что не хочет беспокоить Кларк, а по причине того, что её слабость могут увидеть другие. Когда кто-то выглядит слабым, это привлекает… нет, не хищников, падальщиков, способных добить и разорвать на части мёртвую плоть. «И почему такие мысли лезут в голову по большей части именно в суде?» — сама себя мысленно спрашивает Лекса. Но ответа у неё нет. Чуть нагнувшись вперёд, чтобы лучше видеть лица сидящих дальше от неё по правую руку, Колхун, найдя взглядом того, кого хотела, говорит: — Рейвен, сходи купи Кларк бутылочку воды. И протягивает Рейес двадцатидолларовую купюру. Та колеблется: оставлять подругу и по совместительству начальницу наедине с теми, кто, по её мнению, не на её стороне, совсем не хочется. — Я могу сходить, — предлагает Озан, заметив заминку коллеги. — Нет! — резко вырвав из рук Лексы купюру, восклицает Рейвен. — Уже иду. Решение даётся ей нелегко. Но мысли, в которых Озан по дороге подмешивает яд в воду Кларк, не позволяют ей остаться сидеть на месте. Одарив Рейес недоуменным взглядом, Лекса говорит шёпотом Микаэле, что телохранитель её жены ведёт себя подозрительно. На это заявление Мартин лишь обречённо вздыхает. Она устала бороться с паранойей своей подруги.       Незадолго до того, как Рейвен возвращается обратно с маленькой бутылочкой воды, приставы предупреждают всех в зале, что идёт судья. Одно лишь появление Пайка не даёт сомневаться, что видео произвело на него впечатление. Причём то, которое нужно Эллайасу. — Я посмотрел видео и возмущён увиденным. Органы правопорядка не должны вести себя подобным образом. Я отправлю видео на экспертизу и если подтвердится его подлинность, потребую провести внутреннее расследование. С неприятным чувством я вынужден продолжить работу. Адвокат, у вас есть какие-то вопросы к свидетелю? — Всего один, ваша честь, — Эллайас поднимается, но за пределы своего места не выходит. — Скажите, миссис Лодж, от кого именно поступила информация о том, что моя клиентка подделала данные налоговой декларации? — Я не могу ответить на этот вопрос. — Вы пользуетесь Пятой поправкой? — Нет. Просто не могу раскрыть данные. — Я призываю вас сделать это, агент, — повелительным тоном говорит судья. — Ваша честь, — поднимается прокурор. — Дело в том, что мы держим личность заявителя в секрете из-за вероятности давления на него со стороны обвинения или того хуже. Мистер Нокс мёртв, и мы опасаемся, что и с другими свидетелями произойдёт то же самое. — Ваша честь, прошу вас! — восклицает Ландау, эмоционально всплеснув руками. — Прокурор откровенно намекает, что моя клиентка убивает свидетелей. Причём не в первый раз. Она всего лишь предприниматель, а не глава Сицилийской мафии или лидер группировки «ИГИЛ». — Советник, — Пайк обращается к прокурору, — есть ли у вас какие-то весомые причины говорить, что мистер Нокс был убит, а не произошёл несчастный случай, в результате которого наступила его смерть? Заключения экспертов, детективов? — Расследование ещё ведётся, но… — Тогда впредь я призываю вас воздержаться от высказывания вслух в моём суде подобных подозрений. А чтобы в памяти лучше отложилось, я приговариваю Правительство к штрафу в десять тысяч долларов. Звонкий удар молотком заставляет Кларк вздрогнуть. Она никак не может привыкнуть к этому звуку. И лучше бы действительно не привыкать. — Так, а что по поводу свидетеля? Мы так и не знаем, а был ли он вообще, — еле скрывая улыбку, произносит Эллайас. — Ваша честь, это возмутительно! — восклицает прокурор. — Подозревать Правительство в подлоге!.. — Оставьте, советник, — перебивает его Лэндон. — Не забывайте, что я видел видео, которое символизирует, что у Вас, — он обводит пальцем Лодж, прокурора и всю их делегацию, — рыльце в пушку. Так что основания подозревать есть не только у адвоката. Предоставьте имя свидетеля и пусть он даст показания под присягой или я исключу из дела его свидетельства. — Эм… нам нужно время, чтобы принять решение, ваша честь, — растерянно смотря на коллег, отвечает прокурор. — Хорошо. Адвокат, у вас есть вопросы к данному свидетелю? — Пока нет, ваша честь. — Тогда, можете быть свободны, миссис Лодж. Объявляю двухчасовой перерыв. Стукнув молотком, Пайк медленно собирает папки с документами, разложенные перед ним, мельком осматривая зал. Задержав ненадолго взгляд на Микаэле, он быстро переводит его на прокурорское место и замечает, что все, кто сидел за ним на скамьях теперь стоят рядом с советником и Лодж, тихо переговариваясь. Вид у всех раздосадованный и одновременно потерянный. А потом лицом к судье поворачивается сам прокурор, не ожидавший, что тот смотрит на него, иначе бы потрудился нацепить на лицо маску равнодушия. Вместо этого он предстаёт обезображенный гримасой гнева, с яростью сжимающий кулаки. Естественно, поняв, что Пайк смотрит на него в упор, прокурор моментально принимает непроницаемый вид, но уже поздно. — Что такое, прокурор, — громко и надменно произносит Лэндон, привлекая всеобщее внимание, — недовольны моим решением? — Нет, сэр, ничего такого. Просто не понимаю вас. Ваши решения разрушают построенное дело. Не знаю, что и думать, ведь раньше за вами не было замечено такого жестокого отношения к обвинению. Обычно вы настроены против подсудимых, но, видимо, в этот раз что-то изменилось. Поэтому я в замешательстве. Пайк молча сверлит взглядом прокурора. Откуда берётся только эта смелость так открыто подозревать его в несправедливых решениях? Оставаясь внешне спокойным, «Молот» намеревается уничтожить посмевшего дерзнуть на нелепые обвинения прокурора. — Я не настроен против кого-либо, советник. Ни в этом суде, ни в любом другом. Единственное, за что я выступаю, так это за справедливость. И если вы не видите, почему я не выношу решения в вашу пользу, то вам следует покинуть федеральную прокуратуру, — Лэндон поднимается со своего места с кипой бумаг в руках. — Научитесь работать, как положено, а не надеясь, что вашу работу за вас сделает судья. У судьи НЕТ права на предвзятость. И Пайк уходит, таким образом, оставив последнее слово за собой. Все смотрят ему вслед, как заворожённые. И Лекса тоже. Мимолётом она думает, что неплохо было бы иметь в союзниках такого человека, способного держать себя и окружающих в кулаке. И при том, он судья… Жаль, что его слава не даёт ни единой надежды, что он может стать частью её команды. — Не хотите выйти из зала? — спрашивает Микаэла, когда Пайк полностью скрывается за дверью. Кларк идея нравится, а Лексе всё равно, но тем не менее все трое выходят в коридор и устраиваются на подоконнике напротив зала суда. Окна прикрыты жалюзи, поэтому множество журналистов, столпившихся у здания, не могут увидеть их и сфотографировать. Рейвен и Озан тоже покидают зал и расходятся в разные стороны, проверяя, не прорвался ли кто из папарацци на этаж. Сделав глоток из бутылки, Кларк протягивает её жене, но та отказывается. — Судья, похоже, отличный парень, — вдруг говорит Гриффин, обнимая жену за шею. — Тебе так кажется? — безэмоционально интересуется Лекса. — А ты не видишь??? Ему важны факты, а не пустые обвинения. Он обязательно поймёт, что я невиновна, и мы наконец сможем быть счастливы. Приблизившись к жене, Кларк целует ту в губы, ласково гладя ладонями её лицо. Лекса почти не принимает участия в поцелуе, потому что не может думать о романтике, поддержке и прочем. Ей хочется посильнее стукнуть Гриффин, чтоб та перестала говорить такие вещи. И непонятно, то ли её жена играет на публику, то ли просто дура, ведь она ещё как виновна. По самое горло в океане вины. — Конечно, Кларк, — произносит Микаэла, кладя ладонь ей на плечо. — Так и будет. И улыбается уголками рта. Позавидовав спокойствию и выдержке подруги, Лекса отстраняется от Гриффин, думая, что, возможно, права была Мартин, когда сказала, что она плохо контролирует свои эмоции. — Может, поедим? — предлагает Колхун, желая сменить тему и выбросить из головы раздражающие психику мысли. — Я уже заказала пиццу, — отвечает Микаэла. Услышав её слова, Кларк радостно взвизгивает, порываясь обнять Мартин, но та мгновенно выставляет руки вперёд, резко заявив, что нужно держать дистанцию и не нарушать личных границ. Неприятное чувство обжигает Гриффин, но когда Лекса в двух словах поясняет причину поведения подруги и сообщает, что тоже жертва её грубого отношения, испытывает облегчение. — Вообще-то, она права, — заявляет Кларк, заправляя волосы жены за ухо. — А то сфотографирует кто-то бесстыжий, выложит в интернет и напишет всяких глупостей, как о тебе и Серене. Скривившись, Лекса отворачивается к окну, но фактически к стене, ведь стекло плотно прикрыто жалюзи, через которые невозможно ничего разглядеть ни снаружи, ни изнутри. Но почти сразу же перестаёт глядеть в непримечательную скучную серость, потому что появляется Иво с коробкой аппетитной «Маргариты». Естественно, пицца исчезает в одну минуту. Кларк съедает больше половины, да так вгрызается в каждый кусок, словно вечность еды не видела. «Бля, на самом деле она только храбрится, старается не показывать истинных чувств, как мы с Микки ей говорили», — думает Лекса, смотря на жену.       Два часа пролетают, как один миг, и вот уже все снова собираются в зале суда. Пайк моментально сообщает, что получил результаты экспертизы видео, которое ему дал Эллайас, и оказалось, что оно действительно подлинное, поэтому он поручает ФБР провести внутреннюю проверку относительно данного дела. Прокурор заявляет, что свидетель, на основании заявления которого происходит данное судебное слушание, готов дать показания после всех остальных, и «Молот» принимает это условие. — Томас Джейкобс! В зале появляется парень, и Лекса расслабляется, потому что прекрасно знает, кто он такой и что скажет. Ти Джей заметно нервничает, глядя в зал. На нём новенький костюм. Бросив короткий взгляд на Лексу, а потом на Кларк, он резко поворачивает голову на прокурора, когда тот зовёт его по имени. Мужчина задаёт Джейкобсу практически те же вопросы, что и Дане Лодж, и вопреки ожиданиям, ответы не совпадают. — Мистер Джейкобс, — трясясь от злости, говорит прокурор, — вы понимаете, что говорите? — Да, сэр. — Вы лжёте под присягой! — с нажимом громко восклицает прокурор. — Нет, сэр. — Вы… — прокурор не находит слов. В отчаянии он кидается к своему столу. Коллеги подают ему папку, и он, развернувшись, на сто восемьдесят градусов, с надрывом говорит: — Это показания… Ваши показания! Здесь стоит ваша подпись! Записано с ваших слов, как миссис Гриффин подделала данные налоговой декларации. Разве это не доказывает, что вы сейчас лжёте?! — Нет, сэр. «Хорошо держится», — думает Лекса, смотря на Ти Джея. Переведя взгляд на жену, она мысленно ударяет себе ладонью по лбу: вот она-то выдаёт себя с потрохами. По руке пробегают мурашки, оставляя после себя назойливое, саднящее ощущение, от которого нет иного избавления, кроме как впиться ногтями и расчесать до мяса или влепить пощёчину Кларк, чтобы стереть с лица то виноватое выражение. «Хоть бы одной политики придерживалась. А то сначала ходит с видом, будто совсем не причём, а теперь чуть ли не кричит о том, что виновата!» — Тогда объясните, пожалуйста, что, по вашему мнению, означает подобное поведение в суде, — прокурора трясёт от злости. — Потому что, как я вижу, это лжесвидетельство. — Помните, мистер Джейкобс, — привлекает к себе всеобщее внимание Пайк, — если вы лжёте в суде, то я привлеку вас к ответственности за это. И легонько трясёт молотком в воздухе в знак реальности исполнения своего предупреждения. Или угрозы. Тут уж кто и как посмотрит… На секунду кажется, что паника охватывает Ти Джея, но уже в следующий момент выражение его лица вновь становится непроницаемым. — Я действительно солгал… когда подписал те показания, что мне подсунули ребята из ФБР… — Нет, нет, нет! — протестующе машет руками прокурор. — Никто ничего не подсовывал. Мы записали на видео ваш допрос, а потом с ваших же слов напечатали показания, которые вы потом подписали. И данное видео имеется среди материалов дела, ваша честь, — последняя фраза произносится специально для Лэндона. — Да, я видел его. И я, конечно, не эксперт, но похоже не было, что на вас оказывали давление, свидетель. — Но оно было. Возможно, только косвенно со стороны ФБР, ведь непосредственно тем, кто велел сказать то, что я говорил на видео, был Боб… Роберт Нокс, — по залу пробегает тихий гул: присутствующие обсуждают слова Ти Джея. — Он убедил меня, что ФБР задалось целью прижать миссис Гриффин любым способом, и если мы не поможем, то потонем вместе с ней. Я испугался. Прости, Кларк, — переведя взгляд на Гриффин, произносит Джейкобс. — Вы не должны обращаться к обвиняемой, — спокойно говорит Пайк. — Простите, ваша честь. Цвет лица прокурора меняется на глазах. Он возмущён тем, как беззастенчиво врёт свидетель. К счастью, на помощь приходят его помощники. Один из них передаёт прокурору несколько листов бумаги, и тот, бегло просмотрев их, продолжает, бросив взгляд исподлобья на судью, который после перерыва, как ни странно, стал не так бодр и жесток, как до него. — Скажите, Александрия Колхун вызывала вас к себе в кабинет после того, как агенты ФБР пришли в их с Гриффин дом с ордером на обыск? — Эм… я не знаю, когда агенты приходили к ним домой. — Но вы были в кабинете у миссис Колхун, так? — Я работаю на неё, так что… — В какое-то из подобных посещений кабинета миссис Колхун вы обсуждали данное дело? — Нет. — По свидетельству покойного Роберта Нокса одиннадцатого октября этого года Александрия Колхун вызвала его и вас к себе в кабинет. Это так? Плечи Ти Джея нервно дёргаются всего раз. Держа руки под трибуной, он периодически трёт потеющие ладони друг о друга, надеясь таким образом немного их осушить. В остальном справляется Джейкобс неплохо. Лекса ожидала от него меньшего, но, наблюдая за ним сейчас, вполне удовлетворена. Если так и дальше пойдёт, то в конечном счёте этот допрос закончится лишь словом одного против слова другого, причём тот второй уже ничем не мог дополнить свои показания. Обычно, в таких случаях оба свидетеля признаются ненадёжными, и информацию, исходящую от них, суд не примет во внимание. — Насчёт правильности даты ничего не могу сказать. — Есть свидетель, который подтвердит её точность. А также частично то, что со стороны Александрии Колхун было оказано давление с целью изменения показаний ваших и мистера Нокса. Наступает тишина. В обычном судебном заседании Эллайас должен протестовать, но в данном случае он решает не злить судью, который уже несколько раз акцентировал внимание, что представление на грани фарса ему тут не нужно, и, хорошо скрывая напряжение, молча наливает воды в стакан для Кларк, которая непонимающе смотрит то на него, то на жену. «Секретарша, — думает в этот момент Лекса. У неё мелькала и раньше мысль, что кто-то из помощниц их предаст. — Вопрос в другом: моя или её?» — Я не знаю, кто ваш свидетель, ведь ничего такого не помню. Возможно, он всё понял так, как ему захотелось. — О чём вы говорили с миссис Колхун в кабинете? — задаёт вопрос Пайк. — Это было сродни знакомству с подчинёнными, — Ти Джей жмёт плечами. — Она спрашивала про мою невесту, про семью Роберта. Просто проявила участие. Но Бо… Роберт как-то изначально был настроен враждебно. Неудивительно, что ему что-то не то показалось… — Один конкретный вопрос, — прокурор встаёт напротив Джейкобса так, чтобы перекрыть спиной большую часть зала со стороны обвиняемой, чтобы свидетель не мог сформулировать ответ на основе реакции кого-то из сидящих там. Смотря на него, Лекса лишь закатывает глаза, понимая всю задумку. — Что вам пообещала Александрия Колхун взамен ваших изменённых показаний на суде? — Ничего. Она только о Кларк говорила. Что переживает, потому что ту обвинили несправедливо, запугав нас всех. Это ведь правда. И Ти Джей выразительно смотрит на судью. Но на «Молоте» подобные дешёвые манипуляции не могли сработать. И не срабатывают. Отвернувшись от свидетеля, словно тот ему противен, Пайк говорит: — У обвинения ещё есть вопросы? — Нет. — Тогда переходите к перекрёстному допросу, адвокат. И, пожалуйста, побыстрее. Кивнув, Эллайас приступает к делу. Его вопросы не особо отличаются содержанием от тех, которые задавал прокурор, но имеют иную, более выгодную формулировку. В любом случае, этот акт подходит к завершению, потому что совершенно очевидно, что свидетель не надёжен.       После Ти Джея обвинение приглашает свидетеля из дополнительного списка, который Эллайас и его ребята не видели. Естественно, он возражает против того, чтобы судья позволял проводить допрос. Но Пайк в очередной раз напоминает, что на досудебном слушании допускается вызов свидетеля не из списка и предъявление новых улик, если это поможет явить вину или невиновность, от чего и зависит, будет ли в итоге суд или нет. Как и предполагает Лекса, давать показания выходит секретарша. И хорошо, что не Марисса. Но Кларк жалко: она с ужасом смотрит на девушку, с которой работала бок о бок больше трёх лет. К счастью, что касаемо важных документов, Кларк хватило ума не показывать ей то, что она вместе с подельниками состряпали на скорую руку. Но Габриэлла держится так, будто знает всё. И губы её, накрашенные ярко-красной помадой, схожей по цвету с быком на эмблеме баскетбольного клуба «Чикаго Буллз», извергают правдивую ложь, от которой тошно становится. Она не могла ничего слышать из того, что Лекса в кабинете говорила Ти Джею и Бобби, но пересказывает диалог так, словно там находилась. Задумавшись, что стоит проверить кабинет на наличие прослушивающих устройств, Лекса внимательно смотрит на реакцию судьи, который… глядит в их сторону, но не на неё. Повернув голову на Микаэлу, Колхун подмечает, что та улыбается, опустив взгляд на свои колени. И при том выглядит подозрительно. — Мне следует о чём-то знать? — шепчет Лекса практически на ухо подруге. — Акции «Aeternitas» снизились всего на ноль целых тридцать две сотых процента. В данных условиях это неплохо. Смерив Мартин презрительным взглядом, Колхун больше ничего не говорит, обращая всё внимание на допрос Габриэллы, думая, что эта девушка зря решила тягаться с ней и своё в скором времени получит.       После того, как судья отпускает свидетельницу, Эллайас запрашивает перерыв. Ему нужно немного времени, чтобы обдумать стратегию дальше. Габриэллу нужно дискредитировать и в ближайшее время. Искать в кулуарах грязь на неё совсем не быстрое дело, хотя следователи его фирмы и получают такое задание. Но лучшим вариантом остаётся лишь свести показания к схеме «он сказал-она сказала». Два свидетеля, находившиеся в одно время в одном месте и говорящие совершенно противоположное — самые ненадёжные в глазах правосудия, при условии, что нет вещественных доказательств. А с ними у обвинения очень туго. Позволить Лексе давать показания нельзя, ведь она заинтересованная сторона и потому, очевидно, она подтвердит слова Ти Джея, иначе её могут привлечь за давление на свидетелей. Остаётся лишь один вариант — использовать Мариссу. Она, как секретарша Колхун, должна была находиться вместе с Габриэллой в тот момент, когда происходил диалог между Джейкобсом, Ноксом и её непосредственной начальницей. Но Александрия предпочитает не торопиться с тем, чтобы бросать Мариссу в бой, а дать возможность обвинению раскрыть все карты.       После перерыва прокурор торжественно объявляет, что по результатам расследования смерть Нокса квалифицировано как преднамеренное убийство. И, конечно, обвинения в этом хотят инкриминировать чете Гриффин-Колхун. Им обеим. Судью Пайка не интересуют пустые сотрясания воздуха, только факты, поэтому он не покупается на красивые речи о вине, вероломной лжи в стенах суда и предательстве. Но то, что не удовлетворило Лэндона, будет с удовольствием подобрано и разжёвано журналистами. Лекса не сомневается, что обвинение намеренно сольёт информацию и свои домыслы насчёт того, кто повинен в смерти такого важного свидетеля, как Роберт Нокс. Общественное мнение — сильная вещь. В конечном итоге, даже «Молот» не сможет остаться до конца верен своим принципам. Только из-за давления даст делу ход в суде, а там уже и обвинение найдёт поводы, чтобы добавить ещё статей, чтобы хоть за что-то судья мог вынести не оправдательный приговор. Для прокурора это будет считаться победой, ведь из дела, построенного на грязи и палках, он сумел добиться наказания. И тот явно идёт к своей цели, потому что просит Пайка отложить очередную встречу до послезавтра. Лэндон намерен отказать, но к ходатайству прокурора присоединяется Эллайас, увидевший в отсрочке плюсы и для себя. Бросив взгляд на Микаэлу, которая делает вид, что в её телефоне происходит что-то более интересное, чем его решение, судья отвечает, что согласен. И тогда насыщенно карие глаза впиваются в него, но теперь уже черёд Лэндона притворяться индифферентным.       Пробравшись сквозь плотное кольцо журналистов и пытающихся их сдержать полицейских, чета Гриффин-Колхун с друзьями и соратниками покидают здание суда. Эллайас, несколько его помощников и Иво едут к себе в офис, а остальные отправляются в пентхаус Кларк. Последняя, улёгшись головой на плечо жены, с грустью смотрит в одну точку. Предательство Габриэлы жжёт душу. И хотя, если бы Гриффин сама узнала, что Лекса замешана в шантаже или чём-то похуже, велика вероятность, что она сдала бы её, девушка считает, что секретарша должна была прийти в первую очередь к ней с тем, что услышала, будь то случайно или намеренно. А когда происходит то, что случилось сегодня в зале суда, нельзя не задуматься о том, кому действительно можно доверять. — Я собираюсь дать интервью, — произносит Колхун, нарушая тишину. — Хочешь быть закопанной рядом со своей благоверной? — не скрывая неудовольствия, отвечает Микаэла. — Я считаю, это неразумно. — Речь не идёт о том, чтобы заявлять о её невиновности. Но нельзя просто сидеть и отмалчиваться, забившись в нору. Прокурор только и ищет поводы предъявить новые обвинения, и я не желаю облегчать ему задачу, проигрывая информационную войну. Думаю, следует рассказать о том, кто такая Кларк, о наших с ней отношениях. Создать положительный образ. И когда в очередной раз польётся всякое дерьмо, это заставит общественность сомневаться. Мартин жмёт плечами. На самом деле, идея Лексы ей нравится, и она бы сама её хотела предложить, но… Это интервью может негативно отразиться на Колхун и «Aeternitas», если им придётся резко сменить курс своей позиции и избавиться от Кларк, как от балласта. К несчастью, Микаэла видит, что её подруга теперь больше заботится о своей жене, чем о собственной безопасности. Да, Лекса выдвигает полезные идеи, но воплощение их в жизнь не решит несколько проблем одновременно. В них нет многозадачности, которая обычно присуща их с Микаэлой планам. Зато есть кое-что другое: поддержка Кларк. Если бы ситуация была другой, Мартин порадовалась бы за подругу. Но Гриффин призвана быть лишь инструментом для достижения целей. Не больше, не меньше. Только вот в голове Лексы, похоже, этот факт постепенно забывается, а Микаэле иногда, если честно, и не хочется напоминать.       В пентхаусе девушки садятся обедать, причём Кларк приглашает к столу и Рейвен с Озаном, и ещё Марту. Последняя, конечно, отказывается, сказав, что уже поела незадолго до их прихода. Некоторое время трапеза проходит в тишине. Каждый думает о чём-то своём: Микаэла о судье Пайке, Кларк о Габриэлле, Рейвен о том, что нужно хорошенько проверить ещё раз всех сотрудников службы безопасности да и остальных из компании на благонадёжность, при том странно косясь на Озана, который переживает, что на этой неделе ни разу не позвонил маме, и это его расстраивает, ведь он, получается, нарушает данное ей слово — всегда и везде помнить о ней. — Мне нужен большой чёрный хрен, — прерывает мысли всех остальных разом Лекса. Удивлённые взгляды, устремлённые на неё, ничуть не смущают Колхун, а по направлению её собственного можно понять, что она обращается к Рейес. — Что? — переспрашивает та. — Мне нужен большой чёрный хрен. — Я и с первого раза услышала. У меня травма колена, а не барабанной перепонки. — Ещё не вечер, как говорится. — Что ты имела в виду, когда спросила про «большого черного хрена»? — не став лезть в бутылку, уточняет Рейвен. — Размером с Дуэйна Джонса, но намного темнее по цвету кожи охранника. Хочу, чтоб он обладал способностью сгребать людей в кучку и убирать с моего пути. — Я уволен? — тут же спрашивает Озан, но лицо его при этом выражает равнодушие. — Нет. Ты меня устраиваешь, но с толпой, которая каждый раз на подходе к зданию суда мешает пройти, явно не справляешься. И ты, Рейвен, кстати, тоже. — Почему же? Вы обе целы и невредимы. Как по мне, так мы с Озаном вполне справились со своими задачами. — Мы с Кларк пострадали морально, а не физически. — Да что ты говоришь! — То, что ты дружишь с Кларк, не даёт тебе права так со мной разговаривать! — Прекратите!.. — вскочив со своего места, кричит Гриффин, прикрыв ладонями уши. — Прекратите! Почему нельзя не грызться между собой? Почему мы нападаем друг на друга, когда должны быть заодно? Почему… почему всё так?! Первые слезинки успевают скатиться до подбородка, прежде чем все присутствующие замечают их. Тогда же двое — Лекса и Рейвен — вскакивают с места, чтобы утешить её. Проигнорировав подругу, Гриффин бросается в объятья жены, срываясь на рыдания. — Видишь, что ты наделала, — зло шипит Колхун. — Я?! Возмущению Рейес нет предела. По её мнению, Александрия виновата не меньше. Но, на самом деле, обвинять стоит Габриэллу. Предательство секретарши оставило рану на сердце Гриффин, и теперь та саднит и сочится кровью. И Кларк больше не может сдерживать эмоций. Она несколько лет работала с Габриэллой, и за то время успела сблизиться. Знала её семью, была в курсе собственных нужд девушки. И эти её показания сегодня… как нож в спину. Кларк не хочет думать, что её жена действительно могла угрожать кому-либо, поэтому заведомо считает ложью всё услышанное. И боится спросить об этом Лексу, чтобы не услышать в ответ то, что ещё сильнее разобьёт ей сердце. Продолжая бессильно плакать, Гриффин, повиснув на жене, позволяет той увести себя наверх. Когда их шаги перестают быть слышны, Микаэла откладывает столовые приборы и, скрестив руки перед собой, говорит, успевшей сесть обратно за стол Рейвен: — С твоей стороны неразумно себя так вести. Лекса не враг твоей подруге. — Можешь что угодно говорить, на моё мнение твои слова не повлияют. — Похоже, ты не понимаешь, Рейвен Рейес. Если Лекса не будет защищать Кларк, её сожрут. Целиком. И ты… ничего не сможешь с этим поделать. — Это угроза? — Это факт. Пойду наверх. Встав с места, Микаэла уходит под громкое бурчание Рейес. Упрямая, непреклонная и жутко раздражающая нежеланием укротить два предыдущих качества даже собственной выгоды ради девушка вызывает у Озана усмешку. Естественно, как только Рейвен её замечает, всё внимание мигом перепадает телохранителю Лексы. К счастью, у него не такая тонкая душевная организация, поэтому он с радостью и удовольствием принимает на себя удар.       Успокоив Кларк, Колхун оставляет жену на Рейвен, хотя и не собиралась изначально, но Микаэла смогла убедить её, что проявление недоверия, лишний раз, не поспособствует ни улучшению психологического состояния Кларк, ни повышению уровня лояльности Рейес по отношению к ней, и отправляется вместе с подругой в офис. Кто-то же должен трудиться на благо «Aeternitas» и её акционеров. Но главной целью появления там является не необходимость подписать бумажки, а очень серьёзный разговор. С Мариссой. Эллайас и его команда не сидели на месте: они проверили, можно ли опровергнуть показания Габриэллы в суде, и, к всеобщей радости, обнаружили, что да. Но для этого нужна Марисса. Иво и Иван приезжают в офис вместо Эллайаса, чтобы поговорить с ней в присутствии Лексы. Кузены хорошо с ней знакомы, ведь она дочь близкого друга семейства Ландау, поэтому в них теплится уверенность, что девушка не подведёт. Но Александрия, понятное дело, теперь сомневается во всех. Или почти во всех. В общем, из-за того, что с Мариссой они знакомы не так давно, в отношении неё Колхун остаётся настороже. К кому совершенно больше никогда и ни за что не будет доверия, так это к Габриэлле. Поэтому Микаэла следит за ней, чтобы та ненароком не оказалась случайным свидетелем конфиденциального разговора. Даже когда Иво и Иван уходят, убедившись, что показания Мариссы можно использовать в противовес слов Габриэллы, Мартин продолжает наблюдать за ненадёжной секретаршей, нервируя её. — Мне нужны твои связи в «New York Magazine», — произносит Лекса, оставшись наедине со своей секретаршей. — Опять что-то нужно интересное написать про Габриэллу и её лживый язычок? — садясь на край стола Лексы, с усмешкой говорит Марисса. — Нет. Это лично для меня. — Хочешь дать интервью? — Да. Слышала, у «New York Magazine» есть YouTube-канал. Неплохо было бы, чтобы интервью вышло и в бумажной версии, и в формате видео, и в интернет-версии журнала. — Если ты думаешь, что благодаря моим знакомствам сможешь влиять на ход интервью, то сильно ошибаешься. Эрин не позволит тебе это провернуть. — Со всеми можно договориться. — Только не с Эрин Дюран. Она жёстко проходится по всему, о чём пишет, потому что читателям это нравится. Многие бояться давать ей интервью. Она говорила, что сенатор штата в итоге ей отказал. — Значит, не чист на руку. Вот пусть займётся журналистским расследованием, а я помогу. И финансово, и сбором информации. Если и правда есть, за что прижать сенатора, её имя будет везде. — Ага, а ещё в связи с тем, что она также разоблачила ушлую предпринимательницу, оказавшую помощь в раскрытие грешков сенатора взамен собственного безупречного интервью. И выпустит документальный фильм. Дохлый номер, Лекса. Раскачиваясь в кресле из стороны в сторону, Колхун задумчиво смотрит перед собой на стопку документов, которые нужно подписать или отклонить. Слова Мариссы звучат логично. Но им нужно сформировать общественное мнение. И хотя на судью Пайка это особо не окажет никакого влияния, но хотя бы в СМИ к Кларк будет больше лояльности. Главное суметь убедить Эрин Дюран, что Гриффин невинная овечка, на которую жестокое Правительство решило спустить всех полканов. — Впереди выходные. Следующее слушание в понедельник. Если договориться на интервью в прямом эфире на вечер воскресенья, она не успеет много чего раскопать, а значит, возможностей подловить меня окажется меньше. Я готова рискнуть, Марисса. Последняя фраза звучит твёрдо, что не позволяет сомневаться в том, что Лекса может передумать. Сообщив, что она договорится, Марисса переводит тему на себя. Оказывается, пока её босс и по совместительству чуть больше, чем приятельница, но ещё чуть меньше, чем подруга, пытается удержать мир своей жены в целости и сохранности, девушка тоже не теряла время зря: каждый вечер новый парень. Чудная жизнь. Тот период её жизни почти не отпечатался в памяти Александрии. Наверняка, хорошо не было, ведь она жила так не ради удовольствия, а чтобы забыться. Дать интервью действительно не лучшая идея. Вопросы будут не только о Кларк, но и о периоде её отсутствия из жизни социума, и о брате. Говорить о Линкольне всегда будет тяжело и больно, это не секрет. И Кетсия придёт в ярость, если только Лекса посмеет произнести его имя. И потому только сильнее хочется сделать это. Несмотря на собственную боль, если страдания Кетсии будут хуже.       Марисса не подводит: как и планировала Лекса, интервью назначено на вечер воскресенья и будет транслироваться в режиме реального времени на YouTube-канале «New York Magazine», причём список вопросов тоже удаётся выторговать к утру дня «икс», хотя и вероятность того, что Эрин Дюран будет ему следовать, остаётся ничтожно малой. С ней Колхун заочно знакомится по материалам, которые оперативно накопал про журналистку Джон. Ничего криминального или того, чем можно было бы дестабилизировать её во время разговора. Помолившись, Лекса приезжает в главный офис «New York Magazine» в сопровождении Озана, «большого чёрного хрена» и Мариссы. Последняя, нацепив очки от Гуччи, позиционирует себя здесь в роли человека, который заправляет всем в этом городе, а то и целом мире. Оттянув внимание на себя, она даёт Александрии возможность оценить обстановку и саму Эрин, которая непосредственно руководит процессом подготовки к эфиру. Как ни крути, а к идеям Мариссы, как лучше организовать пространство, журналистка прислушивается. Вероятно, их отношения ближе, чем она хочет показать. Только Колхун непонятно, делает ли это Марисса из-за неё или ради себя.       Последние штрихи перед началом приходятся на кисти гримёров. Эрин и Лекса уже сидят напротив друг друга в студии с петличками, закреплёнными ассистентами, а за линией камер стоит продюсер и отсчитывает секунды до времени «X». Пять, четыре, три, два, один… — Добрый вечер, друзья! Мы знаем, как вы любите многочасовые трансляции, поэтому устраиваем их так часто, как только можем. Сегодня у нас в гостях наследница крупнейшего конгломерата в сфере медицинских технологий, вице-президент «Aeternitas» Александрия Колхун, — Дюран дарит милую улыбку собеседнице, а затем продолжает после короткой паузы: — Признаюсь, желание дать интервью в такое напряжённое время для вашей семьи не может не обескураживать. Полагаю, так вы хотите показать всем, что вам нечего скрывать. — Хоть и молчание считается золотом, часто расценивается, как знак согласия. О какой драгоценности может идти речь, когда тебя осыпают помоями, а ты никак не пытаешься отстоять свою честь? Крах рынка и обвал экономики — вот что вызывает молчание в этой ситуации. — С интересной метафоры начался наш диалог. Мне уже нравится, — Эрин лучезарно улыбается в камеру, видимо, исключительно для тех, кто смотрит трансляцию. — Значит, вы здесь ради поддержания репутации компании, принадлежащей вашей семье. Питер Колхун всегда ставил её на первое место, как я смогла понять из тех интервью, которые нашла за то короткое время, что у меня было. Кстати, хотелось бы почтить его память, — журналистка со скорбным выражением лица секунд тридцать смотрит снова в камеру, а затем примерно столько же на Алексадрию. Театральность, с которой это происходит, несколько коробит Лексу. Исходя из текста статей, она считала, что Дюран подобное несвойственно. Но, видимо, формат трансляции обязывает вести себя так. Или же Лекса просто ошиблась в ней, и это интервью пройдёт бездарно и никак не поможет Кларк. — Так вот, вы похожи на своего отца. Я имею в виду, вы тоже ставите на первое место компанию, а не свою жену? — Для моего отца компания и семья были единым целым. И в этом отношении, я папенькина дочка. — Ваша жена после слияния ваших компаний стала во главе. Почему она, а не вы? — Из-за любви. Слияние отразилось на внутреннем устройстве компании, но и то в незначительной степени. На рынке широко известен логотип «Aeternitas», поэтому мы решили ничего не добавлять в название. Таким образом, тот факт, что произошло слияние, оказался заметен лишь на бумаге. Я не могла отнять у любимой ещё и президентское кресло. Журналистка с лёгкой улыбкой на губах понимающе кивает. Не перебивает, выслушивая то, что хочет сказать собеседник до конца — Лексе это нравится. Вопросы логичные, очевидные и пока чётко по списку, который ранее достала для неё Марисса. Но расслабляться не стоит. — Ваши отношения не развивались на глазах у всего мира, и потому внезапная свадьба и последующее слияние компаний вызвало массу пересудов и многим показалось подозрительным. Почему вы скрывали вашу связь вплоть до помолвки? — Каждый человек является архитектором своего счастья. Мы с Кларк не настолько публичные личности, чтобы выставлять всякий вздох напоказ. Тем более, что наши отношения имели довольно неопределённый характер вплоть до момента помолвки. — Да, я знаю, что Кларк была в отношениях с другой девушкой, когда вы уже начинали отношения свои, — Эрин облизывает губы, словно предвкушая деликатес на основное блюдо. — Вы знали об этом на тот момент? Вот уже начинаются вопросы, которые для Лексы, словно подводные камни в прозрачной воде — видны, но всё равно остаётся риск больно пораниться. Нужно взвешивать каждое слово. И если обманывать, то наверняка зная, что ложь не будет раскрыта. — Я знала, что она с кем-то встречается, но мы не выбираем в кого влюбляться. Могу лишь сказать, что действительно близкие отношения у нас начались намного позже. — Как вы относитесь к изменам? — Это предательство. В бизнесе вследствие этого иногда люди теряют всё. В любви потери менее заметны, но въедаются глубже. Ничто для тебя уже не будет прежним, неважно на какой ты из сторон: тот, кому изменили, изменивший, или тот, с кем это произошло. — И вы сказали, что об этом думаете, Кларк? Видя к чему ведёт Дюран, Лекса не спешит с ответом. Нельзя, чтобы выглядело так, словно она оправдывает Кларк. Лишь рассказывает о том, какова Гриффин, а это отнюдь не лёгкая задача. — У нас не было подобного разговора. Я была не уверена в своих чувствах, но когда узнала, что Кларк рассталась со своей девушкой, почувствовала, что хочу попробовать. — И как же вы это узнали? От Кларк? — Нет. Моя подруга Микаэла рассказала об этом почти сразу, как только смогла выяснить. Как известно, мы с Кларк вращались в разных кругах, поэтому новости о ней я не могла узнать, предположим, из вашего журнала. — Вы говорите о Микаэле Мартин, правильно? — Лекса кивает. — Конечно, она же ваша самая близкая подруга. Но не единственная. Как другие светские львицы отреагировали на ваши отношения? — Они не знали до самой помолвки. Я много отсутствовала, поэтому мы потерялись друг для друга. В любом случае, это никого не касается, кроме меня и Кларк. — Тогда давайте вернёмся к вам. Прочитала где-то, что вы обратились в иудаизм. Насколько я знаю, эта религия открыто не поддерживает однополые отношения. Как ваши религиозные взгляды коррелируются с вашим образом жизни? — Да, это… это хороший вопрос, — отведя взгляд в сторону, Лекса закусывает в раздумье нижнюю губу. Она не думала об этом, да и в списке вопросов он отсутствовал. — Я просто знаю, что люблю Кларк, а любовь не осуждается ни одной религией. Более того, я верю, что встреча с ней была чем-то наподобие провидения. Моя жизнь изменилась и, как я вижу, к лучшему. Если в общих чертах ответить на ваш вопрос, у меня нет никаких внутренних противоречий, связанных с иудаизмом и моими отношениями с Кларк. — Рада слышать, что ваша жизнь не похожа на сюжет фильма «Неповиновение». — Тряхнув головой, Дюран театрально обмахивает себя рукой, словно пытаясь избавиться от одолевшего её жара. — Но голливудские режиссёры всё-таки заинтересуются вашей парой, я думаю. Прямо сейчас вы ведёте судебную тяжбу, проигрыш в которой грозит миссис Гриффин тюремным сроком… — Моя жена не имеет ничего общего с обвинениями, которые ей хотят вменить. То, что происходит на данный момент, ничто иное, как охота на ведьм, — перебив журналистку, спокойно заявляет Лекса. Важно сказать это, чтобы другие СМИ повторили цитату в своих статьях и репортажах. Повторённое много раз становится истиной, даже если таковой не является. — Мы с адвокатом Ландау возлагаем надежды, что федеральный суд разберётся, кто честен, а кто напрасно тратит средства налогоплательщиков. — Ваша уверенность не может не восхищать. Вы не сомневаетесь, что миссис Гриффин невиновна? — Нет. Звучит твёрдо. Лекса умеет притворяться. Пристально глядя на неё несколько секунд, Эрин, всегда считавшая себя чрезвычайно проницательной, осторожно подводит итог, говоря, что женщина перед ней действительно искренне верит в невиновность своей жены, а затем продолжает задавать вопросы. Так или иначе они время от времени касаются темы суда, когда интервьюер спрашивает об отношениях в семье. О том, что думает Кетсия об их с Кларк «любви», Лекса отвечает уклончиво, временами с лёгким намёком, и это тоже часть стратегии. А Эрин не стесняется копать глубже, пытаясь вытащить на поверхность эмоции и мысли, которым не место на публике. Похоже, как бы Кетсия ни старалась скрыть большие проблемы в своей семье, в современном мире так или иначе отпечатается их, иногда слишком заметная, тень. И Александрия своими ответами лишь подтверждает это. Не только журналистке, но и всем, кто видел или слышал о данном интервью, очевидно, что между матерью и дочерью уже давно пробежала чёрная кошка. И отчасти в этом виновата Кларк. Александрия жалеет, что не увидит лица Кетсии, когда ей доложат общий посыл. Целое состояние наверняка выложит на услуги антикризисного менеджера. Титус всё ещё в больнице, поэтому ей придётся решать всё самостоятельно. Или через влиятельных людей, вроде Блейка. В любом случае, у Колхун-старшей два выбора: убедить всех, что проблемы разрешены и она достойна премии «мать десятилетия» или попытаться уничтожить Кларк. Игра давно идёт. И потому пора переходить к решительным действиям. Но теперь кроме того, чтобы одержать долгожданную победу над Кетсией, Лекса хочет защитить свою жену.       После интервью Александрия возвращается домой. Всю дорогу Марисса рассуждает о продуктивности прошедшего интервью, опираясь на появившийся в интернете отклик. Благодаря тому, что Серена написала в своём инстаграме про это интервью и оставила ссылку, охват значительно увеличивается. Рядовые жители США пишут, что когда налицо явные махинации с избирательными компаниями на посты губернаторов, а федеральная прокуратура решила прижать честных предпринимателей, возникает вопрос о том, действительно ли в конституционном государстве они живут. Поддерживающие меньшинства активисты мигом находят истинную причину подобного внимания в желании консервативной власти предотвратить поступление «гейских денег» на спонсирование лоббирования резко либеральных взглядов с целью изменения Конституции. Казалось бы, подобные высказывания выглядят безумно для американских реалий, но… Из-за парочки влиятельных людей, желавших изменить мир, в глобальным смысле не изменилось восприятие общества. Политика. Сжимая от злости пальцы, Лекса без интереса и цели смотрит в окно на огни большого города. Ей не интересны социальные повестки. Завтра очередное судебное заседание и уже по поведению команды прокурора и других их врагов будет понятно, насколько действительно полезным оказалось интервью.       Высадив Лексу у её дома, Озан едет дальше с Мариссой. По приказу Колхун он везёт девушку согласно домашнему адресу той, но потом вернётся, чтобы поставить машину на парковку. Завтра с утра Лекса и Кларк вновь поедут в суд, где к ним присоединятся Эллайас с командой и Микаэла. Это начинает входить в привычку. — Привет, — раздаётся голос Гриффин, когда Александрия проходит мимо столовой. Остановившись, Колхун оборачивается в сторону жены, которая почему-то сидит в темноте со стаканом чего-то светлого в руках. Марты, очевидно, нет, потому что на всём первом этаже их квартиры горит свет только на лестнице. — Почему ты здесь? — Жду тебя. Я смотрела интервью, а потом разговаривала с мамой по телефону. Она рвалась приехать, но я сказала, что не нужно, — Кларк делает глоток и облизывает губы. — А ещё её тронуло то, что ты говорила о наших отношениях. — К чему ты это? — пожав плечами, Лекса делает шаг по направлению к столу. — Я говорила то, что требовалось. В темноте она не может видеть взгляд Гриффин, но слух улавливает повисший в пространстве столовой вздох разочарования. И как будто становится слишком тесно им находиться здесь вдвоём. Или так только Лекса ощущает себя сейчас. Не желая позволять этому чувству разрастись до размеров Эмпайер-Стейт-Билдинг, она молча уходит наверх в их спальню, где почти сразу же отправляется в душ. Спустя пятнадцать минут стояния под тёплыми струями воды, зарядившаяся энергией на будущий день Колхун делает шаг в темноту комнаты, не включая свет, чтобы тот не разбудил Кларк. Но её жены в кровати нет. Видимо, та предпочитает пока оставаться внизу. «Из-за того, что завтра суд, или из-за нашего разговора?» — мелькает в мыслях у Лексы. Робкое желание спуститься к Кларк быстро теряется в непреодолимой тяге поскорее улечься в мягкую постель. Завтра будет тяжёлый день. И вовсе не из-за того, что зовётся он «понедельник».