Маркитантка

      Как было описано Виктором Гюго, в крепости в Парижском Дворце Правосудия, в Лувре подземелья служили темницами, а этажи этих темниц, внедряясь в почву, становились всё теснее и мрачнее. Они являлись как бы зонами нарастающего ужаса. Данте не мог бы найти ничего более подходящего для своего ада. Обычно эти воронки, темницы оканчивались каменными мешками, куда Данте поместил Сатану и куда общество помещало приговорённых к смерти. Если какое-либо несчастное существо попадало туда, то должно было сказать прости свету, воздуху, жизни, ogni speranza. Выход был лишь на виселицу или на костер. Нередко люди гнили там заживо. Человеческое правосудие называло это «забвением». Между собой и людьми осуждённый чувствовал нависающую над его головой громаду камня и темниц, и вся тюрьма, вся эта массивная крепость превращалась для него в огромный, сложного устройства замок, запиравший его от мира живых. В одном из таких замков был заперт Готье, где его почти физически давил весь Дворец. Но в этой кромешной тьме под землёй он не был один.       — Эй! Вы слышите меня? — снова позвал его кто-то.       — Что? — Готье приподнял свою голову, своё лицо, облепленное волосами над полом и зашарил глазами в темноте. Соседняя клетка загремела.       — Сеньор, Вы слышите меня?       Готье ещё полминуты пролежал в оцепенении, а затем, осознав, что происходит, подполз, даже не силясь вставать, к прутьям. Он заглянул между ними в соседнюю камеру, но не увидел ничего, только услышал тихий голос. «Что происходит? — подумал Готье встревоженно. — Петля, что должна скрутить мне шею, оставив висеть с посиневшим лицом и высунутым языком, пройдёт мимо или зовёт меня с собой?»        -Сеньор.?       — Кто спрашивает меня — прошипел юноша. Теперь, когда он унял ужасную дрожь во всём теле и осознал, что не один и способен руководить тем, кто имеет плоть, а не темноту, холод и железо, встрепенулся, а голос его стал твёрже, нащупав существенную опору. — Чего Вы хотите?       Голос умолк. Мэтр Морель на мгновение вновь испугался одиночества перед лицом надвигающейся смерти, но уже скоро голос вновь разрушил гробовую тишину:       Сеньоро, — неуверенно начал он. — Я слышал, у Вас камень в клетке. Я слышал, как он наткнулся на стену и загремел. Не могли бы Вы передать мне его?       — Чего Вы хотите? — с недоверием в голосе переспросил юноша.       — Лишь камень, друг мой. Ни больше, ни меньше.       Готье был озадачен, но больше ничего не сказал. Он приложил ладонь к холодной поверхности и зашарил по полу в поисках камешка. Но в каком из четырёх углов он не вытер бы долголетнюю пыль, камня всё не было. Однако Готье не отчаивался и между тем вёл внутренний диалог.       «На кой-чёрт камень этому странному человеку? Если так он освободится, стоит ли мне торговаться с ним и о своём спасении тоже?».       Прошло, вероятно, полчаса, прежде чем таинственный голос вывел его из самозабвенных поисков. Готье тогда уже распластался на животе, как пролежал пол ночи, и то, что ответы его исходили от пола, судя по интонации, забавляли голос.       — Не орудуй мехами, мальчик мой, и врата в жизнь распахнутся сами собой, — почти что пропел голос, пренадлежащий мужчине 30-40 лет.       Готье не понял его странного юмора. Он тяжело задышал, как бык перед теодором, пытаясь вспомнить, куда он положил злополучный камень.       — Так не пойдёт, друг мой. — проворковал мужчина. — Ты уже смотрел под лавкой?       Этот насмешливый тон для Готье был таким же ножом, как и взгляд стражника, призванный ранить глубоко в душу. Но в отличие от тяжёлых взглядов с неприкрываемой угрозой, нож, наполненный произвольными шутками, нашёл свою цель. Готье поджал губы, но подчинился. Спустя минуту раздражённых шарканий под лавкой его пальцы всё же нащупали немного заострённый, бугристый, как октаэдр камень. Юноша протянул руку к соседней камере.       — Возьмите. — прорычал Готье.       — Благодарю, друг мой.       Готье почувствовал, как его руку обхватили длинные и холодные пальцы, как если бы те были высечены изо льда, но не произнёс ничего и не дрогнул ни одним мускулом. Он уже ненавидел этого человека. Этот человек раздражал его самоуверенностью, и Готье начала дёргать мысль, что незнакомец справляется с паникой и держит контроль над ситуацией гораздо лучше, чем шестнадцатилетний юноша. Но в данной ситуации Морель ощущал себя крокодилом, а его таинственного помощника считал бегунком. Дело в том, что с 5 века до нашей эры существует распространённое убеждение, согласно которому маленькие птички, египетские бегунки, pluvianus aegyptius, залетают в пасть к крокодилам и вытаскивают остатки пищи, застрявшие у них в зубах. В результате этих отношений крокодил и маленькая птица якобы оба получают пользу: хищник — здоровые зубы, а пернатое — кусочки мяса, которые служат для него пищей.       Несмотря на популярность этой истории, до сих пор не существует ни одного доказательства того, что в природе такое действительно случается. Вполне вероятно, что этот миф возник тогда, когда было замечено, как птица ловила падальных мух, которые слетелись на остатки гниющего мяса, оставшиеся на морде или пасти хищной рептилии. А во время охоты египетского бегунка крокодил, возможно, лежал с разинутой пастью. Ведь, как известно, эти хищники нередко так делают. По одной из версий учёных, крокодилы иногда держат рот открытым, чтобы охладиться, а по другой — такое поведение играет социальную функцию.       — Тебя приговорили к повешению? — вдруг спросил голос, находясь дальше, но в сравнении громче. Где-то там же загремел висячий замок. — Несчастный малый.       «Малый?!» — Готье закипел и на секунду даже порадовался тому, что тьма скрывает его лицо от незнакомца. Внезапно раздался грохот и скрежет, которые заставили Готье одновременно вздрогнуть и съёжиться.       — Что Вы такое вытворяете?       — Ещё спасибо скажешь. — хмыкнул мужчина. — Возможно.       Готье едва удержался, чтобы не ответить подобающе, ибо ум умом, а эмоции вероломны и гораздо сильнее, если не уничтожены в начале, как раздался ещё один удар, сопровождаемый железным скрипом.       — Бога ради, что происходит? — потребовал Готье.       — Молчи.       Готье встал столбом и отчаянно пытался унять панику. Что, если их услышат?       Спустя ещё два отвратительных удара послышалось лязганье открывшейся двери. Готье от этого звука увидел звёзды. Он услышал, как отдаляются шаги и почти закричал:       — Как же я, монсеньёр? Я дал вам камень, что освободил Вас, почему он не может освободить меня?       Но ответа не было. Лишь тишина, словно невидимый узник растворился в воздухе, стоило ему сделать несколько шагов прочь от камеры.       — Выпусти меня, или я найду тебя и отправлю на встречу с творцом! Я раздроблю тебе кости.       Готье несколько растерялся, услышав в ответ лишь смех. Очень скоро к его камере приблизились.       — Я благодарю тебя за эту маленькую помощь, мальчик, но скоро сюда сбегутся, а я не должен быть здесь.       — Выпустите меня, и я не стану обузой. Дайте только шанс снова есть, пить и дышать — я помогу выбраться, а затем наши пути навсегда разойдутся. Чего Вам стоит взломать какой-то жалкий замок?        — Я не раз сбегал из подобных мест и помощь мне не понадобится. Бывай.        — Стойте! — исступлённо вскрикнул Готье, уже не думая о последствиях. — В самом деле, я не пригожусь Вам? Сделаю всё, что скажете.       Мужчина вдруг заколебался.       — Только не вопи, — хмыкнул он. — В самом деле, раз на то пошло, может, и пригодишься. Позволь только разобраться с замком. В уши Готье ударило оглушительное лязганье, и он отпрянул. — Не пугайся, — говорил мужчина между ударами. — Когда стражники осветили коридор, я насчитал всего трое заключённых, считая тебя. Им, конечно, есть дело, но панику не наведут. Только не оглохни. Через пять ударов Готье был свободен. Он выкарабкался наружу, с опаской ощупывая темноту за пределами клетки, вставая с колен. — Ты как? — Замечательно, монсеньёр. — процедил мэтр Морель, вернувшись в обычное положение. — Так что же, уходим? — Пора бы. — тявкнул мужчина в ответ. — Позже обсудим наши… договорённости. Готье направил лицо в сторону голоса, при этом глаза его были слепы и затянуты чернейшей пеленой. «Что же могу я пообещать дьяволу, если я навязался ему? И за что я его до этого должен был благодарить? — задумался юноша и вдруг осёкся. — Он хотел, чтобы я умолял его».       Готье из последних сил унял приступ злобы, когда почувствовал, что узник тянет его за собой по темноте. Уперевшись в стену, он услышал уже знакомое лязганье.       — Одному богу ведомо, почему стража до сей поры не сбежалась на шум. — вслух заметил Готье.        — И правда, — проскрежетал мужчина. — Судья Клод Фролло постоянно шугал их, когда заставал спящими или пьяными или пьяными и спящими, а им хоть бы хны. Некоторым людям не суждено чему-то учиться. Однажды этот вечно мрачный, как дождевая туча человек и непонятно, чем озлобленный, с невинных бродяг переключится на солдат, и в этом я с ним даже буду солидарен. Готье потребовалось время, чтобы переварить услышанное. Не тот ли судья — Клод Фролло, кто судил их с маркитанткой? — Если человек, запихнувший тебя сюда, выглядит, как иссушенная поганка в огромном шапероне, это он, собственной персоной. — ответил на немой вопрос мужчина и негромко хохотнул со своих слов. Сомученники топтались в темноте, и, пока незнакомец пытался нащупать замок, Готье отстранился, вспомнив нечто важное. Натыкаясь на стены, действуя, одержимый странной идеей, шарил руками, как лишённый зрения. Готье даже запнулся об что-то и грохнулся на пол. Беспомощный, подчинённый законам физики, как и всё живое на Земле, которую, согласно трудам Беды Достопочтенного и наблюдениям античных учёных считали круглой. На секунду оторвёмся от событий, вершимых нашими героями и обдумаем всю вздорность теории «плоской Земли». Уже Пифагор в VI в. до н.э. предположил, что Земля круглая. Два столетия спустя Аристотель поддержал его гипотезу и даже обосновал её своими наблюдениями: при путешествии на юг солнце поднимается выше, а при лунных затмениях тень Земли на Луне круглая. Все католики, как Беда Достопочтенный верили в огруглость нашей планеты. Что же до вздорных и смешных теорий? — Похоже, что эта идея возникла в XVII веке, когда католическая церковь стала терять влияние и «продвинутые» учёные выдвинули данный тезис, чтобы показать «отсталость» монахов. Когда Готье поднялся, он понял, что достиг своей цели. — Маркитантка! — прошипел он. Мужчина за его спиной пыхтел, пытаясь что-то сделать. По ту сторону камеры юноша всё же расслышал движения. — Скажи, что ты внемлешь мне. Ориентируясь на один лишь слух, что обостряется у животных, когда они перестают видеть, Готье догадался, что девушка на полу подползла к нему. Он протиснул руку через прутья и упёрся кулаком в её ключицу, не прикрытую рваным платьем. — Я внемлю Вам, мэтр Морель. — еле слышно просипела девушка. — Тогда слушай, — Готье прикрыл глаза, ощутив непонятно откуда взявшееся облегчение. — Думаю, ни для тебя, ни для меня жизнь не станет краше, если мы позволим друг другу увидеться вновь. Уходи из города из моих соображений, но с твоим собственным страхом быть задушенной моей рукой. Девушка громко сглотнула. — Как скажете. — Прощай, Эмма. — выдавил мэтр Морель и поднялся. Когда он наощупь и почти наугад вернулся к двери, мужчина продолжал пыхтеть и рычать. — Замок не взломать в такой непроглядной завесе. Раньше они оставляли здесь факелы… — Каковы будут дальнейшие действия? — по-солдатски отчеканил юноша. — Если мышь не может пробраться в хлев к крестьянам, пусть крестьяне сами откроют двери.