Хроники времени

После начала болезни жизнь Кристины превратилась в истинный кошмар, состоящий из лекарств и постоянного валяния в кровати. Все передвижения по их с Эриком общей "квартире" производились с помощью ее неусыпного надсмотрщика и по совместительству хозяина подземного дома. Лекарства, прописанные Габриэлем, принимались по точнейшим меркам количества и времени; бой часов в комнате, куда теперь "переехала" Кристина, заставлял Призрака оторваться от всех существующих дел и вручить девушке новую порцию пилюль. Из театрального буфета, периодически безнаказанно разоряемого, поставлялись свежие вода и еда, а уж режим сна соблюдался минута в минуту.   Сегодня, уже на третий день этой ужасной болезни (а казалось, на триста тридцать третий), Кристина все же не выдержала.   - Эрик, - окликнула она, остановив его, повернувшегося к двери, чтобы выйти.   - Да, - отозвался Призрак, тотчас обратившись в слух. Даае почему-то посетило довольно глупое чувство, что прикажи она ему в озеро нырнуть - он бы послушался.   - Мне уже надоело лежать. Мне кажется, я достаточно здорова, чтобы встать, наконец, с кровати.   Ну конечно, с чего бы это Эрик вдруг стал прислушиваться к таким бедным доводам. "Ей кажется"... Он становился одержимым, когда дело доходило до нее и возможной (даже с вероятностью один к миллиону) опасности. Позволить ей встать?! Да что вы! Это же непременно ее убьет.   Порой такая забота начинала Кристину злить, но вся соль была в том, что это не было театрально утрированным. Его поведение и волнение за ее жизнь были настоящими.   - Прошло всего три дня, дорогая, - покачал он головой. - Вы не можете так быстро начать рисковать своим здоровьем. Потерпите еще дня два, а там увидим.   Что?! Еще два, подумать только, два дня беспредельной скуки и непрекращающегося режима.   - Да я тут с ума сойду с вами, - имела смелость буркнуть Даае. - Что вы, Эрик, в самом деле!.. Я же не цветок, не завяну. А от того, что я вынуждена лежать тут день и ночь, мне, пожалуй, и станет еще хуже.   - Если хотите, я дам вам книгу.   - Я устала читать. Я хочу общаться с кем-нибудь, мне скучно. Вы оставляете меня одну и приходите только для того, чтобы дать мне лекарства.   Нет-нет, она совсем не то хотела сказать! Что-что, а выносить постоянно его общества она пока не в силах. Нужно было попросить его достать что-нибудь, и все...   - Если хотите, то я могу приходить чаще.   Кристина открыла рот, чтобы ответить "не стоит", но выражение глаз, посветлевших зеленоватых омутов, заставило ее промолчать.   - Я могу остаться сейчас? Возможно, вам сыграть что-нибудь?..   "Нет, нет, нет, только не музыка... Я не могу слышать твою музыку, я еще не забыла всего, что случилось", - взвизгнул здравый смысл. "Да, - томно ответило затаившееся безумие. - Я хочу услышать "Дон Жуана Торжествующего", и плевать, если при этом я буду плакать".   - Да, - повторила Кристина Даае.   И когда плащ прилег на банкетку рядом с тенью хозяина, а пальцы заиграли легкомысленный вальс - он, кажется, звучал на маскараде, - в душе девушки засело почти разочарование. Единственное, что она смогла сделать - притвориться спящей, чтобы не слышать. Музыка начала стихать, пока совсем не растворилась в тишине. На секунду мадемуазель Даае даже подумала, что и на самом деле умудрилась заснуть - но потом до нее донесся тихий горестный вздох. И, наверное, в первый раз девушка поняла, что Призрак ходит совсем как обычный человек - только очень тихо. Но она услышала.   - Моя, моя Кристина, никому тебя не отдам, - прошелестел едва уловимый шепот. Скрипнула и затворилась дверь.   А Даае свернулась калачиком и всхлипнула. Она отдавала должное в виде слез музыке, выскальзывавшей из-под его пальцев, словно оброненной невзначай. Даже самый пошлый вальсик сейчас прозвучал так уместно и завораживающе.   "Чего ревешь, дура? - с ехидцей спросил тот самый здравый смысл. - Ты же собиралась отделаться от его присутствия, а сама распустила нюни. Еще скажи, что тебе его жалко". - "Мне не его жалко. Мне никого не жалко. Мне страшно". - "Вот глупости! Ты тут уже успела попробовать все что можно: и воровала, и в обморок падала, и рыдала без продыху, и даже эту болячку умудрилась подцепить. Чего еще ты боишься?" - "Того, что я играю недостаточно хорошо. Он мне не верит. Или пытается не поверить. Я хочу убедить его, что могу быть послушной и не пытаться выкинуть какой-нибудь фокус... Что умею быть заботливой и верной, наверное". - "Ты собираешься играть его чувствами". - "Нет... Это не так. Я научусь играть лучше, я стану хорошей актрисой, и он никогда в жизни не узнает о том, что мы его обманывали". - "Обманывала ты, а не я". - "Как хочешь".   Кристина отвернулась к стене, как будто невидимый голос здравого смысла сейчас сидел на банкетке за фортепиано. Думать было невыносимо.   "Ты даже его имя в уме не произносишь, боишься". - "Нет, я просто не хочу". - "Ты боишься". - "А вот и нет! Эрик. Его зовут Эрик. Видишь? Я не боюсь его, не боюсь себя, да я вообще не боюсь ничего". - "Тогда почему ты говоришь, что тебе страшно?" - "Не знаю. Есть что-то хуже, чем он и я".   Ты даже во сне должна притворяться, Кристина Даае. Забыть все, что было... и вспомнить то, чего не было. И звать его во сне, его, не Рауля. И тогда он, наверное, поверит. Он сможет помочь тебе выкарабкаться. Только тогда ты будешь достойна сказать ему всю правду в лицо, рассказать, что обманывала.   *   - Поднимайтесь, мсье, - Габриэль почувствовал толчок в плечо. - Уже утро.   Что? Что, мать вашу, с ним произошло? Почему нога кажется такой тяжелой?   - Вам извлекли осколки стекла и зашили рваную рану под местным наркозом, - терпеливо принялась объяснять молоденькая медсестричка с высветленными волосами. - Теперь нужно на осмотр к врачу.   Морран посмотрел на свою ногу: на ступню до лодыжки была наложена бинтовая повязка.   - Я сам себе врач, - пробубнил Габриэль.   Медсестра удивленно выгнула брови домиком:   - Что, простите?   - Ничего, - он с трудом встал, держась за узкую больничную койку и стену. - Как у вас тут попасть на осмотр?   - Прямо по коридору, на лифте подниметесь на третий этаж, найдете шестнадцатый кабинет, - одним выдохом выпалила блондинка и нацепила очаровательную улыбку. На ее кокетство Габриэль не отвечать собирался - охоту к флирту поотбила история с мадемуазель Хьюз, - но на всякий случай спросил:   - Как вас зовут?   - Габриэлла, можно Элла, - с надеждой прозвучало вслед.   Морран сморщился; знакомиться ему уж точно расхотелось - он ненавидел женский вариант собственного имени. С трудом зашагал по коридору, опираясь на взятые у койки костыли. Они, кстати, пришлись по размеру - за это Габриэль сказал мысленное громкое "браво" персоналу.   Впрочем, его маленький кусочек спокойствия и умиротворенности длился недолго - уже в кабинете дежурного врача парня поджидало разочарование.   - Скажите, а когда меня выпишут? - спросил он, покорно снося мучения, пока ничем не примечательный доктор с прилизанными волосами ощупывал ногу.   Дежурный врач бросил на него косой взгляд:   - Еще денек придется полежать. А может, и два. Это дело серьезное, маловероятно, что обойдется без нагноения, а уж если проигнорировать его - пиши пропало, ногу будем ампутировать.   - Че-е-ерт, - прошипел Габриэль. - У меня работа, доктор! Я и так совсем без денег.   - Ничего, работа не волк, в лес не убежит, - неторопливо ответил врач, - а вот здоровье... оно, конечно, тоже не волк. Оно, скорее, прихотливая райская птица, но упорхнуть вполне способно.   Вздохнув, Морран приготовился выслушать получасовую философию о смысле жизни, полезности работы и уязвимости здоровья, попутно прихватывавшую вопросы о добре и зле. Но философу с внешностью неудачно отштампованного манекена не повезло - в кабинет заглянула та самая Элла и попросила поторопиться. Ведь в палате поджидал гость.   "Педро", - подумал Габриэль, машинально поблагодарив за информацию. Ох уж этот ему Педро с гипертрофированной вежливостью и чувством вины за произошедшее. Он, пожалуй, и своих "названных сыновей" притащит, чтобы попросили прощения у пострадавшего.   Но в палате ждал кое-кто другой. Видимо, лицо у Габриэля стало достаточно глупое, чтобы провожавшая его Габриэлла решила, что у нее нет шансов, потому что черты ее лица стали довольно-таки твердыми и надменными.   - Не буду вам мешать, - блондинка выжала кислую улыбку и затворила за собой дверь.   - Здравствуй, Габриэль, - это была Катлин.   - О, мисс Хьюз. Большая честь для меня видеть вас здесь, - Морран и сам не был уверен, издевается ли над девушкой или просто так стал более светским.   - Перестань, Бри, - Катлин смахнула с лица голубую прядь, пряча вину в глазах как можно дальше и надежнее. - Этап обращения на "вы" уже давно пройден.   - Ладно. Зачем ты здесь?   Грохнув костыли на пол рядом с койкой, парень примостился на покрывало.   - Мне позвонил Педро... Сказал, что тебя увезли с ранением на скорой, - пожала плечами Катлин. - Я... решила, что не могу стоять в стороне. Вот, возьми, я испекла печенье вчера. Надеюсь, тебе понравится.   - Благодарю, не стоит, - фальшиво-вежливо улыбнулся Габриэль. - Тут нас неплохо кормят. Завтрак уже совсем скоро.   На свой страх и риск он сделал ставку на то, что еда в больнице будет хотя бы съедобной, и ему не придется с размахом поплатиться за собственную гордость.   - Но ты и так совсем исхудал, - Хьюз умоляюще заглянула в глаза юноше, храбро отразив их голубовато-серую сталь и не дрогнув. - Возьми, Габриэль, можешь забыть, что их принесла я.   - Это не так-то просто, как ты, наверное, привыкла думать, - ровно и спокойно заметил Морран. - Я одного не понимаю: чего ты от меня хочешь? Почему приходишь ко мне? Почему говоришь, что тебя беспокоит мое состояние, когда это не так?!. - последнее было сказано громковато.   - Это так, - Катлин снова поправила волосы: казалось, и ей этот разговор был в тягость, и она с трудом удерживалась от проявления эмоций.   - Катлин, - сквозь зубы прошипел Габриэль, - уходи. Я не хочу больше слушать твоих безмолвных объяснений, оправданий, потому что я слаб! Настолько слаб, что не в состоянии простить тебе того поступка.   - Конечно, - это было единственное слово, произнесенное в ответ на его злостную тираду, и после этого девушка вышла, одарив Моррана ничего не обозначающим выражением окаменевшего лица.   - Печенье, - прошептал Габриэль. - Надеюсь, оно до завтра не заплесневеет и понравится нашим милым натерпевшимся провинциалам.   *   Наступал тихий вечер, похожий на утро, день и ночь в этом подземелье. Призрак сидел в гостиной, слушая то ли биение своего сердца, то ли игру ветра с калиткой где-то наверху. В комнате с фортепиано спала Кристина.   Несколько раз он находил себя у двери комнаты, словно что-то толкало его туда, толкало посмотреть на нее... Каждый раз Эрик твердым рассерженным шагом покидал коридор и выходил в гостиную.   Его мучили эти мысли. Все сразу: о том, почему Габриэль все-таки согласился помочь; о том, почему Кристина не ушла; о том, почему... Нет!.. Об этом нельзя даже вспоминать!   ... Почему ее кожа такая белая, такая гладкая, как мрамор. Черт! Нужно срочно чем-то себя занять, иначе он потеряет голову. О, он уже потерял ее.   Нырять в озеро, чтобы охладить пыл? Оригинальное, но сомнительное средство. Но что тогда?..   «Нужно пойти и прогуляться, а не торчать там, где бедная беззащитная Кристина ближе всего находится к когтям монстра». Устать, смертельно устать, так, чтобы кроме мыслей о сне никакие думы больше не преследовали.   Эрик заставил себя подняться, взять плащ и выйти через проход на улицу Скриба, а оттуда брести, куда глядят глаза.   Кругом горели вывески элитных ресторанов, бутиков, кондитерских, словно спорящих друг с другом, у кого реклама получится ярче и оригинальнее. Впрочем, так оно и было.   Еще было много людей, идущих навстречу и обгоняющих, но они разговаривали о чем-то своем, не обращая внимания на странного мужчину в маске и плаще. Тут люди плащи не носили – ну и пусть, какая ему разница. Главное, плащ прекрасно скрывал в темноте.   Внимание Призрака привлекла целующаяся у витрины пара, и он, безразлично окинув взглядом влюбленных, направился к бутику. Это была маленькая ювелирная лавка – такие были и в их Париже. Эрик старался обходить их стороной: такие заведения любили выставлять напоказ нечто, нагоняющее депрессию – обручальные кольца. С бриллиантами, без бриллиантов, серебряные, золотые, в форме растений, с геометрическим орнаментом... Они все имели одну участь – оказаться на руках одной из таких пар, сделать вещественным их совместное счастье.   Здесь кольца тоже были самые разные, хотя, на взгляд Эрика, и слишком вычурные. Неизвестно, что толкнуло его разглядывать злополучные украшения. Но... он даже мысленно выбрал парочку.   Что же это было? Надежда? Внезапно вселившаяся уверенность, что все еще будет?.. А откуда она? Мальчишка Габриэль назвал его вчера нормальным. Сделал ли он это специально?   Это можно узнать прямо сейчас.   Призрак поколебался – и снял маску. Мягкая черная кожа, подобранная им в костюмерной, легко поддалась ладони, сжавшей ее что было силы. Потом Эрик резким движением сдвинул на законное место волосы, прикрывавшие лысину. Примет ли его это общество? Главное не подавать виду, что боишься.   А Эрик боялся... Больше всего на свете он боялся именно этого. Быть посмешищем, диковинкой, существом из глубин ада. Мог же Габриэль соврать!..   Сперва Призрак шагал по тротуару, буквально заставляя себя смотреть прямо и не зажмуриваться. Каждый шаг давался с трудом, как по канату над пропастью, каждую секунду мужчина подавлял нечеловеческое желание сбежать с проклятой улицы, забиться в самый дальний уголок мира, чтобы только не слышать этого смеха.   Смеха?.. Которого не было. Смеха не было. Только изредка бросаемые и тут же отводимые взгляды, старательно скрываемое любопытство. Никакой жалости, никаких насмешек, ничего, ничего!.. Ничего.   Это была какая-то чертовщина. Так не должно было быть. Глупый сон... Сбой в существующем механизме.   Эрик почувствовал, что его руки дрожат. Ему вдруг отчаянно захотелось броситься на первого попавшегося прохожего, схватить за грудки и трясти, трясти, трясти, пока ему не скажут правду. О да! Он желал услышать, что люди вокруг увидели в нем монстра, хотел слышать их исступленные крики, полные ужаса перед его дьявольской сущностью. Впервые в жизни Призрак Оперы понял, что хочет, чтобы все было так, как раньше. Чтобы ему показали то, как к нему относились по правде.   Боже. Боже!.. А может ли быть так, что Габриэль не врал? Нет... Это все абсурд!   Улица кончилась, и неожиданно для себя Эрик осознал, что почти дошёл до Оперы. Сколько же времени он слонялся по городу? Около часа, наверное.   Он машинально огляделся, прислушался, открыл тайный ход и скользнул туда. Он не устал до смерти, как предполагалось, но сейчас его голову занимали хотя бы чуть более мучительные мысли, чем мысли о Кристине.   Отчаянно хотелось что-нибудь разбить. Или утопить, или поджечь, все равно. Но это разбудило бы мирно спящую и все еще больную Кристину, и поэтому сия прекрасная мысль была оставлена. Эрик просто опустился на кровать и вцепился себе в волосы, отбросив сжимаемую в руке маску куда-то на середину гостиной.   А даже если это и правда, если его не боятся, то какой в этом толк?.. Потому что та, прощение и любовь которой он хотел заслужить больше всего на свете, была не из этого времени. Она никогда не смогла бы реагировать на него так же. Да и как можно, если он ужасался самому себе, вздрагивал, только поглядев в попавшееся зеркало?   А жалел ли Призрак, что любит не девушку из двадцать первого века? Нет. Пусть все его существо будет вечно полно боли, вызванной безответностью любви к маленькому кудрявому ангелу, но он никогда не пожалеет, что любит ее. И на смертном одре не раз признается самому себе, что даже такая жестокая любовь была для него счастьем. Ведь он любил лучшую женщину на земле.   *   Это утро было ничем не примечательным. Разве что цифра на календаре сменилась на седьмое, а в палату вместо вчерашнего омлета принесли пудинг с чаем. К печенью с вкраплениями шоколада, принесенному мадемуазель Хьюз, Габриэль гордо не прикасался, лишь украдкой косясь.   - Доброе утро, мсье, - в помещение заглянула улыбающаяся Габриэлла. Наверное, вчера она здорово обрадовалась, увидев, с каким лицом Катлин отсюда вышла...   - Доброе, - кивнул он в ответ.   - Вам... – девушка замялась и покраснела, - что-нибудь нужно? Может быть... Впрочем, извините, не хотела вас беспокоить.   Элла смутилась окончательно и вышла, а Габриэль только усмехнулся и покачал встрепанной головой. Нет, способностью флиртовать Бог явно ее обделил.   На осмотре оказалось, что нога чувствует себя вполне нормально, что заставило удивленно присвистнуть того самого врача-манекена.   - Странная штука здоровье, - прокомментировал он. – Ну что ж, могу отпустить вас пока, но послезавтра все равно приходите осмотреться. Повязку не снимайте. На ногу не наступайте... Если вдруг начнет болеть, марш сюда в любое время суток.   - Понял, - Габриэль кивнул.   Костыли, как и полагалось, оставили ему на время. То, как он собирается с ними работать, его не волновало, но он точно знал, что от рабочего места отказываться не собирается. Хотя бы и назло двум прохвостам Валентино и Антонио. Интересно, папаша Педро предпочитает не замечать их увлечение наркотой?.. Если так, то все равно у него стоящий козырь в рукаве. Шантаж никогда не был хобби Моррана, но ключ к управлению парнями мог бы ему пригодиться. Ладно уж, до поры до времени он сохранит их милую маленькую тайну.   На улице было очень тепло, и хотя солнце скрывалось за тучами и накрапывал небольшой дождь, птицы верещали со всех домов и деревьев без умолку. Уже неделю в Париже стояла весна.   Упрямо передвигаясь по городу на костылях и с кульком злополучного печенья под мышкой, Габриэль думал, как же сильно успела за эту неделю измениться его жизнь. Он мог бы отметить семь дней со времени расставания с Хьюз, но это казалось ему чем-то лишним.   Стоп! А его новый стетоскоп?!. Слава Богу, на месте. За пазухой. Ну хоть обыскивать не стали медики, и на том спасибо.   Морран со вздохом решил надеяться, что Эрик не будет так остро реагировать на сегодняшнее прослушивание дыхательных путей мадемуазель Даае. На него было просто невыносимо смотреть в прошлый раз: казалось, он то ли взорвется, то ли в обморок упадет. Ну что у них за нравы такие! Как этот тип тут раньше жил, если утверждает это? Что, ему проституток видеть не доводилось? Уж при его-то трепетной любви к ночным прогулкам... Надо будет попытать Вора на тему стеснительности, поскольку жить с таким тут невозможно.   Путь был окончен. Усмехнувшись собственным коварным мыслям, Габриэль утер со лба пот и, поудобнее опершись на костыли, принялся как бы невзначай осматривать стену Оперы на предмет кнопки или рычага, который мог бы открыть ему проход.   И, к собственному удивлению, нашел. Не сразу, но нашел камень, немного сильнее остальных выпирающий из стенки. Теперь было главное не заставлять прохожих обернуться, ведь людей тут было не так уж мало, а дело близилось к полудню.   Еще минут пятнадцать Морран потратил только на то, чтобы подгадать момент, а когда улица более-менее очистилась, сдвинул камень в сторону, и чудо-дверца отворилась. Кажется, ему удалось незамеченным скользнуть в образовавшееся пространство, и он, нечаянно задев рычаг внутри, едва успел втащить за собой костыль.   «Мышеловка захлопнута», - отчего-то подумал он, когда свет исчез за задвинувшейся в пазы каменной панелью. Переложив кулек с печеньем Катлин за пазуху, по соседству с обожаемым стетоскопом, Габриэль мысленно смирился с тем, что идти придется лишь при свете смоляных факелов. Отсюда вниз вела крутая лестница, а дальше шел коридор; Морран покачал головой, представив, сколько времени займет спуск. Концом костыля он осторожно нащупал ступень и сделал первый шаг во тьму.