Хроники времени

- Кристина! Крис-ти-на! Что с тобой такое... Да проснись ты, нам конец, если мы опоздаем. Важный день сегодня, ты забыла, что ли?! Тонкий девичий голосок врывался в сознание Кристины какими-то обрывками. Стоп. Девичий?! Кристина с трудом открыла глаза. Ей в лицо плеснулся желтый луч: кто-то отдернул шторы на окне. На фоне светлого прямоугольника было видно точеный силуэт, очень знакомый. Эту картину она наблюдала каждое утро, живя в Опере. - М... Мэг? От того, насколько чужим был ее собственный голос, сердце Кристины пропустило удар. Мэг Жири. Откуда она здесь?! Откуда снова... то время?.. Она что, попала обратно? Догадка оледенила ей хребет, и противная дрожь пробежала от позвоночника к пальцам рук. Почему это все... настолько неожиданно? - Кристина, ты чего? – удивленно спросила Жири. – Не выспалась, что ли? Кристина поймала себя на мысли, что вот уже минуту разглядывает собственную руку и не может понять, что не так. - Я? Да... просто... я сейчас встану, ты без меня иди, я догоню, а то мама тебя сильно ругать будет. - Хм... Ну ладно, если ты так хочешь, то я пошла. Пока, - донеслось уже из коридора. Кристина откинула одеяло и спустила ноги на ледяной пол их с Мэг комнаты. То, что сейчас происходило, было абсурдно, но слишком схоже с правдой. Только вот... Как такое могло произойти? Сначала она попала в будущее, а теперь – в собственное прошлое?.. А Призрак здесь все так же хозяйничает? «С чего бы это мне о нем думать?» - мелькнуло в голове, но Кристина подошла к зеркалу. В их комнате в дортуаре оно было гораздо меньше, чем в гримерке, и висело на крючке, но она искала в его глубине что-то, что могло бы дать ей ответ. Все та же Кристина, что и всегда, смотрела из зеркальной глади ей в глаза. Ничего не поменялось. Разве что взгляд... Она казалась старше, чем обычно. Ни наивности, ни беззаботности, только какая-то усталость. По привычке быстро натянув одежду и завязав пуанты, девушка отправилась на репетицию «Ганнибала». «Ганнибал». Ничего страшного на сей раз не произошло. Не было упавшего задника, визга Карлотты, кстати, успешно отыгравшей тем же вечером в спектакле. И Кристине в душу закралось странное чувство. Чего-то не хватало. Чего... Чего? Не случилось и разговора с Раулем в гримерке, потому что он ее, скромную хористку и балерину, попросту не узнал. И в этой гримерке не отодвинулось зеркало. Не вышел Эрик. Не позвал за собой. Кристина оказалась в часовне, запыленной и старой. Надо было только позвать. - Ангел Музыки, я пришла, - тонким от волнения голосом сказала она. И не было ей никакого ответа. Оставался последний, самый верный способ узнать. Глуша удары сердца, Кристина влетела в комнату дортуара. Мэг готовилась ко сну. - Ох, как ты меня напугала, - призналась блондинка. – Я уже думала, мама пришла отдельно поругать меня за исполнение партии в кордебалете. А что это ты такая странная? Ты от кого-то убегала?.. - Нет, Мэг, я... Призрак Оперы существует? Поначалу нечитаемое выражение лица Маргарет быстро сделалось озадаченным: - Что? Какой такой Призрак Оперы? Ты что, Кристина? Устала, что ли?.. День был длинный... Ложись-ка ты спать, подруга, а то вон уже додумалась до чего. - Мэг, подожди... Постой. – Кристина остановила подругу за руку, видя, что докричаться до нее невозможно. – Ты правда ничего не слышала о Призраке?.. Говорят, он письма директорам пишет, требует двадцать тысяч франков в месяц... - Тю-тю, - Мэг покрутила пальцем у виска. – Ты чего, рабочих сцены, что ли, наслушалась? Ты в их россказни не вникай. Директора у нас и так почище всяких там призраков воруют. Серьезно, Кристина, давай уже спать. Я устала. Да и ты тоже. Спокойной ночи. Маргарет отвернулась к стенке и с головой укрылась одеялом. Даае осталась в одиночестве. Ее трясло, и почему – она понять не могла. Точнее, только начинала понимать. Если Призрака нет, то и Ангела Музыки тоже нет?.. И петь он ее не учил, и отрывки книг на ночь не читал. И подарков на Рождество не было... А если взять и пробраться в гримерку, наверняка ведь уже все ушли, и комната пуста, и можно будет открыть зеркало и спуститься в подвал. Дорогу она помнит, как зеркало открывать – тоже знает. Подсмотрела, когда Эрик уходил, проводив ее утром после ее визита. Ну точно! Как же она раньше не догадалась?.. Осторожно, вздрагивая от каждого шороха, девушка добралась до потонувшей в сумерках гримерки, открыла дверь и скользнула внутрь. Вот оно, зеркало, только открыть его – и она сумеет найти, где прячется Ангел. Он есть! Она это точно знает. Щелк! Но зеркало не поддается. Снова и снова Кристина нажимает на два заветных завитка в орнаменте рамы, и ничего не происходит. Господи... Ну, ладно, допустим, оно просто сломалось. Решившись, Даае хватает со стола тяжелую вазу с цветами и, прицелившись, швыряет в гладкую зеркальную поверхность. Зеркало разлетается на тысячи маленьких уродливых осколков... А за зеркалом – обыкновенная ободранная стена. Экономили на обоях, вот и оставили за зеркалом старые, грязно-желтые в цветочек, вместо новых – розовых. Кристинино сердце сжимается отчего-то, больной пичугой шевелится внутри, а рука тянется сама к одному из осколочков. «Музыки Ангел, мой хранитель, мне покажись, Мастер»... * Кристина резко вдохнула, подавив захлебывающийся вскрик. Она проснулась. Кругом была темнота и тишина, одна лишь свеча горела в канделябре и отражалась в лакированной стенке пианино. Сев и спустив ноги на пол, девушка босиком прошла к двери. Схватилась за холодную металлическую ручку. Поняла: это был просто сон. Развернувшись и прислонившись спиной к двери, она постаралась вобрать в разгоряченное тело прохладу, исходившую от окружающего пространства. Она все еще в доме Призрака. Призрак все еще существует. Рауль все еще в прошлом, а серьги позавчера отдали мсье Гартману, и Эрик решил их вернуть... Вот глупость. Все так же, как было. Ну и слава Богу. Вздохнув, девушка посмотрела на часы. Было почти три ночи, но спать как-то расхотелось. Зато захотелось отправиться на поиски Эрика, чем Даае и занялась. Призрак отыскался в гостиной. Он сидел в кресле, спиной к девушке, и что-то искал с помощью странной штуки с названием «компьютер». Свет от экрана на мгновение показался Кристине слишком ярким. - Эрик, - впервые произнеся его имя вслух после этого сна, девушка почувствовала себя увереннее. - Да, - тот сразу же убрал устройство с колен на ближайший стул и обернулся к ней. - Что случилось? Ты почему не спишь? - Не хочется, - зябко поежившись, призналась Кристина. - Завтра ты будешь плохо чувствовать себя, если не выспишься, - предупредительно, тем не менее, освобождая ей кресло и ставя себе стул, высказался Эрик. - Знаю. Но я уже выспалась, правда, - она сделала умоляющие глаза, которые, наверное, совсем не нужны были, чтобы Призрак смирился с ее присутствием. – Ты искал какие-нибудь новости про Гартмана? - Нет, - повинился тот. – Читал про одного русского композитора. Его зовут Рахманинов. - Он писал оперы? – осведомилась девушка. - Он, скорее, был известен благодаря фортепианным пьесам. Но некоторые его вокальные произведения весьма... западают в душу, - задумчиво проговорил Эрик. – Ты права, надо поискать что-нибудь про Аарона. В конце концов, уже один день и почти одну ночь мошенник находился за решеткой. А вдруг он уже на свободе?.. Кристина примостилась на кресло, устроившись так, чтобы лучше видеть происходящее на экране, и затаила дыхание. Перед ее глазами страница сменялась страницей, пока, наконец, они с Призраком едва не столкнулись лбами. Но привлекшая их внимание надпись оказалась всего лишь новостью об опасной обстановке на улицах города в связи с происшествием на улице Риволи, и ничего более. Эту новость они уже слышали. - Надеюсь, Габриэль сможет разыскать нам какую-нибудь информацию, - разочарованно вздохнула Кристина. - Эй! Ты уже спишь, - нахмурилось находящееся совсем близко к ней расплывающееся лицо Эрика. И правда, она почти спит... Впечатления от невероятно реалистичного сна, отчего-то сквозившие безысходностью, порассеялись. Но уходить не хотелось. Совсем не хотелось покидать уютное кресло в гостиной, в котором она успела пригреться, да и... гораздо спокойнее ей было бы, проснись она сразу здесь, ощути парящее в воздухе присутствие своего бывшего, обескрыленного, Ангела. Как назло, в голову полезли мысли о странном сновидении, сбивая выровнявшееся дыхание. Вроде бы, с удивлением осознала она, все в этом сне было так, как ей и хотелось поначалу. Призрака Оперы вообще не существовало. Никто не мог потревожить ее покой, украсть безопасность ее существования. Но сама идея казалась странной и даже дикой: добрая половина ее жизни, по сути, была стерта подчистую. Ничего не было, что могло служить напоминанием о встречах с Ангелом. Ни единой зацепки. Даже удивительно, какое важное место, оказывается, Эрик занимал в ее жизни. Впервые, после этого глупого сна, она не побоялась это признать. Ну да, ведь он наравне с мадам Жири воспитывал ее, ограждал от сомнительных нравов остальных обитателей театра, и порой его вклад в ее судьбу даже был ощутимее, чем вклад приемной матери. Все, ну или почти все, зависело в ее жизни от него. По его воле она стала примадонной Опера Популер, сразу же завоевала сцену, на которую многие известные певицы годами пытались проторить свой путь. По его воле никто не обижал Даае, хотя она была замечательной жертвой – все сносила безропотно и словно окаменев от ужаса перед чем-то более сильным, чем она. Ничего по-настоящему страшного с ней так и не произошло за всю жизнь в Опере, хотя немало неприятностей происходило с другими. Порой такое даже доходило до смерти, как, например, у одной прима балерины. Подложили ей в пуанты толченого стекла, а она вышла в них на сцену. Как и полагалось по рангу, она танцевала через боль и кровь, а сразу после исполнения своей роли за кулисами упала в обморок. Спасти уже не успели: поговаривал театральный люд, что один из осколочков дошёл до сердца. Что ж... В том, что ничего подобного не произошло с ней, скорее всего, участвовал ее незримый хранитель. И, если подумать, то встреча с Раулем тоже была заслугой этого большого и сильного человека с его неуклюжей любовью. Ведь если бы в тот вечер она не исполнила роль Элиссы в «Ганнибале», виконт попросту не обратил бы на нее внимания. Кристина с удивлением и даже каким-то страхом, перемешанным с безысходностью, поняла: она сама ничего не смогла добиться. За нее сносили горе, разочарование, обиду, оставляя ей лишь самые сахарные стороны жизни. Это напоминало путь через высокие заросли крапивы, путь, по которому Эрик шел впереди нее, создавая ей безопасную дорогу к солнцу и славе. И это был тот самый Эрик, который сейчас сидел на расстоянии вытянутой руки, изредка щелкая кнопкой мыши или клавишами. Кристина вынырнула из полусна. Лицо у Призрака было сосредоточенным и неприступным, а из-за голубоватого освещения экрана казалось выточенным из льда. Девушка пошевелилась, вынуждая мужчину бросить на ее очертания сперва беглый взгляд, а затем долгий, осмысленный. - Я мешаю тебе спать, Кристина? Тебе неудобно. Давай, я провожу тебя в комнату. Даае нахмурилась и отрицательно покачала головой. Нет, она не считала нужным уходить. Ей хотелось... поговорить. Может быть, извиниться, а может быть, и обвинить. Она не представляла, к чему могут привести подобные разговоры, но и не волновалась на этот счет. - Послушай, - начала она, прочистив горло, - почему ты решил обо мне заботиться? Когда ты увидел меня в первый раз, у тебя разве не было мысли, что у меня – своя жизнь, у тебя – своя, и что я не нужна тебе?.. Сначала Призрак удивился такому вопросу, что, впрочем, вскоре переросло в кривую улыбку воспоминаниям: - Выбор, Кристина, есть всегда. Одно дело, если этот выбор ничего особенного для нас не значит, но совсем другое – когда он помогает доказать что-то важное самому себе. В тот вечер, когда я увидел тебя, могло не произойти ничего. Но я тогда сказал себе: «Все это время ты выбирал в пользу своего внутреннего монстра. Разве он один – твоя сущность? Разве нет доброй стороны?» Я сделал правильный выбор первый раз за всю жизнь, Кристина. Тот раз помог мне понять, что и я могу быть лучше. Он очнулся от пелены воспоминаний, его взгляд снова на мгновение задержался на бледном девичьем лице, а затем переметнулся к экрану и там застыл, словно непозволительно было смотреть на Кристину. - И разве ты потом ни разу не жалел о том, что за выбор ты сделал? - Ни разу, - с излишней твердостью сказал Призрак. – Ты могла бы не спрашивать. Даае набрала воздуха в легкие и призналась: - Сегодня во сне я вернулась в наше время. Даже на немного раньше, в тот день, когда давали «Ганнибала». И знаешь... Тебя там не было. Совсем не было. - Разве мое присутствие в снах имеет какое-то значение?.. – без особой охоты к разговору осведомился Эрик. Его лицо приобрело выражение замкнутости, словно он никого не хотел подпускать к себе. - Оказывается, оно имеет значение в моей нынешней жизни, - со вздохом признала Даае. – Все, что со мной ни происходило, происходило с какой-то долей твоего участия. Даже... Рауль. Думаешь, узнал ли бы он меня просто так, останься я хористкой? - То есть, во всех своих несчастьях я виноват сам, - не без яда промолвил Эрик. – И в твоих, значит, тоже. - Дело не в этом, - буркнула Кристина, видя, что Маэстро снова унесло не в ту степь, и что их разговор по душам вот-вот обернется очередной размолвкой. – А в том, что если бы тогда ты не обратился ко мне в часовне, то я была бы... как будто марионетка в коробке. Будто бы кукла, которую положили на чердак вместе с ненужными вещами и забыли о ней. Кристине было сложно это признавать. Ведь еще совсем, казалось бы, недавно она отстаивала свои права быть настоящей, отрицала, что является чьей-то игрушкой, а теперь... это так и было. - Я не волшебник, и я не умею оживлять кукол, - невпопад прозвучал ответ. – Единственное, что я могу делать – это водить этих кукол за ниточки. Эрик замолчал, и Кристина сама мысленно договорила за него: «... И так было с нами. Ты была моей куклой, и я водил тебя за ниточки». На глаза навернулись слезы обиды. - Я совершенно бесполезна, - проговорила девушка. – Я создана для того, чтобы мною управлял кто-то, кто сильнее меня. Сначала был папа, потом мадам Жири, потом ты... Да и Рауль. Что – Рауль? Знаешь, как появилось мое платье для маскарада?.. Мы просто пришли к его портному, и он с порога заявил, во что именно я буду одета на празднике. Он не поинтересовался, хочу ли я розовое платье. Да я вообще, считай, свою жизнь сама не жила! Мной все время управляли, управляли, крали у меня мою жизнь... Слезное объяснение превращалось в настоящую истерику, и пришлось искать утешения у молчаливо-изумленно созерцавшего эту сцену собеседника. Уже через миг она чувствовала, как ее сжимают в объятиях, чуть более крепких, чем требовалось, и гладят по голове. И она признала, что ей это было не то чтобы приятно, но значительно улучшило моральное состояние. И с этим чувством она примирилась. Эрик заговорил изменившимся голосом. - Ты не бесполезная, Кристина. Ты очень нужная... Мне. Я никогда не произносил этого прежде вслух, разве что тогда, на сцене... Едва не произнёс. Мое сердце будет вечно принадлежать тебе. Да, это было сердце – оно билось часто-часто, прямо у ее левого уха. - Я знаю, Эрик, я знаю, - Кристина выдавила улыбку, хотя ничего у нее внутри и не намекало на радость или облегчение. Сейчас, когда Призрак открыто признал свои чувства, стало еще сложнее. А ведь и правда, раньше он никогда этого не говорил... Не говорил, что любит. Но в любом его жесте это было заметно. С досадой, похожей на тупую боль, Даае перебирала все содержимое своего сознания и ни разу не встретила там даже намека на ответное чувство. Да, в целом сейчас она могла бы сказать, что стала лучше относиться к Эрику... Перестала бояться. Характер, конечно, у него бывает невыносимый, но время жизни с ним бок о бок научило ее быть терпимее. А правая половина лица уже воспринималась как неотъемлемая часть именно этого человека, даже не вызывая отвращения. Вот например сейчас он тоже без маски, и она спокойно принимает его объятия и даже обнимает в ответ. Просто по-дружески, по-человечески, так, как могла бы обнимать Мэг или мадам Жири. - Я мало того что не делала ничего стоящего сама, так еще и жизней много поломала. Эта фраза вылетела бездумно, но, видимо, правдиво, и Кристине, услышав самое себя, оставалось только захлопнуть открывшийся от удивления рот. - Ты? Поломала много жизней?.. Кристина, это самоуничижение не лезет ни в какие рамки. Ты не можешь сравнивать свои редкие проступки с, например, моими преступлениями. Ты что!.. Если когда-нибудь и назовут причину всего зла на земле, то, клянусь, твое имя точно не прозвучит. - Ну... а Карлотта? Ведь я ее место заняла, - неуверенно прошептала Кристина. - Карлотта? - Эрик вдруг отстранился и рассмеялся. – Прости, - повинился он, стирая выступившие от смеха слезы. – Но ты была куда более достойна этого места. А для нее и что-нибудь другое найдется, все-таки, известность все еще при ней. Я и не подозревал, что ты такая сердобольная! Карлотта, подумать только! Призрак посерьезнел и, взяв Даае за плечи, посмотрел ей в глаза. - Запомни, Кристина. Ты не бесполезна и жизнь никому не ломала. Ни твой выбор, ни твои способности не могут заставить тебя быть хуже. Что ты выберешь – это только твое дело. И чего ты добьешься – это тоже касается тебя и только тебя. Теперь ты поняла?.. Даае с готовностью закивала. - Да, Ангел, теперь мне легче. Спасибо. И в ленивом полусне, в который она вскоре впала, положив голову на подлокотник кресла и свернувшись клубком, слабое эхо внутреннего голоса вопрошало: когда расстояние между нею и Эриком успело настолько сократиться?.. * - Лин, я с твоего могу звякнуть?.. Недалеко и недолго, - попросил Габриэль. Знал, что Катлин не станет отказывать, а все равно нечестно было бы влезать в ее мобильник без разрешения. - Ну позвони. Только на зарядку поставь, он сдохнет скоро. Получив смартфон в розовом чехле в свое распоряжение, Морран быстро двумя пальцами натыкал номер и приложил трубку к уху. Длинные гудки, гнусавоватый голос на том конце провода: - Слушаю. - Здорово, - улыбнулся сам себе обрадованный Габриэль. – Как дела? - Звонишь, чтобы спросить о таких пустяках? – пытливо прогнусавили в ответ. – Вообще-то, ничего. - Да ты прав, я звоню по одному дельцу поважнее. Слушай, Жорж, как насчет того заключенного? Ну, ростовщика? - Погоди-ка, Бри, - Морран услышал, как Жорж зажал ладонью трубку, и тотчас из динамика послышался приглушенный отборный мат. Работка у Жоржа была не ахти, если учитывать, что он торчал в тюрьме почти день и ночь, будучи надсмотрщиком. Точно таких же замотанных, забитых, потерявших в жизни свет людей было еще с полсотни на этом безрадостном предприятии, и многие посещали заведения наподобие «A deux pas», захолустной питейной, где Жорж и Габриэль впервые встретились. Тогда был унылый, хотя и летний, день, и все произошло до смешного похоже на ночь знакомства с Эриком. Их тоже было двое – и у обоих несправедливо не удалась жизнь. Надо же было ей не удаться именно двадцатого июня! День Габриэля состоял, в общем-то, из таких мелких неприятностей, что было совестно говорить; но вместе они представляли крушительную силу, и пришлось глушить чувство несправедливости бытия рюмкой виски. Вот! Даже на вторую рюмку у Моррана тогда не хватило денег. Потерял случайно сотню евро. Ну чем не неприятность?! А напротив за барной стойкой стоял, как оказалось, еще менее счастливый человек. Жорж, мужик под два метра и с лысой головой, но говоривший удивительно гнусавым, простуженным голосом. Когда Габриэль услышал полупьяный сопливый рассказ о том, как невыносимо работать в тюрьме, ему ужасно захотелось ретироваться, пока не выяснилось, что его новый знакомый – мент. Ведь немало «хорошего» успел сотворить Морран за половину месяца жизни в Париже. Все гадости города он послушно впитывал. Особенно после побега от родителей. А буквально следующим предложением Жорж проинформировал, что этих самых ментов, которые заправляют всем и вся в тюрьмах, он ненавидит и сбежал бы со своей полезной закону работы хоть сейчас. И это при том, что у него самого даже было полицейское звание... Но на «хоть сейчас» духу, увы, не хватило, и теперь Жорж привычно прозябал на рабочем месте. С того самого лета, прошлого, то есть, Морран с ним не общался вообще, а сейчас вдруг вспомнил. И то не вспомнил бы, если бы не возникла необходимость проведать про дела в тюрьме. Повезло же: именно туда и упекли господина Гартмана, и с информацией Жорж мог бы преотлично помочь. - И в преисподней доберется, - напоследок проворчал мужчина таинственному адресату. – Повтори-ка, что за дело?.. - Я про Гартмана, новичка. - Гартман? Еврейчик плюгавый, да? Нос длинный еще такой. - Ну да, - нетерпеливо подтвердил Морран. – Как он? - Бредит. У него антикварные драгоценности нашли при задержании, и он с тех пор как невменяемый. Угрожает кому-то, носится по камере, его даже чуть не отлупили вчера за то, что другим спать мешал. Начальники поговаривают, прямая дорога ему в психушку. Он почти что буйный. «А Жорж конструктивный собеседник, - подумалось Габриэлю. – Может, чуточку и дурак, но кто из нас без порока». - И когда его хотят в больницу сплавить?.. - М... Завтра, а может, сегодня. Хрен их порядки разберешь. - Ясно. Спасибо... – Габриэль в растерянности застыл, не зная, что ему еще говорить, но ситуацию спасла вознегодовавшая Катлин. - Бри, чего ты там долго так? Я уже на стол накрыть успела и даже нарезала хлеб без тебя!.. - Прости, дружище, труба зовёт, - извинился Габриэль и, услышав на том конце провода понимающий смешок, повесил трубку. Дело было сделано. Естественно, если Аарон и вправду сошел с ума по отнятым серьгам, то сделать заключение о его недееспособности и невменяемости сумеет любой мало-мальски опытный психиатр. А из жёлтого дома хода назад уже не будет. Это вам не тюрьма, где еще есть возможность кого-то подкупить или сбежать. Даже обидно как-то, что психи, получается, опаснее для государства, чем преступники, раз их так охраняют. - Лин, мне снова надо отлучиться, проверить, как там дела в подземельях, - предупредил Морран, входя в кухню. - Бри, я скоро обижаться начну, - нахмурилась Катлин. – Что там у вас за перипетии? Ты совсем обо мне забыл! - Всего одно важное дельце. Очень быстро. Клянусь тебе, детка, - он запечатлел поцелуй на щеке девушки. - Даже не позавтракаешь? Глядя, как исчезает из глаз Хьюз последняя надежда, Габриэль сдался: - Позавтракаю, пожалуй. - Тогда садись. * А Жоффруа не успокоился. Он отнюдь не был спокоен, он был готов взорвать театр, чтобы найти злосчастного преступника. Поэтому у него сделалось жуткое настроение, когда мсье Рене и капитан полиции с облегчением сообщили о том, что никого так и не нашли. Ну какое, скажите, какое облегчение тут может быть, когда в Опере творится чертовщина, и никто даже не думает чесаться по этому поводу?! Целый день чертового семнадцатого марта (и за какие шиши это дурацкое время вообще назвали многообещающим именем «весна»?) шеф-повар кричал на своих подчиненных, ругал администрацию на чем свет стоит и даже швырнул в стенку соусницу. Как, ну как ему выследить вора?! Тем более, с удивлением отметил он и даже на секунду приостановил ругань, уже несколько дней этот нарушитель спокойствия в буфет не являлся. То ли решил затаиться? Ну, ничего, если он в таких количествах крал пищу, то ему, очевидно, нечего есть. А если нечего есть, то долго без провизии он не протянет. И явится, готовенький, в цепкие руки Жоффруа... Что же задумал шеф-повар? Ждать до появления воришки было разумно, но ведь – не хотелось!.. И Жоффруа придумал вот что. Если вор боится чужих, то есть, полицейских, то ничего подозрительного не увидит в своих, то есть, рабочих. Да, обыкновенных рабочих сцены! Самых молодых и одухотворенных, еще знающих цену деньгам. А для пущей уверенности шеф решил прихватить на операцию любителя приключений Лармона, хотя тот и вынужден был подчиняться приказам капитана полиции. Естественно, Лармону предполагалось быть переодетым и чуточку загримированным. Ну, ничего. Приказы капитана можно обойти. А брать вора под арест можно и не сейчас – главное убедиться в том, что таинственный злодей существует. Просто сходить на разведку, а потом ткнуть полицию носом в очевидные вещи... Что могло быть приятнее в сложившейся ситуации, где бедняга Жоффруа фактически остался в дураках?! Лицо шеф-повара нахмурилось, и он приготовился накричать на прошмыгнувшего на свое рабочее место Марселя, но при мысли о предстоящей экспедиции в недра Оперы его глаза посветлели, и ругаться он передумал. Ему еще понадобятся силы сегодня. ...И концу дня он был чрезвычайно рад. Отпустив всех даже немного раньше обычного, Жоффруа отправился в условленное место встречи. Там его должны были уже ждать, а точнее... Там просто каждый вечер собирались рабочие сцены. На перекур. Пили вино, галдели, хохотали, пугали пробегавших мимо балерин. Туда-то и надо было Жоффруа. Мысленно выбрав свою жертву – совсем юного рабочего в красном комбинезоне – шеф-повар устремился к собравшейся компании. При виде его смех поутих, и с десяток масляных от алкоголя глаз уставились на пришельца. Жестом Жоффруа поманил примеченного рабочего к себе, и тот, предупредив, чтобы анекдот не рассказывали без него, вальяжно подошел к повару. - Чего вам? В буфете за такое с собой обращение он давно бы убил любого, но в том-то и была проблема, что находились они не в буфете. И пришлось принимать новые правила игры, как бы обидно ни было делать это. - Послушай-ка, у меня есть для тебя хорошая новость. Хочешь сотню евро? Рабочий подумал и кивнул. - Тогда собери мне еще троих своих друзей. От вас требуется спуститься в подвал. Я, конечно, иду с вами. - Слышьте, че, - во всю глотку возгласил юноша, обернувшись к своим соратникам, - этот конченый зачем-то собрался в подвалы! Не, мне ваши сотни на хрен не сдались, я в подвал не полезу. Последние слова рабочего потонули в поднявшемся веселье и хохоте. - Не хотите – как хотите, - обиделся шеф-повар и, развернувшись, широким шагом пошел обратно. Ему предстояло отыскать Лармона. За все время, пока молодой полицейский находился на своем посту в буфете, Жоффруа успел заметить в нем тягу к приключениям. А так как для видимости Лармон посменно с приятелем находился на посту у буфета, найти его не составило труда. Возможное согласие полицейского на экспедицию в подвалы Жоффруа мотивировал наивно и просто: экспедиция, уж несомненно, гораздо интереснее, чем стоять у буфета, зевая и борясь со сном. Белокурый лениво от накатывавшей дремоты повернул голову в сторону обращавшегося. - Послушайте, Лармон, чрезвычайно важное дело, - затараторил Жоффруа, - вы любите приключения? У служителя закона отвисла челюсть, а повар продолжал: - Вам ведь не составит труда составить мне компанию... тьфу ты, - от нервного напряжения язык у шеф-повара начал почему-то выдавать немыслимые предложения. – Пройти со мной в подвал театра? Мне понадобится помощь, так как я собираюсь отыскать вора самолично!.. На слове «самолично» шеф так близко поднес указательный палец к носу Лармона, что тот даже отпрянул. - Простите, я при исполнении, - коротко отказался он. - Но поймите, вы единственный, кто может оказать мне эту услугу!.. Это чрезвычайно важно для театра. - Понимаю. Но мне отдан приказ стоять здесь, - отозвался упрямый полицейский. - Но это ненадолго! Попросите вашего приятеля проследить за буфетом, не облезет, - недовольно косясь в сторону дремлющего офицера, прошипел Жоффруа. – Ну же, иначе на вашей же совести будут все мои неудобства!.. Я никому не скажу, и ваш капитан не узнает. - Ну, если только ненадолго... – замялся Лармон. У него не было в глазах желания спускаться в подвал Оперы, но тем не менее, если бы старик Жоффруа погиб там, это, вероятно, действительно осталось бы на его совести. Вздохнув, Лармон пихнул в бок сонного офицера и последовал за шеф-поваром, ведшим в сторону костюмерных. * Бог знает, что понесло Эрика этим вечером проверить подвалы. Ему было неспокойно, и он даже взял с собой удавку, опасаясь, что его подозрения окажутся правдой. Был уже очень поздний вечер, Кристина спала, а Призрака мучила бессонница... И в подвалах не были включены ловушки. Набросив свой плащ, он выскользнул в коридор и затаил дыхание, слушая мерный стук капель где-то неподалеку. И вдруг у него екнуло сердце. Потому что это были не капли, это были чьи-то шаги. - Мсье, может быть, мы вернемся? Вы обещали, что это недолго, - взывал к чьему-то благоразумию звонкий мужской голос. - Недолго, недолго!.. Да мы почти у цели, я не стану сдаваться, Лармон! – раздраженно отвечал второй человек. Что они тут делают?! Ну конечно. Как Эрик, Призрак Оперы, мог забыть о такой важной вещи?! Их ведь собирались найти. К черту! Уже нашли!.. И идут арестовывать. И почти дошли. Им чудовищно повезло. Эрик затаился в проходе, впечатавшись в стенку, пока мимо прошли двое: невысокий полноватый господин и его молодой белокурый спутник. У них был ослепительно-белый фонарь, напоминавший по форме небольшую трубку или цилиндр. Глаза Призрака на миг перестали различать окружающее пространство. Ему ничего не оставалось, кроме как попытаться узнать, что же именно нужно пришельцам, и выманить их каким-то образом наверх. - Он где-то рядом, - как собака-ищейка, рычал господин. В нем Эрик с удивлением признал шеф-повара, Жоффруа. – Этот вор не уйдет от меня, о да! Я ему устрою, я ему покажу, где раки зимуют. - Давайте вернемся, мсье Жоффруа, - настойчиво попросил молодой человек. – Вам не кажется, что мы ходим кругами?! - Ах, Лармон, я так и знал, что вы трус, - брезгливо ответил повар. – Я мог бы пойти один!.. «Что ж, вы почти у цели», - мотнул головой Эрик. Специально шаркнул подошвой ботинка по камню и шмыгнул в следующий проход. Сперва повисло напряженное молчание, даже прервав кого-то из пришедших на полуслове, а потом раздался почти визг Жоффруа: - Это он! Вот он! Держи! Я нашел его!.. Оба метнулись в проход, где стоял Призрак, но тот уже скрылся за поворотом, оставив незваным гостям лишь шелест собственного плаща. - О, черт, он собирается сбежать, - в азарте воскликнул шеф, довольно проворно для своего возраста и сложения передвигаясь по лабиринту. – Дай-ка фонарь! И снова игра осталась за Эриком: подпустив мужчин совсем близко, он скользнул за колонну, оттуда – в разветвляющийся коридор. Он пытался сделать свои шаги чуть более слышными, чем всегда. Жоффруа орал не переставая. Он то угрожал, то ругал Лармона, то последними словами поносил вора, то вдруг начинал комментировать свои действия. За все время погони Призрак раз пять слышал «Дай фонарь!» и «Возьми фонарь!». Это становилось уже невыносимо. Он даже обрадовался, когда вдали завидел знакомый коридор, ведущий прямо к костюмерным. - Смотрите, мсье Жоффруа, что я говорил вам, - недовольным тоном промолвил Лармон. – Мы ходим кругами! Видите, это тот самый коридор, откуда мы и начинали. Остается только одно, и самое благоразумное: вернуться! - О, нет, нет и нет!.. – заверещал шеф-повар, грозя кулаком сгустившейся в лабиринте тьме. – Я еще отыщу тебя, расхититель театральных ценностей! Тебе от меня живым не уйти! Но Лармон уже не слушал угроз и причитаний и волочил Жоффруа наружу, как скулящего от нетерпения пса, взявшего след жертвы и желающего только одного – поскорее с нею расправиться. Эрик подождал еще немного в гулкой тишине подвалов, и когда последние отзвуки шагов, наконец, затихли, он повернул назад. Одно было ясно точно: до них добрались, и настырный повар знает, что в подвале кто-то есть, а значит, нужно уходить. Во второй раз за его жизнь полюбившийся подвал придется оставить.