Хроники времени

Утром следующего дня Кристина проснулась разбитой. В зеркале она выглядела сносно, но вот внутри... Наверное, еще хуже, чем вчера. Если бы гордость не помешала Крис высказать Эрику свое настоящее мнение о ситуации, то он, возможно, пересмотрел бы свое решение. Но, видит Бог, по-другому она просто не могла позволить себе поступить. Она что, ревнивая дурочка-балерина?.. О, нет – она бывшая и будущая прима Оперы. Как бы там ни было, она получит место солистки в театре. Даже если Эрик не придет на прослушивание. Теперь получить работу в театре стало для Кристины буквально вопросом жизни и смерти. С раннего утра она готовилась к прослушиванию. Стоящего платья для выступления у нее не было, и пришлось выбрать просто самое приличное - темно-синего цвета с черными кружевными вставками на рукавах. Кристина была даже рада, что не станет свидетелем разговоров и занятия Эрика с Мией. Она будет покорять сцену своей мечты, а в данный момент ей больше ничего не нужно. А осмысливать все остальное она будет завтра. Перед самым выходом, приведя свой голос с помощью распевок в идеальное состояние, Крис присела на тумбочку под вешалкой у входа. - Господи, помоги мне... Папа, помоги мне. Ангел Музыки сегодня не сможет мне помочь. Поэтому я прошу об этом вас. Аминь. И все равно, даже если раньше Оперу Даае считала своим домом, теперь девушку охватывала все более сильная дрожь по мере приближения к театру. У входа она даже вынуждена была остановиться, потому что вдруг подогнулись коленки, и не окажись рядом перил, Крис упала бы. - Здравствуйте, - вдруг сказали над самым ее ухом. – Вы на прослушивание? Она обернулась. С ней говорил мужчина, возраст которого едва ли превышал возраст Эрика. Щеголеватый серый костюм, зачесанные набок темно-русые волосы. - Мне сказали проводить вас, а то знаете, у нас здесь лютуют контролеры. Они вас просто так не пропустят. Жерар Лавуа, - представился человек. – Я солист театра. Крис показалось странным, что она удостоена чести быть провожаемой солистом Оперы, но кто знает, может быть, здесь так нужно... - Очень приятно, - дежурно улыбнулась она, - Кристина Даае. - Какая необычная фамилия! Надеюсь, она скоро заблистает на афишах, - с улыбкой заключил Жерар. Его улыбка была такой открытой и искренней, что Крис стало стыдно за свою скупую ухмылочку. - Вы мне льстите, - ответила она ему. - Почему это льщу? Впрочем, даже если это и так, то вы заслуживаете этих слов. - С чего вы так решили? - Мне подсказывает мое профессиональное чутье. Кристина не стала возражать, узрев в господине Лавуа обыкновенного дамского угодника, с которым вести кокетливые диалоги просто опасно. - Знаете, мадам Даае... - Мадемуазель. - О. Знаете, мадемуазель Даае, я должен вам поведать одну вещь. На самом деле меня никто не собирался за вами посылать... – мужчина выдержал интригующую паузу, и Крис насторожилась, потому что сейчас они шли по извилистым и почти безлюдным коридорам. - ... Лишь услышав, что вы здесь, я сам вызвался за вами спуститься. Я чувствовал, что я просто обязан увидеть вас первым! И готов поклясться, что увидел самое настоящее чудо неземной красоты. - Прекратите, - холодно оборвала его речь девушка. - Прошу прощения за свои слова. Кстати, мы пришли. Это ваша гримерная, будьте готовы, на прослушивании вы третьим номером. Вам помочь распеться? - Да нет уж, спасибо, справлюсь, - Кристина тактично и в то же время настойчиво отняла руку, когда Жерар попытался пожать ее на прощание. Гримерная была маленькой, но вполне удобной. Казалось, совсем недавно здесь произвели ремонт. У стенки одиноко стояло фортепиано. Может быть, следовало согласиться на помощь Жерара в распевке? Пусть он и навязчивый, но зато не пришлось бы сейчас страдать от одиночества и волнения перед сценой. Лишь раз пробежавшись по гаммам, Кристина не стала ничего менять ни в одежде, ни в прическе и пошла к выходу за кулисы прямо так. К счастью или к сожалению, по пути на сцену ей никто не встретился. - Следующий! Мадемуазель... Даае, так? - Да, мсье, - Крис нарочно замедлила шаг, чтобы не выглядеть слишком молодо и суетливо. - Ваш возраст? - Мне двадцать, мсье. Режиссер, человек с проседью в светло-бежевом костюме, занимал сразу три кресла: на одном он сидел, а на два других сесть было уже невозможно, потому что он слишком вольготно раскинул руки. - Что вы споете нам? - Ария Элиссы из «Ганнибала» Шалюмо. И ария Аминты из «Дон Жуана Торжествующего» Эрика Дестлера. Для нее нет нот, так что я исполню ее а капелла. - Дестлер... Никогда не слышал, - как-то недовольно пробурчал режиссер. Казалось, он был недоволен сразу всем происходящим. «Аминь», - успела подумать Кристина, прежде чем концертмейстер заиграл Элиссу. Эти две арии были бы для Эрика неожиданностью. Во время уроков «Ганнибала» Крис не жаловала, а к «Дон Жуану» не прикасалась вообще. И все равно хорошо их помнила. Уж слишком много событий с ними было связано. Ладно, раз он не пришел, то это его проблемы. Сейчас она будет петь для воображаемого Ангела Музыки, а не для настоящего. И то просто потому, что так не очень страшно. Потому что она привыкла петь для Ангела и всегда делала так в прошлой жизни, выступая на сцене. После арии Аминты в зале воцарилась тишина. Кристина лишь сейчас с удивлением заметила, что народу стало больше, чем она видела до выступления, и любопытные головы высовывались из всех видимых дверей. Тут были и рабочие сцены, и прачки, и костюмерши, и балерины, прогуливавшие в холле репетицию. В зале раздалось несколько робких хлопков, но никто не поддержал аплодировавшего, кто-то из рядом стоящих шикнул на него, и аплодисменты растворились где-то под куполом театра. Глаза всех присутствующих были направлены на развалившегося в креслах режиссера. Все они ожидали его реакции. Тот как-то презрительно и надменно ухмыльнулся и кивнул головой. А потом он встал с кресла и захлопал в ладоши. Тотчас же за ним подхватили аплодисменты все присутствующие. Весь этот шум, крики «Браво!» и вопли едва не оглушили Крис. Она едва сообразила, что нужно сделать реверанс. - Без ужимок, - недовольно произнес режиссер в микрофон. – Просто поклонитесь, чтобы я мог считать вас в самом деле бриллиантом. Кристина растерянно поклонилась. - Мы позвоним вам, - громыхнуло из громкоговорителей. – Ждите нашего звонка завтра утром. - Спасибо, - улыбнувшись, Кристина поспешила покинуть сцену. Унять дрожь, которая охватила ее после исполнения арий, уже было невозможно. Главное не давать повода думать, что она вымотана или устала. Настоящая прима не может знать, что такое усталость. У выхода за кулисы она сразу же узнала Лавуа. Он приветственно помахал ей рукой. - Ну вот, я был прозорлив, - с ослепительной улыбкой начал он. – Вы будете блистать на этой сцене, Кристина Даае! - Спасибо, что встретили меня здесь, но провожать не нужно, я здесь давно все знаю. Не заблужусь. Хотя головокружение началось так некстати, а дрожь и не собиралась проходить, Крис не хотела ничьего общества. Единственным ее желанием было вернуться поскорее домой и лечь спать. Уже подходя к дому, она заметила мелькающее вдалеке красное пальто и красный же берет, которые вчера весь вечер висели в прихожей на вешалке. Мия уходила домой. Что же, и отлично. Даае сможет поделиться с Эриком радостью своего триумфа... и рассказать, что же такого она спела, чтобы заслужить одобрение со стороны режиссера. Ей навстречу из кухни вышел Призрак. Он выглядел встревоженно и виновато. Кристине пришла мысль, что он, возможно, ждал ее у окна. Ее кольнула иголка жалости и стыда. Возможно, не стоит строить между ними такой высокий барьер, что она начала возводить? И правда, ведь Кристина сама оставила выбор за Эриком, он не был обязан сопровождать ее. Господи, какая же она глупая. - Пожалуйста, прости меня, что не пришел, - горячим полушепотом произнес он, взяв в свои ладони прохладные пальцы девушки. – Я должен был прийти... - Я не обиделась, Эрик, - соврала Крис, не отнимая у него рук. Даже когда Эрик позволил себе поцеловать ей пальцы, она стояла неподвижно и принимала эту ласку. - Ты говоришь неправду, - он нахмурился. – Кристина, ты ведь знаешь, что ложь, даже пусть и во имя какого-то эфемерного блага – то, что я не выношу. Лесть и ложь. Скажи правду, и это будет для меня бóльшим снисхождением, чем попытка заверить меня в том, что ты не обижена. - Я не обижена, Эрик... Мне просто было неприятно, что ты не присутствовал при важном этапе моей жизни. Я иногда забываю, что не только я существую для тебя в целом мире, что есть еще Габриэль, Катлин и... Мия. - Ты можешь их всех заменить, - возразил Призрак. – Ты могла бы быть моим миром... Если бы когда-то давно я сам сумел стать всем миром для тебя. Впрочем, это все просто философия. В то время, как он делал важные признания, Кристина все так же неподвижно стояла, и пальцы ее учителя начали расстегивать пуговицы на ее пальто, чтобы затем помочь ей снять его и повешать на крючок. - Знаешь, - сняв ботинки, Крис посмотрела снизу вверх в глаза Призраку, - ты говоришь такие слова... Что мне хочется понять тебя. Но пока я не в силах... Я не знаю, смогу ли когда-нибудь понять. - И не надо. Я ничего от тебя не требую. Пусть все остается так, как сейчас. Я не буду страдать. Вряд ли раньше я испытывал что-то хотя бы сродни тому, что испытываю сейчас. Я счастлив здесь. - Ты не хочешь вернуться? - А ты? Никто не ответил на заданный вопрос. Так же молча они последовали в кухню. - Я просто сомневаюсь, что вернуться возможно, - Эрик задумчиво потер подбородок. - Иногда мне тоже так начинает казаться. Знаешь, сейчас, после того, как мы всего два с половиной месяца находимся в двадцать первом веке, я начинаю забывать все, что было там... Я меньше и меньше об этом думаю. Это ужасно. В прозрачно-зеленых радужках напротив отражалось собственное Кристинино лицо с огромными от волнения глазами. - А вдруг однажды все прошлое совсем исчезнет из моей жизни?! – озвучила она худшее предположение. – Я этого не хочу... Никого не хочу забывать. Я уже не помню, каким голосом говорит мадам Жири!.. И их лица... даже во сне я вижу их расплывчато... - Ты никогда не забудешь их, - успокаивающе заговорил Эрик. – Ты не забудешь Антуанетту, потому что она воспитывала тебя, как собственную дочь. Ты не забудешь Маргарет, потому что она была твоим единственным другом. И виконта де Шаньи ты тоже никогда не забудешь. Потому что ты любишь его. Ты должна верить, что ты вернешься. И хотя я очень, очень не хочу этого, хотя этот век стал мне уже дорог, я буду рад, если ты снова обретешь то, что оставила там. - Не знаю, Эрик, я не знаю, - скорбно прошептала Даае, прижавшись лбом к груди своего учителя. – Спасибо. * В девять утра в квартире зазвонил новый стационарный телефон. Кристина еще спала. Видимо, вчера она настолько утомилась, что уснула прямо за ужином, и Эрику досталось хлопотное, но приятное дело отнести ее на кровать. Он сам взял трубку. - Я слушаю. - Скажите, могу я услышать мадемуазель Кристину Даае? - Смотря кто вы и зачем звоните. - Секретарь дирекции Оперы Гарнье. Видите ли, молодой человек, мой ответ тоже зависит от того, кто вы и кем приходитесь мадемуазель Даае, - со снисходительным смешком протараторили из трубки. - Эрик Дестлер. Я ее учитель, - скрипнув зубами, повиновался Призрак. - О! Постойте-ка... Вчера вечером она пела сочинение авторства некоего Дестлера. Так это вы, прошу прощения, написали музыку? - Не знаю, о чем вы, - поднял бровь Эрик. – Какое сочинение? - Хм... Арию из оперы с таким необычным названием... «Дон Жуан Торжествующий». Верно? У Эрика в голове заметались беспорядочные мысли. Она пела арию из его оперы? А может быть, фамилию и название просто перепутали? Или была какая-то другая девушка с именем Кристина Даае, и другой Дестлер... впрочем, это был совсем уже абсурд. - Ну, да, - в замешательстве ответил он. – Это моя опера. - О, - на том конце провода задохнулись. - Я знаю, возможно, я беру на себя слишком много, говоря такие слова, но я могу с уверенностью заявить, что весь театр был поражен вашей музыкой. Она прекрасна... я не знаю, есть ли еще слова, чтобы это описать. Эрик вслушивался в дребезжащий от избытка чувств голос, и его брови ползли все вверх и вверх. Он был крайне удивлен развитием событий, но то, что он слышал, не могло не приносить приятные ощущения. Постепенно волна восторга, катившаяся по проводу из здания Оперы, достигла самой сердцевины Эрикова существа. Вот оно, заслуженное признание... Его музыка, которую оценили. Музыка, которую превозносят и хотят слушать еще и еще. - Скажите, пожалуйста, - голос секретаря стал заискивающим. – Я мог бы от имени театра попросить вас об одолжении? Даже... если можно так выразиться, у нас к вам есть одно дело. Эрик молчал, разглядывая обои на стенах. - Предлагаю обсудить это лично, мсье Дестлер. Вы сможете подойти в дирекцию? - Возможно. - Ну... тогда осмелюсь спросить, когда вам было бы удобнее? - После трех, - машинально ответил Призрак. Его сердце пустилось вскачь. Неужели это то, о чем он думает? Неужели же он может стать композитором официально?! Невероятно. Невозможно поверить. Это похоже на самый настоящий сон, каких немало было за всю его жизнь. - Прекрасно. Будем считать, что договорились. И еще одна новость для вас, мсье Дестлер, надеюсь, хорошая. Мадемуазель Даае получила место солистки театра. - Да, это хорошая новость. Я передам ей. Непременно. Всего доброго. Эрик попросту не мог больше разговаривать, потому что сердце грозилось выскочить из груди. Вдруг сзади послышался шорох. Обернувшись, Эрик увидел, что Кристина уже проснулась и в нерешительности стоит в дверях собственной комнаты. - Кто нам звонил? - Это из Оперы, - со значением ответил Призрак. – Тебя приняли в штат солистов. - Это правда?! О Господи, - Кристина приложила к губам подушечки пальцев и рассмеялась. – Я так счастлива! - Спасибо, - Эрик подошел к ней, держа дистанцию всего в шаг, - ты кое-что сделала для меня. Вчера на прослушивании... что ты пела? - Я забыла сказать тебе вчера. Я пела арию Элиссы и арию Аминты. А в чем дело? - Дело в том, Кристина, что моя музыка... она им понравилась. Представляешь? Я не думал, что когда-нибудь со мной произойдет что-то такое. Это все ты. Спасибо, хотя этим словом и не описать мою благодарность тебе. - О Боже мой!.. Это ведь чудесно! Это просто невообразимо чудесно!.. И больше между двумя людьми в коридоре маленькой квартиры не осталось даже сантиметра. Кристина заключила учителя в порывистые объятия, которых тот никак не ждал и никоим образом не оказался к ним готов. Господи правый, как же с ней иногда сложно! Неужели эта невинная душа никак не поймет, сколь темные, греховные желания она способна вызывать? Если бы мог, Эрик бы оттолкнул Крис от себя. - Да, это чудесно, Кристина, - только и оставалось промямлить ему, поглаживая ее спину. Из-за нахлынувших чувств голос с трудом повиновался. - Давай пойдем к Габриэлю! Я хочу, чтобы он знал, - восторженным тоном продолжала Даае. - Если хочешь, то мы можем позвонить ему. * Эта неугомонная парочка, как всегда, звонила в самый интересный момент в жизни Катлин и Габриэля. Зарычав, Морран снова натянул джинсы и пошел к трезвонящему стационарнику. - Алло, - рявкнул он в трубку. - Алло, - отозвался удивленный таким фанатичным приветствием женский голос. – Габриэль? - О, Кристина, привет, - Морран почувствовал себя неловко и сменил тон на доброжелательный. - Что такое? - Привет, - тоже поздоровалась она. – Нам нужно кое-что вам всем сказать... - Я вас понял, - вздохнул Габриэль. – Будем ждать. Но не раньше одиннадцати, ясно вам? - О, хорошо, - кажется, смутившись его не самому вежливому обращению, согласилась Кристина. Но когда было Моррану думать о нормах вежливости, если он знал, что уже минуту его с нетерпением ждут в спальне!.. - Продолжим? – спросил он, вернувшись туда. - А ты как думаешь? – с томной улыбкой Катлин потянулась к нему. * - И ты назначил ему встречу? – изумленно поднял кустистые брови режиссер. - Да, Робер. - Ты с ума сошел?! – резко вскочив со стула, мсье Робер навис над своим секретарем, который, впрочем, был ему больше приятелем и советником. - О чем ты думал?! - О театре, мсье, - сразу переменил тон худощавый секретарь. – Это выгодный ход! - Черт возьми! О театре!.. А о моем положении ты не подумал?! Ты понимаешь, что для меня это значит конкуренцию?! Сложно это признавать, но сильнейшую конкуренцию!.. Ты не забывай, что я не только режиссер, но и композитор! Мои оперы должны здесь ставиться, ясно тебе?! Робер чувствовал себя так, словно только что его окунули с головой в сливной канал. Его друг, его секретарь, по случайности услышал голос того самого композитора, которого полюбил вчера за один вечер весь персонал в театре, и - надо же! – пригласил его сегодня после трех. С детства режиссер мечтал, что когда-нибудь его произведение поставят в Опере Гарнье. Он написал уже четыре оперы. Он старательно продвигал их одну за другой к постановке. Еще немного, и согласие директора он бы получил. Хотя бы «Рождение Венеры» было бы поставлено! А что теперь? Что, черт возьми, теперь?! Если бы этот Дестлер оказался композитором, жившим во времена Верди! Но не теперь же! В том, что контракт будет подписан, Робер не сомневался. А это значило крест на его карьере. А ну как этот новоприбывший еще опер насочиняет?! - В общем, так, Морис, - зло выдохнул режиссер, - ты сейчас же идешь обратно и звонишь этому Дестлеру. Скажешь, что по техническим причинам встречу придется отменить. Не обещай, что ему позвонят еще раз, понял? - Прости, Робер, - развел руками секретарь, - я уже получил согласие мсье Рене на этот звонок. - Ты мой секретарь или его, черт тебя побери?! – рявкнул Робер. – Делай, что говорят! - Сожалею, но я лишь секретарь, а не слуга, - с непробиваемым достоинством отвечал Морис. - Да я тебя уволить прикажу! – возопил режиссер, вцепившись обеими руками в волосы. - И снова сожалею, Робер. Уволить меня или нет, может решать только директор. - Ты мне друг или нет?! – трагическим голосом вопросил автор «Венеры». – Если друг, то прошу, сделай это для меня! Ты же знаешь, что для меня значит наличие конкурента! - Я тебе друг, и только поэтому пытаюсь тебя убедить, что невозможно обманом завладеть славой. Режиссер покраснел до корней волос от нахлынувшей ярости. - Вон! – заорал он, брызжа слюной. – Вон! Ко всем чертям отсюда!.. Секретарь скрылся от его праведного гнева за дверью в коридор. В звенящей тишине кабинета, где только что раздавался грозный крик Робера, эхом отдались его последние слова. * Вернувшись с работы домой, Эрик начал собираться в Оперу. И, надо сказать, никуда в жизни он еще так тщательно еще не собирался (первая встреча с Кристиной не в счет, конечно же). Он разыскал и выгладил лучший костюм, смахнув с него настоящие и воображаемые пылинки. Он даже бабочку где-то нашел. А вот с прической что-то не выходило. Мало того, что на правой половине головы у Призрака не было волос, так еще и их длина в последнее время обнаруживала плачевное сходство с волосами виконта де Шаньи. Мерзкое сравнение. Как бы ни уважал Эрик чувства Кристины, Рауль все же оставался на своем почетном месте в ранге крайне неприятных созданий. В конце концов, окончательно разозлившись на собственное отражение в зеркале, Призрак решил, что не станет портить такой важный день бесполезными волнениями. Хотя, что там говорить, волновался он все равно достаточно, чтобы держаться за перила, спускаясь на улицу. - Удачи, Ангел, - крикнула Даае ему вслед. И во дворе, оглянувшись на окна квартиры, Эрик увидел, что девушка машет ему рукой. Для них, вполне возможно, начиналась новая жизнь. Призрак перемен не любил, учитывая то, что все они в его прошлой жизни были обычно в худшую сторону, но и не боялся их. Порой даже то, что что-то становилось хуже, делало жизнь менее скучной и подбрасывало уму необходимую порцию задач, без которых Эрик в одиночестве наверняка бы просто зачах. Отказав себе в такси (не хотелось тревожить установившийся настрой), Призрак пошел в Оперу пешком. Да, дорога занимала больше часа, но ходьба его успокаивала, как будто заземляя все скопившееся волнение. Наконец Эрик предстал перед Оперой. Пожалуй, впервые он собирался в нее войти с парадного входа, игнорируя сеть потайных лазов и катакомб. Его охватило странное чувство благоговения. Возможно, сейчас это здание уже не несет в себе неповторимого и тонкого вкуса Шарля Гарнье, а скорее походит на гигантскую визитку, испещренную автографами разномастных архитекторов. Но даже теперь, фактически отстроенный заново после пожара и выглядящий по-другому, театр таит в себе такую мощь, такую энергию ушедших поколений своих обитателей, что невольно подгибаются коленки при виде его массивного силуэта. - Здравствуйте, - Призрак выжал из себя это слово, поскольку ему было не по себе от вида грозной женщины-билетерши. Казалось, попробуй он проскочить, не предъявив ей билет на постановку, она бы съела его живьем вместе с косточками и не поперхнулась. - Ну здравствуйте, здравствуйте, мсье, - в тон ему ответила женщина. – Вы куда? - Я в дирекцию. Позвольте, мадам. Он предпринял попытку отодвинуть билетершу в сторону. Та преградила ему путь, вытянув руки с растопыренными пальцами и расставив ноги. - Ага, много вас тут таких ходит, всем в дирекцию, а потом как не заглянешь, так уже в зале места занимают! – заупрямилась женщина. - Доложите тогда обо мне. Я Эрик Дестлер, композитор, и меня ждут в дирекции, мадам. Эрик говорил в пределах вежливости, но властно, стараясь показать, что имеет самые что ни есть серьезные намерения. Вдруг сбоку между двух людей, не желающих друг другу уступить, плавно вклинился невысокий худощавый человек с вежливой улыбкой. - Мадам, будьте спокойны, мсье со мной. Билетерша фыркнула и сказала вслед что-то невразумительное, когда ее с удивительной для такого небольшого по габаритам человека сноровкой заставили пропустить Эрика. - Собственно, мсье Дестлер, я тот, с кем вы говорили по телефону сегодня утром. Морис Пулен*, секретарь. Очень приятно, наконец, познакомиться с тем, кто написал такую ошеломляющую музыку. - Рад встрече, - сухо ответил Призрак, надеясь, что волнение в его голосе останется незамеченным. - Пойдемте, мсье Дестлер, я покажу вам, где гардероб, а потом мы поднимемся наверх. Вас уже ждут. Было так странно следовать за кем-то, зная прекрасно каждый вход и выход в театре. Мужчины вошли в кабинет, где все, что было – это дорогая мебель цвета светлое дерево. Лишь потом угадывались сидящие в темных креслах люди. Правда, один из этих людей все-таки прекрасно был заметен на темно-коричневом фоне кресла, поскольку носил светло-бежевый костюм. - Добрый день, - в полной тишине поздоровался Эрик. Глаза мужчин в креслах непроизвольно осматривали его, и где-то далеко в подсознании шевельнулся забытый страх этих прилипчивых, любопытных взглядов. Словно они оценивали, стоит ли он того, или можно сейчас же разойтись и забыть о нем навсегда. Господин в бежевом нервно теребил платок в нагрудном кармане пиджака. Кажется, именно он был директором Оперы. Почти все, что требуется для управляющего таким огромным зданием: властный, непримиримый взгляд, величественная поза, соответствующий наклон головы, благородная седина на висках. - Добрый день, господин Дестлер. Очень рад увидеть вас, - послышался четкий, но мягкий голос из кресла в противоположном углу. Эрик обратил взгляд туда и увидел обыкновенного, ничем не примечательного господина, который к нему обращался. - Я – директор этого театра, Рене, - представился господин по фамилии. Ситуацией Эрик был слегка озадачен. Кто же тогда был в бежевом? - Присаживайтесь, прошу вас. Директор указал на свободное кресло. Призрак опустился на мягкое сиденье, и на насколько секунд все словно застыли. Все, за исключением бежевого господина, все так же теребившего свой носовой платок. Создавалось впечатление, что он тут был на особых правах и не всегда был обязан подчиняться принятым в театре нормам. - Значит, именно вы написали ту музыку? Если я не ошибаюсь, то «Торжествующий Дон Жуан». - Да, - бесстрастно ответил Эрик. Он в который раз поймал на себе взгляд бежевого, и ему показалось (а может, и нет), что взгляд этот был враждебным. - Ну что ж, - Рене оглядел своих подчиненных, - позвольте выразить вам свое восхищение. Впервые наш театр слышит что-то подобное. Это невероятно. «Не впервые», - подумал Призрак. - Благодарю, - сказал он вслух. - Скажите, мсье Дестлер, - тщательно обдумывая и смакуя каждую фразу, директор перешел к сливкам сегодняшней встречи. – Партитура «Дон Жуана Торжествующего» издана? - Нет. - Хм, то есть, она в рукописном варианте... – задумался Рене. - Прошу прощения, но нет. Она здесь, - Эрик поднял руку к голове. - Вот как? Это интересно, - брови директора взлетели вверх. – То есть, у вас есть лишь экземпляры некоторых арий, и одну из них, подлинный шедевр, вы разучили со своей ученицей, мадемуазель Кристиной Даае? - Мадемуазель Кристина Даае учила мою оперу полностью и до сих пор знает ее. Но оба рукописных варианта давно сгорели. - Сгорели? – еще больше озадачился Рене. – Простите, но вы говорите о такой потере и так спокойно! - Все просто. Я помню свою оперу наизусть до самой последней ноты, до самого крохотного крещендо или диминуэндо, господа. Директор сорвался в восторженные аплодисменты. За ним подхватили и остальные, и лишь тот, кого Эрик поначалу принял за директора Оперы, просто сидел и смотрел, ни на секунду не отрывая от Призрака взгляд. - Брависсимо, я просто поражен!.. – воскликнул мсье Рене. – Скажите, пожалуйста, вы можете сделать еще одну рукопись? - Чисто теоретически могу. Но не вижу смысла. - Послушайте, мсье Дестлер, - речь директора стала доверительной. – Здесь нет ни одного человека, от которого я что-либо скрываю по части работы. Поэтому я осмелюсь предложить вам одну вещь. Как насчет... триста тысяч евро? Эрик молчал. - Возможно, вас устроит пятьсот? – подсказал директор. - Если вы действительно хотите поставить мою оперу, то у меня есть несколько условий. Нервный господин в бежевом не выдержал и вскочил с кресла. - Это возмутительно, - громыхнул он. – Вам предоставляют самую выгодную позицию и огромные деньги, а вы осмеливаетесь ставить свои условия?! - Робер, умоляю вас, не выходите за рамки, - остудил его пыл Рене. – Я готов выслушать ваши условия, - сказал он уже Эрику. Тот дождался тишины и без зазрения совести начал перечислять: - Во-первых, я должен сам делать постановку. Во-вторых, главная женская роль должна быть отдана мадемуазель Даае. В-третьих, главную мужскую роль я спою сам. - О! Так вы еще и певец? – изумился директор. – Ваш голос? - Мой диапазон – диапазон баритона и тенора, и партию я писал под себя. Казалось, еще немного, и директор постигнет суть божественного экстаза. - О! О! Я могу поздравить вас, господа, потому что перед собой вы видите настоящий бриллиант!.. - Так что насчет моих условий? – спокойно отреагировав на слова Рене, спросил Эрик. – Вы согласны на них? - Бесспорно! Шестьсот тысяч евро. Готовьте контракт. В кабинете началось радостное перешептывание, и Эрик испытал прилив невероятных по силе эмоций. Ждал ли он, что когда-нибудь в своей жизни будет признан? Ждал ли, что его талант оценят, не обращая внимания на его уродство?! Да никогда. Он просто не верил, что это возможно. Оказалось, что это так. Склонившись над контрактом и старательно перечитывая его условия, Призрак снова поймал себя на мысли, что Робер смотрит на него. Взяв в руку шариковую ручку в серебряной оправе (благо, к ручкам он успел привыкнуть), Эрик широким росчерком поставил свою подпись внизу страницы. Все-таки, запрос «написание двух постановок в год» не был чем-то заоблачным для него. - Такси ждет вас на стоянке, - пообещал секретарь, тот самый, который провожал Призрака сюда. Не имея больше причин оставаться в кабинете директора, Эрик покинул его, тактично отказавшись от сопровождения Пулена, и спустился к выходу. Перед его глазами все еще стоял враждебный взгляд Робера. Хотелось верить, что в первый же день Призрак не успел нажить себе врага. --- *Значение фамилии (от франц. Poulain): 1)жеребенок; 2)новичок.