Хроники времени

На счастье Призрака, в коридоре не оказалось никого, и его тайный ход так и остался тайным. Он совершенно не думал о том, что его могут заметить, уличить, заподозрить. И так же, не думая и не помня ни о чем, Эрик взлетел по скрипучей винтовой лестнице на чердак, выбил плечом низкую и узкую дверь и оказался на крыше. Уже здесь, схватившись одной рукой за статую, Призрак свесился за каменное ограждение и расхохотался, как больной на всю голову, захлебываясь собственным смехом. Он смеялся долго и громко, как будто последний раз в жизни... Впрочем, кажется, именно последним он и был. Что он чувствовал? Обиду. Боль. Разочарование. И - как ни странно - все еще любовь. Пусть Кристина растопчет его, пусть задушит, пусть вонзит ему в грудь тысячу блестящих персидских кинжалов... Любовь она задушить не сможет. Любовь будет преследовать ее до конца жизни, даже если Эрика в живых уже не будет. Он и сам не заметил, как его ноги ослабли, и он оказался сидящим на холодном железе крыши. Перед глазами плыло, как будто в невыносимую жару, а может быть, виной всему были горячие капли, бесконтрольно стекающие по щекам и собирающиеся в одну большую, на подбородке, дабы упасть вниз. Кристина... Никакие слова не могли объяснить, описать или оправдать этот поступок. Он не видел ее с того момента, как ушел провожать Мию. Крис не пришла в больницу, хотя вряд ли оставалась в неведении насчет его состояния. Она не ждала его в квартире, предпочетши сбежать в дортуар - и, как Эрик теперь догадывался, всем этим необъяснимым действиям была своя причина. И причиной этой являлся Жерар Лавуа, новый соперник, напоминающий Рауля. Только на этого сил уже не хватит. Неужели же придется дать ей шанс уйти снова? Лишь недавно в душе Призрака родилась юная надежда на собственное счастье в будущем, а сейчас ее просто разодрали в клочки, не посмотрев на то, что она была единственным, что Эрик имел. Может, лучше было и вовсе не ходить за ними, не устраивать себе психологический марафон? А то теперь картинка их любви никуда из головы не денется, а так и будет медленно и верно добивать. Призрак попытался вызвать в голове лицо Жерара, вполне обычное, если он не пытался понравиться, и враз становящееся необыкновенно привлекательным словно бы изнутри, когда его целью было завоевать чью-то симпатию. Эрик настроился на привычный поток ненависти, который обычно появлялся в том времени при воспоминании о Рауле, но - странное дело - ничего такого не почувствовал. Усталость, разочарование, безразличие - возможно, но не ненависть. Может быть, это было потому, что он заранее предполагал такой исход?.. Ну, и правда: как еще могла завершиться их с Кристиной история? В мужья она, что ли, взяла бы его? К черту. Конечно, это все с самого начала было чепухой. Но какой красивой чепухой!.. В нее хотелось верить. И вот до чего эта вера довела. Спустя минут десять, а может быть, час, а может, и целый день, Призрак пришел в себя и тяжело поднялся на ноги. Куда он должен пойти? Что и кому сказать?.. Уже не столь важно. Вдруг вспомнилось, как Пулен в коридоре передал записку, и Эрик бессознательно полез во внутренний карман пиджака. Развернул и прочел он ее, скорее, для проформы. Ну и правда, что такого важного могло содержаться в словах «Робер готовит что-то страшное, будьте начеку»?.. Страшное? Да куда уж страшнее, в самом-то деле. Записка обрела новую жизнь в качестве измятого квадратного аэропланчика, спускающегося с крыши Оперы на головы парижанам. А Призрак молча отвернулся от города и спустился на чердак, плотно закрыв дверь за собой. Нужно было вернуться. Нет, не в театр. По крайней мере, сегодня он там просто не сможет находиться. Домой. Нужно идти домой. А там, среди вещей, впопыхах прихваченных из подвала, есть бурбон. Немного, на самом донышке, но еще осталось. И хватит, чтобы хоть немного прийти в чувство. Удивительно, но именно в эти горькие минуты, когда никого не хотелось видеть, Эрику остро не хватало Габриэля. Мальчишка бы не полез за словом в карман, сразу присоветовал бы что-нибудь дельное... Жаль, что он уехал. Придется действовать самостоятельно, если такой вариант вообще возможен. Старая, как сам дьявол, сущность Призрака Оперы в душе мужчины хотела броситься в атаку, разорвать, уничтожить, присвоить. Но самым смешным и одновременно грустным было то, что эта сущность больше не находилась в одиночестве. За время, пока Эрик любил и лелеял эту любовь, в его сердце возрос и другой человек - благородный, способный на героические поступки. И в данный момент этот человек не давал Призраку взять верх. Он предлагал дать Кристине право любить того, кого она сама пожелает. Возможно, ждать ее. Возможно, множество раз быть жилеткой для ее слез. Он на все был готов, только бы она приходила, только бы не отвернулась от него... Он ее любил. Как же он ее любил. Эрик не стал даже разуваться, а прямо так, в чем был, пошел искать бурбон. Но стоило ему взять в руки стеклянную бутылку, как по спине пробежал холодок от внезапного понимания: а вдруг он просто перестал ценить то время, пока Кристина была рядом?.. Вдруг это специально устроено высшими силами, чтобы он понял, что мог бы относиться к ней внимательнее?.. «Что имеем, не храним, потерявши, плачем»... Библия бывает так пронзительно права. Крепкая жидкость, на мгновение показавшаяся Эрику кипятком, сейчас же обожгла горло. Ему вздумалось сказать себе самому какой-нибудь тост, такой же горький, как и все вокруг, но он не нашел слов. Казалось, подходящих слов для описания его состояния все еще не придумано... Да и ну их. Шатаясь, скорее, от душевного напряжения, а не от выпивки, Призрак добрался до кухни, тяжело опустился на стул и поставил рядом на пол пустую бутылку. Справа послышалось недовольное мяуканье, как будто Айеша осуждала хозяина за слабость, которой он подвергся. Кошка еще повела носом около разверстого горла бутылки и отшатнулась, сморщившись. Потом бросила на Эрика внимательный взгляд, уже полный какого-то совсем не животного сочувствия, потерлась о его ногу и вспрыгнула на колени. - Только ты и останешься со мной, - зарываясь пальцами в теплую мягкую шерсть, прошептал Призрак. - Никто, кроме тебя. * Утром Мия не могла найти себе места. Ей было настолько волнительно, насколько еще никогда не было за время ее встреч с Эриком. Что-то должно было произойти, и это что-то должно было непременно быть хорошим... ну, или плохим. - Что такая задумчивая? - Лин вручила девушке кружку с кофе и сунула в рот свежеиспеченное печенье. - Как дела с экзаменами? Готовишься?.. - Да, я уже готова, - Мия не горела желанием продолжать бессмысленный диалог с девушкой своего брата, но ничем другим все равно занять себя не могла. - М, - потянула Катлин и тут же сделала ехидное лицо: - А чего тогда к Эрику ходишь?.. - Закрепляю материал, - не сразу нашлась Мия и покраснела. - Ага, - неопределенно отозвалась Лин, и для мадемуазель Морран так и осталось тайной, что она собралась этим сказать. Во всяком случае, ненапряженная болтовня о пустяках помогла хоть как-то успокоить нервы. Мия поблагодарила Катлин за кофе и завтрак и пошла собираться, рассчитывая успеть прогуляться пешком, чтобы уж совсем прийти в себя. Со времени, как она приехала в Париж, многое в ней изменилось, она чувствовала это. И виновником этих изменений был скорее Эрик, чем город. Мия все еще краснела, если думала о нем, но уже не отрицала в диалогах с самой собой, что старается быть красивее именно для него. Она даже обзавелась очень красивой светло-желтой блузкой с золотым узором из вензельков, хотя обычно не носила никакого цвета, кроме белого и черного. Да и не только одежда - пожалуй, сама жизнь стала более красочной. Крохотный мирок Мии безвозвратно переменился. Чем ближе девушка подходила к дому мсье Дестлера, тем сильнее сжимали ее птичье сердечко тиски волнения. Уже у самого крыльца Мии внезапно стало совсем не по себе, и она на подсознательном уровне поняла: что-то случилось. Она не могла точно сказать, как ей удалось за считанные секунды преодолеть расстояние до верхнего этажа, потому что помнила только то, как изо всех сил стучалась в квартиру обеими руками, уже наверняка зная, что никто к двери не подойдет. - Эрик! Эрик! Она чуть не упала через порог, когда дверь совершенно неожиданно открылась, и в проеме показалась знакомая мужская фигура. - Что случилось? - вовремя ухватив ее за плечи, спросил Дестлер. - Мия! Он встряхнул ее с целью привести в чувство, и девушка внезапно осознала, что ошиблась. Но как это было возможно?! Она же точно знала, что что-то произошло, и непременно что-то плохое!.. - Так у тебя... все в порядке? - прошептала она, все еще не до конца веря в происходящее. - В полнейшем, - твердо заверил Эрик, и даже слишком твердо - от металла в его голосе веяло жестоким сарказмом. - О... прости, - Мия в растерянности собрала рукой пряди волос с одной стороны и заправила их за ухо. - Я, кажется, ошиблась. - Не знаю, о чем ты говоришь, - Эрик отпустил ее плечи и устало добавил: - Проходи. На свету, в кухне, Эрик выглядел более изможденным, чем в коридоре. Мия настороженно вгляделась в его лицо, повернутое к ней в профиль левой стороной. В очередной раз сердце грозило разорвать ей горло, когда она рассматривала черты лица, уже ставшие родными и близкими за такое короткое время знакомства. Только, казалось, своей причудливой красоты Эрик не понимал и даже ненавидел ее. - Что? - заметив, что Мия на него смотрит, Дестлер обернулся. - Эрик, когда ты спал в последний раз? - вместо ответа спросила девушка. Ее взор теперь совершенно ясно различал темные круги под глазами, осунувшиеся и похудевшие щеки, какой-то больной взгляд. - Дай-ка подумать... И он действительно приготовился серьезно задуматься. Но Мия ему этого сделать не дала. - Эрик!.. Что случилось? Почему ты в таком состоянии? Ты перестал беречь себя, я вижу, что что-то происходит! - К несчастью или счастью, но это дело только мое, - довольно резко оборвал девушку мужчина. - Пожалуйста, Эрик, - Мия взялась за тяжелую артиллерию. Каким-то шестым чувством она понимала, что ее репетитор не переносит женских слез, и потому приготовилась заплакать. - Довольно, - он решительно встал из-за стола. - Допивай чай и приходи в мою комнату. А уж там мы будем говорить только по делу. И он оставил ее одну, готовую расплакаться уже по-настоящему - ей было непонятно его состояние, и она хотела бы помочь, но не знала, как добиться от него ответа. Тем не менее, единственное, что ей оставалось сделать в данной ситуации - действительно допить свой чай, взять чертежи и отправиться в комнату. И даже, возможно, не заводить больше разговора о личной жизни Дестлера. Проходя мимо Кристининой комнаты, плотно закрытой, как и обычно, девушка подумала, что, возможно, дело как раз в Даае. Вряд ли еще из-за чего-то Эрик бы стал так себя изводить. Может быть, они поссорились? «Значит ли это, что у меня есть шанс?» - подумалось девушке, но Мия заставила себя задушить затрепетавшее было в груди чувство мелочной радости. Как она смеет радоваться их ссоре, если для Эрика это значит так много?! Да может, это и не ссора вовсе... Мия очень хотела узнать, что на душе у ее учителя, но опасалась, что он начнет бушевать и выгонит ее совсем. Она чувствовала, что Эрик способен на молниеносные и непоправимые поступки, но, как ни странно, готова была заявить, что характер мужчины ее не пугает. - Показывай, - отдал Эрик лаконичный приказ, складывая руки на груди и отворачиваясь к окну, словно присутствие девушки в комнате его совершенно не интересовало. - Ты обещала, что сделаешь чертеж к сегодняшнему дню. - Да-да, конечно, - Мия поспешно развернула ватманский лист, изо всех сил стараясь лишний раз не мотать Дестлеру нервы. Он безо всяких эмоций взглянул на чертеж, сделал с краю пару пометок и с таким же безразличным и холодным видом отодвинулся. - Я сделала что-то неправильно? - осторожно поинтересовалась Мия. - Ты злишься на меня за это?.. Он вдруг словно встряхнулся, освобождаясь от налета запущенности и усталости, вскинул брови (а точнее, только левую и то, что должно было быть правой бровью) и взглянул на Мию виновато: - Разве я говорил что-то подобное? Конечно, нет, я не злюсь на тебя... Может быть, у тебя еще остались какие-то пробелы, или нужно что-то повторить? - Ну... Я просто хотела бы, чтобы ты исправил мой чертеж, - попросила Мия, почувствовав некоторое облегчение. - Как угодно. Он опустился на краешек стола, изогнувшись каким-то странным, но изящным образом, и принялся создавать крошечный эскиз в углу чертежа, отдаленно похожий на здание, созданное Мией. - Это так красиво, - восхищенно следя за легко передвигающейся по листу рукой, прошептала девушка. Эрик замер, а потом положил карандаш. Мия рассчитывала, что сейчас он повернется к ней, чтобы, как обычно, рассказать что-то важное, но наткнулась лишь на печальный, странно мутный взгляд. И она снова пропустила момент, когда он оказался еще ближе, чем был, как пропускала и раньше. ...И сердце подскочило к горлу, снова и снова выбивая там свои штампованные ритмы. Она не смела поверить. Прямо сейчас, в этот самый момент, так похожий на другие, он целовал ее. «Это случилось? Что происходит? Куда нас несет?!» - в панике заметался разум. А сердце перебралось в голову, затуманив взгляд девушки алой пеленой, и ликовало уже там. Мия словно вышла из ступора и ответила на поцелуй, закрыв глаза и окончательно выпав из реальности. Она стремилась быть сейчас как можно ближе к своему учителю, который наконец-то разглядел ее. Как же долго она ждала этой минуты!.. Неужели же счастье наступило и для нее? Но в тот момент, когда Мия крепко обняла Эрика за талию, он внезапно будто бы окаменел, оторвался от ее губ и отпрянул. Девушка открыла глаза. Во взгляде Дестлера читался неприкрытый ужас. - О Бог мой, что я наделал, - простонал он, схватившись за голову. - Пообещай мне, что забудешь это навсегда! Слышишь?! Навеки!.. Мия сперва неверяще вслушалась в слова мужчины, а потом расплылась в улыбке. Она понимала, почему Эрик в таком ужасе - он думает, что оскорбил ее. - Нет-нет, Эрик, что ты, - поспешила заверить она, - я не... это было прекрасно!.. Знаешь, я давно хотела сказать тебе, что я... люблю тебя. Мии было прекрасно видно, как меняется выражение лица учителя. Сперва оно было смесью сожаления и страха, а под конец осталось лишь сплошное изумление. Он непонимающе нахмурился. - Что? Прости, я, кажется, не расслышал. - Я люблю тебя, - повторила Мия. Она ждала хоть какого-то ответа, что было бы закономерно, и особенно после того, что только что случилось. Но брови Эрика поползли вверх, он побледнел и тряхнул головой: - Нет... Нет. Ты что, не шутишь?.. Ты сейчас серьезно? - Ну конечно, Эрик, - уверила девушка и встала, чтобы подойти к нему и заключить в объятия. Она хотела доказать ему свои слова каким-нибудь действием. Но Дестлер перехватил ее руки, и когда она расслабила их, глядя на него в абсолютном непонимании, безвольно разжал пальцы. Его собственные руки, как плети, упали вдоль тела, он опустился на корточки и вцепился в свои волосы. - Нет, - простонал он с настоящим отчаяньем. - Нет, нет, нет... Я не могу так с тобой поступить, Мия. - Поступить как? - внутренне дрогнув, девушка тоже опустилась на корточки рядом с ним, протянула руку и положила ладонь ему на искореженную правую щеку. - Ты прекрасная девушка, - начал Эрик издалека. - Ты очень красивая, умная, талантливая. И у тебя огромное сердце, раз там нашлись чувства даже для меня, но... - Там нашлись чувства только для тебя, - горячо поправила Мия. - Нет, послушай, - Эрик умоляюще взглянул ей в глаза. - Послушай. Я... не могу лгать тебе. Я не могу дать тебе надежду. Ты ведь знаешь, я люблю Кристину. Он поднялся, разом где-то находя самообладание, и подал руку девушке, помогая встать. Мия еще толком не смогла осознать, о чем именно Эрик хочет ей сказать, но пронзительная тоска при упоминании имени Крис в его глазах заставила девушку содрогнуться. - Что с Кристиной, Эрик? - спросила Мия. - Она... предала меня, - с заминкой, словно в какой-то момент перекрыл себе воздух, ответил Дестлер. - Вчера я видел, как она поцеловала другого человека. Это очень больно, Мия. Очень. - Да, я знаю, Эрик, я знаю, - сморгнув, потому что что-то горячее мешало ей смотреть, прошептала девушка. - Но ведь у тебя есть я. Я могу стать для тебя такой, какой ты сам захочешь, я могу забрать твое горе, только доверься мне... - Нет, Мия, нет. Я никогда не смогу быть честен с тобой. Пусть я до сих пор не верю, что хоть кто-то может меня любить по-настоящему, я стараюсь поверить... И я вижу, что не имею права отвечать на настоящую любовь подделкой любви. Прости меня. Его ноздри напряженно раздувались, тяжелые, потемневшие от собственного горя глаза были устремлены прямо на нее. Эрик ждал ответа. - Я поняла, Эрик, я поняла, и я не злюсь, я даже ни капельки не расстроена, вот видишь, - скороговоркой залепетала Мия, улыбаясь и чувствуя, как губы дрожат, а по щекам катятся жгучие капельки соленой воды. - У меня все пройдет, все хорошо будет... Правда-правда... Я тебе обещаю. - Ты готова сдавать экзамен, - констатировал Эрик. - Ты справляешься с темами на «отлично». Моя помощь больше тебе не понадобится. Мия вдруг отчетливо поняла, что знала заранее об этом исходе событий. И она была готова дать дорогу его желаниям. Она была готова пожертвовать своей любовью ради его любви. Она была готова уйти, вот только... - Эрик, пожалуйста... Поцелуй меня, - Мия обхватила ладонями исхудавшее бледное лицо, заставляя мужчину глядеть себе в глаза. И добавила совсем тихо: - На прощание... И он оттаял. Притянул ее к себе за предплечье, так что их тела прижались друг к другу, и накрыл ее губы своими, отдавая все, что имелось для нее в его сердце. Они не отрывались друг от друга, покуда хватало воздуха, и наступающее утро застало их такими, какими они были. «Благодарность, привязанность, восхищение, дружба, сочувствие... Но не любовь. И никогда ее не будет». Поцелуй окончился. Мия медленно выскользнула из объятий Эрика. Их взгляды встретились. Он не пошел ее провожать, когда она абсолютно спокойно собрала свои вещи и вышла в прихожую, а оттуда - в подъезд. Уже спустя две минуты она шла по прохладной утренней улице. Ей понадобится время, чтобы осознать случившееся и разложить по полочкам, чтобы с чем-то смириться, а что-то просто отбросить и забыть. Но это случится не сегодня. А пока можно просто идти, идти и идти, чувствуя на влажных еще щеках холодные ладошки встречного ветра. Можно делать шаг за шагом и думать о чем-то глупом и незначительном. Можно думать о том, что у жизни свои пути, и их никогда не предугадаешь. Мия взглянула в небо. В бездонной синеве, отороченной плеядой белых облаков, скользил крошечным серебряным крестиком самолет.