Хроники времени

Для Кристины утро началось с головной боли. И боль эта обычной не была отнюдь, поскольку имела способность проникать с каждой волной все дальше и дальше, разносясь по всему телу. Казалось, ничего не сможет избавить Даае от ужасных ощущений внутри головы, но ей, собственно, это все не было так уж важно. Хуже было то, что утро все-таки пришло. А это значило, что в десять начнется новая репетиция, и Эрик будет там, непременно будет, и Кристина снова расстроит беднягу дирижера тем, что совершенно не думает о смысле текста. Как она вообще может думать о чем-то кроме того, что творится у нее в душе?! Сегодня она снова, уже второй раз, видела сон - и он был настолько ярок, что девушка, проснувшись, долго не могла осознать, что сновидение не было явью. Такого с ней не было давно. То есть, как давно - уже больше двух месяцев, если быть точной. Яркие сны были у нее после перенесения в двадцать первый век, и они являлись несомненным результатом постоянного нервного напряжения, потому что были кошмарами. А этот сон... Этот сон кошмаром не был. То есть, с нынешней точки зрения Крис, он являлся довольно неприятным, но нет, страшным сном назвать такое было возможно только с очень большой натяжкой. Полутемная комната, совершенно Даае не знакомая, стены задрапированы кремовым узорным атласом. Посередине - огромная двуспальная кровать, и на ней-то Крис и находится. Только вот почему? Беглый взгляд на себя приводит Кристину в ужасное смущение. Она одета в почти прозрачную ночную рубашку, если это вообще можно называть словом «одета»... Под рубашкой же нет ни клочка. Зачем она в таком виде - и здесь? Это ужасно смущающе!.. Кристина не может подобрать никаких слов, чтобы описать собственный стыд. И тем не менее, она никуда не двигается и не пытается уйти из комнаты. Она кого-то ждет. Так проходит неисчислимое количество времени - и дверь вдруг медленно, с тихим скрипом, отворяется. На пороге - фигура, за фигурой - темнота. Ничего не разобрать. Есть только это странное создание и небольшое пространство комнаты, в котором становится вдруг трудно дышать. Человек - не человек, но у фигуры имеются очертания чуть склоненной головы и плеч, да вот только совсем не человеческие контуры чего-то большого позади существа вызывают иррациональное беспокойство. Кристина напряженно следит за странным гостем. Вздох... Большое за спиной слегка шевелится. Крылья?.. Ну да. Кажется. Похоже на ангела, одного из тех, что стоят на кладбище, закутанные с ног до головы в саван. Фигура медленно поднимает и опускает плечи в такт своему дыханию. Но ни лица, ни рук, никаких деталей невозможно разглядеть за светло-серой тканью, скрывающей силуэт пришедшего. Наконец, новый шумный вздох. Человекоподобное существо поднимает руки и откидывает с головы капюшон. Плащ, непонятным образом развязавшийся, оказывается на полу. Эрик. Пара светлых глаз пристально оглядывает Даае с головы до ног, и, кажется, ее откровенный наряд не оценивается как что-то плохое. А за плечами, за плечами у Призрака... И правда - пара белоснежных крыльев, неизвестно как прорезавшихся из-под одежды на спине. Его взгляд подернут тонкой дымкой печали. Медленно, как и все происходит в этом странном месте, Эрик двигается вперед, продолжая держать зрительный контакт. Он не говорит ни слова - но протягивает руку и проводит лишь кончиками своих прекрасных тонких и изящных пальцев по Кристининой руке. От плеча и к ладони, вниз. Кожа в этом месте вспыхивает, становясь чувствительной. О да, Даае готова чувствовать. Но разве сейчас это возможно?.. Вдруг разом наваливаются воспоминания - он больше не с нею. Они не плечом к плечу, как было раньше. «А как же Мия?» - силится спросить Крис. Эрик же задерживает пальцы на ее плече, а потом его рука безвольно падает. Он старательно прячет взгляд, разворачивается и направляется к двери, и кончики крыльев стелются за ним по полу... Ангел. В прошлый раз назойливый сон не заставил Кристину задуматься, но теперь он снился ей уже второй раз, а это что-то да значило. В это утро Даае отходила от сновидения особенно тяжело, благодаря примешивающимся к общему состоянию болевым ощущениям в голове, и это нервировало. Почему, Господи, почему она обязана видеть его даже тогда, когда спит?! За что ей теперь это мучение?.. Не за то ли, что она заставляла жить в таком режиме самого Эрика? Это было внезапное понимание, и к общему гадкому самочувствию прибавилось солидных размеров чувство вины. Зачем нужно было ломать мечты Ангела каждый раз, не думая, что он - тоже человек? В бессилии Кристина закрыла лицо руками, но плакать не собиралась, просто пытаясь привести в порядок разбежавшиеся мысли. И среди бедлама, творившегося в голове, вдруг появилась одна здравая мысль. Крис встала, обулась и стала поспешно собираться. Прошло не так много времени с тех пор, как она делала это. Помнится, тот раз ничем хорошим не закончился. Было двое разъяренных мужчин, готовых друг друга поубивать из-за нее, а больше ничего. И, несмотря на ворох воспоминаний, преследующий ее при мыслях об этом месте, Кристина была уверена, что лишь это может ей помочь. Она ехала на кладбище Монмартр. Она собиралась навестить могилу отца. В прошлый раз, помнилось ей, экипажем правил сам Эрик, оглушив возницу и заняв его место. Но об этом Крис узнала гораздо позже, чем следовало бы - когда Призрак и Рауль начали драться. Тогда, знай она заранее, что Эрик собирается появиться, она бы пренебрегла традицией и не поехала бы на рождество к отцу. Но это тогда... А сейчас Кристина отдала бы многое за то, чтобы молчаливый таксист тоже оказался Эриком. Но это, по иронии судьбы, было уже невозможно. Кладбище было похоже на парк в окружении нежной зелени молодой листвы, и лишь каменные статуи ангелов да надгробия выдавали истинное печальное предназначение этого места. Таксист дал по газам, и машина уехала, оставив Крис в тишине и неживом, словно застывшем, покое. Она вздохнула и, накинув на голову тонкий темный палантин, пошла по дорожке. Склеп все так же стоял на месте. Кристина помнила, что его поставили здесь с помощью денег, пожертвованных семьей де Шаньи в качестве молчаливого соболезнования. Почему-то родители Рауля были категорически против удочерения девочки, и поставить ее покойному отцу склеп оказалось единственным актом заботы по отношению к ней. А потом ее отправили в Оперу. Кристине пришло в голову, что Рауль должен был давно умереть, а значит, его надгробие могло находиться рядом с могилами его родителей. Но проверять она не решилась - духу не хватило. - Здравствуй, папа, - тихо проговорила Крис, и собственный голос прозвучал довольно глупо в этой тишине. - Вот, спустя почти полтора века, я снова пришла к тебе. Просто... Знаешь, я снова не могу решить, что мне делать. Что бы я ни предприняла, все кажется мне неправильным и лживым. Я не знаю, что мне теперь делать, это просто... ужасно. Я теперь осознаю, что значит быть одной. И я никогда и никому не пожелала бы чувствовать то же самое... Она впервые говорила так спокойно, пребывая здесь. Не дрогнули ресницы, не сорвался голос. Ничего не выдало ее внутреннего состояния. И когда она успела повзрослеть настолько, чтобы начать скрывать эмоции от своего покойного отца?.. Ну, по крайней мере, капризным ребенком Крис давно быть перестала. Ей отчаянно не хватало совета - и лучше было бы, если бы этот совет дал реальный человек. Ибо склеп все еще молчал. А за время пребывания в двадцать первом веке Кристина стала из мечтательной девочки женщиной, которая могла рассуждать вполне здраво. Поэтому она вздохнула, по привычке поправила на голове палантин и, наложив на себя крестное знамение, пошла к кладбищенским воротам. Живой девушке, пусть и медленно истязаемой болью, было не место среди мертвых. Она вернулась в Оперу за час до репетиции. Этот день обещал стать для Крис едва ли посильным испытанием. Здесь была сцена, и на сцене должен был сегодня вместе с ней репетировать Эрик. Впервые. И в такое неподходящее время... Когда находиться рядом с ним для Даае просто невозможно. Жерар пришел к ней в гримерку. От его приветственных ласк, так и отдающих собачьими повадками, Крис не стала отказываться. Ни времени, ни сил, ни желания сопротивляться просто не находилось. - Хочешь, сходим в ресторан после прогона? - усевшись в кресло и глядя на нее слишком уж молодо для своего достаточно зрелого возраста, предложил Лавуа. Кристина очнулась от поглотивших ее существо мыслей. - Что? А... Да нет, не стоит на это тратиться. - Если ты опасаешься стеснить меня в средствах, то напрасно, потому что у меня неплохой гонорар, и я могу позволить себе провести хоть один вечер с прекрасной дамой! - витиевато возразил Жерар. - Не стоит, - твердо отказалась Даае, глядя в зеркало, прямо в глаза своему отражению. - Я просто не хочу. Веселье - это не по мне. Особенно перед премьерой. - Что мне нравится, так это твоя серьезность в работе, - улыбаясь каждому плавному движению прихорашивающейся девушки, ответил Жерар. - Ничего лишнего. Всегда идеально... - Не люблю лесть. - А я и не льщу. - Льстишь. Кристина все больше чувствовала себя раздраженной на этого человека, на его присутствие, на жесты, мимику, слова... На то, что он настолько отличается от Эрика. Но профессиональный подход не позволял ей нагрубить. Ангел всегда советовал ей сохранять если не дружеские, то хотя бы не вражеские отношения с коллегами, хотя сам и относился с пренебрежением и недружелюбием к Ла Карлотте. Силясь подавить волну беспричинного гнева, Даае мило попрощалась и пошла к костюмерным. Прогон в костюмах всегда доставлял больше хлопот, зато и смотрелся как-то фееричнее. Пока костюмеры и гримеры превращали мадемуазель Даае в Аминту, она пыталась собрать мысли в кулак, мозги в кучку, а нервы в пучок. Впрочем, за эти дни пучок скорее стал пучочком, но не суть важно... Главное, давалось ей это крайне нелегко, учитывая то, насколько она боялась выйти сегодня на сцену. И почему-то страшнее всего было, что Эрик может повторить содеянное в том времени и опять утащить ее под землю. Хотя Крис больше не боялась Призрака как такового, подобные вещи по-настоящему пугали ее. До самого третьего акта оперы Эрик и Крис не встретились. Девушка была малодушно рада этому, поскольку еще ничего не успело выбить ее из сценической колеи. Она лишь стояла за дверью, ведущей на сцену с левой стороны, уже исполнив пару арий в первом акте, и вслушивалась в далекие обертоны знакомого до боли голоса. Но, как обычно и бывает, время до ее выхода на дуэт пролетело незаметно. В ответ на восклицания хористок: «Что стоишь? Иди!» - Кристина лишь глупо моргнула, стараясь понять, не подшучивают ли над ней и действительно ли уже пора. Но раздалась знакомая мощная музыка, и у нее не осталось вариантов. Борись - или умри. Все очень напоминало ту премьеру, правда, технологии этого времени помогли воссоздать декорации и костюмы более правдоподобно. Кристина невольно ощутила себя не в своей тарелке. - Ты пришла сюда по дороге своих страстей, повинуясь прежде неслышному зову... Зову... Я привел тебя в это место, и вот мы здесь; страсть, которую тщетно борола ты все это время, с моей стать единым готова. Готова...* Как вздох томящегося ожиданием любовника, вышли эти слова у Эрика. Так, словно он был уверен, что Кристина подчинится его власти, и уже предвкушал моменты сладострастия. Крис почувствовала, как ее тело покрывается мурашками, а лоб - отчего-то - холодным потом. - Шаг, и нет пути назад, мы без оглядки Отбросим эту лживую игру! Шаг, и не осталось сил сопротивляться - Сама себе свободу ты даруй! Какой в душе поднялся жар, И танец тел как космос стар, И что за страсть лежит пред нами... О, черт! Черт, черт, черт... Все самообладание грозило взвиться в воздух и скрыться за горизонтом, как, впрочем, и подобает настоящему самообладанию в трудных ситуациях. Кристина почти потеряла голову, когда Эрик метнулся к ней и заключил в слишком крепкие, томные объятия. Все стало еще хуже, когда его рука заскользила по Кристининой обнаженной шее. Вообще-то, такое происходило с девушкой впервые. Конечно, что-то подобное она чувствовала на той премьере, но сегодня между «тем» и «этим» была одна ощутимая разница: Крис больше не чувствовала страха. Только вот это проклятое желание и правда оказаться Аминтой, которую так умело и коварно соблазняют и которой суждено с минуты на минуту впервые быть с мужчиной. Когда Крис начала петь, ее голос лишь слегка подрагивал (за что она благодарила ту же привитую Ангелом сценическую выдержку), но самое ее всю трясло. Тело подчинялось с большим трудом. Музыка, полная томной, медленно тлеющей страсти, звала творить невозможное... неподобающее... но такое правильное. Для Кристины оставалось тайной, заметил ли ее состояние Эрик, но, возможно, он был слишком поглощен собственными ощущениями, чтобы замечать что-то такое за ней. - Шаг, который все решит... Порог последний - мосты у нас за спинами горят! И больше нет пути назад... Они оба тяжело дышали. Как в тот раз... Они смотрели друг на друга, как в тот раз. И снова в глазах Эрика было это чудовищное выражение, как сразу после публичного снятия маски: «Ну зачем, зачем ты это сделала? За что ты со мной так... Любимая». И вот это выражение внезапно разозлило Кристину. Ее прямо таки затрясло от ярости. К счастью, это была последняя сцена, после которой следовал поджог дома Дон Жуана, на котором большей частью пели хористы, изображающие разъяренную толпу. И Крис просто-напросто сбежала. Как он смеет! Да как он смеет!.. Разве он имеет право смотреть на нее так?! После того, как он счастлив с Мией, а она, его первая ученица, осталась одна... Как он смеет безмолвно говорить о своем мучении, когда настоящее мучение испытывает только она?!. И как он смеет все еще вызывать в ней такие чувства, из которых соткалось сегодня на сцене это всепоглощающее, постыдное желание... Крис бросилась на диван, вбежав в гримерку, и заплакала навзрыд, уткнувшись в подушку с мелкими узорами. Какая же она мерзкая... Низкая... Слабая. Она попыталась подарить им счастье, но не смогла отнять его у себя. - Кристина, что случилось?! - в дверях без стука возник Лавуа. - Выйди вон!.. - рявкнула Кристина во всю мощь своих легких. - Но... Даае в ответ заткнула уши и приготовилась завизжать во все горло, и мужчина, испугавшись ее реакции, действительно скрылся за дверью. Нужно сказать ему, чтобы перестал надеяться на то, чему не быть никогда! Никакой взаимной любви... Пусть ищет другую. Так прошло пять, десять минут. До самого вечера мадемуазель Даае рыдать, конечно, не могла. И вот теперь, безвольно лежа на диване, Крис только всхлипывала, машинально отколупывая ногтем вышитый на подушке узор. Как она хотела все вернуть назад! Пусть все стало бы, как прежде, пусть бы время вернулось в момент их поцелуя в подвале. Она бы никогда не отпустила его. Она ни за что не дала бы никому занять свое место в его сердце. * Эрик так и не решился заговорить с подопечной. Вернее, не успел: не дождавшись окончания генеральной репетиции, Кристина исчезла. У Дон Жуана роль тоже кончилась. Уходя со сцены, Призрак слышал, как вслед ему несется мощное пятиголосие хора, поющего о каре за содеянное. Слова либретто вдруг вызвали в Эрике сопротивление. «Но что я такого сделал?!» - шевельнулся внутри комок обиды. Что он такого сделал этой девочке, чтобы она снова предала его?.. А может быть, все ее ласковое обхождение было лишь ласковым обхождением. И никаким не интересом к его персоне. Не желанием быть с ним рядом... И все-таки, насколько хорошей актрисой была Кристина? Что значило это странное выражение ее шоколадных глаз, когда их взгляды мельком встречались во время дуэта?.. Потаенное желание. Слово «продолжай». Если бы подобное происходило с Кристиной в самом деле, это свело бы Призрака с ума. Его желание обладать ей прибавилось бы к ее желанию отдаться. И все... Но это всего лишь сослагательное наклонение. Какое мучение было это осознавать!.. Осознавать, что искра в глазах Даае была всего лишь актерской игрой, не более... В то время, как сам он иногда по ночам просыпался от того, насколько сильно хотел ее. Призрак часто стоял в потемках у двери Кристининой комнаты, изо всех сил стараясь заставить себя не войти, одержать верх над плотскими желаниями. Раз за разом ему это удавалось все сложнее. Возможно, однажды не удастся вовсе. Но вслед за этим преступлением он навсегда потеряет доверие Кристины. Если бы он мог найти в себе смелость заговорить с ней! Он злился сам на себя, но ничего не мог поделать со своей благородной частью, не велевшей ему отнимать у Крис ее любовь к этому Лавуа. Был один выход - погрузиться с головой в заботы, предшествующие премьере. Работа с утра до ночи обычно всегда помогала Эрику избавиться от какой-то части моральных страданий. А там... Там будет видно. Там его внутреннее «я» смирится с тем, что ее снова придется отпустить. * - Повторной конференции не будет, - сообщил мужчина в очках и сером пиджаке, зайдя к Габриэлю в номер. - Стойте, то есть как - не будет? - нахмурился Морран, оторвавшись от ноутбука, где писал очередные вирши. - Им что, конференц-зала жалко, что ли?.. - Мне это неизвестно. Меня всего лишь попросили передать, - мягко отозвался собеседник. - Кто? - Гм... Мсье оставил мне визитку. Говорит, знает вас. Вот, держите. Габриэль не очень-то вежливо выдернул у мужчины визитную карточку и поднес к глазам. - Лоран?.. О, черт. Значит, это правда. Спасибо, что сказали, - бросил парень вслед уходящему мужчине. Сев за стол, он снова подробно изучил карточку, потом достал новый мобильник и набрал номер Лорана. Так звали его, как бы это поточнее объяснить, спонсора, который появился сразу после издания первого тиража и вызвался сопровождать его на конференцию в Руан. У Лорана была не особенно запоминающаяся, но приятная внешность, и он был всего на шесть лет старше самого Габриэля. Они сразу поладили. - Алло, - наконец, отозвались на том конце провода. - Скажи на милость, что за ерунда с конференцией? Почему ее не будет второй раз? - без обиняков начал Морран. - Я слышал, у них поменялись планы. - Так бы и сказали, что просто струсили под нашим напором, - недовольно-горделиво бросил Габриэль. - Да уж, не каждый раз на конференциях с участием эпатажных творцов нового века тебя преследует матерящийся юный поэт, - поддразнил спонсор. - Мне кажется, ты произвел на них впечатление. Просто дай им прийти в себя. А пока мы едем обратно в Париж. - Серьезно? Но наше дело не закончено! - возопил парень. - Ты как хочешь, но большинство уже уехало, - ровным голосом отозвался Лоран, - и я завтра тоже уеду. - Предатель! Ладно. Я еду с тобой. - Вот и славно, потому что иначе твой билет бы пропал. - Что? Ты уже купил на меня обратный билет?! - Конечно. Я же знал, что ты согласишься. - Хм... Если ты угадал сегодня, то это не значит, что угадаешь в следующий раз, - фыркнул Габриэль. - Всего наилучшего, - с откровенной наглецой в голосе попрощался Лоран. - Ладно, - вздохнул Морран и дал отбой. Конечно, его дела еще не окончены. Многие проблемы еще не решены... Но разве плохо вернуться домой досрочно и - Габриэль затаил дыхание - увидеть родное лицо Катлин?.. И он улегся на свою широкую двуспальную кровать, на которой и вправду так отчаянно не хватало Лин. Вот здесь, под тонкой простыней, можно было бы нащупать ее тело, притянуть к себе и обнять... Проклятье. Кажется, теперь он всю ночь будет мечтать вернуться домой как можно скорее. Лучше бы про отмену конференции Лоран сказал ему завтра, перед самым выездом. А пока можно подумать, что бы такого купить Лин в качестве сувенира. И тут Морран вскочил и начал обуваться. Потому что он уже придумал, что подарить, и был уверен на все сто: Катлин останется в восторге. Такси домчало его к месту назначения за несколько минут. Габриэль заплатил, вышел и встал лицом к огромному зданию, решая, куда ему пойти, чтобы дойти до места как можно скорее. Подумал и пошел налево. Ему повезло: очень скоро показалась витрина, от разнообразия на которой разбегались глаза. - Добрый вечер, - поздоровался с ним консультант. - Вам помочь? - Да, пожалуйста... Для начала можно поближе посмотреть на вон те? - он ткнул пальцем в направлении витрины. - Разумеется. Кому выбираете? Девушке? - Кому ж еще, - выпустил Габриэль на волю свой «нежный» характер. - Вот, пожалуйста, - продавец-консультант услужливо выставил перед парнем большую продолговатую коробку. - Есть с рубинами, бриллиантами, белое, розовое золото... - Мне вот это, - не особо прислушиваясь к воркотне продавца, Морран ткнул в понравившееся изделие. - Сколько? - Сто восемьдесят пять евро. - Очень хорошо, - Габриэль сразу же полез за кошельком. - А коробочку к нему можно? - Всегда пожалуйста. Выбирайте... Через пять минут Габриэль, полный детского счастья, выходил из ювелирного магазина. Руку грела спрятанная в карман бархатная коробочка, в которой покоилось позолоченное кольцо в виде маленькой короны. И не будь он Морран, если Лин ему откажет!.. --- *Да-да, отсюда и дальше этот дико неточный, совсем не подстрочный и в общем-то кособокий перевод принадлежит моему перу, то есть, извиняюсь, клавиатуре... Прошу не бить х)))