Бездна, в которую прыгают двое

      Копошение внизу приводит в замешательство. Мидория не хотел бы сталкиваться с людьми. С живыми, по крайней мере. Знакомый голос, привычно искривлённый в самой угрожающей интонации. — Слазь, дебил! — Я понял, что ясным умом не отличаюсь. Но мне на тебя прыгать, умник? — неожиданно для альфы огрызается он, свесив ноги с ветки и усадив на руки напуганного злым парнем кота. Животное умильно лижет ладонь шершавым языком, вызывая не менее умильную улыбку. — Да, куда ещё? Я ловлю! — Лови, — Изуку замечает, как напрягся парень внизу, приняв странную позу. Кажется, он в жизни не видел ничего глупее этих расставленных рук и ног, сгорбленой спины и слишком злой морды. Лицом это месиво Изуку не может назвать.       Делать нечего. Свободное падение вниз длится меньше мгновения, но дух как-то по-особенному захватывает, даже кажется, что не дерево, а высотка, но потом его ловят тёплые, нет, очень горячие руки, неприятно впиваясь в бока с невероятной, нечеловеческой силой.       С громким шипением, из рук вырывается пушистый кот и ускользает глубоко в кусты. Изуку замер. Он завидует животному и почти не дышит, ему не дают грубые руки на рёбрах. Ох, он уже представляет, как будет пытаться стереть с себя эти синяки. — Где ты был? — его грубо ставят на землю, будто бы пытаясь им же проломить несчастный асфальт.       Хватка усиливается и Катсуки валит его на землю. Изуку больно. Кожа на спине сдирается от трения с камнем, затылок ноет и в ключице отдаёт резкой острой болью. Катсуки не сразу понял, что знакомая фигура ему не почудилась, точнее, всё ещё до конца не верит в это. Смотрит в изумрудные глаза и всё равно не верит, но он всё же впивается в беспомощное тело сильнее. Лучше понять сейчас, что ему мерещится, чем потом думать о своём идиотизме и помешательстве.       А Изуку в немом замешательстве не знает, что ответить. Вспоминает, как его избивали ногами… И сейчас, беззащитно лёжа под слишком большим и внезапно очень злым парнем, хочется испариться.       Они так давно не виделись, а этот придурок устраивает такую сцену ярости.       Судьба жестока к нему. Она будто бы вновь доказывает ему, что он злодей, не больше и не меньше. Ох, хочешь помочь беспомощному коту? А себя загнанным в угол почувствовать не хочешь?       Нужны ли тебе ещё доказательства, что даже такие геройства — не твоё?!       И Изуку почти смешно из-за старого рефлекса. Стоит взглянуть в алые глаза, услышать этот голос, и по телу бежит дрожь, страх мешает дышать и думать. Глупо, потому что Изуку может убить парня. Может физически, но не морально. — Ты копался в человеческих внутренностях, но сейчас не можешь избавиться от своего врага? Слабак, идиот. Он прав. Все его слова — чистая правда. Ты всё ещё мягкий дурак, — говорит себе Изуку. Это голос причуд Пятна, это его злое Я, это правда.       Крепкая хватка на предплечьях доставляет много боли, жжётся причуда нависающего над ним парня, но он не может ответить даже жалким писком, только сохранять безразличное выражение лица. Тело немеет, ощущается одним вялым куском плоти. Ну, он хотя бы не выглядит жалким, так ведь?       Они враги. Голос прав. Если Изуку и хотел бы усомниться в этом, то горящие алым пламенем глаза напротив не позволят. Не позволят и жестокие руки, вжимающие его в асфальт.       Его худший враг — он сам, а уже потом — Катсуки Бакугоу. — Ненавижу! — он врёт. Ох, Изуку этого не чувствует, верит в эту простую истину.       На самом деле Бакугоу скучал. Из-за этого сейчас так сильно сжимает хрупкое тело, будто бы пытаясь приварить себя, как бы не романтично это ни звучало. Его личное маленько помешательство, ставшее чем-то куда большим.       Бакугоу скрипит зубами, что прекрасно слышит Мидория, каменея ещё сильнее. Альфа явно ждёт ответа на первый вопрос, но никогда его не получит. Вообще сложно что-то услышать от миражом тающего человека.

***

— Это для первой группы, — Изуку аккуратно кладёт папку в руки Лилит. — А это для третьей, — толстая книга и куча закладок в ней. Он чешет синяк на ребре и морщится. — Вам больно? — Лилит дёргается в его сторону. — Всё хорошо, не волнуйся. — Зайдёте к ним сегодня? — улыбается девушка. — Только тсс, это секретик, — он подмигивает ей и отворачивается к Томуре Ширагаки. — Тоже мне интригант, — и Ширагаки не выглядит довольным. Он зло смотрит на фикус у стола, видимо, пытаясь его так уничтожить. — Мне его убрать? — Наслаждаешься? — внезапно спрашивает он. — Чем? — Новой силой. — Нет, слишком хлопотно быть её обладателем. — Я рад, что тебе паршиво. Должен же ты как-то расплатиться за совершённое.       Мидория молчит. И так ясно, что к смерти Все за одного подтолкнул он. — Гниёшь, мелочь, — Томура почти удовлетворён таким наказанием. — Гнию. Уже сгнил, наверное. — Что там с первой*? — Учатся. Скоро этот месяц закончится, новую группу наберём, — Мидория переставляет папки на полках. — Думаю, что можно немного поднять цену. Всё же они популярны, но занятие стоит меньше булочки. — Моя любимая группа — третья! — выкрикивает Тога. — Там такой мальчик есть, мне кажется, я хочу с ним работать! — Работать? — улыбается Мидория. — Может, красть людские сердца? В тот раз ты запачкала мне бланки на вступление. Да и что я его отцу скажу? — Что он хорошо справляется. Ты бы видел, он монстр! — Тога качается по дивану, насколько его размеры позволяют. Задевает несчастный фикус о стола и выворачивает его на пол. — Сама уберёшь потом, — ему совсем не жаль единственного подарка Катсуки.       Мидории кажется, что он действительно гниёт изнутри.

Лилит

      У девушки не было имени, поэтому Изуку ей его дал, назвав её Лилит. Его первое творение. Прекрасная юная дама, талантливая певица, сильная личность и новый вид Ному.       Он впервые увидел её, отчаянно пытающуюся поговорить с кем-нибудь, кто принял бы её. Некрасивая, жалкая, грязная оборванка. Её лицо испорчено сотнями шрамов от способности, её пальцы искорёжены, а у правой ноги серьёзно повреждено колено. Она еле ходила, но как можно более уверенно стояла перед охранником, пока гноящееся колено дрожало. — Чем могу помочь, юная леди? — это Изуку понял по фигуре, всё ещё девичьей, с округлыми бёдрами и грудью.       Она испуганно глянула на незнакомца, но тут же вновь выпрямилась, явно борясь с болью. — Я желаю говорить с главой. — Ну, тогда пойдёмте внутрь, — парень приглашающе пропустил удивлённую девушку вперёд.       Холодный кабинет с серой мебелью и красными элементами, что всё равно не согревали.       Изуку привычно, скорее рефлекторно, заваривает душистый чай. Это очень удивляет гостью, ведь пока что её лишь гнали, такую страшную, похожую на монстра. Её усадили в мягкое кресло, укрыли ноги пледом и готовят ей чай. — Простите, — голос задрожал. — Слушаю, что вы хотели? — Поговорить с главой компании. — Вы уже, — он плюхается в кресло и наслаждается её растерянным видом, упивается им. Да, слишком молод, выглядит слишком мягким. — Сначала я исправлю твоё тело, потом займёмся остальным, — осматривая шрамы на нежной оголённой коже спины и ног, парень оценивал повреждения. Колено явно поражено инфекцией. — Исправить? Можно?       Изуку гладит её по волосам, отмечая, что они очень жёсткие и гладкие. — Это моя способность, — шепчет она. — И с чем же я имею дело? — Они… не слушаются и… пьют кровь. — Ох, так я приютил злодея? — он смеётся глазами, а она пристыжено опускает взгляд в бетонный пол. Грохот. — Тога, деточка, спокойнее, у нас гости. — А? Что за мерзость? — заляпанная в крови, она носится по помещению и что-то вскрикивает. А потом резко замолкает.       Гостья сжимается ещё сильнее, прикрывая наготу и закрываясь. — Ну-ну, я верну тебе твою красоту, — парень вновь мягко гладит её по голове, недолго, чтобы не смущать, но позволить привыкнуть.       Она повредила себе ногу, когда приковала себя к столбу перед обострением, но, ведомая жаждой, выбралась, вырвав кусок хряща, ближайшие сутки бездумно бродя по улочкам города. Она помнит этот звук рвущейся плоти, визги людей и в это же время не помнит ничего.       Это Мидория узнал на приватной беседе с ней. Ох, он чувствовал себя мамочкой, которой доча рассказывает секрет. Трепетно лаская кожу на голове нового дитя, он улыбался ей.       Жаль, что он очень плохой человек…       Он держит слово. Вскоре она впервые видит холодную кушетку в огромном страшном подвале, загороженную ширмами. Она может ходить без резкой боли, ведь последнюю неделю ей что-то кололи и скармливали разнообразные таблетки. От столбняка…       Она мнётся, не решаясь лечь на страшное ложе. Мягкая, почти тёплая рука нежно подталкивает её, ласковый голос шепчет обещание и выполняет.       Ей почти не больно, только неприятно, когда игла шприца пробивает кожу, впрыскивая прозрачную жидкость.       Тело немеет, она почти спит, сквозь веки видя свет лампы. Слышны страшные звуки, но не хуже хруста костей во время обострений.       Она не замечает, когда её тело оставляют в покое, просто засыпая. Утром Мидория садится на край кушетки и улыбается. Она плохо понимает происходящее, а когда смотрит в зеркало, любезно принесённое парнем, замирает, словно зверёк. — Знакомься, это Лилит, — улыбается Изуку.       Она трёт щёки без шрамов, самый обычный нос, целые веки и аккуратные уши, чистые белые волосы покорно лежат на плече. Они были почти чёрными, были порваны уши и нос, рассечено веко и лицо в рубцах. — Она и правда красавица, — девушка почти плачет.       Изуку приобнимает её под рёбрами, легко подхватывая на руки и уходя из страшного места. Она удивлённо хлопает глазами. Омега явно ниже её, выглядит хрупким и является неожиданно сильным.

***

      Ей приятно вспоминать их уроки.       Обострения проходят куда легче, подавляемые другой причудой, искусственно ей привитой.       Всё ещё неприятно терять над собой контроль, но отсиживаться эти несколько дней дома лучше, чем бродить по улицам в поисках крови.       Изуку не прививал ей целую причуду, лишь определённую характеристику вроде повышения ловкости из Причуды девочки-кошки в переходе. И теперь они борются за первенство, где истинная причуда явно проигрывает, подавляемая владельцем. Куда приятнее по-кошачьи грациозно прыгать со здания на здание, чем крушить камни, дробить кости близких и есть их.       Она убила свою мать, отца и сестру. Всех, кого любила. Последних людей, что пытались защитить её от Причуды. — А ты не умрёшь? — спрашивает она, устроившись на тёплых коленях Главы. — Умру, — кивает он, заставляя девушку вздрогнуть и испуганно уставиться на него. — Я не бессмертен. — Но… — Боишься, что однажды потеряешь контроль? — Мидория знает о ней всё и даже больше. — Ты не умрёшь из-за меня? — Не думаю. Из-за твоей причуды я точно не умру, — он ласково гладит её по голове. — Точно? — Дорогая, — рука сжимается в кулак, крепко держащий волосы, притягивает ближе к лицу.       Она в замешательстве. Даже немного больно от любимых рук, но на его лице всё ещё ласковая улыбка, успокаивающая и такая дорогая ей. — Меня не просто убить.       И они молчат. Довольная Лилит улыбается, согревая щекой колени. — А что с той девчонкой? — Из Восьмёрки? — Да. — Теперь она моя. — Её ведь хотели спасти герои… — Ну, спасать уже давно некого, — хмыкает он. — Уже представляю их реакцию на исчезновение дорогой девочки.       На самом деле Мидория не читает этот глупый отчёт. — Нужно наведаться к Бакугоу, — думает он, ухмыляясь. — Будет плохо, если о моей способности он узнает лишь на вступительных. Напридумывает себе…       Эти герои ни на что не годятся.       Мидория гадко улыбается, ведь на днях у Старателя не получилось даже немного помешать их планам своим «внезапным нападением».       Лилит, его любимое дитя и прекраснейшее творение…       Теплая и уютная атмосфера, почти семейная.