You're not okay

      Я проснулся от чьих-то криков со стороны зала. Сперва я не мог понять, кто орёт, пока не узнал голос Майки, который сложно было спутать с другим.       Похоже, крики разбудили не только меня. Что-то рядом зашевелилось, недовольно бурча под нос какие-то тихие проклятия, и через минуту на кровати уже сидел Джи, пытаясь прислушаться к разговорам за пределами его комнаты. Но это было сложно из-за не до конца закрытой двери, поэтому он подлетел к ней, предварительно потащив меня за собой.        — И что мы ему скажем, мам? Ты же знаешь Джи, как он отреагирует. А вдруг он опять сорвётся? Вдруг бабушка…        — Майк! Не говори так! С бабулей всё будет хорошо, — послышался чей-то недовольный женский голос. Кажется, это миссис Уэй — мать парней. Но это все равно не давало ключ к разгадке происходящего.        — А мы ему даже не сказали ничего, — вздохнул Майки. Тут-то Джерард и решил выйти из своего укрытия, таща меня за собой.        — Не сказали что? — видимо, Джи испугал всех своим неожиданным приходом в помещение, будто никто не ожидал его тут увидеть.        — Э… — начал было Майки. Но его спас звонок, благодаря которому он отошёл. Пока его не было, в комнате стояла тишина, а обстановка была очень напряжённой: казалось, пролетай в этот момент мимо нас муха, она бы была испепелена взглядом Джерарда, которому не хотели что-то рассказывать. Но почему? Что случилось?       Майки вернулся через пять минут. В его руках была гитара, а сам парень, явно, был очень взволнован.        — Блять, парни. Через час концерт. Давайте, собирайтесь быстрее, а то нас сейчас убьёт Милишевич! — и вот, я, Джерард, Рэй и Боб, как четыре чукчи, бежим в изрядно помятой одежде по домам, лишь бы только успеть на тот чертов концерт. Как же хорошо, что мой дом был ближе всех, и я, в компанию с Джерардом, быстро повернул ключ в замке, пропуская парня в дом.        — Блять. Что мне надеть? — оказавшись в комнате, проговорил я, пытаясь отыскать в ещё не до конца разобранной одежде что-нибудь нормальное, но, как назло, на глаза попадались или вещи, которые нужно перестирать, или то, что я не носил уже годиков пять, и оно даже мне, карлику со стажем, было мало.        — Фрэнки, — услышал я смешок, доносившийся из-за открытой двери. Посмотрев туда, я увидел Уэя, выглядывающего из двери и смотрящего на меня с таким лицом, будто я — непутевый ребёнок, который опять совершил глупость, а не семнадцатилетний парень, который просто пытается найти свои вещи. — Слушай, давай я помогу тебе разобраться с вещами? Думаю, мы успеем.       И мы начали перебирать те коробки, где лежала моя одежда. Но вот, спустя десять минут, почти все коробки были вывернуты, но нормальной одежды мы так не нашли. Да откуда у меня её столько много вообще?        — Так, я нашёл рубашку! — победоносно выкрикнул я, отыскав хоть какую-то нормальную одежду. Это была моя любимая чёрная рубашка, которую я всегда носил в школу. Не знаю, почему.        — А я нашёл красный галстук! — Джи вытащил из открытой коробки мой некогда любимый галстук, который я потерял ещё в шестом классе. Как, мать его, он отыскал этот любимый мною предмет? — И пусть останутся джинсы. Потому что мне лень дальше искать что-либо в твоей комнате, — я кивнул, быстро стянув с себя майку. Да, вчера я решил пренебречь школьной формой, как, в принципе, и все дети в Хэллоуин, но выбрал из одежды лишь свою любимую майку и рваные джинсы, которые я нашёл в одной из коробок ещё несколько дней назад.       Переодевшись, мы с Джи отправились в школу. Концерт через 20 минут, генеральную репетицию мы уже пропустили, поэтому и неслись к школе, сломя голову, и по очереди неся мою гитару, которая аккуратно лежала в чехле.       И вот, мы уже стоим в актовом зале, где нас уже ждал немного злой Томо. С одной стороны, этот вечер для него был важен из-за того, что за каждые подобные мероприятия всегда давали премию, но с другой… зачем же он разрешил выступать на сцене группе с явно не весёленькой песенкой о любви и школе? Странный он всё-таки человек.        — Ну наконец-то! Джерри пришёл, почти не опоздав! — вздохнул с облегчением Томо, подходя к нам. — Вы будете выступать третьими, так что, запомните: когда Молли скажет о потерянных рок-н-ролльных годах — тогда вы и выходите с этой песней, ясно?        — А ничего, что мы потяжелее рок-н-ролла будем? — решил подать голос я, после чего заткнулся, получив в ответ грозный взгляд учителя.        — Да знаю я! Ну и что? В зале половина уже будет пьяными…        — Кстати, Томо. Где наша доля? — перебил Милишевича Джи, прищуриваясь.        — Да за сценой всё, в театральной костюмерной. Можете уже приступать, главное — не прозевайте момент, — подмигнул нам классный руководитель и ретировался куда-то к парням из параллельного класса. Это точно учитель? Разве вообще бывают в мире такие учителя, которые покупают своим ученикам алкоголь? Странно всё это…       Возле так называемой костюмерной уже обнаружились остальные, явно ожидающие нас. Через пять минут мы уже вовсю распивали какое-то странное пиво. Через 10 минут оно закончилось, а мы перешли на вино. А ещё через 10 минут, когда алкоголя больше не было, нам пришлось идти и выступать.       Это было нечто: я просто танцевал на сцене, при этом играя на гитаре. Джи пел, прикрывая глаза. И тут, что-то в моей голове щёлкнуло. Я подошёл к микрофону, возле которого стоял Джи, и проорал в него два слова:        — Доверяй мне, — после этого я почувствовал поцелуй на моей щеке. Джи меня поцеловал? На глазах у других людей? Хм, странно.       Я продолжил играть, а когда песня закончилась, лишь поклонился одновременно с остальными.       Нам начали аплодировать все, кто-то даже свистел. Похоже, Томо был прав, что половина зала пьяна. Или просто они ценители рока, что тоже не маловероятно.       Мы ушли со сцены счастливыми, под гул всё ещё хлопающей толпы. И знаете, нам это нравилось. Я видел это по счастливому лицу Джи, который теперь уже держал меня за руку, переплетая наши пальцы, по лучезарной улыбке Рэя, которая на этот момент кажется ещё лучезарнее. Даже Боб с Майки улыбнулись, что немного немного не свойственно для обоих. В общем, все были счастливы.       Но, как говорится, за большим успехом следует какое-нибудь дерьмо. И этим дерьмом стал неожиданный звонок Донны Уэй.        — Алло мам, — ответив на звонок, испуганно проговорил Майк. Его улыбка, которая только недавно играла на лице, вдруг пропала, сменяясь некой серьёзностью. — Да. Да, я ему скажу обо всём. Мы едем. Пока.        — Майки? Что такое? — подал голос Джи, на лице которого читалось беспокойство.        — Бабушка… Она в больнице, Джи. И, похоже, что это её последний день на Земле, — по щеке парнишки прокатилась слеза, исчезая где-то в районе его шеи.        — Что? Н…нет, не может быть. Майки, скажи, что ты шутишь, пожалуйста, — на глазах Джерарда выступили слёзы. Он смотрел на брата умоляющим взглядом, будто призывая, чтобы он прекратил шутить. Но это не шутка. И это заметно по поникшему Уэю-младшему, который, преодолев короткое расстояние, подошёл к брату, крепко сжимая того в объятиях.        — О-она нас ждёт, Джерард. И тебя, кстати, тоже, Фрэнк, — мальчишка посмотрел на меня пустым взглядом, будто из него выкачали некое счастье, которое питало его всю жизнь. Я лишь кивнул и направился с братьями Уэями в больницу, где лежала их любимая бабушка, решившая в свои последние часы увидеть любимых внуков.       Я не помнил, как мы так быстро оказались у здания городской больницы. Может, это из-за того, что каждый пребывал в своих мыслях? Не знаю.       Но вот, мы уже находимся возле палаты номер 206, в которой нас уже ожидает Донна.        — Донни, кто там пришёл? — послышался такой добрый, но уже ослабленный голос бабули Хелены.        — Это мальчики, мам. Ты их звала, помнишь? — ласково улыбнулась светловолосая женщина, сидевшая перед своей матерью.        — Конечно помню, милая. Я же не страдаю провалами в памяти. Я просто умираю.        — Мама! — возмутилась миссис Уэй, покидая кабинет, решив, что нам вчетвером нужно что-то обсудить.        — Джерард, Майки, Фрэнки. Подойдите ближе, — мы послушались, садясь возле старушки. — Джерри… я знаю, что ты будешь страдать из-за моей смерти. Но, прошу, не возвращайся к тому, с чего всё начиналось, хорошо? — Джерард кивнул, опустив голову вниз. Наступило недолгое молчание, которое медленно начало давить, пока бабушка не продолжила, видимо, что-то придумав. — Я знаю, что нужно сделать, Джи. Выплесни эмоции в песню. Я знаю, как тебе это помогает. Поэтому, я сказала Донне, что вы… вы, — Хелена кашлянула, будто её жизнь вот-вот оборвётся. Она заметно побледнела, а под глазами были чёрные круги. — Я надеюсь, что вы сыграете потом песню на моих похоронах.        — Но… о чём мне писать? — Уэй непонимающе посмотрел на бабушку, которая лишь улыбнулась.        — Помнишь ту историю, как я познакомилась с твоим дедушкой? Наши машины тогда столкнулись из-за меня. Я тогда помяла капот его машины, но это стоило того. Помнишь?       — Джи кивнул, а бабуля, улыбнувшись, продолжила. — Я тогда сделала это специально, потому что хотела познакомиться с ним, но, увы, он не замечал меня. А я не сдавалась, всё-таки исполнив счастье своей сознательной жизни. Так что, ты тоже не сдавайся. Ты придумаешь что-нибудь, ты же у меня смышлёный мальчик. Фрэнки… — она посмотрела на меня, а я на неё. Было видно, что женщина слабеет на глазах и ей недолго осталось, но в её глазах читалось лишь спокойствие, доброта и любовь. Не было никакого страха перед смертью, не было предсмертных агоний. Было только принятие неминуемой гибели.             — Береги Джерарда. Он правда тебя любит. И… я надеюсь, что всё у вас будет хорошо, — я посмотрел на Джи. По его щекам текли слёзы, которые он старался прятать, что было очень трудно. Тогда я просто подошёл и обнял его, позволяя уткнуться в моё плечо, позволяя рубашке промокнуть. — Майки… ты, конечно, хороший мальчик, но перестань верить в единорогов, они к тебе не придут! — тут мы с Джи засмеялись, увидев недовольный взгляд очкарика. Даже серьёзная на тот момент Хелена не смогла сдержать улыбки, — И да, заботься о Джерарде. Ты хоть и младшенький, но всегда заботился о брате, — Майки лишь кивнул, стирая со щеки слезу. — Ладно, мальчики. Вам, наверное, пока. Прощайте. И спокойной ночи, — начала шептать Хелена, закрывая глаза, — прощай и спокойной ночи.       ...Джи первым выбежал из палаты, не скрывая уже своих слёз. Только что умер его самый любимый и родной человек, который всегда поддерживал его, был рядом во что бы то ни стало. И теперь, Джи бежит по коридору, на ходу снимая медицинский халат, заботливо выданный медсестрой.       Мы с Майки бежали за ним до самого дома: мало ли что он мог сотворить. Это же Джи. Наш любимый и неугомонный Джи, который из-за этого мог вернуться к старому. Но нет: он лишь забежал в дом, схватив свою тетрадь со стихами, которую я всё-таки принёс в тот день, и закрылся в своей спальне, на всю включив музыку.        — Фрэнки. Лучше не мешай ему. Он творит, — загадочно проговорил Майки, исчезая на лестнице. Дальше он что-то кричал мне, но я услышал лишь: -… поэтому, иди домой пока, Фрэнк. Я позвоню, как он закончит.       И я отправился домой, обдумывая сегодняшний день. Там я просидел, бездумно наигрывая какую-то мелодию на гитаре, лишь ожидая звонка от Майки, которого не было. Так я и заснул: в обнимку с гитарой и телефоном где-то в области головы, так и не дождавшись долгожданного звонка, который ещё долго не придётся мне услышать, лишь умирая от скуки в доме, в компании любимой гитары и чипсов…