You're not okay

      Делаю вдох, осматривая быстрым взглядом скамьи с сидящими на них людьми. Женщины, мужчины — все были облачены в чёрное. На первом ряду сидела Донна Уэй. Казалось бы, что всё хорошо, но это не так: это было видно по слезам, выступающим на глазах женщины.       Я волновался. Как и Джерард, который стоял возле микрофона, иногда поглядывая на стоящий неподалёку гроб и старую фотографию над ним. На фотографии была изображена молодая черноволосая женщина в какой-то светлой балетной пачке. Она слабо улыбалась, держа в руках букет красных роз. Мне почему-то показалось, что Джи, используя свой магический испепеляющий взгляд, сейчас оживит девушку на фото, но нет: он лишь ещё раз вздохнул и посмотрел на меня. На мгновение моё сердце замерло: я видел в его глазах и боль, и волнение, и некую скорбь. Казалось, что Джерард вот-вот расплачется, но нет: он лишь кивнул, и мы начали играть. Через несколько минут я услышал голос Джерарда:       Long ago       Давно.       Just like the hearse you die to get in again       Ты умираешь, чтобы, как гроб, быть снова внесенной…       We are so far from you       Мы все так далеко от тебя…       Некоторые слова он шептал, из-за чего песня казалась ещё более странной, но не утратила своё великолепие. И мне это нравилось.       What’s the worst that I can say? Что хуже я могу сказать? Things are better if I stay Лучше если я останусь. So long and goodnight Прощай и спокойной ночи! So long and goodnight Прощай и спокойной ночи!       Я видел слёзы на щеках Джи, когда он пел слова из припева. Мне хотелось подойти к нему, обнять. Мне не хотелось видеть эти слёзы на его щеках. Хочу видеть его улыбку. Хочу его.       Вот, уже почти концовка. И тут происходит неожиданное: Джи просто вынимает микрофон из стойки, подходит к гробу и поёт, в упор смотря на то фото молодой девушки, которую не так давно разглядывал я. Его голос звучит странно, будто он держится, чтобы не закричать вовсю. Но он держится, даже не собираясь срываться.       Can you hear me?       Слышишь ли ты меня?       Are you near me?       Ты рядом?       Can we pretend to leave and then       Можем ли мы притвориться, что расстаёмся? Тогда       We’ll meet again       Мы встретимся снова,       When both our cars collide?       Когда наши машины столкнутся…       …После того, как песня закончилась, мы начали медленно относить гроб до машины, которая должна была отвезти тело Хелены на кладбище, где оно будет разлагаться и поедаться червями, пока и вовсе не исчезнет, оставив лишь каркас некогда красивого гроба.       Мы поставили гроб в машину и закрыли дверь. Джи лишь прислонился рукой к окну машины и ушёл, не разбирая дороги.       Нам пришлось идти за ним, потому что неизвестно, что этот парень может натворить. Это же Джи. Мой Джи, со своими странными идеями, с рисунками в портфеле. Джи, которого я люблю и которому нужна поддержка.       У них дома очень пусто и одиноко. Будто тут побывал Дементор Азкабана и выкачал всё счастье из этого некогда радостного дома, который лишь снаружи выглядел мрачным и жутким. Теперь и внутри он выглядел мрачным.       Джерард быстро вошёл в зал и подошёл к пианино, стоящему в углу. Резко открыв крышку, он начал играть, что-то напевая. Было странно видеть его таким: он будто ребёнок, которого обидели, забрав у него машинку, и теперь он бесит взрослых шумом, чтобы они сжалились, отдав им ту вещь. Но в отличие от ребёнка, Джи прекрасно играл. И я не заметил, как залип, тупо пялясь на Джера.        — Джи, — позвал его Майки. Но тот лишь хмыкнул, начиная играть всё нервнее, касаясь клавиш так, будто хотел проломить их, оставив там дыру в виде своего пальца. — Джерард, блять! Только не замыкайся в себе. Я не хочу, чтобы всё пошло по второму кругу. Ты, блять, понимаешь, что нужен нам? Ты нужен маме, Рэю, Бобу, ты нужен мне и Фрэнки. Чёрт, Джи… подумай хотя бы о Фрэнке. Ты хочешь, чтобы он видел то, что мы все испытали? Очнись уже, Джер!       Похоже, слова Уэя младшего подействовали. Джи перестал играть и посмотрел на меня. В его глазах читалось чувство вины. Он чувствовал себя виноватым. По нему это видно.        — Можете оставить нас наедине, пожалуйста, — проговорил Джи, опуская глаза. Парни молча вышли. В комнате остались только я и Джерард, который всё ещё смотрел на пол, будто открыл там какую-нибудь новую вселенную.       Мы несколько минут просто стояли и молчали, не в силах первыми начать разговор.        — Прости меня, — прошептал Джи, поднимая глаза. Мы смотрели друг на друга. У каждого из нас на лице читались разные эмоции: у Джи — это вина, скорбь, страх, а у меня? Сам не знаю что Джерард читает в моих глазах, но это уже неважно: я просто подхожу и целую его, легонько схватив за волосы. Он лишь простонал в поцелуй, отвечая. Этот поцелуй не был похож на другие: отчаянный, лёгкий, полный различных эмоций, которые выплёскиваются наружу, будто вулкан.       Я не помню, как мы оказались в постели. Помню лишь то, что мне было хорошо от прикосновений Джерарда к моей коже, от его горячих поцелуев, от толчков, выбивающих из меня весь дух. Мне было хорошо с ним.        — Я люблю тебя, — прошептал он, ложась рядом.        — И я тебя, Джи, — проговорил я, засыпая с улыбкой на своих устах и с ангелом под боком…