Санса
Свечей в комнате было слишком много. Так много, что казалось, они выжгли почти весь кислород. Хотелось потушить их, но воображение рисовало пугающие картины, на которых её платье вспыхивало на ней озорным весёлым факелом, стоило только приблизиться к огню. Она почему-то не помнила, как и когда выбирала это чудовищно пышное кринолиновое свадебное одеяние, так похожее на старомодный кремовый торт. И откуда взялись эти странные провалы в памяти. Для Альцгеймера ещё слишком рано. А если она сходит с ума, то это определённо не должно быть так очевидно. От духоты, приторного аромата ненавистных ей лилий и тесного корсета нещадно кружилась голова. В комнате было жарко, но смутное ощущение того, что все летит в тартарары, усилилось дрожью, которую не получалось унять никакими волевыми усилиями. — Не конфетой «рафаэлло» я мечтала быть на собственной свадьбе, — она попыталась пошутить, чтобы хоть как-то себя успокоить. — Не выдумывай, пожалуйста, — тут же отозвалась сестра. — Это мамино платье. И флёрдоранж в волосах тебе очень идёт. — Я не хотела ничего такого, милая. Всё, что мне нужно — быстрее сказать «да, согласна» и закончить этот фарс. — Это не фарс, а твоя свадьба. Нужно быть нарядной и радоваться, — слишком елейный голос младшей заставил Сансу поёжиться от смутного предчувствия надвигающейся грозы. — Я радуюсь, Арья, разве не видно, — Санса вымученно улыбнулась сестре в зеркало. — Волки воют, и отец уже готов отвести тебя к алтарю. — Отец? — Санса напряглась. — Но ему же нельзя здесь быть, Арья. Совсем. Что происходит? — Не еби мне мозги, дорогуша. Надень уже этот грёбаный венок и иди. Яра Грейджой заждалась, — сестра зло зыркнула глазами, становясь похожей на себя обычную — ту самую мелкую злую сучку, с которой Санса была знакома слишком хорошо. Она взялась за массивную бронзовую ручку, но дверь почему-то не поддалась, словно снаружи её подпёрли чем-то тяжёлым. — Арья, помоги, у меня не получается, — Санса повернулась к сестре, однако комната оказалась пуста. Сердце заколотилось так, словно решило пробиться на волю сквозь грудную клетку. Паниковать нельзя — Санса знала это слишком хорошо. Но страх оказался проворнее, и она принялась бездумно биться в запертую дверь, пытаясь освободиться из ловушки. Она старалась, в самом деле старалась, но ничего не происходило и никто не слышал её крика. Воздух закончился быстро, сердце всё ещё колотилось как бешеное, лицо покрылось липким потом, а ненавистное белое платье превратилось в серые лохмотья. Силы и надежда покинули её, и Санса просто зарыдала в голос, опустившись на замызганный пол. Казалось, она плакала вечность — откуда только в ней взялись на это силы — пока не услышала человеческую речь. — Санса, всё хорошо. Всё хорошо, слышишь? Посмотри на меня. Она знает, кому принадлежит этот голос, она знает, что этот человек пришёл, чтобы спасти её. Санса открыла глаза и увидела Сандора.Сандор
Сандор и Тормунд обедали в «Староместе», устроившись в отдельной кабинке. На дворе было почти два, и мир был туманен и сер. — Вы всё ещё вместе? — хмуро поинтересовался Тормунд, вгрызаясь в рогалик с маслом. — Вроде как. На самом деле это не совсем вместе. Мы ни о чём таком не договаривались, но мы видимся почти каждый вечер и почти каждое утро просыпаемся в одной постели. — Сандор замолчал, не решив, стоит ли продолжать этот разговор. С одной стороны, напарник был единственным человеком, осведомлённым о нынешнем положении в личной жизни Сандора, и сторонний взгляд на ситуацию, возможно, в чём-то бы ему помог. С другой — он никогда никому не рассказывал о личном. И подходящих слов, чтобы объяснить происходящее, в его лексиконе не водилось. — Она переехала к тебе? — манера напарника чавкать и облизывать пальцы обычно выводила из себя, но сегодня он был слишком рассеян, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. — Нет, она не переехала, — они оба, не сговариваясь, избегали называть женское имя, всё время напирая на это безликое местоимение. Вид у Тормунда сделался задумчивым. Он выудил из подливы ещё несколько кусков мяса, старательно прожевал их, а затем стряхнул с бороды хлебные крошки. — Слушай, ну вам бы пора что-то решать. Взрослые люди, а всё от кого-то прячетесь, договориться ни до чего вон не можете. Что она там себе думает? Экстрима ей не хватает, а? Чего ей не хватает? — Не твоё собачье дело. Сами разберёмся. — Разберётесь вы. Она тебя прожуёт и выплюнет. Даром что детина под два метра вымахал. Надо брать бабу и в свою пещеру волочь. И обозначить для всех, что баба эта твоя. И нечего тут рефлексии всякие разводить. Возможно, в словах Тормунда был резон. Сандор всё никак не мог взять в толк, зачем и от кого они так усердно прячутся, отказывая себе в простых радостях влюблённой парочки. Впрочем, то, что влюблён он, было довольно очевидно: Клиган уже давно избавился от привычки врать не только окружающим, но и себе. Эта женщина волновала его во всех смыслах. Не только естество. Он ждал каждой встречи с ней так же, как когда-то давно, ребёнком, ждал в Рождество седого старикана Санту у пыльного, загаженного мухами мотельного окошка. Не было ничего, что она не позволила бы ему за закрытыми дверями его квартиры. Он исследовал её с энтузиазмом первооткрывателя. Он находил всё новые и новые горячие точки на её теле и сходил с ума от того, как она, задыхаясь, звала его по имени. С тех пор как он поцеловал её впервые, ему больше никого не хотелось целовать — только её. Когда она смеялась — он смеялся вместе с ней, и от этого смеха в груди разливалось приятное тепло. От стука её каблуков в коридоре его пульс начинал биться чаще. Там было десять её шагов, ровно десять шагов от лифта до его двери, он сто раз уже сосчитал эти шаги, и каждый раз, отворяя замок, готов был вилять хвостом от радости, словно распоследняя беспородная шавка. Он определённо был влюблён. Какие чувства испытывала к нему Санса, было для него загадкой. Вполне вероятно, что её интересовала только чувственная сторона этих недоотношений — стоило признать, что их секс всегда был горяч. Они встречались чуть больше месяца, а он так и не смог врубиться. Сандор продолжил додумывать эту невесёлую мысль уже в машине, мрачно настраивая радио на ретроволну и довольно толсто намекая напарнику, что разговор о личной Клигановой жизни на сегодня окончен. Тормунд скорчил кислую мину, но больше лезть с разговорами не решился — устроился на пассажирском сиденье, вытянул ноги и молча закурил, рассматривая виды за окном.Санса
Санса едва не сломала каблук любимых туфель и пролила остывший капучино на новую, совсем недавно купленную юбку. Она наивно рассчитывала выпить его на ходу, но запнувшись за люк дождевой канализации, лишилась и напитка, и приличного внешнего вида. Ещё этим утром, когда она покидала квартиру Сандора Клигана, юбка была хороша на все сто. Теперь они обе являли собой жалкое зрелище. О том, чтобы не пойти на это рандеву из-за юбки, не могло быть и речи: слишком уж долго она ждала. Санса вернулась в машину и растёрла пятно влажными салфетками, обнаруженными в бардачке. Закурила, решив, что коль уж всё равно опаздывает, эти две потраченные на вредную привычку минуты ничего не решат. Она всегда волновалась перед этими встречами. И ей как воздух сейчас нужна была эта сигарета, хоть она уже не в первый раз давала себе обещание бросить. Руки тряслись, будто с похмелья — отвратительное зрелище. В раскрытой сумке завибрировал телефон, и на дисплее высветился знакомый номер. Санса брезгливо выбросила окурок, глубоко вздохнула и на секунду задержала дыхание. Ей стоило бы ответить. Это было бы правильно. Но она протянула руку и отключила аппарат.