***
Леви проснулся ровно с началом пробуждения природы, когда первые лучики солнца начинают игриво ласкать только выпавшую утреннюю росу, переливаясь в ней всеми цветами радуги. Каждая травинка требовательно склоняется в сторону подступающего света, не в силах более пребывать в окутывающих её оковах ночи. Парень медленно приподнимается с подушки, попутно собираясь с мыслями. Сонный разум был затуманен, но раздавшийся на всю комнату кашель дяди неприятно отдался в ушах. Однако ещё более действенно этот звуковой сигнал Кенни подействовал на лежащую рядом Микасу, которая тихо простонала сквозь сон, слегка поморщившись. Услышав женский голос рядом с собой, Леви опустил голову. Окончательно вспомнив подробности вечера, тот осознал причину такого близкого нахождения рядом с девушкой. Чувствуя у себя на скулах лёгкий жар, парень, задержав на Микасе ещё некоторое время свой взгляд, осторожно встал, укрыл поёжившуюся от холода юную особу после того, как «постель» покинул единственный для неё источник тепла. Леви вышел на улицу и жадно втянул в себя влажный, но свежий воздух раннего утра. Повсюду было тихо, весь замок ещё дремал, наслаждаясь считанными минутами покоя до предстоящего оживления. Юноша потёр рукой шею, разминая её после не совсем удобной для него позы во сне. Затем он переступил порог и направился к низкому и сгнившему в некоторых местах забору, где висела железная ёмкость с чистой водой. Пару раз протерев лицо, он тем самым окончательно избавился от остатков дремоты, взбодрившись. Леви решил, что пока весь народ спит, у него есть малая доля шанса пройтись по улицам города, не рискуя быть схваченным стражей. Минуя маленький двор лекаря, он ступил на каменную дорогу, ведущую на торговые улицы Карлеона.***
— У вас есть специи? — спросила Микаса у Брома, не отрываясь от помешивания пищи. Пахло, несомненно, очень приятно, подтверждением чему был подъём Кенни, который битый час не желал покидать долгожданную тёплую кровать. Лекарь решил не трогать его и отправился приготовить «чего-нибудь съестного». Тогда тот принялся за очищение редкого картофеля, который старательно выращивал у себя на небольшом участке земли. Было время, когда старик ещё путешествовал в другие города за тысячи вёрст, в одном из которых и раздобыл чудеснейшее растение из семейства Паслёновых, поразивший его вкусовые рецепторы. Микаса любопытно наблюдала за аккуратными действиями лекаря, пока тот заботливо очистил картофель от остатков земли и слегка обмыл его. Но, когда он сделал небольшой надрез, чтобы срезать тонкую кожуру молодого растения, девушка остановила его и, с позволения хозяина дома, приняла из рук Брома нож и сам клубень. Она умело счистила огрубевший покров, максимально сократив отходы. Лекарь внимательно смотрел за её манипуляциями и спросил: — Очевидно, видеть это растение тебе приходилось. И где же ты научилась так его очищать? — седые брови старика вновь приподнялись, благодаря чему Микаса смогла яснее рассмотреть его мудрые глаза, которые парадоксально по-детски смотрели на неё, выражая некое непонимание и замешательство. — Там, откуда я родом, картофель — обыденное блюдо простого народа. Он есть у каждого и не обладает большой ценностью, — ответила Микаса, всё так же срезая чересчур тонким слоем кожуру, опускающуюся ниже спиралью; выдержав недолгую паузу, она продолжила, чувствуя глубокое расположение добродушного старика к себе: — Я часто занималась приготовлением еды в семье, в которой я жила. Вы не будете возражать, если я попробую сделать с этим что-нибудь? Девушка опустила очищенный картофель в ёмкость на деревянном полу, которая была заполнена водой. На её дне уже лежало несколько небольших жёлтых шариков, практически ювелирно обработанных Микасой. — Мне очень неудобно, что вчера ты делала то, что я ленюсь сделать. И отдыхала на полу, где гуляет ветер, — Бром вздохнул, чувствуя, что вскоре сам станет должником девушки. — Но я бы очень хотел попробовать что-нибудь новое от рук человека, знающего толк в диковинных яблоках. Лекарь тепло улыбнулся, выделяя последние два слова, демонстрируя тем самым название, которое дали его явству местные жители. Вскоре к беседе присоединился Кенни Аккерман, который обозначил своё присутствие подтягиванием, сопровождающимся громким зевком. Он громко плюхнулся на стул подле входа в дом, где сидел до этого вечером. Микаса стояла молча в двух шагах от него, повернувшись боком к столу, готовя завтрак всем мужчинам на незамысловатой конструкции, приобретённой в иноземных государствах. Кенни стоило лишь приподняться, чтобы увидеть приготавливаемую пищу. Девушка услышала явно одобрительную ухмылку, хотя и не лицезрела её, будучи увлечённой вполне обыденным для неё делом. Ей было приятно вновь окунуться в бытовые заботы, о которых мечтала всё время с того момента, как она покинула предыдущее место жительства. — А где парень? — словно спохватившись, спросил мужчина. — Я думал, что ты знаешь, — Бром взволнованно присел на место рядом с другом. — Он ушёл куда-то рано утром, — спокойно отозвалась Микаса. Более она не произнесла ни слова, доводя свою работу до совершенства. После принятия серого тканевого мешочка, содержащего пряности, из рук старика девушка нанесла последний штрих блюду, прежде чем накрыть его дощечкой, которую предварительно очистила от чего-то, что было известно одному Брому. Она тихо выдохнула, опершись руками на площадь стола, свободную от действия огня. «Плита» стояла прямо под окном, поэтому Микаса подняла голову, чтобы получше рассмотреть оживлённые толпы людей, вечно суетящихся, занятые своими делами. Но вместо этого на улице, куда выходило окно дома лекаря, девушка увидела вооружённых людей в доспехах, что-то допытывающих у мирных жителей. Глаза Микасы широко распахнулись, зрачки сузились, а зубы стиснулись, когда её взор уловил удар со стороны стражников, которые должны быть эталоном вежливости и справедливости, по отношению к простой женщине. Она что-то кричала им сквозь слёзы, но что именно — Микасе услышать было не суждено. Она приготовилась атаковать бесчестных хранителей порядка, используя при этом магию. И только она сконцентрировалась на своей цели, чтобы произнести нужные слова, как её рот цепко ухватила чья-то рука, утаскивая назад. Микаса начала сопротивляться и собиралась укусить за палец вторженца, как тот предупредил её: — Только попробуй. И отпустил девушку, как только она расслабилась, не давая ей возможности обернуться. Микаса слышала голос Леви над самым ухом, которое и уловило сбивчивое дыхание. «Бежал», — сделала умозаключение она, вновь возвращаясь к предмету наблюдения. Стража всё ещё находилась на былом месте. Но теперь к ним примкнул третий, таща за воротник потёртой рубахи мальчишку. Женщина, терпевшая пытки, ещё громче закричала, захлёбываясь в собственных слезах. Микаса почувствовала вновь желание незамедлительно помочь, но Леви, который тоже внимательно следил за ними, подмечая некоторые детали, с характерным звуком припечатал к столу её руку, тянувшуюся к окну. — Мы можем сделать это незаметно. Смотри. Леви поднял правую руку и указал Микасе на валун средних размеров, мирно покоящийся в траве около забора дома женщины. Выдержав паузу, выделенную для построения в уме чёткого плана действий, Леви движением руки перенёс камень на соломенную крышу избы. А затем еле заметно кивнул головой — и тот полетел вниз по траектории движения, заранее выбранной юношей. Валун упал прямиком на голову человека в доспехах, державшего мальчика. Его шлем неестественно изогнулся, и блюститель закона пал жертвой в, казалось бы, нелепой ситуации. Двое других переглянулись, один вышел вперёд к мёртвому товарищу, пару раз позвал его, а потом озадаченно почесал затылок, оглядывая крышу. Затем перевел взгляд на женщину и начал что-то спрашивать, а та уже отвечала более спокойно, будучи ошарашенной от вида крови с примесью чего-то, вытекающей из-под доспеха убитого. Солдат кивнул сослуживцу, и они взяли своего друга: один под руки, а другой — под колени, и отправились восвояси. Тогда Леви отошёл назад, возвращая девушке возможность двигаться. Она повернулась и с вызовом во взгляде спросила: — Куда ты уходил? — Тебя это не касается, — бросил тот, отмахиваясь от её предположений о том, что является причастным к увиденному. Микаса промолчала, отвернулась к остывающей еде и пролепетала: — Если ты голоден, то садись за стол. Леви не возразил, и поэтому сел рядом с Кенни. Тот отчуждённо разговаривал с приятелем, которому запретил вмешиваться в беседу пасынка и девочки, и после присоединения Леви сразу же начал критиковать его необдуманный уход «в люди». Бром, наконец освободившийся от весьма однотипных историй Кенни, в которых второй всегда выступал благодетелем, встал и направился на помощь Микасе. Девушка неловко оглядывала шкафы, пытаясь невербально понять, где может находиться какая-либо посуда. Бром встал на деревянную табуретку, норовящую вот-вот разломаться от любого излишнего телодвижения. Почти у самого потолка дома, на одном из стеллажей с лекарственными травами, были глиняные тарелки. Старик подавал их Микасе, которая сразу подметила надобность в их тщательном полоскании: уж больно осыпалось дерево, из которого был сделан дом.***
Изначально ничего не предвещало беды. Завтрак закончился, Леви, не сказав ни слова, забрал у Микасы из рук посуду, собираясь помыть её самостоятельно. Девушка, не желая оставаться в стороне от работы, встала рядом с ним. Она принимала мокрую посуду из его рук и тщательно протирала сухим и чистым куском ткани. Ривай, покончив с отмыванием последней посудины, отдал её Микасе и повернулся, опираясь на стол, который они выбрали для вышеописанных действий, руками, предварительно протерев их после работы. Девушка также поставила последнюю тарелку к остальным, а затем подняла ворох посуды, чтобы ступить на табуретку и поставить их на место, однако Леви предупредил её: — Оставь на столе. Идём в кладовую, — схватив её за рукав купленного им платья, строго приказал он ей, посмотрев в удивлённые глаза девушки, полные в тот момент непонимания. — Здесь королевская армия. Микаса послушно проделала несколько шагов за ним, заходя в тесное, тёмное и пыльное помещение. Здесь отчётливо чувствовался запах сырости, гнилого дерева и старости. Девушка настороженно наблюдала за Леви, который флегматично отряхивал накопившуюся за долгие годы пыль вокруг того места, где собирался «отсиживаться». Микасу порядком удивило и даже озадачило его поведение, приносящее ей всё новые и новые открытия в познании тонкостей характера этого непростого человека. В каждом его жесте девушка видела нечто особенное, не похожее на мановения простых людей; напротив, он до ужаса напоминал ей выходца высшего сословия, какого-то иноземного лорда или принца, блуждающего по чужим землям в поисках себя. Однако Леви не нужно было искать своё «я». Несмотря на то, что знает юная особа его от силы два дня, даже этот короткий интервал времени способствовал их духовному сближению на эфемерном уровне, недоступному для понимания никому, кроме их двоих. И он, и она отчётливо понимали тесное сплетение своих судеб: для Леви было безрассудным поступком даровать Микасе второй шанс, буквально вытащив её с того света. Ведь если бы на её месте оказалась действительно опасная и негативно настроенная против такого вмешательства женщина, то благонамеренный поступок закончился бы весьма прискорбной панихидой. И, кажется, парень отдавал себе в этом отчёт. Что заставило его так рьяно стремиться выручить из беды простую оборванку, которую обвинили фактически во всех смертных грехах, — было скрыто под толстой завесой энигматичного Леви Аккермана. Закончив со своим первоначальным занятием, тот, сделав шаг к приоткрытой двери, с врождённым чувством осторожности прислушался к обстановке. Где-то возле входа в дом говорили королевские служащие, спрашивая о чём-то хозяина дома. Бром намеренно отвечал громко, затягивая с приёмом в своё скромное жилище, дабы все находящиеся в помещении смогли надёжно укрыться от вошедших непрошеных гостей. Входная дверь неприятно скрипнула, когда старик с наигранной неповоротливостью проходил в дом под укоризненные реплики стражников, призывающих оного делать это поскорее. Микаса плотно прижалась к деревянным полкам, напрочь игнорируя происходящее вокруг, когда перед глазами воочию начали всплывать сцены её мучений, которые та пережила, находясь в заключении. Леви обернулся на неё и плавно шагнул навстречу к ней, стремясь не выдать своё местоположение скрипом деревянных досок, которыми был небрежно выложен пол. Сперва ему показалось, что девушка находится в бреду, но та безмятежно стояла на своём месте, выдавая своё беспокойное душевное волнение взглядом едва дрожащих зрачков, направленным в пространство. Впервые столкнувшись с подобным, Леви сконфузился, не понимая, стоит ли тревожить её в принципе. Но он чувствовал её мысли, и как бы ни было ново для него утешение слабого пола в таких ситуациях, тот не нашёл ничего другого, как положить одну руку ей на плечо, а указательный палец другой — приложить к её сухим губам. Микаса резко дёрнулась, с опаской и диким огоньком в глазах посмотрела на Леви, ухватившись руками за деревянные полки, словно могла упасть. Парень повёл бровью, наклонив голову вбок, не́мо требуя у неё объяснений. Микаса, нахмурив брови, медленно покрутила головой вправо и влево, после чего позволила себе расслабиться, отпустив антресоли, на которых, вероятно, останутся едва заметные следы от ногтей. Леви, помня об угрожающей им опасности, подал ей руку, отвечая манерам общения с дамами, как это полагается нормами этикета в высшем свете, несмотря на то, что с крестьянками обращались несколько иначе. Микаса легко коснулась его огрубевшей кожи своими нежными тонкими пальцами, с неловкой грациозностью приблизилась к нему, почувствовав впервые за этот день головокружение от полученной накануне травмы. Парень заметил признак недуга на лице девушки, но та лишь утвердительно кивнула, показывая, что всё в порядке. Прислушиваться не пришлось, чтобы распознать примитивную речь вошедших стражей. Изначально один из них спросил о самочувствии Брома — видимо, когда-то обращался за помощью к лекарю. Затем сделал несколько шагов по дому, предположительно осматривая помещение. Леви вытянулся по струнке, стараясь не показываться из-за приоткрытой дверцы, которая не была снабжена какими-либо замочными скважинами или креплениями. Микаса, услышав лязг металла о дерево, зажмурилась, сжав кисть руки на локте Аккермана, и опустилась лбом на его плечо: «Нет, пожалуйста, не отдавай меня им, Леви...» Услышав у себя в голове женский голос, парень повернул голову и снова ощутил жгучее чувство желания помочь, однако о моральной поддержке у Леви было весьма скудное представление. Он опустил свою ладонь на голову девушки, пригладил её блестящие чёрные волосы и, стараясь говорить как можно мягче, сказал: «И не подумаю. Сегодня же мы покинем этот город». На мгновение замерев, она подняла на него свои ясные глаза, блестящие в царившем полумраке коморки, в которых он увидел промелькнувшую надежду на мирную жизнь. «Ты... Отправишься со мной?» Доселе Леви не задавался вопросом о том, что будет после. Не сказать, что его жизнь кардинально изменилась. Но эти два дня внесли существенные изменения в обычный ход его жизни странника. Они внесли в его жизнь свет, который дал ему зародиться новому чувству внутри него, что казалось немыслимым, когда все пророчили ему скитаться по миру, неся бремя окаменелого сердца. Они внесли в его жизнь Микасу. Девушка была необыкновенно умна и безумно красива. Её сердечная доброта, умело скрываемая под маской серьёзности и холодности, и наивная вера в предначертанное и стали причиной маленькой трещины в его былых убеждениях. Он не знал, что будет дальше. И врать Микасе не хотелось, как и давать ей надежды на то, чего не сможет дать. Он не ответил — отвёл взгляд от женских глаз и повернул голову к двери; она всё поняла.***
— Не хотелось вас тревожить, господин Бром, но, понимаете, слово короля — закон, — не без улыбки на лице говорил стражник, выпровожаемый стариком со своими напарниками. — Рад был узнать, что вы в порядке. — Да-да, милок, заходи как-нибудь со своим сынишкой. С мальчиком всё хорошо? Как его ножка? — Бегает босиком по двору, только скот пугает, жена кричит, а мне радостно, — с мечтательным видом отвечает оппонент. — Ну, прощайте! Молодой и статный воин был на две головы выше осевшего со временем старика. И, стоя уже в дверях, он мимолётно взглянул через плечо Брома. То, что он увидел, заставило насторожиться его, поэтому тот задержал ногой дверь. Старик что-то проворчал себе под нос, несколько раз ударив дверью по доспеху ноги мужчины, а после нескольких бесполезных попыток даже соизволил спросить о причине такой неучтивости. Стражник не стал медлить с вопросом: — У вас гости? Где же они? Почему бы вам не познакомить нас? — Какие гости? — мастерски парировал Бром в ответ на обвиняющие реплики солдата. — Нет у меня здесь никого, сам видишь. — Тогда откуда столько посуды? — указав пальцем на глиняные тарелки, озабоченно поинтересовался тот. — Не иначе как пируете здесь. — Я один. А тарелки перемыл, потому что пролил настойку корня ядовитого веха, — с нескрываемой досадой на подозрение своего знакомого, спокойно ответил лекарь. — Стар я уже стал, кости болят, руки дрожат. Мужчина нахмурился, ещё раз окинул взглядом дом и вновь посмотрел на Брома, кивнув ему на прощание. Дождавшись, когда вся троица прощеголяет на другой конец улицы, скрывшись за пределы видимости, старик устало плюхнулся на стул, вытирая пот со лба: — Дети, выходите, они ушли. Леви и Микаса вышли из складного помещения и присели за стол. Леви положил руки на его поверхность, сцепив их в замок, и опустил голову; Микаса также не решилась поднять головы, возложив на себя всю вину в той угрозе, которая нависла над ними. Тишину прервал Аккерман: — А где Кенни? — Когда пришли гвардейцы, он в два счёта исчез в сарае, чтобы не попасться им на глаза. Заснул там, небось. Нужно его позвать. — Я сам. Микаса, приготовь наши вещи к выходу. Ночью выберемся отсюда. Девушка подняла на него своё серьёзное личико, внимая каждому его слову. А Бром, провожая самовольного юношу ошеломлённым взглядом, устало вздохнул, только закрылась дверь. — У него было тяжёлое детство. Ривай очень похож на Кенни: такой же суровый и строптивый молодой человек, — старый лекарь усмехнулся, вновь вспоминая все выходки Аккермана-старшего в юности. — А ты, Микаса... У тебя есть семья? Девушка сперва не ответила. Она молча сидела, уставившись в сучок на полу. Не знала, что ответить. — Есть, — кратко заключила она. — Была, по крайней мере. Бром молчал. Понимал, что не нужно слов. Если бы она хотела — рассказала бы свою историю. Но по каким-то причинам девушка избегала говорить об этом, да и он сам пожалел, что спросил. Ей было тяжело.***
Входная дверь отворилась с характерным скрипом, и в дом зашли двое Аккерманов. Микаса к тому времени закончила сборы сумок, которые поставила у порога. Пока Кенни «перекидывался парой слов» с Бромом, Леви наклонился к собранным вещам и что-то начал искать. Чертыхнувшись себе под нос, он хотел было о чём-то спросить Кенни, окликнув его. Но рядом бесшумно присела на колени Микаса, убрав его руку с одной из сумок. Затем сама открыла её и достала с самого дна аккуратно уложенные вещи, которые мужчины купили у местного портного. Леви вскинул бровь и принял одежду из её рук, кинув комплект более великого размера своему дяде. Начало смеркаться. Бром принёс своим приятелям съестного в виде нескольких клубней картофеля и ещё кое-каких овощей. — Ну, с Богом, — выдохнул старик, провожая своих гостей. — Не попадите в беду и поспешите, пока ворота не закрыли. — Мы ещё увидимся, — пожал руку своему близкому другу Кенни и вышел на улицу, будучи несклонным к долгим прощаниям. — Благодарю вас, — сказал Леви, последовав примеру родственника. — Не стоит, дорогой Леви, — мягко сказал лекарь, — не стоит, — и перевёл взгляд на Микасу. — Юная Микаса, вы так молода и красива. Будьте счастливой. — Спасибо, большое спасибо, — пролепетала она и взяла в две свои ладони морщинистую руку старца, покрывшись румянцем. — И вы тоже, вы были так добры ко мне. Бром с трудом подавил в себе нежную слезу и, когда Микаса отошла, вновь посмотрел на Леви: — Береги её, Ривай. Ты силён, а она неопытна, и ты не сможешь без неё, как и она без тебя. Поверь старику, я ещё знаю, что говорю, — с добродушной улыбкой прохрипел тот, чуть посмеявшись, и дотронулся указательным пальцем до груди юноши. — Иногда стоит закрыть глаза и не думать, чтобы услышать правильное решение. Парень кивнул, смотря в глубоко посаженные глаза лекаря задумчивым взглядом. А затем вышел к ожидающим его спутникам и ещё раз обернулся на Брома, который счастливо улыбался своим гостям, махая ладонью.«Я обещаю, старик»
.