Что наша жизнь? Игра?

      Знакомство новых «клиенток» и моего гарнизона прошло грандиозно, по-другому и не скажешь. Стоило Хардер представиться с присущим ей шармом: «Здорово, местные! Я Хардер! Мы тут перекантуемся чутка!» — и в здании столовой тут же воцарилась звенящая тишина.       — Хардер? — с явным напряжением в голосе уточнила Хибики.       — Ну да, Хардер! — уже не так громко подтвердила подлодка.       Дальше события развивались стремительно. Хибики с воплем «ПОЛУНДРА!!!» схватила швабру и воинственно выставила её перед собой, Акацуки вооружилась половником, а Нака, недолго думая, сдёрнула с плиты кастрюлю с супом и попыталась провести атаку по площади. Еду спасло только вмешательство Славы, железной хваткой предотвратившей трагедию. Вернее — часть трагедии. Хибики и Акацуки атаковали молча и слаженно, как будто не раз тренировались, хотя… может, и правда сработались? Швабра описала идеальный полукруг и практически встретилась со лбом Хардер, но подлодка, оторопевшая от такого «дружеского» приёма, в последнюю секунду увернулась. От швабры. Но не от половника зашедшей в «слепую» зону Акацуки. С негромким, но отчётливым «Бам-м-м!» кухонная утварь вошла в контакт с затылком американки. Благо, что фуражка, залихватски заломленная на затылок, серьёзно смягчила удар.       — Сдурели? — подлодка, ловко избегнув следующего удара шваброй, оказалась у меня за спиной. — Адмирал, ты своих вообще — кормишь? Они на людей бросаются, — пожаловалась она мне.       Такое поведение девчат меня здорово ошарашило. Пока «моё адмиральство» судорожно сгребало мысли в кучку, агрессивно настроенные эсминцы попытались обойти нас со Славой и повторить атаку. Более того, к ним на подмогу уже спешили насупленные Муцуки и Муракумо. Одна вооружилась парой ложек, в руках другой недобро поблескивал скруглённым лезвием десертный нож. Вечер стремительно переставал быть томным…       — Это тебе за Иказучи! — прошипела «истинная леди» и попыталась протиснуться между Славой и дверным косяком.       Иказучи? Иказучи… вот б**! Я мысленно выругался. Ну конечно! В голове, как по запросу поисковой системы, всплыла короткая строчка: «14 апреля 1944г. «Икадзучи» потоплен подводной лодкой «Хардер». Точка. Приплыли.       — СМИРНО!       Все замерли. Картина напомнила мне сцену из спектакля «Ревизор». Ну, ту, когда после фразы «К нам едет ревизор» все застывают на месте. Вот только там это было смешно, а здесь — совсем нет. Нужно срочно что-то делать. Я могу, конечно, приказать и уверен, что мои девчата его, этот приказ, исполнят, но вот их доверие… Оно будет утрачено надолго, если не на всегда. Нет, приказ тут не поможет.       Я обнял эсминок за плечи и мягко притянул их к себе:       — Хибики, Акацуки… я знаю, просить вас забыть то, что было — нечестно и даже более того — подло. Но… та война закончилась. И теперь у нас у всех новый враг. Девчата, прошу — подумайте. Если вы не сможете переступить через старую вражду, я откажу Хардер и Кидд, ведь вы, все вы, — тут я обвёл взглядом помещение, находя каждую из подчинённых, — вы для меня ценнее всех ресурсов мира. Но подумайте, если мы будем враждовать, то как тогда сможем воевать с Глубинными? Если не доверяем тем, кто с нами в одном строю? Подумайте. Я подожду.       Прошла минута. Мне показалось, что напряжение в столовой сгустилось настолько, что его можно было резать ножом. Глупо, конечно, но мне реально так казалось. Говоря откровенно, на эсминок было больно смотреть. Умом они явно понимали, что те, другие воспоминания, принадлежащие другой войне, не очень-то и относятся к канмусу. Ведь с их сестрёнкой, с Иказучи, сейчас всё в порядке, и она несёт службу где-то на одной из Баз… Но это умом. А сердце говорило другое. Борьба затягивалась. Хибики и Акацуки стали бросать на меня уже откровенно панические взгляды. «Ну прикажи!» Нет девчата, это вы должны решить сами. Сейчас. И я верю, что решение будет верным.       Тишину нарушила виновница переполоха. Хардер вышла из-за моей спины, вздохнула и почесав затылок произнесла:       — Ну чо вы как эти, а? Тогда же всё по-честному было: или я вас, или вы меня… — и подумав добавила: — Ещё и эти торпеды грёбаные. Через одну срабатывали, сволочи…       Первой не выдержала Акацуки. Хрюкнув себе под нос (видимо, тоже что-то про не сработавшие торпеды вспомнила), она вздохнула и опустила до сих пор судорожно сжимаемую поварёшку:       — Ладно уж… «убийца эсминцев». Но тот раз мы тебе обязательно ещё припомним!       У меня отлегло от сердца. Замечательно, что девчата всё-таки решили преодолеть свою вражду. Ведь, если подумать, у той же Славы нет никаких предпосылок хорошо относиться к японкам. Даже наоборот, сёстры, погибшие в Цусимском сражении, были потоплены японцами…       Броненосица, явно поняв, о чём я думаю, вздохнула и тихо, так, чтобы слышал только я, прошептала:       — Может быть, в этой жизни нам повезёт больше?       — Обязательно…       Я из шкуры вон выпрыгну, но этого добьюсь.

* * *

      Тьма царила в комнате. Та глубокая, чернильная темнота, что бывает лишь в тропиках. И лишь мерное сопение разбавляло тишину… Правда — ненадолго.       — Ушла?       — Ш-ш-ш! Потише!       — Сама «ш-ш-ш», уже пять минут прошло!       — И не пять, а вовсе четыре минуты сорок три секунды!       — А ну захлопнулись обе! Дайте тётя подлодка тишину послушает!       — Хи-хи-хи… тоже мне — тётя…       — Саша! Раз такая умная — сама слушай!       — Да чё тут слушать? Вон она к Штабу потопала! Из окна видно… «слушательницы», блин.       — К Штабу? А они с Адмиралом… того? Ну, этого?       — Слышь, Кидд! Одной любопытной эсминке на базаре нос оторвали!       — Ч-что? Это как?       — А вот так! Всё! Сменили тему!       Плотные шторы надёжно закрыли окно. Хибики, убедившись, что наружу не просочится ни капельки света, удовлетворённо кивнула и прошептала своё «Хорошо». Акацуки выудила откуда-то из-под матраса блюдце и свечу. Архаичный осветительный прибор со всеми предосторожностями установили по центру комнаты. Щелчок, и вот маленький трепещущий огонёк освещает небольшую комнату и группу мелких девчонок, рассаживающихся вокруг огонька. Пижамная вечеринка со страшилками, организованная силами эсминцев и подлодок, началась. Что может быть веселее, чем, передавая друг другу единственную свечку, рассказывать стра-а-ашные истории?       — …а вдоль дороги мёртвые с косами стоят… И тишина!       — Фигня! И н-н-не страшно совсем!       — Да? А чего зубы клацают?       — Это не у меня! Это у Кидд!       — И ничего не у меня! И вообще — вы тут про сказки всякие вспоминаете, а между тем на Базе сейчас самый несчастливый корабль тусуется! Это я про Шарнхорст, если кто не знает!       — Да ладно?       — А вот так! Не знали? Так слушайте! Говорят, корабль прокляла какая-то ведьма. Ещё когда строили корпус, начались несчастья. Он в сухом доке перевернулся! Больше сотни рабочих погибло и ещё пара сотен покалечилось! Корпус даже цепями обмотали, но и это не помогло! Смерти продолжались… народ начал бежать со стройки и тогда начальство верфи стало расстреливать беглецов. Когда Шарнхорст спускали на воду, он протаранил две баржи. Экипажи барж тоже погибли! Потом, у него взорвалась башня главного калибра, разумеется, все канониры погибли. А на следующий день накрылась вентиляция в другой башне… все задохнулись! Дальше — больше. Механизмы ломались, люди гибли. Как-то Шарнхорст даже протаранил пассажирский пароход! И там опять все погибли!       Хардер отдышалась и, не обращая внимания на скептическое фырканье со стороны русской подлодки (вот ведь зараза), продолжила:       — А погиб Шарнхорст и вовсе глупо. Сначала из-за поломки радара он умудрился проворонить английскую эскадру. Потом одна-единственная торпеда, попавшая в него почти случайно, так разворотила корпус, что крейсер осел и потерял ход. Ну, а потом, ко всему прочему, взорвался артпогреб. Из почти двух тысяч человек команды спаслось только двое… да и то ненадолго. Вылезли они на берег, отдышались и решили разогреть еду на горелке из аварийного комплекта… а та ка-а-ак бабахнет! В общем — умерли все. А крейсер даже по врагу ни разу не попал! За всё время службы!       Среди охов и ахов раздался издевательский голосок Сашки:       — Вот брехня-то! А Глориес, Акаста и Ардент кто тогда потопил? Дед Пыхто?       — К-кто?       — Пых-то. Враки всё это!       — А вот и нет! Мне знакомая рассказывала!       — А я говорю — враньё!       — Самая умная?       — Да уж не глупее многих!       — Ну расскажи сама!       Надувшаяся Кидд вручила Сашке «переходящую» свечу.       — Ну давай… а мы послушаем!       — Да? Ну сама напросилась!       В улыбке подлодки было столько ехидства, что эсминка заподозрила неладное. Однако, отступать она не привыкла! Только не она, та, что гордо носила на мачте «Весёлого Роджера», между прочим, с личного разрешения вдовы адмирала Исаака Кидда, которого самого в молодости звали «Кэп»!       Подозрения Кидд подтвердились тут же. С глумливой улыбкой поглядывая на сникшую эсминку, Сашка пропела:       — А расскажу я вам, девчата, про один из эсминцев класса «Флетчер». А именно о Вилли Ди.       Кидд непроизвольно застонала. Ну конечно, Ви Ди. Про этот позор класса «Флетчер» она, разумеется, прекрасно знала. А вот откуда об этом знает подлодка?       — Ну так вот, — продолжила подлодка издевательским тоном изредка поглядывая на поникшую Кидд, — выдался как-то этому эсминцу случай сопровождать на переговоры аж целого президента Соединённых Штатов. Тот, понятное дело, на Айове был, а Вилли Ди, или Ви Ди, в сопровождении. Ну так вот, приспичило командиру конвоя выпендриться, показать блестящую боевую выучку экипажей, так сказать. Сначала, как водится, запустили кучу шариков, и доблестные ПВО их не менее доблестно сбили. А затем эсминцы сопровождения имитировали торпедную атаку. Ну, а чтобы было интересней, целились по самой большой цели в конвое, наверное чтоб промазать сложнее было. А кто у нас самый большой и толстый? Разумеется — Айова. И вот, заходит на атаку наш Ви Ди на линкор, наводит аппараты и… пуляет по собственному флагману торпедой. Причём — боевой, ибо дело то в войну было, тренировочные торпеды в боевой поход как-то не брали.       Сашка на минутку замолкла, давая возможность слушательницам оценить весь трагизм ситуации, благо и эсминцы, и подлодки прекрасно понимали, что может натворить одна удачно попавшая торпеда. Убедившись, что окружающие прониклись, а заодно полюбовавшись на красную рожицу Кидд, субмарина продолжила:       — И вот, командир эсминца видит стартующую торпеду и чувствует, что форменная фуражка на его голове шевелится вместе с встающими дыбом волосами. Что делать? Он орёт сигнальщику, мол передай на линкор сообщение о торпеде, пусть уворачиваются. А надо сказать, что набрали на этот эсминец экипаж совсем зелёный, чуть ли не из-за школьной парты. Новобранцы, одним словом, и сигнальщик не исключение. Короче — машет он флажками не пойми чего. То ли время по Гринвичу спрашивает, то ли погоду в Африке передаёт. По крайней мере, сигнальщик на Айове в душе не е… в смысле, вообще не понимает, чего этот кретин с эсминца от него хочет. А торпеда идёт.       Александра перевела дыхание и продолжила:       — Командир эсминца, поняв, что толку от флажкомахателя ноль, приказывает передать сообщение по радио. А в эскадре, чтоб вы знали, режим радиомолчания. И вот радист с ВиДи, сбиваясь и захлёбываясь собственным визгом, орёт линкору: «уклоняйтесь, на вас идёт торпеда». Радист с Айовы, разумеется, интересуется: «ты вообще кто и почему радиомолчание нарушаешь?» И заодно требует передать идентификационные коды. А торпеда идёт.       Переждав волну смешков, субмарина продолжила вещать:       — И вот, пока командир эсминца, вырывая последние волосья на голове, прикидывает что лучше — сразу застрелиться или сначала завещание составить, сигнальщики линкора, наконец, разглядели торпеду. Разумеется, тут же поднялся грандиозный шухер. Айова, паля из всего чего можно по приближающейся торпеде, закладывает манёвр уклонения, да так резко, что этот самый президент чуть за борт не десантировался. Говорят, охранник ещё успел за подтяжки его ухватить. Но всё закончилось хорошо. От торпеды увернулись, и она шарахнула на пару сотен метров в стороне. И вот линкор наводит свой главный калибр на Вилли Ди и интересуется: «какого, извините, хера»? На что с эсминца так невинно отвечают: «извините, мы случайно». Этим вот история и закончилась бы, но…       Сашка наклонилась над свечкой и состроила зловещую гримасу:       — Поговаривают, что иногда, в самый погожий и солнечный день, на море внезапно падает густой туман… и в том тумане внимательный наблюдатель может разглядеть силуэт эсминца класса «Флетчер». А затем, из тумана вылетает одиночная торпеда. И есть лишь один способ избежать гибели!       Слушательницы невольно затаили дыхание. Даже надувшаяся Кидд, и та прислушалась.       — Ну так вот. Как только увидите силуэт, нужно срочно передать в эфир: «не стреляйте, мы республиканцы». Если сделать всё правильно, то с эсминца отсемафорят: «извините, мы случайно», и тут же туман развеется!       Тишину развеял дружный смех. Все прекрасно понимали, что никакого эсминца-призрака нет, но умение «прибрехнуть» всегда ценилось в любом флоте мира. Даже нахохлившаяся Кидд — и та улыбнулась, но спохватилась и пробурчала себе под нос, впрочем, так, чтобы слышали все находящиеся в комнате:       — Ну… может, «Тупому Республиканцу» и не везло, зато у неё на борту за всё время никто не погиб, вот!       — Ну, раз пошла такая пьянка, я вам тоже кое-что расскажу, — усмехнулась Хардер. — Слушайте девчата!       И она принялась травить очередную байку:       — Там еще одна история была, где Вилли, хоть и косвенно, но тоже замешана. Короче, таффикам, ну, Джонстон, Хоэл и Хеерман, скучно было, ну они и решили над Айовой приколоться. Взяли где-то фото Вилли Ди Портер в полный рост в цвете и прикрепили над кроватью Айовы в её комнате. Та пришла домой, ложится спать, глядь на потолок — а там… Короче она с перепугу подскакивает, хватает кровать и как запустит в потолок со всей дури… — Хардер выдержала театральную паузу и закончила: — В общем, в итоге на Айову потолок рухнул вместе со всем содержимым верхней комнаты, включая кровать и Алабаму в ней…       Комнату заполнили стоны, сдавленное хихиканье и хрюканье. Слушательницы катались по полу, дрыгали ногами, а самые впечатлительные так вообще бились лбом об стенку. Только бы не заржать во весь голос! Только бы не заржать!       Наблюдая такой успех, Хардер решила добить слушательниц:       — Короче, Скипджек рассказывала, дело в 1942 году было, летом, — начала рассказ новоявленная юмористка. — Вернулась она, говорит, из похода, ну и командир сидит, с бумагами возится. А настроение у него ни к чёрту было, потому как пилить туда и обратно восемь с половиной тысяч миль и выходить на атаку в семистах метрах от цели, чтоб узнать, что торпеды или мимо шпарят, или вообще не взрываются — не самая лучшая затея на свете. О чём он и отписался в рапорте. А потом ему на глаза другая бумажка попалась, ответ тыловиков на ещё прошлогоднюю заявку на получение туалетной бумаги, отправленную предыдущим командиром лодки. «Отклонено — неизвестный предмет снабжения». Кэп аж офигел от такого маразма, хотя, казалось бы, за 12 лет во флоте ко всему привыкнуть можно, психанул и нацарапал ехиднейший рапорт с приложением образца требуемого «предмета снабжения», в котором отписался, что, дескать, «мы ещё в прошлом году подавали заявку на 150 рулонов «белой ленты», и только в этом году нам соизволили ответить, что, мол, не знаем, чего вам надо. А поскольку терпеть столько времени невозможно, то пользуемся, мол, эрзацами в виде гор входящих документов сомнительной важности и уже привыкли к этому. Посему просим больше никаких действий в этом плане не предпринимать и считать данное решение нашим вкладом в общую победу». Оформил всё как положено и отправил с общей почтой. Бумага дошла до командующего подводными силами юго-западного района Тихого океана, тот прочитал, поржал и… отправил дальше, в Штаты. Ну, а Скипджек тем временем к новому походу готовили, потом ещё испытания торпед устроили, где начальство с удивлением узнало, что взрыватели у торпед — дерьмо, слепленное из говна и палок, да и сами торпеды не лучше. А потом и вовсе лодка в поход ушла, а про рапорт забыли, думая, что его тупо выкинули. Рапорт же тем временем медленно и неотвратимо двигался в Штаты, и поскольку он был не секретный, с него делали копии все, кому не лень. Между тем, оригинал злосчастного документа, наконец, добрался до своего адресата, Отдела снабжения военно-морской базы Мар-Айленд. Реакция, в общем, оказалась вполне ожидаемой — по рассказам тех, кто там служил, «дня три все офицеры бегали по стойке смирно», хотя бегать было поздно. К тому моменту содержание «меморандума о туалетной бумаге» уже знала добрая половина американского флота, включая некоего старлея флота Джона А. Рузвельта. Поэтому когда Главком ВМС решил ознакомить президента Рузвельта с этим образчиком военно-морского юмора, то президент гордо ответил, что тот у него уже есть. Ну и потом, когда Скипджек вернулась из похода, команда охренела от увиденного. Во-первых, на пирсе стоял ряд грузовых паллет, на которых возвышались двухметровые штабеля чего-то белого. На стойках причальных огней развевались белые полосы, подозрительно похожие на «неизвестный предмет снабжения». Из того же материала были выполнены гюйсы на форменках оркестрантов, а звуки марша заставляли красиво трепетать такие же полосы, приделанные к их духовым инструментам, и т. д. Словом, военно-морская база Фримантл достойно встретила своих прославленных «засранцев»…       Это было последней каплей. Смех малышни перебудил не только всё общежитие, но и, как я подозреваю, всех Глубинных в радиусе двадцати километров… Преувеличиваю, конечно, но суть не в том. Самое главное — проснулась та, кого мелкие негодницы меньше всего хотели бы разбудить.       В коридоре раздались быстро приближающиеся шаги, дверь в комнату с грохотом распахнулась, и в дверном проёме, освещаемая неяркой дежурной лампочкой в конце коридора, возникла разгневанная броненосица.       — Так… — протянула она тоном, не предвещающим ничего хорошего, — значит, дисциплину нарушаем…       Нарушительницы спокойствия переглянулись и судорожно сглотнули. Почему-то в их головы пришла в этот момент одна общая мысль: «лучше бы мы Ктулху разбудили».       Кое-кому, наиболее начитанному, вдруг вспомнилась пара «шедевров» из истории человечества: «Варфоломеевская ночь» и «Утро стрелецкой казни». И этот «кто-то» почему-то со всей ясностью ощутил, что этой парой словосочетаний вполне возможно охарактеризовать их ближайшее будущее. Хотя… если вовремя смыться…       — Ничего себе буйки… мне бы такие!       Сдавленный шёпот Кидд, направленный в адрес Славы, и что самое ужасное, вспыхнувшее в ту же секунду лицо броненосицы тут же перечеркнули все планы на побег. Неназванная, но очень хитропопая особа досадливо поморщилась: «Да уж, эти янки совсем без царя в башке! Теперь на грунте хрен отлежишься», и, вздохнув, покосилась на часы. Полвторого. Приплыли.