Тень

      — Ну здравствуй, Дафна. — Генеральша Магикса вздрогнула, когда из чёрной тени в углу камеры временного заключения раздался Его голос. Он и преследует её по ночам. Эти движения, незамысловатые и в то же время жестоко-чувственные, она совершает в кровати, повинуясь своему кошмару. А следы от Его не-ласк не сотрёт даже кислота, способная растворить кости. Метка пылает: чего ты ждёшь, Даф? Вот Он! Твоя судьба, которую ты искала все эти годы!       Но нет. Дафна не это искала. Она искала своё счастье, а оно оказалось волком в овечьей шкуре. Драконом, напялившим на себя кожу и костюм прекрасного принца. Её несоулмейт — просто чудовище, готовое на всё, лишь бы добиться своего. Творец и на этот раз её подставил.       — Предатель.       Смачный плевок шлёпнулся рядом с осуждённым, и раздался Его смех. Даже в таком положении Даф видела, как насмешливо и жестоко кривится лицо её несоулмейта. Прям как тогда, в те дни, которые застигают её дома, в крепости, под твёрдой тканью шатра. Такое нереально забыть, ибо вся её разбитая суть, каждая её клеточка помнит и воспроизводит всё до мельчайших подробностей. Даже сейчас, когда Мордгиериг отделён от неё клеткой и закован в наручники, переставая быть опасным, она чувствовала себя в опасности. Ей было страшно. Он смеялся, смеялся так, будто в клетку поместили её.       Его жертва.       Смерть матери от напичканной чёрной магией гранаты.       Пытки, сплошные пытки, её обнажённое израненное тело, распластанное на чёрных шёлковых простынях; огромная — в одежде или без неё — тень над ним, терзающая его, входящая внутрь, насильно удерживающая на месте и плюнувшая на её, Огненной Девы, мнение. Страсть и ужас, боль и удовольствие. Мерзкие хлюпающие звуки и пошлые шлепки. Мольбы и шёпот. Её стоны и Его смех.       Ты моя, маленькая Даф.       Тебе нравится. Давай, умоляй меня.       Мы предназначены друг для друга. Смотри.       И эта блядская метка на Его жилистом запястье. Генеральша до сих пор не верила в это. Этот предатель, возжелав её, просто нарисовал себе магией эту отметину, чтобы привязать к себе. Но как бы она ни пыталась отрицать то, что они не связаны, Драконовы жрецы утверждали обратное. Это было шоком для всех, особенно для отца и для неё самой.       Каждую. Грёбаную. Ночь. Он, будучи в тюрьме, посещает её. А Тьма не переставала литься липкой призрачной субстанцией из её пальцев и воспалённого разума. Тьма заражала её, впиваясь своими когтями в её воспоминания и вытаскивая этот порок наружу, заставляя тело ощущать это снова и снова.       Хранительница многое бы отдала, чтобы стереть из своей памяти эту гадость, отравляющую её сны и без того разбитую жизнь. И забыть о Нём раз и навсегда. И стереть память о нём у остальных, дабы больше не испытывать этого стыда.       О том, что ей пришлось пережить в Его спальне, знают. Генералы, отец, галактический суд. Лучше бы её несоулмейт сдох на поле боя. Он же хотел, оказавшись в антимагических наручниках, сброситься с ближайшего обрыва, пока она и эта фея Блум спорили и плевались огнём. Жаль, Огрон вовремя это заметил и схватил Его за ноги. Ведь мертвецов не судят, заставляя их жертв переживать случившееся вновь. Мертвецы не сбегают из тюрем.       Теперь Дафна А. Паркер проходит по делу Мордгиерига как одна из потерпевших.       Скоро суд. Ей велели войти сюда, ибо это было последним желанием чёрного мага. Хотя таким, как Он, даже последних желаний нельзя загадывать. Не заслужили. Они заслуживают только смерти, долгой, мучительной. Дафна бы с радостью присутствовала на казни, наблюдая, как истекающий кровью и болью Мордгиериг молит о пощаде и зовёт её. А она стоит и смотрит, улыбаясь. Ради такого зрелища стоило бы отменить мораторий на смертную казнь. Но гуманизм, мать его!       Дафна подошла поближе к камере, вглядываясь в шевелящуюся тьму. Он встал и приблизился к замку, вглядываясь в ключи к Его свободе на поясе Его жертвы. Его серо-льдистые глаза поблескивали в тенях, напоминая не только женщине — всем! — кто стоит здесь. Он всё ещё большой и высокий и даже за решёткой нависает над ней. Словно вот-вот сейчас навалится на неё, игнорируя металл, и возьмёт здесь. И от этой мысли в душе царили и страх, и нечто непонятное, но знакомое. Тело тянулось, но тело — лишь бренная оболочка. Повиноваться ему здесь — верная гибель.       — Я загадал последнее желание ещё вчера, — прошептал Он, как год назад, и по коже легионом прошлись мурашки. — Что-то ты долго.       — Ты знаешь, что тебя ждёт, — процедила Даф сквозь зубы, положив руку на связку из оформленных кусков металла и чипов, чувствуя такую успокаивающую и приятную власть над ним. Именно этого ей и не хватало. Тогда он вертел ей, как хотел, насиловал куда только можно и помыкал как рассудится. Теперь её очередь. Теперь её плоть контролирует она сама, а не этот извращенец.       Врёшь.       — И ты, — Он осклабился. — Жертва изнасилования, раздвигавшая перед своим насильником ноги. У тебя неплохая растяжка. Для меня училась?       Нервный смешок, клёкот напуганной, потерянной, страшащейся своей дальнейшей судьбы в одиночестве птички-певуньи.       — Ты пичкал меня этой возбуждающей гадостью. Они знают.       — Только в первый день, ради эксперимента.       — И насиловал меня тоже ради эксперимента?!       Ещё один плевок, который пришёлся уже в лицо. Закованными в кандалы руками Андреа стёр слюну с себя, не прекращая улыбаться. Нагло и самодовольно. Будто это она за решёткой.       — Я бы отшлёпал тебя за это так, что ты неделю не смогла бы сесть, — прохрипел молодой мужчина; в голове взыграли последние приятные фантазии с ними. Ему жаль, что всё так… повернулось. Против Него, против Неё, против Них. Но он не собирается просить прощения.       — Больной ублюдок, — в её голосе было столько злобы и ненависти, что чёрный маг на мгновение усомнился в её скрытой любви. Но то было лишь мгновение. Она текла, Феникс, он чувствовал это. Если бы не решётка, Даф бы была Его. Обстоятельства лишь возбуждали.       — Два сапога пара, Даф. Соулмейты, как-никак.       — Ты больше мне не соулмейт, Мордгиериг.       Молодой мужчина поморщился и закатил глаза, прислонившись к решётке и обхватив её длинными холодными пальцами. Длинные ногти были поломаны в нескольких местах, даже некоторые частички были отколоты к чертям, обнажая бордовую от прилившей крови кожицу. В глаза невольно бросалась метка, вылезающая из-под рукава серой рубашки. Дикая роза, шипастая, потрёпанная, малиново-бордовая. Её проклятье. Хорошо, что от этого можно избавиться.       В Магиксе имелся целый свод законов, относящийся к соулмейтам. И один из положений гласил: связь подлежит уничтожению, если один из соулмейтов приговорён к вечному заключению в измерении-тюрьме Омега.       Светлый Камень — знак того, что сосланный туда преступник ещё в состоянии исправиться, шанс на это ещё есть. Связь в этом случае не разрывают. А вот Омега — это конец. Преступник так заражён Мраком, что никакие практики перевоспитания не способны вернуть его в человеческое состояние.       Мордгиериг — не человек. Узурпатор, убийца, насильник, палач — но только не человек.       Тут уже всё было предрешено. Связь — разорвать. Молодого мужчину — во льды. Навсегда.       Их разъединили особыми ритуалами. Андреа больше не в состоянии пользоваться её магией, как и она — его собственной. Они больше не считаются соулмейтами, несмотря на то, что метку никакие силы не способны стереть. Теперь Даф, перешедшая в статус «лишённая», свободна и вольна выбирать свою судьбу. Её не назовут отступницей, потому что её бывший соулмейт — преступник галактического уровня, приговорённый к вечному заключению во льдах измерения Омега. Он мёртв для этого мира, он мёртв для своего соулмейта.       Но воспоминания ещё живы. Хочется заболеть амнезией, чтобы все страшные моменты и сам факт личности соулмейта стёрлись, как надоевшие попсовые песни. Неплохо бы их сжечь, как Гоголь сжёг второй том «Мёртвых душ». Без сожалений и угрызений совести.       — И что дальше, Даф? — он высунул своё лицо из клетки, приблизившись к возлюбленной. Её дыхание такое горячее, будто вот-вот из её рта вырвется огонь. А Хранительница невольно подумала, что это слишком странно. Странно, что такой громила умудрился просунуть своё рыло между двумя балками. — Как ты будешь без меня, предназначенного тебе судьбой?       — Прекрасно, — процедила она сквозь зубы. В глазах противников мелькнул огонь. — Ты мне не нужен. Я ненавижу тебя и проклинаю Дракона за свинью, которую он мне подложил. Надеюсь, ты на Омеге насмерть замёрзнешь.       Андреа широко и зловеще улыбнулся в ответ. Он её слишком хорошо знал. Да и их связь слишком сильна, чтобы так просто её игнорировать.       Лжёшь, моя маленькая сучка, лжёшь.       — Я же был в тебе, — Дафна вздрогнула от этой недвусмысленной фразы, задевшей еле заживающую рану. Он явно не перестанет напоминать об этом до своего заключения.– У тебя в руках ключи от моей камеры. Чего тебе стоит просто открыть её и освободить меня от этих оков. Или, если совесть тебя замучает, просто… — Андреа почти касался губами её губ. Её дыхание обжигало, глаза были подёрнуты знакомой дымкой, а тело — это прекрасное тело, которое он имел счастье держать в руках — потянулось к нему. — Просто позволим поддаться самим себе в последний раз. Можешь оседлать меня, детка.       — Ты херово соблазняешь, — оскалилась молодая женщина, отпрянув и сделав шаг назад. Её рука всё ещё покоилась на поясе. — Да и любовник из тебя говёный, раз всё что ты можешь — это насиловать.       Мордгиериг засмеялся, запрокинув голову. Кадык подёргивался в такт его хохоту, и жутко хотелось вырвать его. Или коснуться. Или поцеловать — Ему нравилось, когда она касалась губами этого места. Дафна рыкнула и тряхнула головой, стиснув ключи. О чём она думает? Всё кончено. Всё. Финита ля комедия.       — Правда? А вот твои стоны, которые мне продолжают сниться, говорят об обратном, — Мордгиериг обожал видеть рассерженную Даф. Её грудь, подрагивающая и вздымающаяся в такт её тяжёлому дыханию. Огонь в глазах и этот рык сквозь сцепленные зубы на конце выдоха и начале вдоха. Фурия, богиня войны, не иначе. — Давай, Даф. Я знаю, как ты мечтала найти своего соулмейта и быть с ним. Ну вот, я здесь, а ключи в твоих руках. Чего тебе стоит расстегнуть мои наручники и выпустить меня на свободу.       — Ты больше не мой соулмейт, пидор. И ты никогда им не был.       — Как хочешь, моя кошечка. Скоро ты взвоешь без меня.       Выйдя из себя, Огненная Дева пнула его по голени, хотя очень хотела попасть куда выше. Но Андреа всё так же скалился, словно ничего не почувствовал. А способен ли Он чувствовать что-то ещё кроме похоти, ненависти, жажды крови? Конечно, нет. И увиденное это только подтверждало.       — Приятной вечности во льдах, ублюдок, — она внезапно улыбнулась, даже оскалилась Ему в тон. Угрожающе, ликующе, но с затаённой болью. Потом стремительно развернулась и ушла, хлопнув дверью. Словно сбегая.       Андреа вернулся в тень и сел на скамейку, ожидая и так понятного всем приговора. Ладони потянулись к лицу.       А Даф, бросив ключи охраннику, сорвалась на бег. Глаза нещадно защипало.