Тень

      Во льдах было… холодно.       Восхитительная мысль скорее для земного Капитана Очевидность, не для преступника галактического масштаба Андреа Мордгиерига. Обычно, в хорошие дни, его мысли не столь нелепы в своей очевидности. Он обожал заводить монологи, заставляя своих соратников и пленников слушать его едва ли не часами. Ему были всегда необходимы слушатели.       Здесь, в Омеге, собеседницами чёрному магу могли быть только гигантские змеи, ползающие по холодной глади и сторожащие покой тюрьмы. Если бы он мог говорить. Если бы он мог пошевелиться. Если бы он мог хотя бы открыть глаза. Андреа слаб, слаб и холоден, с трудом осознавал самого себя, поэтому ему оставалось только думать и думать, развивая свои мысли от очевидностей до целых монологов на несколько часов минимум. Он лет за пять успеет свихнуться: каким бы Он ни был интровертом, Он нуждался в собеседнике. В Дафне, например. Нельзя сказать, что она — гений его уровня, но… Но. Это «но» разрасталось на целые листы формата A4, исписанные вдоль и поперёк.       Мужчина не знал, сколько он уже пробыл в камере. День? Месяц? Год? Может, даже десять лет? Время течёт в этом месте странно, как рассказывали ему преступники, которых он вытащил перед войной и завербовал. Тонкая Кишка пробыл здесь тридцать лет, а ему показалось, что сто.       Он слышал, как тихо и злобно шипят змеи в его сторону, проползая мимо его капсулы и шурша чешуёй, как крутятся вокруг какие-то салаги, поставленные Донной для охраны особо опасных преступников. Их голоса доносились сквозь плотную завесу, и порой он не понимал, что они там бурчат себе под нос. Слушать их бредни Мордгиеригу не прельщало, но он хотел услышать внятный человеческий говор. Чтобы удостовериться, что он не сходит с ума, что он всё ещё жив.       Чёрт побери, удручённо подумал Андреа, до чего я докатился. Как можно было умудриться так оплошать, попасться на крючок и не суметь изничтожить этих юнцов на корабле! Теперь стой тут, вмороженный в лёд, и думай, как бы не свихнуться окончательно.       Бандиты, верные и благодарные Ему, Адепту Тьмы, за освобождение из ледяных оков, говорили, что нет места для таких, как они все, хуже, чем Омега. Постоянный холод, состояние, когда ты и вне, и внутри своего тела; и вне, и внутри своего разума. Это одиночество, которое скрашивают только змеи, готовые вморозить тебя в пустынную землю при малейшей попытке побега. Другие преступники, поневоле оказавшиеся рядом, тоже молчат, и ты потихоньку сходишь с ума. Съезжаешь с катушек вместе со своей крышей: ты в одну сторону, она — в другую.       Феникс ниспослал ему испытание не сколько для тела, сколько для ума, острого и без того повёрнутого Первородной Тьмой. Хотя нет. Феникс привязан к своему ученику, Феникс не мог так с ним поступить. Это всё никчемные людишки: Команды Света, все эти армии, Генералы Магикса и их обезумевшие от горя (особенно Огрон) подручные. Они все не поняли харизмы и ума Андреа Гадеса Мордгиерига. Они просто испугались и поспешили воспротивиться. Даже Даф, которая Его хочет, отвернулась от Него и не соизволила явиться на отлёт. Ей тоже эти светлые промыли мозги. Её бы силы к Его — и весь, абсолютно весь мир был бы у их ног.       Послышался тихий стук каблуков. Двух пар. Их, женщин, двое. И они идут сюда. Андреа мысленно напрягся, пытаясь открыть глаза. Но замороженные веки не поддавались. Он всегда ненавидел быть бессильным, а сейчас эта ненависть пылала в нём огнём. Если бы этот огонь был настоящим, он мог бы растопить лёд и расплавить к Фениксу и слугам его капсулу. Но это была лишь ненависть. Абсолютно бессильная и оттого невыносимая.       — Вот Он, Андреа Мордгиериг, — он узнал этот голос, холодный, как и льды Омеги. Айси Фростбитт, Генерал Магикса Донна. Ледяная стерва, которая не сможет зачать ребёнка и у которой удалена к чёрту половина желудка. Яд был так хорош. — Посмотри-ка на него.       Вторая молчала. Её свет, несмотря на тёмные пятна из прошлого, раздражал и вызывал неприятные ощущения глубоко внутри. Хотелось спрататься в тень от этой слепящей ауры и сжаться в комок, Феникс!       Но Феникс почему-то Его, своего лучшего ученика, не слышал, не внимал Его просьбам. Неужели он бросил Его на растерзание ледяным змеям и на осмеяние всяким ледяным ведьмам? Неужели тёмный бог мёртв?       Айси заговорила, злобно и насмешливо:       — Увы, Даф — ха-ха! — приболела, поэтому сегодня я тебя навещаю. Она просила передать тебе привет и сказать, что она счастлива, что ты к ней, обмудок, больше не прикоснёшься.       Вспомнились ночи с маленькой Даф при этих словах, которые походили на тупой нож. Ведьма попыталась порезать Андреа этим тупым ножом, но максимум, что получится на его теле — некровоточащая царапина. Дафна, несмотря на все свои уверения в обратном, не хотела, чтобы всё закончилось вот так: Он — в Омеге, Она — в одиночестве. Дафна Абигейл Паркер любит Его, желает Его, скучает по Нему и тем мгновениям, когда они вместе погружались в липкий сладостный Мрак, извивающийся вокруг их тел.       — Айси, он всё равно тебя не слышит, не распинайся попусту! — да, это оказалась Галатея, раздражающе милая и сладкая, добренькая настолько, что ноют зубы, как после тонны съеденных сладостей.       Губы Мордгиерига могли бы искривиться в ехидной улыбке, если бы мышцы не превратились в дерево. Он прекрасно всё слышит. Ложь Донны насчёт истинных чувств Огненной Генеральши отрезвила его заторможенный разум (ха, да эта ледышка совсем ничего не знает о ней!). Но поможет ли это ему? Нет. Лучше уж оставаться в забытье, чем вечность сходить с ума снова и снова. Лучше взять и отключиться, ведь для этого Его и поместили в холодную клоаку.       Но рано или поздно о Нём вновь услышат. И Даф будет принадлежать Ему.