Тень

      Когда ночь миновала, Андреа снова стал полупрозрачным и неосязаемым. Снова стал живым призраком. Дафна облегчённо вздохнула, но следы Его прикосновений не смывались ни холодной водой, ни кипятком с мылом. Поэтому она решила вышибать клин клином и попыталась найтись. Найтись в руках действительно живого, действительно любимого и желанного человека, а не этого… Ублюдка, сукиного сына и чёрт-знает-кого-ещё.       Сайты знакомств, которые насоветовала Челси, места, где полно одиноких людей, ранее казались для Даф чушью, дурачеством и бессмыслицей. Она думала, что всё это для людей совсем потерявшихся, для людей, которым тупо делать нечего. Она так думала до тех пор, пока сама не ощутила себя на их месте. У гонящихся за партнёром, усиленно убегающих от приближающейся одинокой старости нет выбора. Они боятся остаться одни, им это общество навязало. «Один в поле не воин». Даже на Земле были подобные поговорки. Как бы бывшая жена дяди Гантлоса Лилит ни презирала землян, у них — магов и не магов, землян и жителей Волшебного Измерения — всё же есть общее. Навязанный (или нет) страх одиночества.       Вот только Дафна, в отличие от многих, бежала не от одиночества. Одинокая старость была куда благостнее, чем тень не-соулмейта в квартире, которая каждый месяц обретает плоть и распускает свои клешни. Суёт их куда не надо, куда она, Даф, должна пускать только возлюбленного и гинеколога.       Сперва она познакомилась с каким-то вполне симпатичным линфийцем. Тот во всех красках расписывал свою на деле сероватую жизнь: любовь девушек, блистательная учёба в Академии, красный диплом светлого мага, учёная степень по… зельеварению? Это было неважно.       Когда она привела его в свою квартиру поздно вечером с определёнными целями — снять напряжение и спугнуть Мордгиерига раз и навсегда — линфиец, раздев Огненную Деву до нижнего белья, скривился и заартачился. Мол, шрамы всё испортили. Мол, украшают шрамы только мужчин, а женщин — уродуют. Спросил, побывала ли Даф на войне. Она ответила, а линфиец уже был готов исторгнуть из себя ужин.       — Ты понимаешь, что это омерзительно?       — Что? Твоё мудацкое поведение?       — Твои шрамы. В одежде ты была такая красивая…       — А что тебе сейчас мешает? Ты же не со шрамами планируешь встречаться?       — Ты ни капли не женственная! Посмотри на себя!       — Как насчёт того, чтобы сначала глянуть на себя в зеркало, м? Ты же тоже не очень-то и мужественный, однако домой я тебя пригласила. А… Ну мог бы сразу сказать, что ты импотент, чего врать-то о своих постельных достижениях.       — Стерва!       — Кем меня только на войне не называли, — сил у Дафны злиться не было. — Давай, вали, ищи себе безмозглую куколку и развлекайся с ней. Я найду себе любовника получше.       — Да я…       — Да-да-да, уже слышала, какой ты альфа-самец, вот только его я здесь не вижу. Уёбывай.       Линфиец, оглушённый, стоял на месте, открыв рот.       — Давай-давай, я жду. Это моя квартира, если ты не забыл. И закрой рот — муха залетит.       Взбешённый линфиец ушёл, хлопнув дверью, а Даф, несолоно хлебавши, уныло поплелась на кухню, где её ждал початый бурбон. Так и алкоголичкой стать недолго. Хлестнув золотистой дурманящей жидкости в кружку, молодая женщина плюхнулась за стол и залпом выпила половину содержимого. В голову тут же ударило, но удручающие мысли не уплывали, пришвартованные к берегу всё такого же крепкого сознания.       — О, кое-кому не везёт с личной жизнью? Кое-кто говорил, что найдёт свою любовь и заведёт семью… — Дракон, нет. Только не этот. Дафна угрюмо взглянула на нависшего над ней Андреа-тень. Он загородил ей свет, даже будучи бесплотным. Демонстративно испила из кружки ещё.       — Пшёл нахуй, отмороженный, — устало огрызнулась женщина. — Не слышу, кстати, злорадства.       — Разве я когда-либо желал тебе чего-то плохого?.. — ласково, с отеческим укором спросил Он.       — Ты? — она фыркнула и скривилась. — Ты меня, если ты забыл, изнасиловал. И не раз, ёб твою мать. Ты убил мою маму, пытал моего отца, кокнул моего дядю… И после всего этого ты смеешь мне говорить такое?       — Твоя мама сама туда бросилась…       Дафна даже в плену поражалась циничности и той лёгкости, с которой Андреа говорил о смертях: о смерти её матери, о смерти ненавистного отца (он так улыбался, будто сбылась мечта всей его жизни). И сейчас, в бесплотной форме, он смеет говорить именно так, мол, сама виновата, нечего было свою дочь спасать ценой своей жизни. Она бы Его ударила по лицу, имейся такая возможность.       — Потому что ты мне кинул под ноги набитую чёрной магией гранату.       Он попытался взять её за раненную в тот страшный день руку, но призрачная магия пролетела сквозь неё. Андреа лишь вздохнул, снова вспомнив, что он не из плоти и крови. А ведь так хотелось вновь прикоснуться к бархатной коже и шелковистым волосам. Послушать вместе с ней музыку, лёжа на кровати голова к голове, плечо к плечу, рука к руке. Чувствовать тепло, пылающую в теле страсть. Просто чувствовать. Быть живым. Но тело мёрзнет в Омеге, а Её магия огня закрывается в глубинах её тела и рычит.       — Эта магия не убила тебя. Посмотри на свои шрамы на пальцах. Этого было бы достаточно, чтобы умереть.       — То есть, ты специально подкинул мне гранату, чтобы убить моих родителей? — безапелляционно, жёстко, уверенно и с нескрываемой ненавистью. Чёрный маг бы усмехнулся, имей он губы. Она имеет полное право ненавидеть, но он сам не понимал, почему. Она бы не умерла от осколка, как это случилось с миссис Паркер. Покойной миссис Паркер. Он безусловно знал, что Дафна очень сильно любит своих родителей, но чтобы настолько… Чтобы отказаться от своего суженого ради них?       — Они нам мешают быть вместе. Твоя память о матери, твой отец мешают нам воссоединиться из-за глупых предрассудков. Именно они не дают тебе раскрыть себя и свою магию для меня.       Рука с бурбоном замерла на полпути ко рту и ухнула вниз, оглушительно стукнув стаканом о стол. Жидкость выплеснулась на пальцы и запачкала стол блестящими, почти светящимися изнутри каплями.       Поначалу Даф не нашла, что сказать. То, что изрёк её не-соулмейт, просто не укладывалось в её голове. Циничная мразь. «Я насиловал тебя не потому, что я чокнутый маньяк, который жаждет власти, а потому что люблю тебя. Я убил твою мать не потому, что моя садистская натура жаждет твоей боли, а потому что она сама виновата. Я пытал твоего отца не потому, что хотел сделать тебе как можно больнее, а потому что…» Он просто сумасшедший, от которого надо бежать. Этому нельзя продолжаться. Надо сказать отцу. Он что-нибудь придумает.       Мысль об Огроне вернула ей дар речи и воздух в лёгкие.       — Ты испортил мне психику и жизнь, — прохрипела она, сжимая стекло в руке сильнее. — С какого это хрена я должна быть с тобой? Из-за метки? Из-за так называемой Связи? — Дафна скривилась, будто от зубной боли. — А не пойти ли бы тебе нахуй вместе с этой Связью? Если ты так любишь меня, никогда, слышишь, никогда не смей приближаться ко мне. Уходи. Даже к… — она осеклась, — если ты каким-то невероятным способом освободишься, не смей приходить сюда. Тебе тут не рады.       Мордгиериг всё ещё нависал над ней, ненавистно неощутимый. Даф жутко хотелось его ударить по лицу и заехать кулаком под дых. Но даже если и получилось бы Его задеть, помогло бы ли это? Нет, конечно. Эта наглая сволочь не уйдёт, пока не добьётся своего.       — Давай-давай. Я жду.       Тень растворилась в пространстве.       Даф сперва не поверила, что это случилось. Он ушёл. Он исчез с её воспалённых глаз. Просто исчез. Неужели Андреа её в кои-то веки услышал? Она не сдержала ликующей улыбки. Наконец-то, наконец-то она свободна!..