Здесь нас двое

- Группа, у нас новичок. Марианна узнала доктора Уэлча по его дряхлому голосу, потому что такой голос ожидается от терапевта: не слишком глубокий, но не слишком звонкий, более ритмичный, чем мелодичный, и радостно спокойный. Это действует на нервы, заставляет хотеть стиснуть зубы, нетерпеливо стучать тростью в такт часов на стене. Чай, который они подают здесь, ужасен. Единственное утешение - печенье его жены, о которой врач упомянул при первой встрече. Она пыталась представить себе его внешность. В том числе через прикосновения к его лицу. Марианна пообещала себе, что больше никогда этого не сделает. - Марианна, не хочешь представиться? - Не совсем, - её палец крутит обруч трости. - Просто ненавижу представляться. Два удара, ручка шаркает по бумаге и мягкий смех рядом с ней. - Всё в порядке. Лечение - процесс, который требует времени. У каждого свой темп. Ты просто должна найти свой. Теперь, кто хочет начать сегодняшнее собрание? И именно так Марианна встречает людей. Ну, не совсем так. Это призраки: бестелесные голоса, дрейфующие во тьме, их проявление жалости только усиливают и без того ужасное настроение. Уэлч, очень похожий на печально известного Херона на реке Мертвых, плывёт между ними, прося у них информацию с любопытством и вниманием через ключевые вопросы, иногда получая ответы, иногда оставаясь с пустыми руками, но это только заставляет его подталкивать ещё немного. - Как насчет тебя, Ирвин? Расскажи нам, как ты поживаешь? Что-то скрипит рядом с ней. Это странный звук, и она не может его понять, её мысли путаются всякий раз, когда она пытается думать об этом. - Я думал, мы договорились не называть меня так, Томас. Это перемена, тяжелый акцент. Не местный*. Её разум наполняется мягким криком волынок, кроваво-красными и лесно-зелеными килтами, пока человек с шотландским акцентом ворчит про себя. Она может сказать, что подобное случается каждый раз, когда Уэлч ошибается. - Да, конечно, Богг. А теперь скажи нам, что расстраивает тебя сегодня? - Нахождение здесь? Живот Марианны раздражённо сжимается. Разочарование Уэлча столь же лёгкое и мимолетное, как луч солнца, пробивающийся сквозь облака в серый день. Моргнёте, а его как не бывало, но она это чувствовала из любого угла комнаты. - Как и всегда. Может быть, в следующий раз. - Может быть, в следующий раз, - рявкает её сосед, - мы сможем получить здесь чашку приличного варева. Она кусает губу и поправляет солнцезащитные очки, которые пытаются соскользнуть с носа. Может, будет какая-то польза от них в конце концов. *** В четвертый четверг идёт дождь. Погода решила предать её, снег становится мокрым, всё остальное - грязным, стук о крыши становится водянистым, когда она добралась до места сеанса. Какая-то женщина оказалась достаточно любезна, чтобы посадить её в автобус, и Марианна уверена, что её лицо остается красным от гнева и смущения, даже когда она пересекает ступеньки комнаты, и Уэлч любезно берет её пальто. Она хочет кивнуть и просто сесть на своё кресло - на 10 часов, 8 шагов - когда он тихо кашляет за ее спиной. - Марианна, твой свитер задом наперед. Она выругивается сквозь зубы, напрягая челюсть. - Подержи. Вложив трость в неуверенную руку Уэлча, Марианна хватается за свитер и натягивает на голову, взъерошивая волосы. Что-то падает, - судя по звуку, очки, про которых она ​​всё время забывает, и почему она вообще продолжает носить такие большие и громоздкие вещи (она знает, почему, но она никогда не признается себе в этом), - но её руки слишком заняты поиском петельки. Только когда она поворачивает свитер в нужную сторону и надевает его, её волосы становятся не только взъерошенными, но и статичными, она распознает скрипящий звук, который останавливается рядом с ней. - Вы уронили, - снизу раздаётся тот странный голос, но она протягивает к нему руку, а другая, большая и узкая, кладёт предмет на ладонь, пальцы касаются запястья, прежде чем отойти со звуком. - Спасибо, - она ​​проверяет их на наличие повреждений, и не находя их, кладёт туда, где они должны быть. - Спасибо, мистер Кинг, - Уэлч касается своей рукой её ладони, прося разрешения, простая вежливость по отношению к слепым, но Марианну передёргивает от людей, которые так небрежно прикасаются к ней, и она поворачивается, чтобы схватить его за запястье, позволяя вести себя. - Теперь, пожалуйста, садитесь. Мы начинаем через несколько минут. Она понимает, что происходит молчаливый обмен, когда ее трость находит путь к её руке, верный, как и всегда. Уэлч тянет её за руку, пока трость не лязгает по металлу ножки стула, и её рука твердо не ухватывается за его спинку. Она плюхается на стул, приглаживает волосы рукой, а электричество проникает ей под кожу. На этот раз она не замечает звук, потому что вернулся голос, и он тяжелее, чем раньше, но всё же каким-то образом кажется отчужденным. - Чай? Трости едва удается не упасть между её колен, где она её держит, когда сидит. Она изо всех сил пытается поймать трость, всё ещё смущённая тем, какой неуклюжей выглядит. - Что? - Чай, - повторяет голос, по какой-то причине слегка расстроенный. - Ах, заметил, что вы пьёте чай. Вот. И пальцы снова соприкасаются, цепляясь за её грубую кожу короткими ногтями, и тёплое дно чашки из пенопласта ложится в её ладони. - О, - брови предают ее, поднимаясь, как стая потревоженных птиц. - Спасибо?.. Восходящий пар щекочет ноздри. Горячая жидкость, такая же ужасная, как и раньше: горькая, с привкусом сена и искусственных ароматизаторов, касается её губ и катится потоком кипящей воды по горлу, и Марианна глотает с небольшим отвращением. - Однажды, - говорит она никому конкретно, но надеется, что человек с акцентом слушает. - Здесь будет хороший чай. Не сегодня, но девушка может помечтать. Ей отвечает смех, короткий, но яркий, с глубокими горловатыми оттенками, и её голова поворачивается к звуку: привычка из другой жизни, но слишком поздно, чтобы наказывать себя за это. Мужчина, похоже, не возражает. - Да, мы все можем помечтать. Уэлч прерывает их прямо там, с его приветствиями, представлениями и вопросами. Марианна прижимает чашку к своей груди, - он ​​может быть ужасным на вкус, но чашка всё ещё выделяет тепло, - ощущая жар. Там рождается нечто, чему она нерешительно даёт имя. Что-то маленькое, яркое и очень слабое, поэтому она скрывает это за покрывалом сомнений и запирает там, чтобы никто не мог отобрать. Когда она возвращается домой после очередной схватки с собственным упрямым молчанием, поведением её соседа и бесплодными попытками Уэлча заставить их сотрудничать, Марианна вытаскивает это маленькое чувство наружу, отделяя его от всех случайных деталей дня. От всех звуков и шумов, и посмотреть на это единственным способом, доступным слепому человеку с чашкой хорошего чая в руке и телевизором, болтающим на фоне что-то о предстоящей президентской гонке. Только тогда она позволяет себе улыбаться. Только тогда она подумает принести мужчине приличную чашку кофе, чтобы, возможно, он тоже почувствовал этот мерцающий свет. *** - С каких пор ты начала пить кофе? - спрашивает она, её болтовня заставляет Марианну больше беспокоиться за других водителей на дороге, чем за себя, когда пальцы хватаются за ремень. - Я не начинала, - отвечает она сквозь зубы, когда машина резко поворачивает. Чувство плавания и когтей царапает кожу, но она толкает его обратно. Они останавливаются у красного света, слабые гудки пешеходного перехода, доносящиеся за окном, двигатель всё ещё мурлыкает. - Тогда зачем кофе? Я помню тот раз, когда ты должна была выпить его, чтобы дожить до выходных и… - Донна вздохнула. - Это для кого-то ещё? Конечно, не для дока Уэлча, не так ли? Не мне решать, но он стар. И женат. - Веди машину, Донна. И это не для Уэлча. Двигатель заревел, и Марианна отпускает ремень, чтобы взяться за ручку. - Ты должна сказать мне! - Нет, не должна. Тут не про что рассказывать. - Ещё один резкий поворот. - Клянусь, однажды они лишат тебя прав. А потом они резко останавливаются, и у Марианны сбивается дыхание. - Приехали. На десять минут позже, но… - Движение на сиденье водителя указывает на то, что стоическое выражение лица Марианны не помогло. - Ты в порядке? Ты совсем бледная. - Я в порядке, - рявкает она, пока скручивается живот. - Мне нужно выйти из машины. К счастью, Донна не задает больше вопросов. Она выходит, лязгая ключами, и оббегает машину, чтобы открыть пассажирское сиденье. - Ты уверена? - Да, меня просто тошнит. Ноги касаются земли, трость стучится о край тротуара. Запах бензина проникает в нос с каждым тяжелым вздохом. Эмоции бушуют в теле, Марианна складывает их в жужжащий шар и прячет для дальнейших размышлений, сосредотачивается на чашке, теплой, успокаивающей и, на удивление, не повреждённой в её руке после лихой поездки, в которой побывала. Рука Донны ложится на её локте и помогает встать. - Хочешь, чтобы я тебя проводила? - Нет. Думаю, я выучила, как подняться по лестнице. - Лёгкий толчок локтём, и её нога опирается на первую ступеньку. - Я калека, но не настолько. Один уверенный шаг, размашистый удар трости о землю. - Забери меня через час. Она опаздывает, но Уэлч, похоже, не злится. Он провожает её до места. - Рад, что ты присоединился к нам сегодня, Марианна. Мы волновались, что что-то случилось. - У меня всё хорошо, - но её рука, неуверенная, поправляет волосы на лбу, ещё одна старая привычка, умирающая. - Это хорошо. - У Уэлча уникальная походка: четкий шаг, за которым следует мгновение, и ещё один четкий шаг, а пятка стучит по напольной плитке. - Богг собирался поделиться с нами своими заботами. - Не совсем, - отвечает сосед, но он звучит приятно. - Ну что ж. Ева? Марианна задерживает дыхание и считает до трёх, прежде чем выдохнуть. - Вот, - она толкает чашку в направлении скрипов, которые настойчиво следуют за ним. Она полностью осознает, что делает из себя посмешище. Грубый сосед встаёт, его одежда шуршит. Ева рассказывает свою историю о несчастьях, о том, что парень разбился на его самолете, но Марианна не слушает. Она уже раз пять слышала эту историю, и лучше она от этого не стала. И на данный момент не имеет значения. Что важно, так это удивлённое молчание рядом с ней, за которым следует кашель. - Что это? - Кофе, - и её рука начинает неметь, напрягаться и вытягиваться. - Есть определённый вес, который я могу выдержать. Не могу справиться с большей частью, но кофе, кажется, самая легкая. А теперь возьмите эту чертову кружку, пока моя рука не упала. Он берёт, обняв ее за запястье, положив руку на чашку, и вес уходит. - Почему? - Потому что, когда ты слепой, люди чувствуют себя обязанными делать что-то для тебя. Вы не были. И я тоже. Мужчина не отвечает. Пластиковая крышка открывается, и она может уловить аромат сожжённых и вареных кофейных зёрен. - Вы выглядите как настоящий мрачный парень или вроде того. - Вы угадали. Он принюхивается и пьёт, зубы царапают край чашки, и Марианна чувствует, что её руки начинают мелко дрожать, поэтому она снимает очки и начинает вытирать их краем своей рубашки. Её чёлка падает на лицо. Стрижка, вероятно, в порядке. - Хороший кофе, - говорит мужчина, она удовлетворённо мурлычет от его слов и ещё больше склоняет голову. Её рот так и хочет растянуться в улыбке. Она едва позволяет появится ухмылке. - О, здорово. - Богг, Марианна, не хотите ли вы рассказать группе ваш предмет обсуждения? "Похоже, я опять как в школе", - думает она. - "Разве что можно есть во время урока." - Нет, - отвечает она. - Но я бы хотела поделиться чем-то другим. Марианна прекрасно понимает, что все смотрят на неё. Ей не нужно видеть, чтобы это знать. Её пальцы ещё немного возятся с очками. Узел внутри неё затягивается, и она с трепетом замирает, когда он начинает раскручиваться, как цветок весной, и теперь она ничего не может с этим поделать, слова выходят наружу, словно в её груди больше нет для них места. - Я боюсь ездить на переднем сиденье. - Почему? Вопрос Уэлча - осторожный и неуверенный. Достаточно: человек знает, что делает. Марианна закрывает глаза. Стекло разбивается. Она летит. Падает. - Потому что я чувствую себя так, будто стоит сделать одно неверное движение - и я вылечу через лобовое стекло. ________________________________________________________________________________________________ * во время диалогов Богга просто представляйте, что он не произносит один-два слога на слово и в целом говорит быстрее и грубее нужного.